Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Творения Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Том 3, Книга 2

Бесплатно
Основная коллекция
Артикул: 625532.01.99
Златоуст, И. Творения Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Т. 3, кн. 2 [Электронный ресурс]. - Санкт-Петербург : С-Пет. Дух. Акад., 1897. - 565 с. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/355506 (дата обращения: 26.04.2024)
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.

ОВЯТАГО ОТЦА НАШЕГО





                imiiii штштз,




        Арвепискепа Квнставтивапмьскагв,

ВЪ РУССКОМЪ ПЕРЕВОДА

                        Дб$а тш 0s$ -n:dvT<ov svsza. ’Apwjv.
                        Слава Богу за все. Аминь.
                                    Св. I. Златоуст*.



    ТОМЪ ТРЕТ1Й

ВЪ ДВУХЪ КНИГАХЪ.

КНИГА ВТОРАЯ.






С.-ПЕТБРБУРГЪ.
Издан1е С.-Петербургской Духовной Академии.
1897.

ИЗОБРАЖЕНА



приложенное ко ll-му тому творен1й св. отца, издаваемыхъ Спб. Духовною Анадем'юю.


В КОНА св. Тоанна Златоуста, снимокъ съ которой приложенъ ко П-му тому творен1й св. отца, издаваемыхъ с.-петерб. духовною академ!ею, принадлежите императорскому послу въ Ф Царьград’Ь Александру Ивановичу Нелидову, благодаря лю-5 безности котораго редакщя и могла получить съ нея этотъ снимокъ. Икона сделана мелкою разноцветною мозаикою, по золотому мозаическому фону, какъ видно изъ снимка, пред-ставляющаго собою точное подоб!е оригинальной иконы. • Изобра-жен!е Святителя погрудное; типъ средов4ка съ серьезными и выразительными чертами: сильно развитое, открытое, морщинистое чело, высок!я брови, глубокий проницательный взглядъ, прямой красивый носъ, впалыя щеки, плотно сложенный губы, небольшая немного раздвоенная борода, болышя уши, овалъ лица сплюснутый, съ явными признаками худощавости и морщинъ подъ глазами. Это типъ строгаго аскета, самоотверженнаго ' учителя, все помыслы котораго обращены къ горнему м!ру. Голова святителя окружена разноцветнымъ мозаическимъ нимбомъ, составленнымъ какъ бы изъ драгоценныхъ камней. Одежда — крестчатый фелонь, обычно употребляемый въ древности епископами; на плечахъ омофоръ, также украшенный крестами, какъ въ мозаикахъ св. Софт константинопольской. Десница благословляющая именословно;

Il


въ шуйце Евангел1е, украшенное драгоценными камнями, поддерживаемое на омофоре. Фонъ иконы золотой. По сторонами головы Святителя вертикальная надпись: о «7104 1ф о Xpiaoa-op-o?.
      Въ какой мере отмеченный черты соответствуютъ действительному виду св. 1оанна Златоуста? Мы имеемъ основашя думать, что разсматриваемая икона заключаете въ себе некоторый черты портретнаго сходства съ оригиналомъ. Изъ бюграфш св. Златоуста, составленной епископомъ Паллад1емъ еленопольскимъ, и изъ отрывочныхъ замечаний:, изредка встречающихся въ сочине-шяхъ самого Златоуста, можно заключить, что онъ обладалъ слабыми и довольно миньятюрными организмомп, подвергался частымъ заболеваниями и вообще были худощави и нервозени; имели оголенный черепп. Понятно само собою, что по этими довольно неопределенными чертами невозможно составить более или менее точное понятие о наружности Златоуста; однакожи чрезвычайно любопытно то, что черты эти отмечаются ви сохранившихся до наси иконописныхи подлинникахъ. Греческий подлинники Д1о-нис!я Фурноаграфюта, каки явлете позднейшее, утратили уже основныя черты древняго типа св. Златоуста: они замечаетъ лишь, что св. Златоусти „молоди, си небольшою бородою, со свиткомн въ руке". Но въ древностяхъ Ульшя о Златоусте сказано: роста весьма малаго, голову на плечахъ имеетъ большую, крайне худощави; носи имели несколько длиный, ноздри широюя, цвети лица бледножелтый; ямки глазъ глубокхя; глаза большее; по временами во взоре блистаетъ приветливость, хотя въ про-чихъ частяхъ лица выражеше грустное; лобъ открытый и большой, изрытъ многими морщинами; уши больная; борода небольшая и весьма редкая, украшенная седыми волосами. Совершенно сходными чертами описывается Златоустъ и въ древнихъ про-логахъ и въ нашемъ иконописномъ подлиннике критической редакцш: „Божественный Златоустъ видомъ тела малъ бяше зело возрастомъ, велпо главу имея, надъ плечи висящу, тонокъ зело опасно, широки ноздрьмй, лицемъ бледенн.... Глубоки чашки имея и зраки въ сихъ име велики, ими же и случашеся виде-Hie весело возшяти, аще же и протчее образа жестокое показа-шеся; высоко чело и велико, брови высоце начертаны, уши имея велице, браду же малу и зело редку, размешену белпо, власы русъ; челюсти влущени; равно имеяше пощеше даже и до конца" (подъ 13 ноября). Тотъ же подлинники въ другомъ месте (30 янв.) отмечаетъ еще разъ высокое морщинистое чело Златоуста, святительск1я ризы, благословляющую десницу и книгу въ шуйце. Соглас1е названныхъ источниковъ въ главныхъ чер-тахъ даетъ поводъ думать, что черты эти не случайны, но что

