Пир горой

Д.Н. Мамин-Сибиряк  
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

ПИР ГОРОЙ 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

СОДЕРЖАНИЕ 

I........................................................................................................3 
II ......................................................................................................7 
III...................................................................................................11 
IV...................................................................................................15 
V....................................................................................................19 
VI...................................................................................................23 
VII .................................................................................................27 
VIII................................................................................................32 
IX...................................................................................................37 
X....................................................................................................41 
XI...................................................................................................45 
XII .................................................................................................50 
XIII................................................................................................54 

2 

I 

 
Над озером Увек спускался весенний вечер. Скиты стояли на 
правом, высоком берегу, в тени векового бора, от которого потянулись длинные тени. На низинах и по оврагам еще лежал рыхлый, почерневший снег, а на пригреве уже чернела земля и топорщилась прошлогодняя сухая и желтая трава. Избитая и почерневшая дорога шла к скитам от громадного селения, залегшего на 
низком озерном берегу верст на пять. Селение называлось тоже 
Увеком, как и озеро. Зимой в скиты ездили прямо по озеру, а сейчас уже выступили желтые наледи, и дорога шла горой. Именно 
по этой дороге и шел странник, мужик лет пятидесяти, с обветрелым и загорелым лицом. За плечами у него болталась небольшая 
котомка, прикрепленная к берестяному обочью, какие делают в 
Сибири; в руках была тяжелая черемуховая палка, точно изгрызенная с одного конца, – она говорила о далеком пути. 
Странник остановился на угорье и невольно полюбовался развертывавшейся перед ним широкой картиной. Да, хорошее место 
Увек, – недаром слава о нем прошла на большие тысячи верст, а 
увекские скиты привлекали к себе тысячи богомольцев. И озеро 
хорошо, верст на пятнадцать, а кругом лесистые горы. В дальнем 
конце озера зелеными шапками выделялись острова. 
– Угодное место… – проговорил странник и перекрестился. 
Долго он шел сюда, а теперь оставалось сделать всего несколько шагов. Вот уж приветливо смотрят бревенчатые скитские 
избы, и старая деревянная моленная, и целый ряд хозяйственных 
пристроек. Все это вместе обнесено было высоким деревянным 
заплотом (забором), а большие шатровые ворота всегда были на 
запоре. Около ворот одним маленьким волоковым оконцем глядела небольшая избушка, в которой жила сестра-вратарь. К ней и 
направился странник. Он постучал в оконце и помолитвовался. 
– Господи, Исусе Христе, сыне божий, помилуй нас! 
Ответа пришлось подождать. Странник посмотрел на деревянную полочку, приделанную к окну с левой стороны, и улыбнулся. 
На полочке лежал кусок хлеба для заблудящего странного человека – исконный сибирский обычай. Только на второе молитвованье в окошечко «отдали аминь» и показалась старушечья голова, замотанная платком. 

3 

– Аминь, добрый человек… Кого тебе, миленький? 
– А Якова Трофимыча, мать честная… 
– Якова Трофимовича? Нету у нас такого, миленький. 
– Как нету? Должон быть. 
– А вот и нет!.. 
Голова быстро скрылась, а окно сердито захлопнулось. Страннику пришлось молитвоваться в третий раз и ждать дольше. 
Крепко живут старицы. 
– Што ты привязался-то? – ворчала старушечья голова, приотворяя оконце вполовину. – Сказано, нет! Иди своей дорогой, 
миленький… 
– А ежели у меня грамотка к матери Анфусе?.. 
Строгие старушечьи глаза посмотрели на странника довольно 
подозрительно, точно взвешивали его. 
– Погоди ужо… – ответила старуха и скрылась. 
Опять странник остался у ворот. Солнце уже село, и потянуло 
резким весенним холодком. С Увека доносился хриплый лай 
цепных собак, – селение раскольничье, и жили в нем по старине, 
крепко. 
– Угодное место… – еще раз проговорил странник, подсаживаясь на приворотную скамейку. – Боголюбивые народы недаром 
строились. Вон как селитьба-то разлеглась, верст на шесть по берегу будет. 
– Кто там хрещеный, – послышался голос в окне. 
Теперь выглянуло уже другое лицо, помоложе, в черной монашеской шапочке. 
– Дельце есть небольшое… 
– Да ты сам-то кто будешь? 
– Я-то? Ну, я, видно, дальний, а завернул в обитель с грамоткой от отца Мисаила… Крепко наказал кланяться и грамотку 
прислал. 
– Давай грамотку-то… 
– Не могу, честная старица: наказано матери Анфусе в собственные руки, а не иначе этого. 
Скитские старицы пошептались, и только после этих переговоров тяжело громыхнул монастырский железный затвор. Когда 
странник вошел в калитку, его еще раз осмотрели и потом уже 
пустили дальше. 
Скитский двор занимал большую площадь, обставленную 
простыми бревенчатыми избами. Самая большая была келарней. 

