Эпистемология и философия науки, 2014, том 39, №1

ÑÎÄÅÐÆÀÍÈÅ [CONTENTS]

Editorial

STS: опережающая натурализация или догоняющая
модернизация? [STS: Anticipatory Naturalization
or Catching up Modernization?] .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 5
И.Т. Касавин [Ilya Kasavin]

Panel Discussion: On Our Inner World and How It Appears to Us

Как нам представлен наш внутренний мир? [On Our Inner World
and How It Appears to Us].  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 18
Е.В. ЗолотухинаАболина [Elena ZolotuhinaAbolina]

Внутренний мир в перспективе конструктивизма [The Inner World
from a Constructivist Perspective] .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 29
В.И. Пржиленский [Vladimir Przhilenskiy]

Феноменологические концепции сознания и проблема
внутреннего мира [Phenomenological Conceptions
of Consciousness and the Problem of the Inner World] .  .  .  .  .  .  .  . 34
М.А. Белоусов [Michael Belousov]

На каком языке субъективность говорит сама с собой? [In What
Language Does Subjectivity Speak to Itself?].  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 39
С.С.Мерзляков [Sergey Merzlyakov]

Аспекты «внутреннего мира» и семантика естественного языка
[Aspectsof“theInnerWorld”andSemanticsofNaturalLanguage] .  . 44
П.С. Куслий [Petr Kusliy]

Ответ оппонентам [A Reply to the Opponents] .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 51
Е.В. ЗолотухинаАболина [Elena ZolotuhinaAbolina]

Epistemology and Cognition

A Progress Report on Cognitive Foundationalism
and Metaphysical Realism.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 53
Tom Rockmore

Эклектика и синкретизм: к вопросу о системности
научного знания [Eclecticism and Syncretism:
on Systemacy of Scientific Knowledge] .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 60
Л.А. Микешина [Lyudmila Mikeshina]

Об эпистемологической самобытности коллективных
познавательных процессов [On the Epistemological
Originality of the Collective Cognitive Processes] .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 79
А.А. Крушанов [Alexander Krushanov]

2

Проблема «третьего мира» в современной эпистемологии
[The Problem of the “Third World” in Contemporary
Epistemology] .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 96
Г.Д. Левин [Georgy Levin]

Language and Mind

Феноменологическая интерпретация «принципа
удовольствия» [Phenomenological Interpretation
of the «Pleasure Principle»] .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 111
А.В. Емельянов [Alexandr Emelyanov]

Онтологический статус феномена дискурса
[Ontological Status of the Phenomenon of Discourse] .  .  .  .  .  .  . 124
В.Т. Фаритов [Vyacheslav Faritov]

Vista

The Arrival and Establishment of Analytic Philosophy in Spain .  .  .  .  .  . 137
Juan J. Acero

Casestudies – Science studies

К вопросу о структуре псевдонауки: псевдонаука как девиантная
интерпретация [To the Question of Structure of Pseudoscience:
Pseudoscience as Deviant Interpretation] .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 152
А.М. Конопкин [Alexey Konopkin]

Interdisciplinary Studies

Научная революция в медицине XVIII в.
[Scientific Revolution in Medicine
of the XVIIIth Century].  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 173
А.М. Сточик, С.Н. Затравкин [Andrey Stochik, Sergey Zatravkin]

Стиль научного мышления: эпохальная или дисциплинарная
концепция? [A Style of Scientific Thinking: A Epochal
or a Disciplinary Concept?] .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 191
А.А. Поздняков [Alexandr Pozdnyakov]

Редукционизм и холизм в познании живого: методологический
диалог [Reductionism and Holism in a Process of Cognition
of the Living: a Methodological Dialogue ].  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 211
Е.Б. Музрукова, Р.А. Фандо [Elena Muzrukova, Roman Fando]

Archive

Отто Нейрат и движение за единство науки [Translation:
Otto Neurath. Die neue Enzyklopaedie
des wissenschaftlichen Empirismus] .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 227
В.В. Болатаев [Vitaly Bolataev]

Новая энциклопедия научного эмпиризма.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 229
Отто Нейрат

3

Book Reviews

Философские исследования значения в Институте философии РАН
[Philosophical Investigations of Meaning at the Institute
of Philosophy, RAS] .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 241
П.С. Куслий [Petr Kusliy]

