Актовые печати Древней Руси X - XV вв.: Том I. Печати X - начала XIII в.

1-6-4 

80—70(1) 

Посвящается 
светлой 
памяти 
Николая 
Петровича 

Л и х а ч е в а 

ВВЕДЕНИЕ 

Вряд ли нуждается в особом обосновании 
важность сфрагистики, которая давно уже стала неотъемлемой частью актового источниковедения. С ее помощью успешно решаются постоянно встающие перед исследователями задачи установления подлинности, авторства и 
времени написания древних документов. Примеры удачного использования сфрагистических 
возможностей для решения практических вопросов дипломатики многочисленны. 
Однако 
содержание сфрагистики как специальной научной дисциплины отнюдь не сводится — вопреки распространенному представлению — к 
участию в дипломатической критике. 
Живое 
свидетельство этому — огромный материал русской сфрагистики X—XV вв., в котором вислые печати, сохранившиеся при документах, 
составляют каких-нибудь 
7—8% 
общего числа 
зарегистрированных 
сейчас 
памятников. 
Настаивая на преобладании 
вспомогательной 
функции сфрагистики, 
мы вынуждены 
были 
бы признать не имеющей научной 
ценности 
всю массу печатей, обнаруженных не при документах, а в земле, или же видеть в ней лишь 
некий мощный фундамент для двух-трех десятков далеко не первостепенных дипломатических определений сравнительно поздних актов. Добавим к этому, что древнерусских ископаемых печатей известно сейчас около двух 
тысяч, и нам станет ясной искусственная ограниченность привычного определения содержания и задач сфрагистики. 

Небольшие свинцовые кружки, много веков 
тому назад утратившие связь с безвозвратно 
погибшими документами, некогда ими удостоверенными, содержат в своих 
изображениях 
и надписях первоклассный познавательный материал, введение которого в исторические по
строения способно прояснить многие важные 
проблемы и дать начало новым исследованиям. 
Наиболее значительной из этих проблем является история древних государственных институтов, эволюция которых отражается в изменениях типа печатей, в исчезновении или появлении новых типов и разрядов 
официальных булл и т. д. В самом деле, вислая печать, 
которая на Руси на всем протяжении своего 
существования была атрибутом власти, всегда сохраняет на себе свидетельство 
принадлежности 
государственной 
юрисдикции (или 
ее части) тому или иному политическому институту. Следовательно, сама 
классификация 
вислых печатей оказывается как бы зеркалом, 
отразившим состав и эволюцию тех органов 
власти, которым в разные столетия средневековой истории принадлежало на Руси исключительное право удостоверения 
официальных 
документов. 

Такая постановка вопроса предъявляет исследователю 
ряд 
существенных 
требований, 
главнейшими из которых оказываются по возможности исчерпывающий сбор материала 
и 
исчерпывающая его классификация, являющиеся непременным условием и хронологических 
определений, и атрибуции. Выборочное изучение памятников противоречит самому существу исследовательской 
методики, 
поскольку 
оставление за рамками исследования любого 
количества источников ведет к 
упрощенным 
выводам и неизбежным 
логическим 
искажениям. 

Особенностью того раздела 
русской 
сфрагистики, который служит предметом настоящего исследования, является его историографическая молодость. Интерес к русским средневековым буллам впервые возник еще в XVIII в. 

5 

Рис. 1. Южный берег Сиверсова канала на Городище 

и на протяжении целого столетия 
воспитывался исключительно на печатях, 
сохранившихся при подлинных актах. Таких печатей 
к настоящему времени известно всего лишь 
163, и среди них нет ни одной домонгольской. 
В подавляющем большинстве эти буллы были 
введены в научный оборот в прошлом столетии, но их малочисленность и случайность подбора, определяемые случайностью сохранения 
до нашего времени подлинных средневековых 
актов, служили непреодолимым препятствием 
для создания научной классификации 
булл, 
что в свою очередь вело к неизбежному ограничению задач уже возникшей дисциплины, к 
превращению ее во второстепенный раздел дипломатики. 

