Студент

А.П. Чехов

СТУДЕНТ

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Студент. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 5 с. – (Библиотека русской 

классики).

ISBN 978-5-16-007297-5
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

СТУДЕНТ

Погода вначале была хорошая, тихая. Кричали дрозды, и по со
седству в болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку. Протянул один вальдшнеп, и выстрел по нем прозвучал в весеннем воздухе раскатисто и весело. Но когда стемнело 
в лесу, некстати подул с востока холодный пронизывающий ветер, 
всё смолкло. По лужам протянулись ледяные иглы, и стало в лесу 
неуютно, глухо и нелюдимо. Запахло зимой.

Иван Великопольский, студент духовной академии, сын дьячка, 

возвращаясь с тяги домой, шел всё время заливным лугом по тропинке. У него закоченели пальцы, и разгорелось от ветра лицо. 
Ему казалось, что этот внезапно наступивший холод нарушил во 
всем порядок и согласие, что самой природе жутко, и оттого вечерние потемки сгустились быстрей, чем надо. Кругом было пустынно и как-то особенно мрачно. Только на вдовьих огородах около реки светился огонь; далеко же кругом и там, где была деревня, 
версты за четыре, всё сплошь утопало в холодной вечерней мгле. 
Студент вспомнил, что, когда он уходил из дому, его мать, сидя в 
сенях на полу, босая, чистила самовар, а отец лежал на печи и 
кашлял; по случаю страстной пятницы дома ничего не варили, и 
мучительно хотелось есть. И теперь, пожимаясь от холода, студент 
думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при 
Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же 
лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета, —
все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. И ему не хотелось домой.

Огороды назывались вдовьими потому, что их содержали две 

вдовы, мать и дочь. Костер горел жарко, с треском, освещая далеко 
кругом вспаханную землю. Вдова Василиса, высокая, пухлая старуха в мужском полушубке, стояла возле и в раздумье глядела на 
огонь; ее дочь Лукерья, маленькая, рябая, с глуповатым лицом, 
сидела на земле и мыла котел и ложки. Очевидно, только что отужинали. Слышались мужские голоса; это здешние работники на 
реке поили лошадей.

— Вот вам и зима пришла назад, — сказал студент, подходя к 

костру. — Здравствуйте!

Василиса вздрогнула, но тотчас же узнала его и улыбнулась 

приветливо.

— Не узнала, бог с тобой, — сказала она. — Богатым быть.

Поговорили. Василиса, женщина бывалая, служившая когда-то 

у господ в мамках, а потом няньках, выражалась деликатно, и с 
лица ее всё время не сходила мягкая, степенная улыбка; дочь же ее 
Лукерья, деревенская баба, забитая мужем, только щурилась на 
студента и молчала, и выражение у нее было странное, как у глухонемой.

— Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол 

Петр, — сказал студент, протягивая к огню руки. — Значит, и тогда было холодно. Ах, какая то была страшная ночь, бабушка! До 
чрезвычайности унылая, длинная ночь!

Он посмотрел кругом на потемки, судорожно встряхнул голо
вой и спросил:

— Небось, была на двенадцати евангелиях?
— Была, — ответила Василиса.
— Если помнишь, во время тайной вечери Петр сказал Иисусу: 

«С тобою я готов и в темницу, и на смерть». А господь ему на это: 
«Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петел, то есть петух, как 
ты трижды отречешься, что не знаешь меня». После вечери Иисус 
смертельно тосковал в саду и молился, а бедный Петр истомился 
душой, ослабел, веки у него отяжелели, и он никак не мог побороть сна. Спал. Потом, ты слышала, Иуда в ту же ночь поцеловал 
Иисуса и предал его мучителям. Его связанного вели к первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой, понимаешь ли, не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот 
на земле произойдет что-то ужасное, шел вслед… Он страстно, без 
памяти любил Иисуса, и теперь видел издали, как его били…

Лукерья оставила ложки и устремила неподвижный взгляд на 

студента.

— Пришли к первосвященнику, — продолжал он, — Иисуса 

стали допрашивать, а работники тем временем развели среди двора 
огонь, потому что было холодно, и грелись. С ними около костра 
стоял Петр и тоже грелся, как вот я теперь. Одна женщина, увидев 
его, сказала: «И этот был с Иисусом», то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу. И все работники, что находились около огня, 
должно быть, подозрительно и сурово поглядели на него, потому 
что он смутился и сказал: «Я не знаю его». Немного погодя опять 
кто-то узнал в нем одного из учеников Иисуса и сказал: «И ты из 
них». Но он опять отрекся. И в третий раз кто-то обратился к нему: 
«Да не тебя ли сегодня я видел с ним в саду?» Он третий раз отрекся. И после этого раза тотчас же запел петух, и Петр, взглянув 
издали на Иисуса, вспомнил слова, которые он сказал ему на вечери… Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько-горько заплакал. В евангелии сказано: «И исшед вон, плакася горько». Вообра

жаю: тихий-тихий, темный-темный сад, и в тишине едва слышатся 
глухие рыдания…

Студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса 

вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по 
щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и 
выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, 
который сдерживает сильную боль.

Работники возвращались с реки, и один из них верхом на лоша
ди был уже близко, и свет от костра дрожал на нем. Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошел дальше. И опять наступили 
потемки, и стали зябнуть руки. Дул жестокий ветер, в самом деле 
возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха.

Теперь студент думал о Василисе: если она заплакала, то, зна
чит, всё, происходившее в ту страшную ночь с Петром, имеет к 
ней какое-то отношение…

Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и 

возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что 
если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о 
чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, 
вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что 
она всем своим существом заинтересована в том, что происходило 
в душе Петра.

И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остано
вился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно 
из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой 
цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.

А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, под
нимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где 
узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, 
что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в 
саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до 
сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только 22 года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им 
мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и 
полной высокого смысла.