Рациональность и культура [Rationality and Culture] .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 249
В.В. Болатаев [Vitaly Bolataev]

Памятка для авторов
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   . 253

Подписка .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   . 254

4

Editor:
Ilya Kasavin (Institute of Philosophy, Russian Academy of Sciences (IPh RAS))

Editorial Assistants:
Irina Gerasimova (IPh RAS)
Petr Kusliy (IPh RAS)
Vitaliy Bolataev (NRU HSE)

Editorial Board:
Alexandre Antonovski (IPh RAS), Vladimir Arshinov (IPh RAS), Valentin Bazhanov
(Ulyanovsk State U), Irina Chernikova (Tomsk State U), Vladimir Filatov (RSUH), Vitaly
Gorokhov (IPh RAS), Vladimir Kolpakov (IPh RAS), Natalia Kuznetsova (RSUH),
Jennifer Lackey (Northwestern U, USA), Joan Leach (U. of Queensland, Australia),
Natalia Martishina (Siberian Transport U), Lyudmila Mikeshina (Moscow State
Pedagogical U), Alexander Nikiforov (IPh RAS), Alexander Ogurtsov (IPh RAS),
Vladimir Porus (NRU Higher School of Economics), Sergei Sekundant (Odessa State
U, Ukraine), Sergei Schavelev (Kursk State Medical U), Yaroslav Shramko (Kryvyi Rih
National U, Ukraine)

International Editorial Council:
Steve Fuller (U of Warwick, Great Britain), Piama Gaidenko (IPh RAS, Russia),
Abdusalam Guseinov (IPh RAS, Russia), Rom Harre (London School of Economics,
Great Britain), Jaakko Hintikka (Boston U, USA), Vladislav Lektorski (IPh RAS,
Russia), Hans Lenk (U Karlsruhe, Germany), Vladimir Mironov (Moscow state U,
Russia), Hans Poser (Technische U Berlin, Germany), Tom Rockmore (Duquesne U,
USA), Vyacheslav Stepin (IPh RAS, Russia)

Публикуемые материалы прошли процедуру рецензирования
и экспертного отбора.
Журнал включен в новый перечень периодических изданий, рекомендованных
Высшей аттестационной комиссией РФ для публикации материалов кандидатских и
докторских диссертационных исследований в области философии, социологии и
культурологии (с 1 января 2007 г.).
All materials underwent the process of anonymous peer review and were
appoved for publication by the Editorial Board.

© Институт философии РАН. Все права защищены, 2014
© «АльфаМ», 2014
© Institute of Philosophy RAS. All rights reserved, 2014
© «AlfaM», 2014

STS: ОПЕРЕЖАЮЩАЯ НАТУРАЛИЗАЦИЯ

ИЛИ ДОГОНЯЮЩАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ1?

STS: ANTICIPATORY NATURALIZATION

OR CATCHING UP MODERNIZATION?

ÝÏÈÑÒÅÌÎËÎÃÈß & ÔÈËÎÑÎÔÈß ÍÀÓÊÈ 2014 Ò. XXXIX ¹ 1

Editorial
5

Илья Теодорович Касавин – доктор философских наук,
членкорреспондент
РАН, заведующий сектором социальной эпистемологии Института
философии
РАН. Email:
itkasavin@gmail.com.

Science and Technology Studies (STS) является одним из ведущих мировых трендов в философскомеждисциплинарных исследованиях, который обнаруживает явные параллели с российской традицией философии науки и науковедения. Анализ этой предметной области показывает, что перед STS сегодня стоят
по крайней мере две задачи: избежать собственного идейного застоя и внести
практический вклад во взаимоотношения науки и общества. Первая в целом решается в междисциплинарном взаимодействии философии и других дисциплин, изучающих науку. Решение второй задачи состоит в том, чтобы поддерживать баланс между нормой культурной автономии научного исследования, с одной стороны, и фактическим бытием науки как социального института – с
другой. Обе эти задачи изначально предполагают акцент на философской
точке зрения и некоторое снижение технологизма, свойственное STS. Нужно
осмысление эмпирического бытия науки поставить в зависимость от изначальных задач философской рефлексии: соразмерить многообразие реальности с
культурноисторическим разнообразием духа.
Ключевые слова: наука, техника, науковедение, философия науки, история
науки,социологиянауки,натурализм,ситуационныеисследования,мировоззрение.