Сведения 
о первых 
находках 
ископаемых 
булл появляются лишь в конце XIX в., однако поворотным пунктом в развитии 
русской 
сфрагистики, несомненно, является 
открытие 
в самом начале нынешнего столетия главной 
сфрагистической сокровищницы Древней 
Руси — новгородского Городища, которое можно сравнить по своему значению лишь с открытием главной сокровищницы византийских 
булл — стамбульского Сераскиерата. Достаточно сказать, что за 65 лет на отмелях Городи-
ща было собрано свыше тысячи древнерусских 
свинцовых булл и интенсивность их притока 
не замирает по сей день. Воды Волхова, воз
вращающегося после паводков в свои берега, 
ежегодно оставляют на городищенском песке 
до двух десятков древних моливдовулов (рис. 1). 

Обилие печатей на Городище нуждается в 
объяснении, и это объяснение несложно. Общеизвестно, что Городище на протяжении всего периода существования Новгородской республики было главной резиденцией князя и 
его аппарата. Комплекс построек княжеского 
двора включал в свой состав и архив, единственным материальным остатком которого оказываются многочисленные буллы. Топография 
княжеского Городища не исследована и, повидимому, в целом не восстановима. Обращение к планам середины XVIII в. показывает, 
что современный рельеф этого памятника — 
результат грандиозных в его масштабе работ, 
нарушивших стратиграфию древних слоев на 
самом важном участке княжеского 
поселка. 

Первоначально Городище занимало большую 
площадь, ограниченную на западе берегом Волхова, а на юге — истоком Волховца, переходя на востоке в посад, который упирался в 
излучину 
Волховца. 
В 
1797—1802 
гг. 
мыс 
Городища 
был 
прорезан 
Сиверсовым 
(Мстинским) каналом, русло которого 
уничтожило 
сохранившиеся 
в 
земле 
остатки 
архива. Древнее русло Волховца (ныне существующие протоки к югу от Городища и 
речка Спасовка) обмелело, а основной его ис

ток пробил себе дорогу к северу от Городища. 
Выброс из канала образовал мощный вал по 
его южному берегу. Этот вал и является теперь «сфрагиститеской кладовой», хотя отдельные буллы встречаются и на северном берегу 
канала. В 1965 г. Новгородская 
археологическая экспедиция МГУ и АН СССР провела 
шурфовку на обоих берегах Сиверсова канала в надежде обнаружить 
непотревоженные 
слои с остатками архива, однако попытка была неудачной: все городищенские печати, повидимому, происходят из слоев вторичного залегания. Любопытно отметить, что сборы печатей каждый год демонстрируют существование определенных 
закономерностей 
расположения булл даже во вторичном 
залегании. 
Как правило, рядом обнаруживаются одинаковые или, во всяком случае, очень близкие 
по времени печати. Очевидно, что лопаты землекопов XVIII в. переносили с одного места 
на другое группы систематизированных булл. 
Иными словами, до прорытия канала остатки архива в земле в целом сохраняли еще известный порядок архивного расположения документов. 

Основные существующие сейчас сфрагистические коллекции включают в себя большие 
массы городищенских материалов. Поэтому небезынтересно познакомиться с историей их собирания, отражающей историю собирания городищенских булл. 