Ill


оиЬ были действительно отличительными чертами лица св. Златоуста. Сохраняясь въ преданы, восходящемъ своимъ началомъ ко временамъ вселенскаго учителя, онЪ естественными образомъ перешли въ область хрисйанской иконографш и окрепли здесь, благодаря консервативному характеру иконографш византгйской и древне-русской. Одинъ изъ лучшихъ образцовъ иконографиче-скаго типа, сохранившая въ себе важнейппя портретный черты, мы и имеемъ въ разсматриваемой мозаической иконе.
     Къ какому же времени относится эта икона? Присматриваясь къ типу и одеянию св. Златоуста, мы видимъ здесь черты хорошая византийская стиля, при мастерской технике въ лице достаточно переданы индивидуальный черты; сильно выражена красота и пластичность отдельныхъ формъ, въ которыхъ открывается внутреннее велич!е духа. Это не есть иконописный ша-блонъ, какими изобилуетъ эпоха упадка византийская искусства; это произведете искусства, все еще полная жизни и энергш. Говоря это, впрочемъ, мы отнюдь не думаемъ относить разсма-триваемый памятники къ блестящей эпохе византийская искусства; въ немъ сказываются довольно заметно некоторый черты, необычныя для указанной эпохи: въ изображены одеждъ заметна значительная условность и отсутствие естественной драпировки; въ изображены лица, именно въ изображены впалыхъ щекъ и открытая чела, обнаруживается тендешця къ чрезмерному усиленно общеизвестныхъ признаковъ типа, или наклонность къ художественному реализму. Сопоставление между собою назван-ныхъ чертъ, изъ которыхъ одне тянутъ къ блестящей эпохе, а друпя граничатъ съ эпохою упадка, даетъ основаше относить разсматриваемую икону къ эпохе вторичнаго процветания византийская искусства въ XI—XII в. Палеографическ1е признаки надписи, находящейся на иконе (овальность круглыхъ буквъ и прямоугольность, а не квадратность, четвероугольныхъ) стоять въ согласш съ признаками художественными и иконографическими.
Н. Л.


            swm fin mm ;ии шпиц



БЕСЕДЫ, СЛОВА И ПИСЬМА.


БЕСЕДА

на Евтрогня евнуха, патриц!я и консула.

ВСЕГДА, но особенно теперь благовременно сказать: суета сует- зэт cmeiti, всяческая суета (Еккл. т, 2). Где теперь пышная обстановка консульства? Где блестяпце светильники? Где рукоплескашя
  •К и ликовашя, пиршества и праздники? Где венки и завесы? Где < городской шумъ, и хвалебные клики на конскихъ бегахъ, и
     льстивыя речи зрителей? Все это прошло: вдругъ подулъ ве-теръ и сорвалъ листья, обнажилъ дерево и потрясъ его до осно-вашя съ такою силою, что, казалось, вырветъ его съ корнемъ и разрушитъ самыя волокна его. Где теперь притворные друзья? Где пиры и обеды? Где толпа тунеядцевъ, и ежедневный возл!я-шя вина, и изысканность поварского искусства, и поклонники могущества, льстивппе словомъ и деломъ? Все это было, какъ ночь и сновидеше, и съ наступлешемъ дня исчезло; это были весенше цветы, и съ удалешемъ весны всеувяло; была тень—и прошла; былъ дымъ—и разсеялся; были пузыри — и лопнули; была паутина—ирасторглась. Посему мы и воспеваемы это духовное изречете, постоянно повторяя: суета суетствгй, всяческая суета. Это изречете навсегда должно быть написано и на стенахъ, и на одеждахъ, и на площади, и на доме, и на дорогахъ, и на дверяхъ, и въ преддвертяхъ, а въ особенности на совести каждаго, и
    ТВОРЕИ1Я СВ. ЮДИНА ЗЛАТ0УСТАГ0.                27

ТВОРЕН1Я СВ. ЮДИНА ЗЛАТОУСТАГО.

