Нобелевские лауреаты по экономике в XXI веке: в 3-х тт.

НОБЕЛЕВСКИЕ ЛАУРЕАТЫ  
ПО ЭКОНОМИКЕ В XXI ВЕКЕ

В ТРЕХ ТОМАХ

ТОМ 1: 2000–2007

Под редакцией А.Г. Худокормова

Москва 
ИНФРА-М 

2023

УДК 330.8
ББК 65.02
 
Н72

Н72

  
Нобелевские лауреаты по экономике в XXI веке : сборник научных 

трудов : в 3 томах. Том 1: 2000–2007 / под ред. А.Г. Худокормова. — 
Москва : ИНФРА-М, 2023. — 355 с. — (Научная мысль). — DOI 
10.12737/2078365.

ISBN 978-5-16-016710-7 (общий)
ISBN 978-5-16-018906-2 (print, том 1)
ISBN 978-5-16-111754-5 (online, том 1)
В том 1 включены статьи, посвященные лауреатам Нобелевской пре-

мии в области экономики за 2000–2007 гг.: Дж. Хекману, Д. МакФаддену, 
Дж. Акерлофу, М. Спенсу, Дж. Стиглицу, Д. Канеману, В. Смиту, Ф. Кид-
ланду, Э. Прескотту, Р. Ауману, Т. Шеллингу, Э. Фелпсу, Л. Гурвицу, Э. Ма-
скину, Р. Майерсону. Рассматриваются биографии ученых, их основные 
идеи, оценивается вклад в развитие экономической теории.

Для студентов экономических вузов и всех, кто интересуется экономи-

ческой теорией и историей экономической мысли.

УДК 330.8 
ББК 65.02

ISBN 978-5-16-016710-7 (общий)
ISBN 978-5-16-018906-2 (print, том 1)
ISBN 978-5-16-111754-5 (online, том 1)
© Коллектив авторов, 2023

О т в е т с т в е н н ы й  р е д а к т о р:

Худокормов А.Г., доктор экономических наук, профессор, заведую -

щий кафедрой истории народного хозяйства и экономических учений 
экономического факультета Московского государственного университета 
имени М.В. Ломоносова

Авторский коллектив

А.Г. Худокормов, доктор экономических наук, профессор, заве-

дующий кафедрой истории народного хозяйства и экономических 
учений экономического факультета Московского государственного 
университета имени М.В. Ломоносова;

Ю.Я. Ольсевич (1929–2016), доктор экономических наук, про-

фессор, профессор кафедры истории народного хозяйства и экономической 
мысли экономического факультета Московского государственного 
университета имени М.В. Ломоносова;

А.С. Нелюбина, магистрант экономического факультета Москов-

ского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

В.А. Банникова, магистрант экономического факультета Москов-

ского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

А.С. Мещеряков, магистрант экономического факультета Мос-

ковского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

Н.Ю. Коробкова, магистрант экономического факультета Мос-

ковского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

В.С. Фомина, магистрант экономического факультета Московского 

государственного университета имени М.В. Ломоносова;

Ю.С. Лепехова, магистрант экономического факультета Москов-

ского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

В.С. Маркина, магистрант экономического факультета Москов-

ского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

А.А. Измайлов, магистрант экономического факультета Москов-

ского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

А.А. Москалева, магистрант экономического факультета Москов-

ского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

А.А. Демина (Димиева), магистрант экономического факультета 

Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова;


А.М. Литовченко, магистрант экономического факультета Мос-

ковского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

Ю.К. Рябчевская, магистрант экономического факультета Мос-

ковского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

Л.С. Плеханова, магистрант экономического факультета Москов-

ского государственного университета имени М.В. Ломоносова;

М.М. Таипов, магистрант экономического факультета Московского 

государственного университета имени М.В. Ломоносова;

В.М. Соловьева, магистрант экономического факультета Москов-

ского государственного университета имени М.В. Ломоносова.

Нобелевские премии в переломный 

период экономической истории1

Ю.Я. Ольсевич

Включенные в данный сборник статьи освещают творчество боль-

шинства лауреатов, получивших Нобелевскую премию по экономике 
в период с 2001 по 2014 г.2 Примерно в этот период (а точнее, 
с азиатско-европейского кризиса 1998 г.) начался упадок господствовавшего 
ранее монетаризма, а вслед за мировым кризисом 2008–
2009 гг. последовала дискредитация и других течений экономической 
мысли — неоклассического синтеза, посткейнсианства и неоинсти-
туционализма.