Главное накопление материалов связано с 
именем основоположника советской сфрагистики Н. П. Лихачева, 
который первым всерьез 
заинтересовался необычными сборами на Городище. С первых годов XX в. до 1917 г. Н. II. 
Лихачев был здесь собирателем-монополистом. 
Лишь отдельные находки проходили мимо его 
рук, образовав крохотные собрания М. И. Полянского, 
В. С. Передольского, 
И. С. Остроухова и Новгородского музея. Всего за эти годы им было собрано до 600 древнерусских 
булл, в основном городищенского происхождения. Н. П. Лихачев опирался на целую сеть 
новгородских агентов, щедро оплачивая любые находки, и связи с этими агентами не утратил и в послереволюционные годы, 
когда 
к активному собиранию печатей приступил Новгородский музей. К моменту кончины Н. П. 
Лихачева в 1936 г. его собрание русских моливдовулов включало до 700 номеров. 
Уже 
эта цифра показывает значение лихачевской коллекции, которая и сегодня остается главным 
источником любых сфрагистических 
построений. 

Судьба 
этой 
коллекции 
была 
сложной 
и 
причудливой. В 1925 г. Н. П. Лихачев пере
дал организованный им Музей палеографии, 
включавший в свой состав и сфрагистические 
собрания, в ведение Академии наук СССР и 
был назначен его директором. В конце 20-х 
годов, когда будущее этого музея сделалось 
до крайности неопределенным, жемчужины русского собрания (190 лучших булл) были изъяты из него и переданы на сохранение академику Н. К. Никольскому. Вместе с научным 
архивом 
последнего 
они 
после 
его 
смерти 
(1936 г.) попали в Библиотеку АН СССР, которая в 1959 г. передала эту часть собрания 
в Отдел нумизматики Государственного Эрмитажа. Тем временем основная часть собрания, 
унаследованная от Музея палеографии Институтом истории АН СССР, в свою очередь подверглась разделу. Приблизительно 
половина 
русской коллекции вместе с громадным собранием византийских печатей в 1939 г. перешла в Отдел Востока Государственного Эрмитажа, 
а оттуда — частями, в 1954, 1963 и 1964 гг., — 
в Отдел нумизматики того же музея. Остатки коллекции 
сохранялись в архиве 
Ленинградского 
отделения 
Института 
истории АН 
СССР, откуда в начале 1967 г. они также были переданы в Отдел нумизматики Эрмитажа, 
воссоединивший, наконец, это несравненное собрание. Пока не удается отыскать около трех 
десятков известных по литературе булл, однако все они принадлежат к числу маловажных фрагментов и, нужно надеяться, еще будут выявлены при окончательной систематизации византийских печатей той же коллекции. 

Заметным недостатком лихачевского 
собрания является отсутствие точной документации 
его материалов. Паспорта печатей ограничены 
указанием общего места находки: «Новгород», 
«Киев» и т. д. Однако очевидно, что подавляющее большинство булл происходит из Новгорода, а 
подавляющее 
большинство новгородских булл — с 
Городища. Между 
городищенскими печатями и печатями, найденными в самом Новгороде, существует явная фактурная 
разница, 
происходящая 
от 
разницы 
почвенных режимов их сохранения. 

Собрание Отдела нумизматики Эрмитажа по 
существу тождественно собранию Н. П. Лихачева. Кроме этой 
коллекции в него входят 
лишь немногочисленные буллы, принадлежавшие раньше С. Г. Строганову, 
И. И. Толстому, 
Ф. М. Плюшкину, 
и единичные 
случайные поступления. 

Вторым по значению сфрагистическим собранием является коллекция Новгородского музея. В дореволюционное время этой коллекции еще не существовало: музей был владель
7 

цем всего лишь семи булл. Активное собирание печатей (в первую очередь на Городище) 
началось в 1920 г. с приходом в Новгородский музей Н. Г. Порфиридова. На протяжении 1920—1940 гг. новгородское собрание достигло внушительной цифры в 110 экземпляров. 
Война пощадила это собрание (утрачено лишь 
несколько булл из довоенных находок), однако она уничтожила 
вместе с инвентарными 
книгами всю паспортизацию материалов. Эта 
утрата отчасти восполняется для 1920—1930 гг. 
перепиской Н. Г. Порфиридова с Н. П. Лихачевым, хранящейся в Архиве АН СССР (Ленинград) и содержащей подробную информацию 
обо всех новых приобретениях музея. 