4 

Двор был вычищен, а оставшийся снег таял большими кучами в 
стороне. Скитницы жили уютно и обихаживали свой укромный 
уголок с охотой, как рабочие пчелки. Сестра-вратарь провела 
пришельца в ближайшую избу с высоким крыльцом, где и жила 
сама честная мать Анфуса. 
– Ужо подожди здесь, – остановила гостя сестра-вратарь, поднимаясь на крыльцо. 
В окошке показалось молодое девичье лицо и посмотрело на 
странника удивленными серыми глазами. Это была совсем молодая девушка, лет шестнадцати, и ее лицо казалось еще моложе от 
черной скитской шапочки, в каких ходят послушницы. Потом это 
лицо сделало знак страннику идти в избу. Послушница встретила 
его в полутемных сенях и повела в заднюю избу. Она была такая 
высокая и стройная, так что странник даже полюбовался про себя. Хороши на Увеке послушницы, нечего сказать!.. 
Войдя в избу, странник положил начал и, поклонившись сидевшей на лавке толстой старухе, проговорил: 
– Прости, матушка, благослови, матушка… 
– Бог тебя простит, странничек, бог благословит, – не по летам 
певуче ответила старуха, оглядывая гостя, – От Мисаила сказался? 
– От его, видно, – ответил странник, добывая из-за пазухи кожаный кошель. – Вот тебе и грамотка, честная мать… 
Старуха взяла сложенную трубочкой засаленную грамотку, 
внимательно ее осмотрела и проговорила: 
– Егор-то Иваныч дожидает тебя. Нарочно сегодня пригнал из 
городу… Спиридоном тебя звать? Так, так… Давненько про тебя 
пали слухи. Аннушка, проведи ты его к Якову Трофимычу… 
Послушница низко поклонилась и, опустив по-скитски глаза, 
вышла из избы. Спиридон, отвесив поклон честной матери, пошел за ней. Они опять вышли на двор. Девушка повела его в 
дальний угол, где двумя освещенными окнами глядел новенький 
бревенчатый флигелек, поставленный в усторонье. 
– Из тайги пришел? – спрашивала послушница, легкой тенью 
двигаясь в темноте. 
– Оттедова, голубушка… А ты кто такая здесь будешь? 
– Я-то? А дочь Егора Иваныча… Мамынька-то у меня померла, ну, тятя сюда меня и отдал, под начал матери Анфусе. Четвертый год здесь проживаюсь… 
– Так, так… 

5 

У флигеля пришлось опять молитвоваться, пока в волоковом 
оконце не показалось бледное женское лицо. 
– Это ты, Аннушка? 
– Я, Агния Ефимовна… Вот привела к вам таежного мужика. 
Окно захлопнулось. Потом где-то скрипнула дверь, и в сенях 
показался колебавшийся свет. Агния Ефимовна сама отворила 
сени и впустила гостя. Он снял шапку и вошел в низенькую горницу, слабо освещенную нагоревшей сальной свечой. У стола в 
переднем углу сидели два старика – один совсем лысый, с закрытыми глазами, другой плотный и коренастый, с целой шапкой седых кудрей и строгими серыми глазами. Спиридон по этим глазам узнал в нем отца Аннушки. Положив начал, он поклонился и 
стал у двери. Аннушка передала грамотку отцу и ушла с Агнией 
Ефимовной в соседнюю горницу, притворив за собой дверь. 
Егор Иваныч надел большие очки в медной оправе и принялся 
читать грамотку Мисаила. Читал он долго, поглаживая седую бороду и изредка взглядывая поверх очков на стоявшего у дверей 
странника. Слепой лысый старик сидел понуро на своем месте и 
жевал губами. 
– Ну, што? – спросил слепой, когда Егор Иваныч снял очки и 
начал их укладывать в медный футляр. 
– А вот спросим Спиридона, – ответил Егор Иваныч. – Ну, 
Спиридон, што ты нам скажешь? 
Спиридон тяжело переступил с ноги на ногу, опять вытащил 
из-за пазухи свой кожаный кошель, добыл из него что-то завернутое в тряпочку, развязал ее зубами и положил на стол. На тряпочке ярко желтело мелкое золото. 
– Вот оно самое… – тихо проговорил он, оглядываясь на запертую дверь. 
– Может, у бухарцев купил? – недоверчиво спрашивал Егор 
Иваныч, перегребая пальцем золотой порошок. 
– Нет, сам добыл, Егор Иваныч… На охоте с орочоном встретился, а он мне и указал место. Могу доказать… Богачество, Егор 
Иваныч! Ежели бы господь благословил, так большие тысячи 
можно в тайге добыть… 
 