На авансцену вышла в качестве независимого направления, отри-

цающего всякое умозрительное теоретизирование и опирающегося 
только на эксперимент и эмпирические данные, поведенческая, или 
приземленная, экономика. Это направление пока не получило самостоятельного 
нобелевского статуса, но его исследования активно 
пытаются использовать для собственной реанимации традиционные 
направления, находящиеся в явном упадке.

Экономическая наука, которая была с 1969 г. зачислена в разряд 

нобелевских наук (где с 1901 г. значатся физика, химия, медицина 
и физиология), с тех пор старалась укрепить этот статус открытием 
вечных истин. Но таких истин в экономической науке очень мало, 
и с их помощью нельзя объяснить глубокие перемены и процессы 
в современном всемирном хозяйстве. Отсюда, думается, двойственность 
и противоречивость в отборе нобелевских лауреатов: 
стремление сочетать неизменность представлений о предмете с развитием, 
изменением методов его изучения. Предметом является 
более или менее конкурентный рынок с его агентами и посредниками, 
а методами изучения — описание и моделирование поведения этих 
агентов в разных рыночных ситуациях.

Но если предположить, что предметом изучения экономической 

теории является конкурентный (в разной степени) рынок, то из этого 
определения предмета выпадают структурно-технологические, организационные 
процессы, не получающие адекватного объяснения 

1 
Данная статья оказалась, к сожалению, последней в творчестве видного российского 
экономиста, доктора экономических наук, профессора Ю.Я. Оль-
севича (1929–2016).

2 
В данном томе с 2000 по 2007 г.

в категориях рынка, а изменения в экономической политике рассматриваются 
как внеэкономический фактор, хотя они могут порождаться 
экономическими соображениями, выходящими за пределы действия 
механизма рыночной конкуренции. Иначе говоря, современная экономическая 
система в большой и все растущей своей части рыночной 
не является, поскольку выступает объектом внешнего регулирования.

За двумя тяжелыми экономическими кризисами — азиатско-евро-

пейским 1998 г. и общемировым 2008–2009 гг. — последовало назре-
вание энергетического, начавшегося в 2015 г. и грозящего перерасти 
в новый общеэкономический. Эти кризисы происходят на фоне глубоких 
перемен в социально-политических, технологических и организационных 
структурах мирового хозяйства и переплетаются с ними.

Находятся ли исследования, посвященные этим проблемам и этим 

процессам, в сфере внимания Нобелевского комитета?

На вопрос журналиста, почему Нобелевский комитет не рас-

сматривает работы ученых, посвященные анализу причин мирового 
кризиса 2008–2009 гг., сотрудник этого комитета ответил: «Кризисы 
приходят и уходят, а экономика остается». Конечно, этот ответ 
не более чем уклонение от прямого ответа. В действительности ответ 
был дан присуждением в 2013 г. Нобелевской премии одновременно 
нынешнему главе Чикагской школы неоклассику Ю. Фаме и видному 
представителю посткейнсианства Дж. Шиллеру. При этом в своей 
обычной манере комитет применил камуфляж, на сей раз двой ной. 
Во-первых, в формуле присуждения даже не упоминается термин 
«макроэкономика», во-вторых, как обычно, нет и намека на различие 
позиций лауреатов. Между тем Фама в своих публикациях о кризисе, 
как это свой ственно неоклассикам, взваливает вину на государство, 
которое своей кредитно-денежной политикой поощряло безудержные 
спекуляции и надувание финансовых пузырей, что деформировало 
рыночный механизм равновесия.

Шиллер же (вслед за нобелевскими лауреатами — посткейнси-

анцами Дж. Акерлофом и Дж. Стиглицем) полагает, что сам рынок 
частично базируется на «иррациональном начале» (включающем 
такие характеристики агентов, как доверчивость, недобросовестность, 
денежный фетишизм, подражательство, стадное поведение). Акерлоф 
и Шиллер полагают, что поведенческие факторы, а не рациональный 
расчет определяют поведение агентов рынка на 25%.

За последнюю пару десятилетий сформировалось широкое на-

правление, представители которого считают, что эти факторы играют 
еще большую, даже преобладающую роль. К нему можно отнести 
нобелевского лауреата 2002 г. психолога Д. Канемана и весьма многочисленных 
теперь сторонников самостоятельного направления поведенческой 
теории. Его лидеры пока не стали лауреатами Нобелевской 
премии, но возглавляли после кризиса 2008–2009 гг. специально 

созданные при правительствах США и Англии органы экономического 
регулирования1.