Как уже отмечено, значительная часть новых находок вплоть до 1935 г. продолжала 
поступать и к Н. П. Лихачеву. Его комиссионеры действовали в ущерб интересам местного музея, но это еще было бы полбеды, если 
бы они, теряя время от времени связь с маститым собирателем, не продавали свои находки в третьи руки. В 1918 г. партию печатей 
приобрел Музей Штиглица (они затем перешли в Эрмитаж), в 1920-х годах несколько печатей 
(теперь 
утраченных) 
приобрел 
П. И. 
Юкин, в 1930-х годах ряд покупок сделал в 
Новгороде Н. В. Гудков-Беляков (его коллекция теперь в московском Государственном Историческом музее), образуются небольшие коллекции К. В. Федорова, М. Е. Калинина (ныне утраченные) 
и М. А. Ковалева 
(частично 
сохранившаяся в тех же руках). Мы перечислили только известные нам собрания, но и 
их судьба в целом показательна: 
вошедшие 
в них и отторгнутые от основного комплекса 
предметы подверглись всем превратностям частного собирательства и в ряде случаев потеряны для науки. 

Война прервала собирательскую деятельность 
музея. 
Десятки булл в эти годы были смыты на дно канала, и их можно только оплакивать. Но уже в 1946 г. пополнение коллекции возобновляется и продолжается до сегодняшнего дня, когда это собрание насчитывает 
около 250 булл. Известная опасность для научной фиксации новых находок возникла в начале 1960-х годов, когда печати появились на 
антикварном рынке и на время привлекли к 
себе внимание местных коллекционеров. Нужно сказать, что известная доля вины в этом 
принадлежит Новгородскому музею, который 
после ухода Н. Г. Порфиридова, несмотря на 
в целом хорошие результаты, пополнял коллекцию пассивно, приобретая лишь те материалы, которые сами шли в руки. Полезную 
деятельность в этот момент развил Г. М. Штен
дер, который выменял находившиеся в частных руках буллы на монеты, принеся в жертву собственную коллекцию, и смог вернуть 
интересы местных собирателей в 
привычное 
русло нумизматики. Эти печати были переданы им Новгородской археологической экспедиции, активно собиравшей, начиная с 1962 г., 
буллы на Городище. В 1962—1967 гг. экспедиция обнаружила здесь свыше 80 моливдовулов и передала сборы 1962—1965 гг. в московский Государственный Исторический музей, а 
сборы 
1966—1967 гг.— в Новгородский музей. 

С 1964 г. судьба городищенских находок перестала внушать какие-либо опасения, чем мы 
обязаны энтузиазму молодого сотрудника Новгородской археологической экспедиции МГУ, 
теперь сотруднику Новгородского музея Н. П. 
Пахомову. 
Талантливый 
археолог 
Н. П. Пахомов все свободное время проводит на Городище, 
где 
ему 
удалось 
обнаружить 
уже 
больше 
50 
древних 
печатей. 
Поразительны 
случаи, когда в разные годы он отыскивал разные фрагменты одной и той же буллы, что 
свидетельствует о высокой точности его работы, требующей не только постоянного энтузиазма, но и острого глаза. 

Третьим крупнейшим собранием древнерусских булл является коллекция Отдела нумизматики Государственного Исторического музея 
в Москве. Она образовалась из разновременных мелких поступлений и насчитывает сейчас около 200 древнерусских булл. Ее основу составляет собрание Новгородской археологической 
экспедиции 
(свыше 
130 
булл). 
Как уже отмечено, в составе этого собрания 
имеются материалы из сборов на 
Городище 
(около 60 печатей), однако не они придают особую ценность коллекции. Ее важнейшее преимущество перед другими собраниями составляют многочисленные печати, найденные в ходе 
систематических 
раскопок 
в 
Новгороде. 
Это единственная группа древнерусских 
ископаемых булл, имеющих точные стратиграфические характеристики и, следовательно, образующих комплекс с внутренней относительно-хронологической шкалой. 

