«Православный тихий Дон» в творчестве М.А. Шолохова и его предшественников

Москва

ИНФРА-М

202«ПРАВОСЛАВНЫЙ

ТИХИЙ ДОН»
В ТВОРЧЕСТВЕ
М.А. ШОЛОХОВА

И ЕГО ПРЕДШЕСТВЕННИКОВ

Ë.Ã. ÑÀÒÀÐÎÂÀ

МОНОГРАФИЯ

Сатарова Л.Г.

С21 
 
«Православный тихий Дон» в творчестве М.А. Шолохова и его пред-

шественников : монография / Л.Г. Сатарова. — Москва : ИНФРА-М, 
2023. — 270 с. — (Научная мысль). — DOI 10.12737/monography_5caee2b3
9c1180.61714185.

ISBN 978-5-16-017481-5 (print)
ISBN 978-5-16-106664-5 (online)

В монографии поставлена проблема возвращения донской прозы и публи-

цистики в полном объеме, а значит и возвращения творчества М.А. Шолохова, 
в свое естественное русло. Автор работы предлагает свой путь исследования, да-
лекий как от узкой, подчас спекулятивной постановки проблемы соавторства, так 
и от негативного отношения к тому, что было сделано в донской прозе до М.А. 
Шолохова. Определяется взаимодействие М.А. Шолохова со своими предшест-
венниками как органическая преемственность определенного круга идей, типов 
характера, системы христианских ценностей, которые были сформированы ря-
дом писателей эпохи рубежа XIX–XX веков.

Адресована студентам-филологам, преподавателям вузов, а также всем, кто 

интересуется историей и культурой казачества.

УДК 82.09(075.4)

ББК 83.3

УДК  82.09(075.4)
ББК  83.3
 
С21

© Сатарова Л.Г., 2019

ISBN 978-5-16-017481-5 (print)
ISBN 978-5-16-106664-5 (online)

Р е ц е н з е н т ы: 

Усачева О.Ю. — доктор филологических наук, профессор; 
Попков В.А. — доктор философских наук, профессор 

Введение

Возрождающееся казачество, которое постепенно становится 
одним из определяющих факторов возвращения России к тра-
диционным ценностям многовековой православной культуры, 
требует серьезного научного анализа и оценки своего прошлого. 
В ряду осмысления исторических, экономических, политических 
предпосылок, приведших к уничтожению сословия казаков в гра-
жданскую войну, литературное творчество писателей-донцов за-
нимает далеко не последнее место. Эпоха рубежа ХIХ–ХХ веков 
была переломной и для Области войска Донского. Россия стояла 
накануне грандиозных, катастрофических перемен, и донское каза-
чество — исторически сложившийся, верный оплот государствен-
ности — должно было определиться перед лицом новых течений 
и веяний. Можно высказать предположение, что судьба России ре-
шалась в эти годы на Дону, ибо среди многочисленных казачьих 
образований государства Российского именно войско Донское яв-
лялось самым крупным и дееспособным. Оно обладало наиболее 
крепкими и укорененными в прошлом традициями, колоритным 
бытом, неповторимым духовным укладом, которые обогатили и со-
кровищницу общерусской культуры десятками известных имен 
в разных областях деятельности. То, что большинство этих дея-
телей не приняли Октябрьскую революцию, погибли в боях граж-
данской войны или эмигрировали за границу, явилось причиной 
замалчивания достоинств и успехов значительнейшего пласта рус-
ской жизни. Из памяти поколений, живших при советской власти, 
были вычеркнуты имена многих писателей, внесших свою лепту 
в художественное изображение родного края и получивших все-
российское и даже всемирное признание. Это П. Краснов, романы 
которого, по самым скромным подсчетам, читаются на семнадцати 
языках; это С. Арефин, Ф. Крюков, Р. Кумов, И. Родионов, И. Са-
занов и многие другие. Сейчас положение изменилось к лучшему — 
произведения этих писателей возвращаются соотечественникам. 
Однако процесс этот сложен и противоречив, связан с определен-
ными трудностями: многое утеряно и погибло безвозвратно — ру-
кописи, архивы, публикации, биографические данные. В данной 
монографии я буду опираться на тот материал, который имеется 
в наших центральных библиотеках и архивах, хотя он и не может 
претендовать на исчерпывающую полноту. Многое разыскивается, 
у наших ученых ограничен доступ к казачьим архивам за рубежом, 
и восполнение всего объема литературы о донском казачестве эпохи 
рубежа доступно будет, пожалуй, только научно-исследователь-
скому институту, занимающемуся проблемами казачьей культуры.