Задача этих органов — кардинально усилить роль государ-

ственного воздействия на экономику, но не прежними безадресными 
макроэкономическими мерами, а избирательным подталкиванием 
нужных секторов экономики в требуемом направлении.

Если политика подталкивания окажется успешной, ведущие те-

чения современной экономической теории — неоклассическое, пост-
кейнсианское, неоинституционализм — поспешат приспособить его 
к своей основной доктрине, и посткейнсианство в этом частично уже 
преуспело. Однако можно предположить, что поведенческое направление 
уже теперь претендует на самостоятельную и даже ведущую 
роль.

Это противоречивое состояние современной экономической 

теории, которая продолжает господствовать в преподавании, но дискредитирована 
на практике, заставляет Нобелевский комитет маневрировать, 
сохраняя хорошую мину при плохой игре.

Когда читаешь формулировки Нобелевского комитета с моти-

вациями присуждения очередных премий, создается перевернутое 
впечатление, что часы, отмеряющие время развития экономической 
системы, стоят, а стрелки часов, отмеряющие прогресс экономической 
науки, быстро движутся вперед.

Невольно закрадывается подозрение, что Нобелевский комитет 

сознательно или интуитивно стремится поставить экономическую 
науку в один ряд с физикой, химией, медициной и физиологией, 
науками, открывающими вечные и универсальные законы, применяя 
все новые и новые инструменты и методы исследования к одному 
и тому же объекту.

И отчасти Комитет прав, но только отчасти — в той мере, в какой 

вечными можно считать некоторые экономические законы поведения. 
Однако в целом экономический мир меняется у нас на глазах, причем 
ускоряющимся темпом. Отражаются ли эти изменения в развитии 
самого предмета экономических исследований? Если судить по экономической 
литературе, то, бесспорно, да. Если же судить по формулировкам 
в отношении лауреатов, чьи работы рассматриваются 
в данном сборнике, то нет.

В 2001 г. Дж. Стиглиц, Дж. Акерлоф и М. Спенс получили премию 

«за анализ рынков с несимметричной информацией» (заметим, что 
такие рынки существовали всегда, но в меняющихся формах).

В 2002 г. Д. Канеман и В. Смит награждены «за исследование 

формирования суждений и принятия решений в условиях неопределенности» (
очевидно, что та или иная степень неопределенности 
присутствует постоянно).

1 
Р. Талер получил Нобелевскую премию по экономике в 2017 г.

В 2005 г. Р. Ауман и Т. Шеллинг — «за углубление нашего пони-

мания сути конфликта путем анализа теории игр» (комментарии 
не требуются, ибо понятие «игра» применимо к любой эпохе).

В 2006 г. Э. Фелпс отмечен «за проведенный анализ межвре-

менных соотношений в макроэкономической политике». (В таком 
общем виде формула малосодержательна, ибо о результатах анализа 
умалчивается.)

В 2008 г. П. Кругман — за разработку новой теории торговли 

и новой экономической географии, в результате которой он «углубил 
понимание детерминант торговли и размещения экономической деятельности» (
заметим, что такая разработка применима к любой эпохе 
международной торговли).

В 2010 г. К. Писсаридес (совместно с П. Даймондом и Д. Мар-

тенсеном) — «за исследование рынков с моделями поиска» (речь 
идет о разработке моделей для поиска безработными подходящих 
рабочих мест и о поиске работодателями подходящих работников. 
Тема актуальна всегда и повсеместно).

В 2011 г. Т. Сарджент и К. Симс — «за эмпирические исследования 

причин и ожиданий в макроэкономике». (Речь идет об исследовании 
причинно-психологических связей на макроуровне без выявления их 
специфики в разных исторических условиях.)

В 2012 г. Л. Шепли и Э. Рот — за исследования в области теории 

игр. (Речь идет о теории многостороннего выбора, когда субъекты 
разных совокупностей — например, потенциальные женихи и невесты 
одновременно выбирают друг друга.)

В 2013 г. Ю. Фама и Р. Шиллер — «за эмпирический анализ цен 

на активы». (Бессодержательная формула, за которой скрываются 
диаметрально противоположные позиции монетариста Фамы и нео-
кейнсианца Шиллера.)

