Проблемы викторианской культуры в литературе и искусстве

Н. И. Соколова 

ПРОБЛЕМЫ 
ВИКТОРИАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ 
В ЛИТЕРАТУРЕ И ИСКУССТВЕ 

Монография 

Москва 
2022 

УДК 168.522:82.09(410) 
ББК 71.122.5(4Вел)+83.3(4Вел)5-004.7 
С59 

Рецензенты: 
Половинкина О. И. — д-р филол. наук, проф., заведующая кафедрой  
сравнительной истории литератур историко-филологического факультета 
Института филологии и истории ФГБОУ ВО «Российский государственный 
гуманитарный университет» (РГГУ); 

Редина О. Н. — канд. филол. наук, доц., доц. кафедры истории зарубежных 

литератур факультета русской филологии Государственного образователь-

ного учреждения высшего образования Московской области  

«Московский государственный областной университет» (МГОУ) 

Соколова, Н. И.

С59
Проблемы викторианской культуры в литературе и искусстве : 

монография / Н. И. Соколова. — Москва : Директ-Медиа, 2022. —
216 с.

ISBN 978-5-4499-3025-5 

В монографии, предназначенной для филологов, специалистов по 
зарубежной литературе, по английской литературе, охарактеризованы 
произведения, ставшие откликом на волновавшие викторианцев проблемы, 
связанные с изменившимся под влиянием естественнонаучных 
открытий представлением о мироздании, с интересом к истокам английского 
характера, с поисками героической личности, способной привести 
нацию к духовному возрождению. Отдельный раздел отводится 
интерпретации шекспировских сюжетов писателями и художниками, 
обусловленной мироощущением эпохи. 

В оформлении обложки использована репродукция картины  
Д. Г. Россетти «Мариана» (1870). 

УДК 168.522:82.09(410) 
ББК 71.122.5(4Вел)+83.3(4Вел)5-004.7 

ISBN 978-5-4499-3025-5
© Соколова Н. И., текст, 2022
© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2022

Оглавление 

Введение ................................................................................................................................... 3 

Часть I.  Картина духовной жизни викторианцев в зеркале 
литературы .............................................................................................................................. 7 
Глава 1. Поэма А. Теннисона “In Memoriam”:  
«Божественная комедия» викторианской эпохи ....................................... 7 
Глава 2. Поэма Ф. Дж. Бейли «Фестус»: викторианский 
вариант «Фауста» ....................................................................................................... 21 
Глава 3. Мироощущение викторианского «переходного 
века» в поэзии А. Х. Клафа ..................................................................................... 32 
Глава 4. «Лукреций» А. Теннисона в контексте проблем 
науки и веры ................................................................................................................. 44 
Глава 5. Религиозные конфликты викторианской эпохи 
в «Трагедии святой» Ч. Кингсли ........................................................................ 54 
Глава 6. «Языческое и средневековое религиозное 
чувство» М. Арнольда в контексте споров викторианской 
эпохи .................................................................................................................................. 61 

Часть II. Поиски истоков национального характера, идеал 
героя и образ современника в викторианской литературе ..................... 70 
Глава 1. «Об изучении кельтской литературы» 
М. Арнольда: осмысление национальной идентичности 
в контексте эпохи ...................................................................................................... 70 
Глава 2. Концепция героического Чарлза Кингсли.  
Персей как герой викторианской эпохи ....................................................... 81 
Глава 3. Леди Годива в литературе и живописи 
викторианцев: к проблеме женского героического 
характера ........................................................................................................................ 91 
Глава 4. “The Hero as Poet”. «Леди из Шелотта» 
А. Теннисона и ее «прочтение»  в живописи 
прерафаэлитов .......................................................................................................... 101 
Глава 5. Портрет современника М. Арнольда  
в «Эмпедокле на Этне» .......................................................................................... 114 
Глава 6. Герой «переходного века»  в поэме А. Х. Клафа 
“Amours de Voyage” .................................................................................................. 125 

 

Часть III. Шекспир в эпоху Виктории...................................................................136 
Глава 1. «Гамлет» викторианский ..................................................................136 
Глава 2. «“Гамлет” в миниатюре». 
Монодрама А. Теннисона «Мод» ......................................................................149 
Глава 3. Комедия У. Шекспира «Мера за меру»: 
викторианский взгляд ..........................................................................................159 
Глава 4. «Бесплодные усилия любви» в изложении 
викторианского поэта. Поэма А. Теннисона «Принцесса» ...............171 