6 

II 

 
Слухи о сибирском золоте ходили уже давно среди уральских 
раскольников, особенно среди тех из них, которые вели крупные 
торговые дела с киргизской степью. Егор Иваныч вырос в подручных у крупных торговцев салом, Ивачевых, и не один год 
провел в степи. Там, на степных стойбищах, в киргизских аулах и 
кибитках, он слышал десятки рассказов о сибирском золоте, 
скрытом в глубинах непроходимой тайги, как заветный клад. Эти 
рассказы переходили из рода в род, и никому еще до сих пор не 
удалось добраться до сокровища, несмотря на очень смелые попытки, как, например, история знаменитых братьев Поповых, положивших на это дело миллионы. Егор Иваныч успел состариться, а сокровище оставалось нетронутым. И вот теперь, когда его 
голова уже покрылась первым снегом, оно само пришло к нему, 
это сокровище. Во всей истории было что-то сказочное: и Спиридон, и старец Мисаил, и слухи, которые опередили Спиридона. 
Сам Спиридон не внушал Егору Иванычу доверия: мало ли по 
Сибири таких бродяг шатается! Просто купил у бухарцев золота 
и подманивает. 
– Ну, вот что, мил друг, утро вечера мудренее! – строго проговорил Егор Иваныч, поднимаясь с места. – Сегодня ты ступай в 
Увек, там заночуешь. Третья изба с краю… Скажи, что Егор Иваныч прислал. Да смотри: ешь пирог с грибами, а язык держи за 
зубами. 
Мужик посмотрел на Егора Иваныча исподлобья, как настоящий травленый волк, а потом свернул свою тряпочку с золотом и 
ответил: 
– Што же тут держать-то: я никого не неволю. Дело полюбовное, Егор Иваныч. 
Егор Иваныч покраснел, не сдержался и только сухо ответил: 
– Што же, другим понесешь золото? 
– А хошь бы и так… Ведь ты меня не купил. Говорю любовное дело. Брюхо за хлебом не ходит… 
– Как ты сказал, мил человек? 
– А так и сказал… Сначала коня запрягают, а потом в сани садятся. Я-то вот тыщи с три верстов отмерил до тебя, а ты меня 
пирожком накормил… 

7 

У Егора Иваныча глаза потемнели от бешенства, – очень уж 
дерзкий мужичонка, – но он переломил себя и только заметил: 
– Зубы-то, мил человек, побереги. Пригодятся… 
– У волка в зубе – Егорий дал! – смело ответил странник. 
Когда он вышел, Егор Иваныч громко ударил по столу кулаком. 
– Нет, как он разговаривает-то, челдон?! – кричал старик, давая волю накопившемуся негодованию. – Слышал, Яков Трофимыч? 
– Как не слышать, – равнодушно подтвердил слепой. – Значит, 
вполне надеется оправдать себя, ежели такие слова выражает. И 
то сказать, што ему кланяться нам со своим золотом?.. 
– Да ведь это еще в трубе углем написано, его-то золото!.. Надо его еще найти, а он вперед на дыбы поднимается… Одним 
словом, варнак… 
– Не велик, видно, зверь, да лапист. А Мисаил-то што пишет? 
– Да вот послушай, Яков Трофимыч… Очень уж уверился старичок вот в этом самом Спиридоне. Как бы ошибки не вышло. 
Егор Иваныч опять оседлал свой нос очками, развернул грамотку и только приготовился читать, как в горницу вошли Агния 
Ефимовна и Аннушка. Старик нахмурился и проговорил, обращаясь к дочери: 
– Анна, ты иди-ко к себе в келью. Не бабьего это ума дело, 
штобы наши разговоры слушать… 
Послушница простилась и вышла, а Агния Ефимовна, как ни в 
чем не бывало, подсела к мужу, положила к нему руку на плечо и 
вызывающе посмотрела на сердитого гостя своими большими карими глазами. Егор Иваныч вскочил и грузно заходил по комнате. 
– Ну, што же Мисаил-то? – спросил слепой. 
– Ах, отстань!.. Терпеть ненавижу, когда, напримерно, всякая 
баба будет нос совать не в свое дело. Всяк сверчок знай свой 
шесток… 
– Куда же мне идти от слепого мужа? – спрашивала Агния 
Ефимовна самым простым тоном. – Он как малый ребенок без 
меня… 
– Не тронь ее, Егор Иваныч, – вступился за жену слепой. – 
Она у меня разумница… Не бойся, не разболтает чего не следует. 
Ты, Агнюшка, не бойся… 