В 2014 г. Ж. Тироль — «за анализ рыночной власти и ее регули-

рования» (т.е. форм монополии, монопсонии, без указания на их 
исторические формы).

В экономике как сфере человеческой деятельности есть неиз-

менное ядро, отражающее неизменность природной основы человеческой 
психики. Более того, как в некой циклической повторяемости 
смены некоторых фундаментальных черт экономических систем 
(централизм — децентрализация, общинность — классовость, обмен — 
субсидиарность и др.), так и в известной ограниченности, в рамках 
этой смены отражается структурная динамика данного ядра, борьба 
в этом ядре разнородных его элементов (т.е. борьба разных типов 
человеческой психики, которая протекает в меняющихся, развивающихся 
формах). Все это находит отражение в формировании противоборствующих 
сил в экономической политике, сменяющих друг 

друга господствующих элит и в конкурирующих течениях и школах 
экономической мысли.

С учетом сказанного становится понятным истинный смысл 

туманных формул присуждения премий в 2001 и 2002 гг. Как уже 
упоминалось, в 1998 г. страны Азии — Японию, Китай, Индонезию 
и другие, а затем ряд стран Европы, в том числе Россию, поразил экономический 
кризис. Эра процветания в Западной Европе и Японии, 
длившаяся почти 20 лет, закончилась. Экономисты возложили вину 
за кризис на финансовые пузыри, надуваемые чрезмерным кредитованием. 
А пузыри, в свою очередь, нашли объяснение в асимметрии 
информации и в ошибочности решений, принимаемых в условиях 
неопределенности. Эти объяснения неизбежности частичных кризисов, 
выдвинутые посткейнсианцами Стиглицем, Акерлофом 
и Спенсом, дополненные объяснениями психолога Д. Канемана 
и экономиста В. Смита, и были фактически отмечены Нобелевскими 
премиями за 2001 и 2002 гг.

Казалось бы, евразийский кризис 1998 г. должен был насторожить 

мировую элиту и указать ей на угрозу мирового кризиса. Но не тут-то 
было! Кризис 1998 г. всерьез не затронул США, и здесь продолжала 
царить эйфория, безудержная, полукриминальная экспансия кредита. 
Не удивительно, что в экономической политике продолжал царить 
курс на дерегулирование, а в теории — неолиберальные концепции 
саморегулирования рынка.

Но что означало дерегулирование в условиях гигантской концен-

трации и централизации финансового капитала в руках немногих 
американских, а также английских и японских банков и финансовых 
корпораций, и усиления их контроля над финансовыми рынками? 
Оно означало вовсе не устранение регулирования, а передачу роли 
регулятора из рук государства в руки банков и финансовых корпораций 
мирового масштаба. В этом и состоит реальное содержание 
неолиберальной риторики в обоснование тезиса о саморегулировании 
финансовых рынков и призывах к отказу от государственного регулирования 
экономики вообще. Имелось в виду, что саморегулируемые 
финансовые рынки обеспечивают регулирование мировой экономике 
в целом.

Конкуренция между мелкими и средними компаниями на нацио-

нальном и мировом рынках совсем не похожа на равноправную игру, 
ибо здесь от решений отдельных игроков мало что зависит, и они 
могут только апеллировать к государству, его власти и политике. 
Но конкуренция между гигантскими корпорациями действительно 
приобретает форму азартной игры, исход которой — вытеснение либо 
подчинение более слабого, или компромисс со взаимными уступками 
и сотрудничеством. Теория игр пришла в экономику из военно-
стратегических бункеров Пентагона, где исследовали возможности 

регулирования силового противостояния великих держав и разного 
рода международных конфликтов вообще. Именно разработчикам 
этой теории Дж. Харсаньи, Дж. Нэшу и Р. Селтену была присуждена 
Нобелевская премия в 1994 г. В 2005 г. этой премией опять-таки 
отмечены сотрудники американского военного исследовательского 
центра Р. Ауман и Т. Шеллинг за исследование «сути конфликта 
путем анализа теории игр». По проблематике к премии 2005 г. примыкает 
премия 2012 г., которую получили также американские математики 
Л. Шепли и Э. Рот за дальнейшую разработку теории игр, 
а именно за теорию многостороннего взаимного выбора партнеров 
(т.е. ситуации, при которой каждый из многих участников взаимного 
выбора обладает различными качествами и имеет различные приоритеты 
при взаимной оценке). Хотя сами авторы разрабатывали эту 
теорию на условном примере взаимного выбора между потенциальными 
женихами и невестами, имеющими разные приоритеты при 
взаимной оценке, ясно, что в политической стратегии эта методика 
применима при вычислении потенциальных союзников, а в экономике — 
возможных альянсов, слияний и поглощений крупных фирм 
и интеграции национальных рынков.