Мы не намереваемся так же подробно излагать сведения о других, более мелких сфрагистических собраниях. Они существуют в Киеве, Львове, Пскове. К сожалению, перечень 
южнорусских коллекций неизбежно превращается в мартиролог, потому что именно эти собрания понесли невосполнимый урон в ходе 
войны. Однако и перечень крупнейших собраний был бы неполон, если не упомянуть 
сенсационную 
находку 
огромного 
комплекса 

8 

псковских печатей второй половины XV — начала XVI в. при раскопках 1961—1962 гг. 
в Довмонтове городе. Этот комплекс, насчитывающий свыше 500 булл, еще не издан. Печатные сведения о нем кратки и порой противоречивы. Хранится он в Отделе истории 
первобытной культуры Государственного Эрмитажа. 

До сих пор мы касались лишь вопроса о 
сфрагистическом 
собирательстве. 
Переходя 
к проблемам публикации накопленных материалов, отметим с самого начала, что список 
сфрагистических публикаций в русской и советской литературе крайне невелик и этому 
есть свои причины и свое оправдание. Первоначальное накопление материалов было стремительным: уже первые пятнадцать лет собирательской деятельности Н. П. Лихачева привели к образованию коллекции из 600 древнерусских печатей, к которым с самого начала 
добавились буллы подлинных актов и материалы других собраний. Это 
обстоятельство 
уже в первые годы существования древнерусской сфрагистики как научной дисциплины создало настоятельную потребность в своде сфрагистических памятников Древней Руси, а не 
в публикации отдельных, хотя бы и ярких, 
документов сфрагистики. 

Потребность в своде обнаружилась по существу еще в самом начале XX столетия, когда 
М. И. Полянским и Н. И. Петровым были предприняты и первые попытки обобщить известные к тому времени материалы новгородского 
и южнорусского происхождения х. Обе попытки нельзя признать удачными: крайняя ограниченность привлеченного материала 
лишала 
его издателей возможности хотя бы элементарно систематизировать свои источники. Однако уже в начале XX в. работа по подготовке сфрагистического свода активизируется, когда за нее в 1904 г. взялся крупнейший знаток вспомогательных исторических дисциплин 
и выдающийся собиратель древнерусских булл 
Н. П. Лихачев. 
В содружестве с А. В. Орешниковым он в 1904—1917 гг. подготовил к из
1 М. И. Полянский. 
Сфрагистика по памятникам захоронения в селе Городище Новгородского уезда. «Волховский листок», № 10, 1903; он же. Новгородские 
вислые печати княжие, владычные, посадничьи, наместничьи, воевод и тысяцких. «Волховский листок», 
№ 93 и 94, 
1903. Обе статьи перепечатаны в кн.: 

М. И. Полянский. 
Новгородская памятка для тури
стов. Изд. 2-е. Новгород, 1908, стр. 1—6, 231—266 
(вторая статья здесь озаглавлена: «О новгородских 
гербах и печатях»); Н. Петров. 
Южнорусские метал
лические 
и вислые 
печати дотатарского 
периода. 
«Труды Киевской духовной академии», Киев, 1913, 
№ 5. 

данию фототипический альбом, в котором на 
57 таблицах «русской части» было воспроизведено 914 древних предметов, в том числе около 
700 древнерусских актовых печатей (остальные 
предметы — товарные пломбы, заготовки, византийские аналогии, подвески и т. д.) 2. 