В монографии во главу угла будет положена идея преемствен-
ности отечественной культуры, которая сумела преодолеть и свя-
зать разрыв, вызванный революцией. Многовековая история каза-
чества в России завершилась его гибелью, и трагедия казаков, их 
раскол на «белых» и «красных», последствия которого мы пожи-
наем и по сегодняшний день (даже сейчас в возрождаемом казаче-
стве нет единства), явились темой таких неоднозначных романов, 
как «Тихий Дон» М. Шолохова, «От Двуглавого Орла — к крас-
ному знамени» П.Н. Краснова, «Жертвы вечерние» И. Родионова. 
В данной работе речь пойдет не только об этих итоговых произведениях, 
но и самих истоках зарождения темы донцов в литературе, 
ее развитии, эволюции, полемике писателей друг с другом. Произведения 
же на историческую тему — а их к концу ХIХ века было 
немало в донской литературе, достаточно упомянуть огромное 
наследие только одного Д. Мордовцева, составившее около ста 
томов, — будут привлекаться по мере надобности для прояснения 
взглядов того или иного писателя на судьбы казачества, определяющие 
его подход к современности. Таким образом, в центре 
внимания оказываются: Ф. Крюков — признанный мастер-бытописатель 
дореволюционного Дона, П. Краснов — известнейший 
военный беллетрист, Р. Кумов — писатель духовно-религиозного 
склада, знаток казачьего быта С. Арефин, в какой-то степени И. Родионов. 
Конечно, только этими именами не исчерпывается донская 
литература эпохи рубежа, но именно эти писатели, как в фокусе, 
отразили в своем творчестве основные, ведущие тенденции и противоречия 
развития прозы о донском казачестве. (Поэзия и драматургия 
в монографии рассматриваться не будут — они представляют 
самостоятельный интерес.)
Творчество М. Шолохова 1920-х гг. органично наследует многое 
из того, что было сделано его предшественниками. В пореволюци-
онные годы он не был единственным писателем, занимавшимся 
казачьей темой, можно назвать некоторые имена и произведения, 
связанные с ней («Разин Степан» Чапыгина, «Фенькин яр» Му-
хина-Молотова и др.). Но они смогли составить только фон, на ко-
тором бесспорным событием, недосягаемой художественной вер-
шиной стал «Тихий Дон», который требует сегодня современного 
прочтения в новом контексте и с новых методологических по-
зиций. Настало время обратиться к теме православного тихого 
Дона, каким он изображен в творчестве М. Шолохова, ибо именно 
здесь, по этой духовной линии осуществляется его связь с предше-
ственниками.
Чтобы обосновать правомерность подобной постановки 
проблемы, обратимся к сборнику «Русское зарубежье в год тыся-
челетия крещения Руси», который подводит определенный итог 