Нобелевский комитет, отмечая в 2008 г., что Кругман предложил 

новую теорию международной торговли, не объясняет, в чем именно 
состоит эта новизна. Между тем исследование Кругмана имеет принципиальное 
значение для понимания того, почему современная мировая 
торговля развивается прежде всего за счет внутриотраслевой 
вертикальной и горизонтальной специализации развитых стран, а развивающиеся 
страны лишь частично участвуют в этой специализации, 
выполняя наименее квалифицированные и наиболее трудоемкие 
функции (например, автосборка). Развитые страны специализируются 
на наукоемких и высококвалифицированных функциях. Занимая 
подчиненное положение во внутриотраслевой специализации, 
развивающиеся страны остаются топливно-сырьевыми придатками 
развитых стран, а также поставщиками малоквалифицированной 
рабочей силы. Модель, разработанная Кругманом, учитывала принципиально 
новое международное разделение труда, но при этом 
опиралась на старую предпосылку о равновесии торговых балансов, 
а говоря в более широком плане — из предпосылки об общем рыночном 
равновесии.

Однако на протяжении последних трех десятилетий это равно-

весие все в большей степени нарушалось, поскольку товарный импорт 
США все больше превышал экспорт. В итоге в банках и других финансовых 
корпорациях США накапливались многие сотни миллиардов 
долларов, принадлежащих предпринимателям Китая, Японии, 
нефтедобывающих и многих других стран, включая Россию.

Этот импортированный в США капитал и был использован для 

кредитования массового строительства ипотечного жилья, ибо собственные 
сбережения населения в США были хронически намного 
меньше инвестиций. Однако средств у населения для оплаты ипотеки 
явно не хватало, ипотечное жилье обесценилось, банки, выдавшие 
ипотечные кредиты, разорились, и это явилось главным (но не единственным) 
фактором, развязавшим затяжной и глубокий кризис 
в США, а затем и во всем мире в 2008–2009 гг. Если бы не массированное 
вмешательство государства, кризис перерос бы в долговременную 
депрессию. Все это означает, что любая мирохозяйственная 
модель, не учитывающая скрытно накапливающихся дисбалансов, 
исходящая из постулата о самосохраняющемся динамическом равновесии, 
является ущербной. Такой была и модель Кругмана, за которую 
он получил Нобелевскую премию.

Заметим, что даже у тех лауреатов, которые наиболее критично 

относились к устойчивости сложившегося рыночного механизма 
(Стиглиц, Акерлоф, Шиллер, Канеман, Фелпс), речь шла о возможности 
частичных кризисов, а не о неизбежности общемирового кризиса 
перепроизводства. Что же касается послекризисных премий, 
то при их присуждении в Нобелевском комитете сознательно игнорировали 
проблематику кризиса, объясняя это тем, что «кризисы 
приходят и уходят, а экономика остается». Иначе говоря, подобно 
страусу, прятали голову в песок.

Однако для подобного игнорирования можно найти и реальные 

основания. Одно состоит в том, что в опубликованных работах хотя 
и существуют объяснения причин кризиса, но они противоречивы 
и не выдвинуто пока приемлемых предложений по предотвращению 
подобных кризисов.

Другое состоит в том, что мировой кризис 2008–2009 гг. хотя 

и явился мощным экономическим и идеологическим потрясением, 
не оказал столь же глубокого социального и политического воздействия. 
Пособия по безработице, разного рода поддержка мелким 
предприятиям, где занято большинство трудящихся, поддержка 
банков, общественные работы и другие срочные государственные 
меры затормозили углубление экономического кризиса и не дали 
ему перерасти в социально-политический кризис.

Весьма показательно, что в результате кризиса как демократи-

ческая администрация США, так и консервативное правительство 
Англии отвернулись от основных направлений, враждовавших друг 
с другом на авансцене макроэкономической теории (от монетаризма, 
посткейнсианства, неоинституционализма), и обратились к аутсайдерам, 
разработчикам приземленной, поведенческой концепции, 
которые не претендовали на знание глубинных причин кризиса и чудодейственных 
эликсиров лечения, зато предлагали конкретные