«Сфрагистический альбом» не лишен недостатков и главный из них — хаотичность 
изложения материала. Таблицы формировались 
и печатались по мере пополнения коллекции 
автора или получения слепков из 
архивов, 
музеев и частных собраний. Печати, уже опубликованные где-либо, исключались, так 
как 
основной задачей Н. П. Лихачева было ввести 
в научный оборот как можно больше свежего 
материала. 
Предполагалось, 
что 
хаотичность 
изложения можно будет преодолеть в тексте 
издания, ценность которого искупала 
любые 
структурные недочеты. Однако издание «Альбома» так и не было осуществлено. Его печатание остановилось в 1917 г. из-за трудностей 
переживаемого страной времени. В дальнейшем «Сфрагистический альбом» Н. П. Лихачева, сохраняя значение одной из главнейших 
основ любой работы в области древнерусской 
сфрагистики, 
мог быть использован не 
как 
задуманное его автором издание, а лишь как 
архивный документ. 

Систематизационные идеи Н. П. 
Лихачева 
были частичщ) изложены им в двух выпусках 
«Материалов для истории византийской и русской сфрагистики», 
опубликованных 
в 
1928 
и 1930 гг. 3 Фактически 
был издан только 
первый выпуск этого труда. Тираж 
второго 
выпуска почти полностью погиб до встречи с 
читателем. До последнего времени предполагалось, что от этой гибели уцелело не больше 
десятка экземпляров, 
однако в 1963 г. 
нам 
удалось 
обнаружить 
свыше 50 
экземпляров 
книги Н. П. Лихачева в фондах Библиотеки АН 
СССР 
(Ленинград). «Материалы» представляют собой серию этюдов, посвященных отдельным группам домонгольских печатей, объединенную цельной концепцией. Третий выпуск, 
не завершенный автором, существует в виде 
рукописи 
и 
посвящен 
сфрагистике 
XIII— 
XV вв.4 При всей эскизности «Материалов» Н. П. 
Лихачеву удалось заложить в них 
прочные 

2 Н. П. Лихачев. Сфрагистический альбом. Архив JIOIIA, 
ф. 35, оп. 2, № 444. Об истории подготовки «Альбома» 
см.-.В.Л. 
Янин. 
Кстолетиюсо дня рождения Н. П. Лихачева. СА, 1962, № 2, стр. 10—16. 

3 Н. П. Лихачев. 
Материалы для истории византийской 
и русской сфрагистики, вып. 1. «Труды Музея палеографии», т. 1. JI., 1928; вып. 2. «Труды Музея палеографии», 
т. 2. JI., 
1930. 

* Архив АН СССР, ф. 246, on. 1, № 123. 

9 

основы научной сфрагистики. 
Исследователь 
выделил основные группы древнерусских булл, 
дал им общую хронологическую характеристику, предложил аргументированную принципиальную атрибуцию наиболее существенных категорий вислых печатей, впервые 
проследив 
главные пути развития сфрагистических 
типов. Менее удачны, на наш взгляд, его выводы, 
касающиеся персональной атрибуции различных типов, поскольку им анализировался не 
весь известный даже к тому времени материал, 
а наиболее 
сохранные 
и эффектные 
экземпляры. Однако и здесь многие 
определения 
Н. П. Лихачева бесспорны. Особенного внимания заслуживает то обстоятельство, что в процессе работы над «Материалами» Н. П. Лихачев включил в них значительное количество 
вновь найденных булл, которые были зафиксированы уже после 1917 г. и потому не нашли отражения в «Сфрагистическом 
альбоме». 
Число таких булл достигает нескольких десятков. 

В последние годы жизни Н. П. Лихачев успел полностью завершить работу над текстом 
«Сфрагистического альбома», который, по мысли автора, должен был составить четвертый 
выпуск его «Материалов». К сожалению, в этой 
работе, также оставшейся неизданной 5, первоначальный замысел ее автора не нашел воплощения. В тексте «Альбома» предпринято последовательное описание таблиц без попытки 
классифицировать материал в соответствии с 
теми идеями, которые были высказаны в первых двух выпусках «Материалов». 
Результатом оказался не систематизированный 
свод, 
а зависимый от случайной очередности 
воспроизведенных на таблицах печатей комментарий. Первоначальная 
хаотичность 
издания 
так и не была преодолена, причиной 
чему, 
вне всякого сомнения, явились тяжелые условия создания этого труда на пороге 
близкой 
кончины исследователя. 