    должно быть повторяемо постоянно. Такъ какъ коварство въ дЬ-лахъ, притворство и лицемер!е принимаются многими за истину, то каждому должно всякий день и за об'Ьдомъ, и за ужиномъ, и въ собрашяхъ повторять ближнему и слышать отъ ближняго это 392 изречете: суета суетствгй, всяческая суета. Не говорилъ ли я тебе постоянно, что богатство есть беглый рабъ? А ты насъ не слушалъ. Не говорилъ ли я, что оно — неблагодарный слуга? А ты не хотели верить. Вотъ опытъ на д’АтЬ показалъ, что оно не только беглый и неблагодарный рабъ, но и человекоубийца; ведь оно теперь заставило тебя трепетать и страшиться. Не говорилъ ли я тебе,—хотя ты постоянно запрещали мне говорить правду,— что я люблю тебя более, чемъ льстецы, что я, обличая, забочусь о тебе более, чемъ те, которые угождаютъ? Не прибавлялъ ли я къ этимъ словамъ, что достовкрнпе суть язвы друзей, нежели вольная лобзанъя враговъ J) (Притч, xxvn, 6)? Если бы ты переносили мои уязвлешя, то ихп лобзашя не причинили бы тебе этой смерти, потому что мои уязвлешя производяти здоровье, а ихи лобзашя нанесли неизлечимую болезнь. Где теперь твои вино-черши? Где те, которые расталкивали преди тобою народи на площади и говорили тебе преди всеми тысячи похвали? Они разбежались, изменили дружбе, ищутъ для себя безопасности вп твоемъ мучеши. А мы не такъ: мы и тогда не оставляли тебя не смотря на твое негодоваше, и теперь падшаго тебя покры-ваемъ и защищаемъ. Церковь, которая терпела отъ тебя гонеше, открыла для тебя свои недра и приняла тебя, а зрелища, которыми ты покровительствовали и изъ-за которыхъ ты часто негодовали на насп, предали тебя и погубили. Мы никогда не переставали говорить: что ты делаешь? Ты неистовствуешь противн Церкви и сами стремишься на край гибели. Но ты все это оставляли безъ внимания. И both консюя состязашя, поглотивппя твое богатство, изощрили на тебя мечи; а Церковь, испытавшая на себе твой безвременный гневи, обходитъ везде, желая избавить тебя отн сетей.
393     2. Это я говорю теперь, не попирая падшаго, но желая
    утвердить стоящихн, не растравляя рани пострадавшаго, но желая сохранить здоровье еще нераненныхп, не предавая утопаю-щаго ви жертву волнами, но научая плывущихъ при попутномъ ветре, чтобы они не потонули. Каки можно достигнуть этого? Если мы будемн помнить о непостоянстве человеческихн дели. И этотп человеки,— если бы они боялся непостоянства, не были бы теперь его жертвою. Но если онъ не исправился ни сами по

         х) Слав. Библ. — язвы друга, — лобзашя врага.