Ilya Kasavin – doctor of
philosophical
sciences,
correspondentmember
of the Russian Academy
of Sciences, chair of the
Department
of
Social
Epistemology
of
the
Institute of Philosophy
of the Russian Academy
of Sciences.

Science and Technology Studies (STS) is one of the world’s leading trends in
philosophical and interdisciplinary research that reveals the obvious parallels with
the Russian tradition of the philosophy of science and the science of science.
Analysis of this subject area shows that STS faces today at least two challenges: to
avoid theoretical stagnation and to make a practical contribution to the
relationship between science and society. The first one is principally solvable
through interdisciplinary collaboration between philosophy and other disciplines
studying science. The second challenge needs to maintain a balance between the
cultural autonomy of scientific research, on the one hand, and the actual existence
of science as a social institution, on the other. Both of these tasks are already
inherently imply an emphasis on philosophical point of view and some decrease of
technocratism characteristic to STS. The understanding of empirical existence of
science has to be put in dependence on the initial task of philosophical reflection:
to adjust the diversity of reality to the cultural and historical diversity of the mind.
Key words: science, technology, STS, philosophy of science, history of
science, sociology of science, naturalism, case studies, Big Questions.

1 Èññëåäîâàíèå âûïîëíåíî â ðàìêàõ ãðàíòà Ïðåçèäåíòà ÐÔ ïî ïîääåðæêå âåäóùèõ
íàó÷íûõ øêîë «Èñòîêè è ïåðñïåêòèâû ñîöèàëüíîé ýïèñòåìîëîãèè», ¹ ÍØ-5941.2014.6.

Философская и социальногуманитарная мысль в России продолжает свое движение по траектории догоняющей
модернизации. Такой образ возникает при наблюдении за
тем, как в отечественной науке и образовании происходит
освоение STS. Под этой аббревиатурой скрывается самоназвание научного направления, которое довольно неуклюже
звучит порусски: «исследования науки и техники». Поэтому
ряд авторов предпочитает придерживаться английского сокращения, например О.Е. Столярова в своей работе «Исследование науки и технологии. Философское введение» [Столярова, 2013]. Что же такое STS?
Гуманитарий склонен подходить к пониманию всякого
научного направления не через его программные результаты, а скорее путем генетического анализа. Исторические
корни STS на редкость многообразны, а приоритет каждого
из них под вопросом. Если считать, что в основании STS находятся философия и история науки, то приходится вспоминать о Е. Дюринге, У. Хьюелле2, Дж. Гершеле, А. Декандоле и
П. Дюэме. Если усматривать истоки STS в социологии научного знания, то достаточно обратиться к «сильной программе» Б. Барнса и Д. Блура. Можно копнуть чуть глубже и обнаружить зачатки STS в работах Л. Флека, М. Полани, Т. Куна,
П. Фейерабенда. Представляется, что историческим исходным пунктом STS вполне достойна быть работа Б. Гессена
«Социальноэкономические
корни
механики
Ньютона»
(1933); аргументы в пользу этого приведены В.А. Бажановым [Бажанов, 2007]. Впрочем, в западных университетах
предпочитают смотреть на STS как на плоскую структуру,
лишенную иерархии и доминанты. Всем дисциплинарным
компонентам уделяется примерно равное внимание. При
этом многое негласно определяют профильные кафедры, на
которых, как правило, преобладают специалисты в области
философии науки.

Англоамериканское науковедение: STS
как университетский стандарт

Генетический подход все же не в полной мере учитывает,
что STS сегодня это прежде всего университетская, а следоÈ.Ò. ÊÀÑÀÂÈÍ

6

2 Óèëüÿì Õüþåëë – William Whewell (1794–1866) – àíãëèéñêèé ôèëîñîô, òåîëîã,
èñòîðèê íàóêè, ôàìèëèÿ êîòîðîãî ÷àñòî íåâåðíî ïðîèçíîñèòñÿ êàê «Óýâåëë».

