75000

 
 
А.П. Чехов 
 
 
 
 
 
75000 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Москва 
ИНФРА-М 
2013 
 

1 

УДК 822 
ББК  84 (2 Рос=Рус) 
 
Ч 56 
 
 
 
Чехов А.П. 
75000. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 6 с. – (Библиотека русской 
классики). 
 

 
 
 
 ББК  
 
 
ISBN 978-5-16-007001-8                © Оформление. ИНФРА-М, 2013 
 
 

 
         
Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16.  
Гарнитура Newton.  Бумага офсетная. 
Усл. печ. л. 15,0. Уч.изд. л. 18,72. 
Тираж 5000 экз. Заказ № 
Цена свободная. 

 
«Научно-издательский центр ИНФРА-М» 
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1 
Тел.: (495) 3800540, 3800543.  Факс: (495) 3639212 
E-mail: books@infra-m.ru    http://www.infra-m.ru 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

2 

Ночью, часов в 12, по Тверскому бульвару шли два приятеля. 
Один высокий, красивый брюнет в поношенной медвежьей шубе и 
цилиндре, другой — маленький, рыженький человек в рыжем 
пальто с белыми костяными пуговицами. Оба шли и молчали. 
Брюнет слегка насвистывал мазурку, рыжий угрюмо глядел себе 
под ноги и то и дело сплевывал в сторону. 
— Не посидеть ли нам? — предложил наконец брюнет, когда 
оба приятеля увидели темный силуэт Пушкина и огонек над воротами Страстного монастыря. 
Рыжий молча согласился, и приятели уселись. 
— У меня есть к тебе маленькая просьба, Николай Борисыч, — 
сказал брюнет после некоторого молчания. — Не можешь ли ты, 
друг, дать мне взаймы рублей десять — пятнадцать? Через неделю 
отдам… 
Рыжий молчал. 
— Я не стал бы тебя и беспокоить, если бы не нужда. Скверную 
штуку сыграла со мной сегодня судьба… Жена дала мне сегодня 
утром заложить свой браслет… Нужно ей за свою сестренку в 
гимназию заплатить… Я, знаешь, заложил и вот… при тебе сегодня в стуколку нечаянно проиграл… 
Рыжий задвигался и крякнул. 
— Пустой ты человек, Василий Иваныч! — сказал он, покрививши рот злой усмешкой. — Пустой человек! Какое ты право 
имел садиться с барынями играть в стуколку, если ты знал, что эти 
деньги не твои, а чужие? Ну, не пустой ли ты человек, не фат ли? 
Постой, не перебивай… Дай я тебе раз навсегда выскажу… К чему 
эти вечно новые костюмы, эта вот булавка на галстухе? Для тебя 
ли, нищего, мода? К чему этот дурацкий цилиндр? Тебе, живущему на счет жены, платить пятнадцать рублей за цилиндр, когда отлично, не в ущерб ни моде, ни эстетике, ты мог бы проходить в 
трехрублевой шапке! К чему это вечное хвастанье своими нeсуществующими знакомствами? Знаком и с Хохловым, и с Плевако, и 
со всеми редакторами! Когда ты сегодня лгал о своих знакомствах, 
у меня за тебя глаза и уши горели! Лжешь и не краснеешь! А когда 
ты играешь с этими барынями, проигрываешь им женины деньги, 
ты так пошло и глупо улыбаешься, что просто… пощечины жалко! 
— Ну оставь, оставь… Ты не в духе сегодня… 

3 

— Ну, пусть это фатовство есть мальчишество, школьничество… Я согласен допустить это, Василий Иваныч… ты еще молод… Но не допущу я… не пойму одной вещи… Как мог ты, играя 
с теми куклами… сподличать? Я видел, как ты, сдавая, достал себе 
из-под низу пикового туза! 
Василий Иваныч покраснел, как школьник, и начал оправдываться. Рыжий настаивал на своем. Спорили громко и долго. Наконец оба мало-помалу умолкли и задумались. 
— Это правда, я сильно завертелся, — сказал брюнет после 
долгого молчания. — Правда… Весь я потратился, задолжался, 
растратил кое-что чужое и теперь не знаю, как выпутаться. Знаешь 
ли ты то невыносимое, скверное чувство, когда всё тело чешется и 
когда у тебя нет средства от этой чесотки? Нечто вроде этого чувства я испытываю теперь… Весь по уши залез в дебри… Совестно 
и людей и самого себя… Делаю массу глупостей, гадостей, из самых мелких побуждений, и в то же время никак не могу остановиться… Скверно! Получи я наследство или выиграй, так бросил 
бы, кажется, всё на свете и родился бы снова… А ты, Николай Борисыч, не осуждай меня… не бросай камня… Вспомни пальмовского Неклюжева… 
— Помню я твоего Неклюжева, — сказал рыжий. — Помню… 
Сожрал чужие деньги, налопался и после обеда захотел покейфовать: перед девчонкой расхныкался!.. До обеда, небось, не похныкал… Стыдно писателям идеализировать подобных подлецов! Не 
будь у этого Неклюжева счастливой наружности и галантных манер, не влюбилась бы в него купеческая дочка и не было бы раскаяния… Вообще подлецам судьба дает счастливые наружности… 
Все ведь вы купидоны. Вас любят, в вас влюбляются… Вам 
страшно везет по части женщин! 
Рыжий встал и заходил около скамьи. 
— Твоя жена, например… честная, благородная женщина… за 
что она могла полюбить тебя? За что? И сегодня вот, целый вечер, 
в то время, когда ты врал и ломался, не отрывала от тебя глаз хорошенькая блондинка… Вас, Неклюжевых, любят, вам жертвуют, 
а тут всю жизнь работаешь, бьешься как рыба об лед… честен, как 
сама честность, и — хоть бы одна счастливая минута! А еще тоже… помнишь? Был я женихом твоей жены Ольги Алексеевны, 
когда она еще не знала тебя, был немножко счастлив, но подвернулся ты и… я пропал… 
— Ррревность! — усмехнулся брюнет. — А я и не знал, что ты 
так ревнив! 
По лицу Николая Борисыча пробежало чувство досады и гадливости… Он машинально, сам того не сознавая, протянул вперед 