развитию христианства в нашей стране. Доминантой большинства 
статей сборника является мысль об идеале православной жизни 
и культуры, который, как ни старались, не смогли уничтожить боль-
шевики и который сохранялся и в литературе советского периода. 
Имплицитный характер существования этого идеала обнаружива-
ется в подчас совершенно неожиданных произведениях и у совер-
шенно неожиданных авторов. Речь здесь идет не о том, что героями 
произведений являются верующие христиане или близкие к ним 
по настрою души, а о той системе ценностей, которая продолжала 
оставаться основной для человека. Так, именно в этом плане вы-
деляет патр. Кирилл (Гундяев) христианский подход к личности 
и событиям в творчестве В. Астафьева, А. Ахматовой, В. Белова, 
М. Булгакова, С. Залыгина, Л. Леонова, Б. Пастернака, А. Плато-
нова, В. Распутина и др. Он справедливо замечает: «Тот христи-
анский идеал, который на протяжении тысячелетия православной 
церковью воспитывался в народе, не исчез с исчезновением офи-
циальной ведущей роли Церкви в нашем обществе, но сохранился 
в нашей культуре и продолжал оказывать свое воздействие на умы 
и сердца людей»1.
Раннее творчество М. Шолохова демонстрирует именно этот 
источник его гуманизма, нравственной проблематики и особен-
ностей духовных состояний героев. В «Тихом Доне» развернута 
сложная картина взаимоотношений человека с Богом, причем автор 
одинаково внимателен как к героям — носителям народного благочестия, 
так и к тем, кто оказался ввергнутым в процесс апостасии. 
В донской эпопее и не могло быть иначе: казачество исторически 
создавалось как вид религиозного братства, и немеркнущие православные 
ценности всегда были тем духовным стержнем, который 
изнутри поддерживал его существование. Мы не можем достоверно 
судить о личной религиозности М. Шолохова, это вопрос его совести, 
но это и не главное. В своей прозе он дал картины народной 
жизни, которая веками шлифовалась Церковью. И ни один из донских 
писателей — предшественников М. Шолохова — не обошел 
вниманием эту проблему. Возвращенная казачья литература, создавшая 
новый контекст для прочтения «Тихого Дона», ориентирует 
анализ именно на традиции духовности, как они отразились 
на страницах эпопеи.
Наиболее «повезло» в плане возвращения Федору Крюкову. 
В 1990 году его двойной юбилей (он родился в 1870 году, умер в 1920 
году) был отмечен выходом в свет двух сборников — «“Офицерша”: 
Повести и рассказы»2 и «Рассказы. Публицистика»3 с обширной 
вступительной статьей и примечаниями Ф. Бирюкова. Вокруг последней 
завязалась полемика, в которую оказались втянуты и сами 
казаки. Так, в первом же номере газеты «Станица»4, издаваемой 

Союзом казачьих войск России, было выражено несогласие с тем, 
как отредактировали Ф. Крюкова в «Советской России». Автор заметки 
считает, что Ф. Крюков не нуждается в «подкрашивании», 
его позиция в борьбе с большевиками была однозначной, на Учредительном 
Собрании, делегатом которого он стал, Ф. Крюков собирался 
голосовать за конституционную монархию. В «Станице» полностью 
приводится знаменитое стихотворение в прозе Ф. Крюкова 
«Родимый край», которое в московском сборнике было напечатано 
в урезанном виде. Откликнулись на выход сборника и «Казачьи ведомости», 
в этой газете была напечатана моя статья «Возвращение 
Федора Крюкова»5.
О жизни и творчестве Ф. Крюкова писали и раньше, в 1960-е годы. 
В. Проскурин в журнале «Русская литература» опубликовал статью 
«К характеристике творчества и личности Федора Крюкова»6, в которой 
впервые за годы советской власти был дан по-своему цельный 
портрет писателя, хотя в чем-то и не совсем точный. Сейчас проза 
Ф. Крюкова довольно активно публикуется в разных журналах: 
«Москве», «Советском воине», «Русском богатстве» и др. Более того, 
Ф. Крюков стал героем по меньшей мере двух произведений — «Крас-
ного колеса» А. Солженицына и «Красных дней» А. Знаменского, 
где образ его рассматривается с противоположных позиций. Однако 
оценка этих художественных трактовок не входит в нашу задачу.
Интерес к Ф. Крюкову подогревается и так называемой проб-
лемой соавторства. Хотя в ней видится и некоторый положи-
тельный смысл — она не давала забыть о всех возможных предтечах 
М. Шолохова, но ее разработка на сегодняшний день не продви-
нулась дальше гипотезы, которая приняла застывший характер. 
Первая постановка этой проблемы принадлежала Д*(И. Медве-
девой-Томашевской)7, которая выдвинула в качестве основной 
задачи своего исследования отслоение авторского и соавторского 
начал, реконструкцию первоначального и подлинного, по ее 
мнению, создания Ф. Крюкова. Уже первые отклики шолоховедов-
специалистов (в основном, зарубежных) достаточно убедительно 
доказали несостоятельность этой попытки, ее умозрительность, 
произвольность посылок. 26 апреля 1975 года в Квинс-Коллежде 
в Нью-Йорке состоялась дискуссия на тему: «Кто автор “Тихого 
Дона”?» Выступили: проф. Г. Ермолаев, проф. Д. Стюарт, проф. 
Р. Магвайр, проф. М. Хэйворд, проф. Г. Хьетсо. Все пять профес-
соров однозначно высказались в пользу авторства М. Шолохова. 
Поверхностное, приблизительное знание Д* Верхне-Донского 
восстания, истории гражданской войны на Дону, географии Дон-
ского края было отмечено Г. Ермолаевым в специальной рецензии. 
Даже А. Макаров и С. Макарова, выступившие сторонниками Д*, 
не могли не отметить в своей работе следующего момента:

«Однако слабые стороны как самого выбранного метода 
И.Н. Медведевой-Томашевской, так и полученные результаты тре-
буют особого рассмотрения и обсуждения, ибо ограничения из-
бранного метода не позволяют однозначно и окончательно решить 
поставленную проблему, а многочисленные неточности создают 
основу для “опровержения” и неприятия концепции в целом»8.
Со своей стороны заметим, что резко снижают впечатление 
от книги Д* столь очевидные промахи, которые говорят об элемен-
тарной невнимательности к тексту романа, к некоторым истори-
ческим и биографическим справкам, проверить которые не состав-
ляло особого труда. Например, имение Ягодное почему-то назы-
вается Д* Яблочным, в предисловии А. Солженицына Ф. Крюков 
выступает в качестве издателя журнала «Донская волна», тогда как 
он редактировал газету «Донские ведомости». Подобные примеры 
легко умножить.
В 1975 году в Париже выходит книга Р. Медведева «Куда течет 
“Тихий Дон”», а в 1977 году в Кембридже — его же «Загадки лите-
ратурной биографии Шолохова». В 1989 году в «Вопросах литера-
туры» публикуется глава из книги Р. Медведева, которая позволяет 
уточнить его позицию в проблеме соавторства. Он пишет: «Я не об-
виняю Шолохова в плагиате, хотя я также думаю и об использо-
вании какой-то рукописи или даже многих рукописей и мемуаров»9. 
Р. Медведев пошел вроде бы по иному пути, чем его предшествен-
ница, совершенно отказавшая М. Шолохову даже в подобии лите-
ратурного таланта. Однако в слепке авторской личности, которую 
пытается воссоздать Р. Медведев, исходя из текста «Тихого Дона», 
присутствует та же ошибка, что и в работе Д*. Он утверждает, что 
любовь к казачеству и неприязнь к иногородним, ощущаемая в ро-
мане, типична для Ф. Крюкова-сепаратиста, но не для М. Шоло-
хова, не-казака по происхождению.
В этом аргументе настораживают три момента: во-первых, 
Ф. Крюков никогда не был убежденным автономистом — сторон-
ником отделения Дона от России, а уже после Февраля и вовсе 
грустил и скорбел о падении Империи, о чем свидетельствуют его 
очерки последних лет. Во-вторых, М. Шолохов одно время по про-
исхождению числился казаком по линии отца и перестал быть им 
только после усыновления иногородним отчимом, женившимся 
на его матери. В-третьих, суть вопроса состоит вовсе не в жесткой 
предопределенности, которая связывается Р. Медведевым с фак-
тором рождения. Он здесь оказывается зависимым от вульгарно-
социологического подхода, сложившегося в советской критике 
1920-х гг., который утверждал, что создавать пролетарскую ли-
тературу могут только пролетарские писатели, все же остальные 
относились в лучшем случае к попутчикам, если не врагам новой 