вательно, образовательная программа, нацеленная на производство особенного рыночного «продукта», или «услуги».
Отсюда и прагматическая заостренность такой программы,
МS и PhD которой могут претендовать на вполне определенные рабочие места в системах западной экономики. Так, одна из наиболее успешных и всеобъемлющих программ STS
разработана в Вирджинском техническом университете
(США) свыше 20 лет назад с участием Дж. Питта и С. Фуллера. Вот как звучит ее аннотация.
«Исследования науки и техники3 (STS) представляют собой растущую область, включающую весь спектр дисциплин
социальных и гуманитарных наук для изучения того, как наука и техника, с одной стороны, и наше общество, политика и
культура – с другой, взаимно формируют друг друга. Мы
изучаем современные противоречия, исторические преобразования, политикоуправленческие дилеммы и масштабные
философские
вопросы.
Специализация
(graduate
program) в STS в Вирджинском техническом университете
готовит студентов к тому, чтобы стать продуктивными и публичноангажированными учеными, активными исследователями и оригинальными личностями (making a difference)»
[VTU, 2013].
Данная программа предполагает по крайней мере три
целевые группы. Первая из них – будущие специалисты в
данной области, потенциальные исследователи и преподаватели. Вторая включает студентов, получающих дополнительную специализацию, а третья – тех, кто нуждается в повышении квалификации на своем рабочем месте. Степень
бакалавра является предпосылкой участия в первых двух вариантах программы. Характеризуя последнюю в самом общем виде, можно сказать, что это обычная магистерская
программа, которую вполне может одолеть средний студент
за 2–3 года. Она содержит курсы по общим проблемам STS,
по философии науки и техники, по истории науки и техники,
по социальным проблемам науки и техники и по администрированию (policy) в области науки и техники. То же относится и к программе PhD, которая существенно отличается от
российской аспирантуры по качеству и объему.
В частности, американская PhD 90 % времени и «кредитов» (зачетных баллов) отводит на учебу и лишь 10 % на творческое исследование (диссертацию), которая тоже может

STS: ÍÀÒÓÐÀËÈÇÀÖÈß ÈËÈ ÌÎÄÅÐÍÈÇÀÖÈß?

7

3 Technology – òåõíèêà.

быть заменена парой учебных курсов. Именно этот момент
является предметом слепого копирования российских чиновников МОН, двигающих реформу аспирантуры. Однако
возникает вопрос: не являются ли многие кандидатские диссертации по социальным и гуманитарным наукам бессистемным рефератом достаточно известных текстов? Стыдливым эвфемизмом для таких рефератов служит канцелярская
формула «квалификационная работа». В таком случае есть
резон заменить работу над такими, с позволения сказать,
исследованиями сосредоточенным освоением учебного материала под постоянным взыскательным взором преподавателя. Лучший выход из данной ситуации – возможность
выбирать один из двух вариантов работы в аспирантуре
(учебного или исследовательского), санкционированная научным руководителем гдето в середине второго года. Но не
утопия ли думать, что нам ктото позволит выбирать?
Вообще если сопоставить науковедение, как оно развивалось в России, с проблематикой STS на Западе, то
возникает странное ощущение. В довоенной России в полной мере осознавалась необходимость анализа науки как
социальнокультурного феномена (даже с известными
марксистскими перехлестами) до тех пор, пока не были
физически и морально уничтожены ее носители. Затем, в
1970е гг., она начинает постепенно восстанавливаться на
фоне освоения постпозитивистских источников. На Западе послевоенное время было неблагоприятно для социального анализа науки, и эмигрировавшие в США неопозитивисты должны были сузить свои философские интересы до логикоаналитических штудий [Бажанов, 2013].
Только спустя десятилетие после выхода главной работы
Т. Куна в США начинается движение в сторону того, что сегодня называется STS.
Так, А.П. Огурцов рисует весьма богатую картину еще довоенного отечественного науковедения с множеством конкурирующих программ. Многие из них на десятилетия опережают соответствующие западные исследования, а психология науки до сих пор не зарезервировала специального места
в рамках STS. Правда, сегодня, как он отмечает, «отечественное науковедение испытывает кризис, поскольку крах советской системы вместо ожидаемых свобод привел к резкому
сужению не только государственных ассигнований на науку,
но и научноисследовательских институтов, к разрушению
коммуникаций между учеными как внутри страны, так и межÈ.Ò. ÊÀÑÀÂÈÍ