После 
смерти 
Н. П. Лихачева 
(14 
апреля 
1936 г.) подготовка сфрагистического свода на 
долгое 
время приостановилась. 
Заслуживает 
внимания публикация 
А. С. Орловым «Материалов 
для 
библиографии 
русских 
печатей 
XI—XV вв.», обобщившая литературные сведения об изданных к середине 1930-х годов 
буллах 6. Однако этой публикации не хватает 

6 Архив ЛОИА, ф. 35, оп. 2, № 444. 
6 А. С. Орлов. Материалы для библиографии русских 
печатей XI—XV вв., до 1425 г. «Вспомогательные 
исторические дисциплины». М.— JI., 1937, стр. 245— 
283. Работа переиздана в кн.: А. С. Орлов. Библиография русских надписей XI —XV вв. М.— JL, 1952, 
стр. 183—216. 

должной полноты, некоторые сведения взяты 
не из первых рук, в сводке не нашли отражения как фактически не изданные ни второй 
выпуск 
«Материалов», 
ни 
«Сфрагистический 
альбом» Н. П. Лихачева. А это значит, что в 
нее вошла лишь малая часть действительно 
собранного к моменту ее издания материала. 

Между тем на протяжении последних 25—30 
лет количество новых находок неизменно росло. Сфрагистические собрания из года в год 
пополнялись новыми поступлениями из случайных находок и раскопок. На протяжении 
30-х — 50-х годов возникли выдающиеся сфрагистические коллекции Новгородского музея и 
Новгородской 
археологической 
экспедиции 7. 
Значительно пополнились собрания центральных и областных музеев. Быстрое накопление 
новых материалов, нуждающихся в обработке и издании, снова с большой остротой поставило перед сфрагистикой вопрос о приведении в порядок ее сокровищ. И не случайно 
возобновление 
публикационной 
деятельности 
приобрело очевидные черты целенаправленной 
и систематической 
работы по подготовке 
к 
изданию сфрагистического 
свода, 
которая 
в 
большей или меньшей степени коснулась почти всех основных групп древнерусских печатей X—XV вв.; многие из них были изданы 
в виде частных сводов. 

Только в результате этой работы сделалось, 
наконец, возможным составление корпуса русских средневековых печатей, предлагаемого теперь читателю. Изучение древних печатей в 
музеях и архивах Ленинграда, Москвы, Киева, 
Львова, Новгорода, Риги, Пскова, Смоленска, 
сбор литературных 
сведений и переписка 
с 
многочисленными советскими и зарубежными 
археологами и краеведами позволили нам зафиксировать 1648 русских печатей X—XV вв. 
(в это число не входят буллы, найденные при 
раскопках Довмонтова города в Пскове), т. е. 
в два раза больше, чем в воспроизведениях 
«Сфрагистического альбома». Много сведений 
принесли автору общение и переписка с музейными работниками и археологами, поддержавшими кропотливое дело составления свода 
неизменной готовностью в предоставлении нужных сведений. Автор выражает сердечную признательность Д. А. Авдусину, А. В. Арциховскому, Б. А. Рыбакову (Москва), А. В. Банк, В. Д. 
Белецкому, С. Н. Валку, М. К. Каргеру, Г. Ф. 

7 Часть коллекции Новгородской экспедиции издана. 
См.: В. Л. Янин. 
Вислые печати из новгородских раскопок 1951—1954 гг. МИА, № 55, 1956, стр. 138— 
163; он же. Печати из новгородских раскопок 1955 г. 
МИА, № 65, 1959, стр. 303-309. 

10