4 

руку и… махнул ею. Звук пощечины нарушил тишину ночи… Цилиндр слетел с головы брюнета и покатился по утоптанному снегу. 
Всё это произошло в одну секунду, неожиданно, и вышло глупо, 
нелепо. Рыжему тотчас же стало стыдно этой пощечины. Он уткнул лицо в полинялый воротник своего пальто и зашагал по бульвару. Дойдя до Пушкина, он оглянулся на брюнета, постоял минуту неподвижно и, словно испугавшись чего-то, побежал к Тверской… 
Василий Иваныч долго просидел молча и не двигаясь. Мимо 
него прошла какая-то женщина и со смехом подала ему его цилиндр. Он машинально поблагодарил, поднялся и пошел. 
«Сейчас зуденье начнется, — думал он через полчаса, взбираясь 
по длинной лестнице к себе на квартиру. — Достанется мне от 
супруги за проигрыш! Всю ночь будет проповедь читать! Чёрт бы 
ее взял совсем! Скажу, что потерял деньги…» 
Дойдя до своей двери, он робко позвонил. Его впустила кухарка… 
— Проздравляем вас! — сказала ему кухарка, ухмыляясь во всё 
лицо. 
— С чем это? 
— А вот увидите-с! Смилостивился бог! 
Василий Иванович пожал плечами и вошел в спальную. Там за 
письменным столом сидела его жена Ольга Алексеевна, маленькая 
блондиночка с папильотками в волосах. Она писала. Перед ней 
лежало несколько уже готовых, запечатанных писем. Увидев мужа, она вскочила и бросилась ему на шею. 
— Ты пришел? — заговорила она. — Какое счастье! Ты не можешь себе представить, какое счастье! Со мной истерика была, 
Вася, от такой неожиданности… На, читай! 
И она, прыгнув к столу, взяла газету и поднесла ее к лицу мужа. 
— Читай! Мой билет выиграл 75000! Ведь у меня есть билет! 
Честное слово, есть! Я скрывала его от тебя потому что… потому 
что… ты бы заложил его. Николай Борисыч, когда был женихом, 
подарил мне этот билет, а потом не захотел его взять обратно. Какой хороший человек этот Николай Борисыч! Теперь мы ужасно 
богаты! Ты теперь исправишься, не будешь вести беспорядочную 
жизнь. Ведь ты кутил и обманывал меня от недостатков, от бедности. Я это понимаю. Ты умный, порядочный… 
Ольга Алексеевна прошлась по комнате и засмеялась. 
— Вот неожиданность! Ходила я, ходила из угла в угол, бранила тебя за твое распутство, ненавидела и потом села от тоски газету читать… И вдруг вижу!.. Написала всем письма… сестрам, матери… То-то обрадуются, бедные! Но куда же ты? 

5 

Василий Иваныч заглянул в газету… Ошеломленный, бледный, 
не слушая жены, он простоял некоторое время молча, что-то придумывая, потом надел свой цилиндр и вышел из дому. 
— На Большую Дмитровку, номера NN! — крикнул он извозчику. 
В номерах он не застал того, кто ему был нужен. Знакомый ему 
номер был заперт. 
«Она, должно быть, в театре, — подумал он, — а из театра… 
ужинать поехала… Подожду немного…» 
И он остался ждать… Прошло полчаса, прошел час… Он прошелся по коридору и поговорил с сонным лакеем… Внизу на номерных часах пробило три… Наконец, потеряв терпение, он начал 
медленно спускаться вниз к выходу… Но судьба сжалилась над 
ним… 
У самого подъезда он встретился с высокой, тощей брюнеткой, 
окутанной в длинное боа. За ней по пятам следовал какой-то господин в синих очках и мерлушковой шапке. 
— Виноват, — обратился Василий Иваныч к даме. — Могу ли я 
обеспокоить вас на одну минуту? 
Дама и мужчина нахмурились. 
— Я сейчас, — сказала дама мужчине и пошла с Василием 
Ивановичем к газовому рожку. — Что вам нужно? 
— Я к тебе… к вам, Надин, по делу, — начал, заикаясь, Василий Иваныч. — Жаль, что с тобою этот господин, а то я бы тебе 
всё рассказал… 
— Да что такое? Мне некогда! 
— Завела себе новых обожателей, да и некогда! Хороша, нечего 
сказать! За что ты прогнала меня от себя под Рождество? Ты не 
захотела со мной жить, потому что… потому что я тебе не доставлял достаточно средств к жизни… Вот ты и неправа, оказывается… Да… Помнишь ты тот билет, что я подарил тебе на именины? 
На, читай! Он выиграл 75000! 
Дама взяла в руки газету и жадными, словно испуганными глазами стала искать телеграммы из Петербурга… И она нашла… 
В это же самое время другие глаза, заплаканные, тупые от горя, 
почти безумные, глядели в шкатулку и искали билета… Всю ночь 
искали эти глаза и не нашли. Билет был украден, и Ольга Алексеевна знала, кто украл его. 
В эту же самую ночь рыжий Николай Борисыч ворочался с боку 
на бок и старался уснуть, но не уснул до самого утра. Ему было 
стыдно той пощечины.