8

ду всем научным сообществом, к утрате престижа профессии
ученого. Реформаторский “зуд” администраторов от науки
коренится в чиновничьих пристрастиях и амбициях и не основывается на науковедческом изучении научноисследовательской деятельности, на научных моделях управления процессами функционирования и роста науки» [Огурцов, 2009:
579].
Именно поэтому российское науковедение не получило
институционализации: идея и проект, как это часто бывало в
российской истории, не реализовались ни в форме завершенной теории, ни в виде регулярной практики. Далеко опередив свое время и пережив все трудности непризнания,
науковедение сегодня возвращается к нам на манер дежавю, в образе англоамериканских STS, совершенно самодостаточных, не желающих знать свою историю. Как тут не
вспомнить высказывание замечательного российского математика: «Это – стандартная западная технология, вплоть
до реклам нобелевских премий или филдсовских медалей:
не сослаться на российских предшественников совершенно
безопасно для репутации эпигона, даже если он просто переписал русскую работу» [Арнольд, 2012: 72].
Итак, в послевоенные годы науковедение на Западе получало конкурирующие и сменяющие друг друга названия
«science of science», «sociology of science», «social studies of
science», «sociology of scientific knowledge» и др., а потом
«science and technology studies» (STS). Впрочем, иногда расшифровка звучала иначе [Restivo, 2005]. По существу это
сфера междисциплинарного взаимодействия социологии
науки (именно она в лице Д. Блура, Б. Барнса, Б. Латура,
Г. Коллинза и др. до сих пор определяет значительную часть
проблематики STS) c социальной историей и политическим
анализом науки. Предметом STS является взаимодействие
науки и общества в самых разных аспектах – от экономического и инновационнотехнического до ценностного. Институционализация STS на Западе выразилась не только в университетских программах, но и в формировании целого ряда журналов. Вот лишь наиболее известные и влиятельные
из них: Social Studies of Science; British Journal for the
Philosophy of Science; Journal for General Philosophy of
Science; Philosophy of Science; British Journal for the History of
Science; Studies in History and Philosophy of Science; Science
& Technology Studies; History and Technology; Technology and
Culture; Public Understanding of Science; Science as Culture;

STS: ÍÀÒÓÐÀËÈÇÀÖÈß ÈËÈ ÌÎÄÅÐÍÈÇÀÖÈß?

9

Science in Context; Social Epistemology; Episteme. В России ту
же нишу занимали или занимают журналы «Науковедение»,
«Социология науки и технологий» (основан в 2009 г.)4, «Философия науки», «Эпистемология и философия науки» и др.,
также создавая определенные условия для развития STS.
Вероятно, еще предстоит осваивать опыт работы научных
обществ типа Society for Social Studies of Science; European
Association for the Study of Science and Technology и др. В целом STS представляет собой международный стандарт исследования и образования. Поэтому STS следовало бы отразить в новом положении о кандидатских экзаменах Минобрнауки и в новой программе, которая могла бы сменить
сегодняшнюю «Историю и философию науки».

Три развилки: перспективы STS

Представляется, что сегодня перспективы STS во многом определяются тремя развилками. Их осмысление и опробование есть важнейшая задача в плане самоопределения науковедения в России. Первая из них имеет собственно
методологический характер: это вопрос о том, какую роль
в STS призваны играть, с одной стороны, концептуальный
анализ, а с другой – ситуационное исследование. Каковы
предмет, методологический арсенал, основная проблематика науковедения, что такое наука и в каких лингвистических, исторических и социальных формах она существует, с
какими иными типами знания она соседствует и конкурирует? Без постоянного обсуждения, прояснения и пересмотра
этих проблем науковедение утрачивает всякий теоретический статус. Однако здесь возникает угроза теоретизма: в
рамках STS недостаточно заниматься одним концептуальным и нормативным анализом. Понятия и нормы вырастают
и проверяются с помощью конкретных ситуационных исследований – обстоятельного историкосоциологического анализа отдельных фигур и эпизодов научной жизни. Все известные авторы были помимо всего прочего историками и
социологами науки, вносили существенный вклад в создание совокупного эмпирического базиса STS, а не только
пользовались чужими примерами. И хотя наукометрия в
формировании эмпирического базиса STS играет второстеÈ.Ò. ÊÀÑÀÂÈÍ