культуры. Если следовать этой логике, то полноценно писать о ка-
зачестве могут только казаки. Но история литературы свидетель-
ствует об обратном — Н. Гоголь или Л. Толстой казаками не были, 
а создали шедевры.
Не является убедительным и утверждение Р. Медведева 
о сплошной партийности и тенденциозности «Донских рассказов», 
которые контрастируют с объективностью повествования в «Тихом 
Доне». Художественная концепция гражданской войны, в которой 
неправедны обе стороны, сложилась у М. Шолохова уже в донском 
цикле, в нем однозначно осуждалась жестокость как белых, так 
и красных. На этот факт справедливо указал Р. Медведеву Г. Ермо-
лаев10, полемизируя с ним по поводу принадлежности М. Шолохова 
к комсомолу в 20-е годы. Г. Ермолаев приводит интересные све-
дения о том бытовом окружении, в которое попадает молодой Шо-
лохов, женившийся в 1924 году на Марии Громославской. Ее отец, 
Петр Громославский, не только бывший станичный атаман, личный 
почетный гражданин, но и церковный служитель. Его старший сын 
учился в духовной семинарии в Новочеркасске, а брак М. Шолохова 
и М. Громославской был освящен таинством венчания в церкви. 
Следовательно, среда, в которую попал М. Шолохов, культивиро-
вала уважительное отношение к прошлому, прежде всего — к религиозным 
ценностям. Не отличалась религиозным нигилизмом 
и семья Шолоховых, в которой воспитывался будущий писатель, 
его отец владел обширной библиотекой, которой сын пользовался 
с раннего возраста. Таким образом, утверждение о том, что познания 
и позиция молодого М. Шолохова не выходили за границы 
психологии продотрядника, не соответствуют истине, и об этом 
прежде всего говорят ранние художественные опыты автора «Тихого 
Дона», которые тот же Р. Медведев оценивает выше, чем проба 
пера в прозе юного Лермонтова.
Анализируя полемику, связанную с проблемой соавторства, 
приходится только удивляться тому факту, как быстро обрастает 
всякого рода ошибками и неточностями та или иная версия. Так, 
Г. Ермолаев насчитал их в книге Р. Медведева по линии истории — 
полдюжины, по линии литературы — тридцать. Но это не значит, 
что сам Г. Ермолаев совершенно свободен от критики в этом 
плане. Взаимные уличения, вольные и невольные искажения, 
подчеркнуто свободные, размашистые интерпретации фактов 
стали обычным явлением в этой полемике. На фоне своеобразных 
дуэлей, которые были представлены на страницах «Вопросов ли-
тературы» и которые должны были выявить все «за» и «против» 
авторства М. Шолохова, выделяется статья М. Мезенцева «Судьба 
романа»11. Ее автор в прошлом был активным пропагандистом 
творчества М. Шолохова, но ссора с писателем, в которой прео-

бладали мотивы личного порядка, заставила все поменять местами. 
М. Мезенцев выдвинул свой подход к решению проблемы — это 
поиск и систематизация сходных моментов в прозе М. Шолохова 
и Ф. Крюкова. (Он насчитал их около двухсот.) Однако несмотря 
на некоторые остроумные повороты в трактовке похожих эпи-
зодов и мотивов, мы не можем признать позицию М. Мезенцева 
убедительной и разрешающей проблему. Роман «Тихий Дон» дей-
ствительно энциклопедичен, и если сравнить его со всей казачьей 
донской литературой, предшествующей М. Шолохову, то совпа-
дения (и не только фабульные!) можно обнаружить и с П.Н. Крас-
новым, и с Р. Кумовым, и с И. Родионовым, и с С. Арефиным, 
и даже с совсем малоизвестными писателями. Например, в рас-
сказе И. Сазанова «Дома»12 одним из рефренов является мотив 
жизни казака «не по совести». Да и весь бытовой фон, земледель-
ческий уклад, каким он изображен в рассказе, очень похож на шо-
лоховский и перекликается с ним. Но стоит ли делать на этом 
основании радикальные выводы?
А ведь сторонники проблемы соавторства выдвигают все 
новых и новых претендентов. Количество совпадений у М. Шоло-
хова с предшественниками выглядит не менее внушительно, чем 
с прозой Ф. Крюкова. И в данной монографии эти моменты (хотя 
далеко не все) будут рассмотрены. Но беда М. Мезенцева состоит 
в том, что он задался целью сокрушить авторитет М. Шолохова 
любыми средствами. Такая установка не могла не отразиться 
на подгонке к своей версии тех архивных материалов из фонда 
Ф. Крюкова, в которых отражена его переписка. В романе М. Шо-
лохова существует дневник безымянного студента-казака, который 
М. Мезенцевым расценивается как явное свидетельство плагиата. 
При этом он ссылается на сходство жизненной судьбы литератур-
ного героя и близкого друга Ф. Крюкова Д. Ветютнева. Однако 
М. Мезенцеву, очевидно, осталось неизвестным мнение самого 
Д. Ветютнева по поводу проблемы соавторства, изложенное им 
в 1936 году (он публиковался под псевдонимом «Д. Воротынский»): 
«…Во время нашего великого исхода из России на Дону было два 
крупных казачьих писателя: Ф. Крюков и Р. Кумов. Первый умер, 
отступая с Донской армией, на Кубани, второй умер в Новочер-
касске. С Ф. Крюковым я был связан многолетней дружбой, я был 
посвящен в планы его замыслов, и если некоторые ему приписы-
вают «потерю» начала «Тихого Дона», то я достоверно знаю, что 
такого романа он никогда не мыслил писать. Что касается Р. Ку-
мова, которого тоже впутывают в эту легенду, то и Кумов такого 
романа писать не собирался. Есть у Кумова незаконченный роман 
«Пирамида», тоже из жизни донских казаков, но он не опубли-
кован, и рукопись его хранится в Берлине по сие время. Из мелких 