8 

– И то не боюсь, Яков Трофимыч. Не какая-нибудь, а мужняя 
жена. Некуда мне уходить-то… 
Агния Ефимовна была еще молода, всего по тридцатому году, 
и сохраняла еще свою женскую красоту. Лицо у нее было тонкое, 
белое, нос с легкой горбинкой, брови черные, губы алые; сидение 
в скитском затворе около слепого мужа придавало этому лицу 
особенную женскую прелесть. Вывез жену Яков Трофимыч откуда-то с Волги, когда зрячим ездил по своим делам в Нижний. 
Егор Иваныч как-то инстинктивно не любил вот эту Агнию Ефимовну, правильнее сказать, не верил ни ее ласковому бабьему голосу, ни этому смиренному взгляду, ни ее любви к мужу. Сейчас 
в особенности старик ненавидел эту женскую прелесть, мешавшую делать большое мужское дело. 
– Ну што же ты, Егор Иваныч? – спрашивал слепой. – Што тебе Мисаил-то пишет? 
– Не мне, а матери Анфусе, – поправил его Егор Иваныч. – 
Дело не в письме, Яков Трофимыч… Нет, не могу я с тобой посурьезному разговоры разговаривать!.. 
Слепой тихо засмеялся, откинув назад голову. Агния Ефимовна поднялась, выпрямилась и заговорила твердым голосом: 
– Ты не можешь, Егор Иваныч, так я тебе скажу… 
– Ну, ну, скажи! – подзадоривал старик, усаживаясь к столу. – 
В чем дело, Агния Ефимовна? Поучите нас, дураков… 
– Приходится, видно, поучать… Зачем Спиридона отвел сейчас? Характер свой захотел потешить? Только одно забыл, што 
этот Спиридон из тайги сюда три месяца шел, што ежели бы его 
поймали на дороге с золотом, так ни дна бы, ни покрышки он не 
взвидел, што… Одним словом, нужный человек, а ты ему ни два 
ни полтора. 
– Верно, Агнюшка, – поддакивал слепой. – И я то же говорил… Егор Иваныч, ты не серчай, а у нас все заодно: у одного на 
уме, а у другого на языке. 
– Так, так… Правильно! – иронически согласился Егор Иваныч. – Еще не скажешь ли чего, матушка Агния Ефимовна? Откедова ты это все вызнала-то, скажи-ко попервее всего? 
– А сорока на хвосте принесла… 
– А не сказала тебе сорока, чего будет стоить эта игрушка со 
Спиридоном? 
– Тысяч на тридцать можно обернуться… 
– А где их взять? 

9 

– Яков Трофимыч даст… Дело верное, ежели старец Мисаил 
одобряет. Не таковский человек, штобы зря говорить. 
Егор Иваныч поднялся, прошелся по комнате, остановился 
около слепого и проговорил сдавленным голосом: 
– Дашь, што ли, Яков Трофимыч, ежели дело на то пойдет? 
Мисаил-то пишет, действительно, того… 
– Дать, Агнюшка? – спрашивал слепой. 
– Ежели старец Мисаил благословляет, так, известно, дать, – 
решила Агния Ефимовна. – Ему-то ближе нашего знать… 
Егор Иваныч стоял и молча смотрел на мудреную бабу. Ох, 
велика человеческая слабость, особливо, когда бес прикачнется 
вот на такой лад, с бабьими лестными словами!.. И сам он то же 
думал, только не хотел показывать виду, а баба все и вывела на 
свежую воду, как пить дала… 
– А ты бы, Агния Ефимовна, все-таки вышла бы лучше в свою 
горенку, – проговорил Егор Иваныч, выдерживая характер. – Бабье-то «так» пером по воде плавает… 
– Не тронь ты ее!.. – взмолился слепой. – Она у меня вместо 
глаза. Поговорим ладом… Што она, што я – разговор один. 
– А ежели не привык я с бабьем разговаривать? Ну, да дело 
твое. Немощь тебя обуяла, Яков Трофимыч. Оно и взыскивать не 
с кого… Я это так, к слову пришлось. 
Беседа задлилась во флигельке за полночь. Говорил один Егор 
Иваныч, обсуждая новое дело со всех сторон. Агния Ефимовна 
все время не проронила ни одного слова, точно воды в рот набрала. В конце концов состоялось соглашение, и старики ударили по 
рукам. 
– По первопутку поеду в тайгу со Спиридоном сам, – говорил 
Егор Иваныч. – А там, што бог даст… 
Агния Ефимовна вышла провожать старика в сени и, стоя на 
пороге, проговорила: 
– Моя любая половина, Егор Иваныч. 
– Из чего это половина-то? 
– А из чистых барышей… 
Старик только тряхнул головой: черт, а не баба. 
 

10