10

4 http://www.youngscience.ru/files/jsst-2010-v01-01.pdf

пенную роль, неудивительно, что hindex “Social Studies of
Science” в 2 раза выше, чем у “Mind”.
Впрочем, угрозу избыточного эмпиризма игнорировать
также не следует. Иные книги основоположников STS представляют собой детальный историкосоциологический аргумент в пользу идей, выдвинутых 35 лет тому назад [Bloor,
2011]. Отдавая должное праву всякого исследователя выбирать свой предмет, заметим, что сведение STS к ситуационным исследованиям, минимизация теоретизирования и философской рефлексии лишают эмпирию цели и смысла. Так
что вопрос о доминанте – концептуальном анализе или ситуационном исследовании – остается на повестке дня.
Здесь мы подходим к второй развилке, которая как раз
относится к философии. Каков приоритет – главенство философского взгляда на науку и демаркация его от специальнонаучных подходов или натурализация STS как взгляд
поверх дисциплинарных барьеров? Роль философии определяется тем, что философия науки может играть роль теоретического ядра STS, однако само эпистемическое преимущество теории оказывается небезусловным. Так, теория
науки
не
является
дедуктивноаксиоматической
конструкцией, она содержит немало эмпирических обобщений и исторических типологизаций, дефиниции основных терминов испытывают постоянную проблематизацию,
не говоря уже о том, что разные теории науки сосуществуют и конкурируют между собой. Историзация и социологизация философии науки привела к реальному размыванию
четкой грани между различными социальногуманитарными дисциплинами, изучающими науку. Нуждаются ли STS в
едином теоретическом ядре или его можно и дальше растворять в «защитном поясе» (И. Лакатос) множества частных теоретических допущений и подходов? Представляется, что культурная (неутилитарная) ценность науки тесно
связана с философским идеалом научности; минимизация
философии бьет рикошетом по статусу науки.
Отсюда и третья развилка STS, предлагающая выбор между главными целями: формированием мировоззрения или
выстраиванием политики в отношении науки. И это отнюдь
не ложная дилемма. В первом случае мы концентрируемся
на том, чтобы извлечь из науки мировоззренческие смыслы
и одновременно снабдить ее саму всем богатством содержания в форме целей, ценностей и иных культурных ресурсов. Второй вариант низводит науку до технических прилоSTS: ÍÀÒÓÐÀËÈÇÀÖÈß ÈËÈ ÌÎÄÅÐÍÈÇÀÖÈß?

11

жений и объекта технократического управления. Ясно, что
обе тенденции совместимы только по принципу дополнительности и будут расходиться все дальше при ослаблении
первой и усилении второй. Какие угрозы несет с собой грядущее «новое Средневековье», когда академии наук становятся «клубами ученых», а новые «девайсы» и «гаджеты» привлекают больше внимания, чем бозон Хиггса или межпланетная экспедиция?
Не устранить указанные развилки путем «окончательного решения», а постоянно их актуализировать – вот главная
задача STS.

Big Questions и глобальные проекты

Ситуационные исследования в рамках STS могли бы способствовать переоценке значения глобальных проектов для
науки, техники, общества и мировоззрения или по крайней
мере вновь поставить их в фокус внимания. До сих пор не
прошли основательной социальногуманитарной экспертизы и не заняли внятного места в общественном сознании
ГОЭЛРО, атомный, космический и другие аналогичные проекты5. И дело не только в секретности: последняя есть во
многом следствие нежелания государства отвечать за последствия своих действий. Отсюда и дискредитация всяких
глобальных проектов в свете попперовской идеи социальной инженерии. Однако технократическая «стратегия малых дел» сегодня благополучно соседствует с порочной
практикой глобальных проектов нового типа вроде сочинской Олимпиады, которые ничего не дают ни для экономики, ни для духа. Глобальные проекты прошлого, при всех их
негативных последствиях, обеспечивали мощный мировоззренческий эффект и открывали определенную социальноэкономическую перспективу. При формировании и
обосновании таких проектов философия может служить
минимизации рисков и максимизации идейнонравственного эффекта «Большого дела». Определенная степень утопии
и мифа, которые всегда присутствуют при формулировке и

È.Ò. ÊÀÑÀÂÈÍ

12

5 Ýòîìó ïðåïÿòñòâóþò îïðåäåëåííûå ïîëèòè÷åñêèå ðåàëèè, ïîòîìó ñèòóàöèþ íå
ñïàñàþò îòäåëüíûå èññëåäîâàíèÿ, íå îêàçûâàþùèå ïóáëè÷íîãî ðåçîíàíñà è âëèÿíèÿ íà
ïðèíÿòèå ãîñóäàðñòâåííûõ ðåøåíèé. Ñì., íàïðèìåð, ðàáîòû Â.Ã. Ãîðîõîâà [Ãîðîõîâ Â.Ã., 2012].