БЕСЬДА НА ЕВТРОШЯ ЕВНУХА, ПАТР0Ц1Я И КОНСУЛА. 405

себе, ни при помощи другихъ, то по крайней мере вы, гордя-пцеся своимъ богатствомъ, въ его несчастш найдите для себя полезный урокъ. Нетъ ничего ничтожнее д4лъ челов'Ьческихъ. Какое бы слово ни употребилъ кто для обозначешя ихъ ничтожества, оно будетъ бл’Ьдн’Ье истины. Назовешь ли ихъ дымомъ, или травою, или сномъ, или весенними цветами, или чЪмъ бы то ни было, они действительно тленны наравне со всемъ этимъ; они даже менее, чемъ ничто. И при такомъ своемъ ничтожестве они еще подвергаюсь насъ великой опасности, какъ это видно изъ настоящаго случая. Кто былъ выше этого человека? Не превзошелъ ли онъ всехъ въ Mipe своимъ богатствомъ? Не до-стигъ ли самой вершины почестей? Не все ли трепетали предъ нимъ и боялись его? Но вотъ онъ сделался несчастнее узниковъ, жалче рабовъ, беднее нищихъ, томимыхъ голодомъ, каждый день видя предъ собою изощренные мечи, и пропасть, и палачей, и ведеше на смерть. Онъ не помнить уже прежняго велич!я и даже не видитъ солнечнаго света; самый полдень для него — глубочайшая ночь: заключенный въ стенахъ, онъ какъ бы лишенъ зрешя. Впрочемъ, сколько бы мы ни старались, мы не можемъ выразить словами то страдаше, какое онъ долженъ терпеть, ожидая каждый часъ смертной казни. И нужны ли наши слова, когда онъ самъ ясно изобразилъ намъ это, какъ бы на картине? Вчера, когда пришли за нимъ изъ царскаго дворца, съ темъ, чтобы насильно взять его, и онъ прибежалъ къ святилищу, лице его было, какъ и теперь, нисколько не лучше, чемъ у мертвеца; а скрежетъ зубовъ, и дрожь, и трепетъ во всемъ теле, и прерывистый голосъ, и онемевшей языкъ, и вся наружность были таковы, каковы могутъ быть у человека съ окаменевшею душею.
     3.      И это говорю я, не порицая и не издеваясь надъ его не-счасйемъ, но желая смягчить ваши души, склонить къ состра-дашю и убедить довольствоваться совершившимся наказашемъ. Мнопе у насъ столь безчеловечны, что даже и насъ укоряютъ за то, что мы приняли его въ святилище; поэтому я и выставляю на видь его страдашя, желая словами своими смягчить ихъ без чувственность.
     И почему, скажи мне, возлюбленный, ты негодуешь? Потому, говоришь, что нашелъ убежище въ Церкви тотъ, который постоянно враждовалъ противъ нея. Но потому особенно и нужно прославлять Бога, что Онъ попустилъ (противнику Церкви) впасть въ такую крайность, чтобы онъ позналъ и силу, и человеколюбие зол Церкви,—силу въ томъ, что за вражду противъ нея онъ потер-пелъ такое несчаспе, а человеколюб!е въ томъ, что она, после всехъ его притеснешй, покрываетъ его теперь щитомъ, взяла его
     ПЗДАН1Е СПБ. ДУХ, ДКАДЕМГИ.                         27*

ТВОРЕШЯ СВ. ЮДИНА ЗЛАТОУСТАГО.

  подъ свои крылья и поставила вне всякой опасности, не вспом-нивъ ни о чемъ изъ прежняго, но открывъ ему свои недра съ великою любовно. (Для Церкви) это — самый славный трофей; это — (ея) блестящая победа; это посрамляетъ эллиновъ, это присты-жаетъ 1удеевъ. Въ этомъ съ новымъ блескомъ проявилось вели-ч!е Церкви: взявъ въ плйнъ врага, она не только щадитъ его, но когда вс! оставляютъ его одинокимъ, она одна, какъ н’Ьжно любящая мать, скрыла его подъ своимъ покровомъ и стала противъ царскаго гнЬва, противъ ярости народа и противъ невыразимой ненависти. Это — украшёше для алтаря. Какое, скажешь, укра-шеше въ томъ, что алтаря касается челов!къ преступный, коры-столюбецъ и грабитель? Не говори этого: и блудница коснулась ногъ Христовыхъ, а она была весьма преступна и нечиста, и однако это послужило для 1исуса не въ вину, а въ похвалу и великую славу, потому что нечистая не повредила чистому, но чистый и нескверный сд!лалъ преступную блудницу чистою чрезъ прикосновение. Не будь же злопамятенъ ты, человЪкъ; мы—рабы Того, Который на крест! сказали: отпусти имъ, не впдятъ бо, что творятъ (Лук. ххш, 34). Но, скажешь, онъ самъ заградили здешнее убЪжище разными указами и законами? Но вотъ они на д!л! узнали, что такое онъ сд!лалъ, и своимъ поступкомъ самъ первый предъ лицомъ всей вселенной нарушилъ законъ, и (теперь) отсюда безъ словъ убЪждаетъ вс!хъ: не делайте этого, чтобы вамъ не испытать того же. Несчасие сделало его учителемъ. И этотъ алтарь изливаетъ велигай св!тъ, оказываясь теперь особенно страшнымъ потому, что держитъ связаннымъ льва, подобно тому какъ царское изображеше производить большее впечатлите, когда оно представляетъ не просто царя на престол!, въ порфир! и д!адем!, но и то, что подъ его ногою лежать варвары съ связанными назади руками и съ поникшими внизъ головами. Впрочемъ н!тъ нужды въ убЪждеши словами, когда вы сами свидетельствуете объ этомъ своимъ усердхемъ и стечешемъ. Подлинно, светлое у насъ сегодня зрелище и блестящее собраше! Только въ святую Пасху я виделъ столько собравшагося народа, сколько вижу здесь теперь: такъ этотъ человекъ молча созвалъ всехъ: его дела прогремели громче трубы. И вотъ девы, оста-вивъ свои покои, жены — свои комнаты, и мужья—рынокъ, все вы собрались сюда, чтобы видеть, какъ обличается человеческая природа, какъ открывается тленность житейскихъ дель и какъ съ лица блудницы, которое с!яло красотою вчера и третьяго дня, переменою судьбы словно губкою стираются притирашя и прикрасы,— ведь таково счастье, приобретаемое въ погоне за богатствомъ!— и она оказывается безобразнее всякой морщинистой старухи.