донских писателей (подчеркиваю, донских, ибо надо знать красоты 
казачьей разговорной речи) такой рукописи, конечно, ни у кого 
не имелось…»13.
Однако «дневник» оказался настолько соблазнительной при-
манкой для противников М. Шолохова, что один из них, З. Бар-
Селла, выстраивает свою версию, отталкиваясь от него и доказывая, 
что ни М. Шолохов, ни Ф. Крюков авторами “Тихого Дона” быть 
не могли. Но тогда кто же? О Р. Кумове Д. Воротынский выска-
зался с предельной ясностью. З. Бар-Селла отвечает описательным 
образом: «Поэтому сообщаем: истинный автор “Тихого Дона” нами 
установлен. Вот некоторые сведения о нем: донской казак по про-
исхождению, учился в Московском Императорском университете, 
автор двух (кроме “Тихого Дона”) книг, расстрелян красными 
в январе 1920 года в городе Ростове н/Д. В момент гибели ему еще 
не исполнилось тридцати лет»14.
Публикация фрагмента работы З. Бар-Селлы «“Тихий Дон” 
против Шолохова» симптоматична. Она показывает тупиковую си-
туацию с Ф. Крюковым, как возможным автором романа. Сколько 
было приложено сил к разоблачению М. Шолохова, но доказать 
ничего не удалось. Тогда начинает отрабатываться другая версия, 
основанная опять же на предположении А. Солженицына об ав-
торе — неизвестном гении. Этой точке зрения воздали должное 
З. Бар-Селла и М. Каганская, справедливо замечая в начале работы 
о невозможности авторства Ф. Крюкова: «Ф. Крюков писатель 
неплохой, не хуже Чирикова, и написал много, и публиковался 
часто, и откликался на события… Да и непохоже…Все другое, одно 
общее — про казаков. Но ведь и про казаков не всякий роман — 
“Тихий Дон”»15.
Метод самого З. Бар-Селлы состоит в том, что он утверждает 
абсолютный приоритет стилистического анализа содержания ро-
мана с целью реконструкции истинного автора. Он отмечает ряд 
неточностей в тексте «Тихого Дона», делая далеко идущие вы-
воды. Но безупречен ли он сам в логике, аргументах, хотя бы 
в адекватном пересказе произведений казачьей литературы, мало 
доступной для рядового читателя? В глаза бросается следующая 
подробность: в общих чертах передавая содержание романа И. Ро-
дионова «Жертвы вечерние», он в одном предложении допускает 
три ошибки16. Так, «юный казачий офицер» — вовсе не главный 
герой произведения, им является бывший гимназист Юрочка Ки-
реев, у которого нет никакой возлюбленной, а следовательно, нет 
и долгих разговоров с ней на протяжении всего романа о сущности 
и причинах поразившей Россию катастрофы. Казачий офицер как 
эпизодический персонаж действительно появляется на страницах 
романа и действительно излагает некие идеи, но это весьма далеко