БЕСЪДА НА ЕВТР0ШЯ ЕВНУХА, ПАТРИЦ1Я И КОНСУЛА.

407

     4.     Такъ велика сила этого несчаст!я, что человека славнаго и знатнаго оно сделало теперь ничтожнее всехъ. Войдетъ ли сюда богачъ — онъ получить (здесь) хоропйй урокъ. Онъ увидитъ, какъ сокрушенъ и повергнуть въ прахъ тотъ, кто потрясалъ всю 395 вселенную, какъ боится и трепещетъ онъ, оказавшись трусливее зайца и лягушки, безъ цепей прикованный къ этому столбу и вместо оковъ связанный однимъ страхомъ. (Это зрелище) укро_ титъ пылъ (всякаго богача), разсЬетъ его надменность, и онъ начавъ ценить человЪчесшя дела такъ, какъ слЪдуетъ ихъ ценить, выйдетъ отсюда, научившись на деле тому, о чемъ Писашя говорятъ въ словахъ: всяка плоть счьно, и всяка слава человгъча яко цвктъ травный: изсше трава, и цвгътъ отпаде (Ис. хь, 6, 7); и еще: яко трава скоро изсшутъ, и яко зелге злака скоро от-падутъ (Псал. xxxvi, 2); яко дымъ днге его (Псал. CI, 4), и тому подобное. Въ свою очередь бедный, войдя и увидЪвъ такое зрелище, не будетъ считать себя несчастнымъ и оплакивать свою бедность, но станетъ благодарить свою нищету, за то, что она составляетъ для него безопасное убежище, безмятежную пристань и твердую стену. И не разъ, имея предъ глазами этотъ примерь, онъ предпочтетъ остаться въ томъ состоянш, въ какомъ находится теперь, чемъ, на короткое время получивъ власть (хотя бы) надъ всЬмъ м!ромъ, потомъ подвергнуть опасности и самую жизнь свою. Видишь, какъ отъ этого бегства его сюда—не малая польза и для богатыхъ и для б’Ьдныхъ, и для низкихъ и для высокихъ, и для рабовъ и для свободныхъ? Видишь, какъ отсюда каждый выходить, получивъ врачество, исцеляясь отъ одного этого зрелища? Не смягчилъ ли я и вашего чувства и не отклонилъ ли гнева? Не истребилъ ли жестокости? Не склонили ли къ состраданпо? Я весьма уверенъ въ этомъ, и свидетельствуютъ о томъ ваши лица и потоки слезъ. Итакъ, если въ сердцахъ вашихъ камень превратился въ тучную и плодоносную ниву, то, произрастивъ плодъ милосерд!я и показавъ цветупцй колосъ сострадания, припадемъ теперь къ царю, или лучше, будемъ умолять человеколюбиваго Бога смягчить гневъ царя и сделать нежнымъ его сердце, чтобы они оказали нами полную милость. И уже си того дня, когда этотн человеки на-шелъ здесь убежище, произошла не малая перемена. Когда царь узнали, что онъ прибежалъ въ это убежище, и когда собравшееся войско негодовало на его преступлеше и требовало его смерти, тогда царь произнесъ длинную рёчь, чтобы укротить ярость войска, уговаривая обратить внимаше не только на грехи (беглеца), но и на хорондя дела его, и объявляя, что за эти дела самъ онъ благодаренъ ему, а за другое прощаетъ его, какъ