Приложение .......................................................................................................................179 

Введение 

Разделы настоящей работы посвящены отдельным аспектам 
культуры эпохи правления королевы Виктории, сложной, 
неоднородной, осознаваемой самими англичанами как период 
перемен. «Наш век — век переходный» (“an age of transition”), —
 констатировал в 1831 году Д. С. Милль в эссе «Дух века», добавляя, 
что в его век «человечество переросло старые установления 
и доктрины, но еще не приняло новых» [Mille, 1963, р. 6]. «Все 
века являются переходными, но наш век — это чудовищный 
момент перехода», — утверждал А. Теннисон, удрученный угасанием 
рыцарского духа среди современников [Tennyson, 1899, 
р. 700]. Викторианцы переживали век, отмеченный утратой 
нравственных идеалов и духовных ценностей, растущей распространенностью 
утилитаристской доктрины, утверждавшей господство 
частного интереса, возникновением чувства изоляции, 
«тоски по утраченной общности человеческой и божественной» 
[Houghton, 1985, р. 77]. Достижения естественных наук, распространенность 
материалистических идей, популярность утилитаризма 
 

изменили 
картину 
мироздания 
в 
сознании 
викторианцев, вызвали сомнения в достоверности библейских 
представлений, стали причиной кризиса веры, распространения 
скептических настроений. Отсюда пристальный интерес к 
религиозным проблемам, к вопросу о соотношении науки и 
веры, о преимуществах христианства и язычества, обозначившийся 
в литературе этого периода. Одним из средств духовного 
и нравственного возрождения нации мыслилось появление 
героя, сильной личности, способной вдохновить на подвиг 
других людей. Наибольшую известность приобретает концепция 
героя Карлейля, утверждавшего, что история мира — это 
«история великих людей» [Carlyle, 1925, p. 1]. Герой Карлейля 
— личность исключительная, «душа, посланная с небес с божественной 
миссией» [ibid, p. 39], человек, наделённый колоссальной 
волей, способный подчинять себе: «Старший над 
людьми, чьей воле мы должны подчиниться и добровольно уступить, 
и найти в этом благо» [ibid, p. 178]. Не все приняли идею 
героической личности Карлейля, но проблема поисков героя стала 
одной из доминирующих в викторианскую эпоху. Для этого 
периода характерно обращение к национальному прошлому, 

к истокам английской нации. Идеал для подражания, эталон 
героического мог быть найден в старинных легендах и преданиях.  

Созвучие проблемам своей эпохи викторианцы находили в 
драматургии Шекспира, интерес к которому в Англии не угасал 
на протяжении столетий. При этом литературная трансформация 
шекспировских сюжетов и образов была обусловлена 
собственными эстетическими установками и этическими принципами 
викторианских писателей. Обращение к шекспировским 
бурлескам раскрывает одну из сторон театральной жизни эпохи. 
В русле собственных этических и религиозных концепций 
викторианцы осмыслили образ Гамлета. Интерпретация образов 
шекспировских героинь в литературе и критике была обусловлена 
отношением викторианцев к «женскому вопросу», 
одному из самых актуальных для их эпохи.  
Всё это определило структуру данной работы. Наиболее 
восприимчивой к проблемам эпохи, быстрее всего реагирующей 
на них стала поэзия, чем объясняется выбор преимущественно 
поэтических произведений для анализа. В ряде случаев принимаются 
во внимание их живописные интерпретации, позволяющие 
увидеть своеобразие их «прочтения» художниками — 
современниками авторов. В Приложении содержатся репродукции 
картин, о которых говорится в монографии.  

Список литературы 

1. Carlyle T. Lectures on Heroes, Hero — Worship and the Heroic in Histo-
ry. Oxford: Clarendon Press, 1925. 256 p.

2. Houghton W. The Victorian Frame of Mind. 1830–1870. New Haven and

London: Yale University Press, 1985. 467 p.

3. Mille J. S. Essays on Politics and Culture. Garden City (N. Y.): Anchor

Books, 1963. 456 p.

4. Tennyson H. Alfred, Lord Tennyson. A Memoir. By His Son. L.: Macmil-
lan, 1899. 929 p.

Часть I.  
Картина духовной жизни викторианцев 
в зеркале литературы 

Глава 1. Поэма А. Теннисона “In Memoriam”: 
«Божественная комедия» викторианской эпохи 

“In Memoriam” можно причислить к самым значительным 
произведениям викторианской эпохи, в которых отразились 
процессы, происходящие в сознании современников «переходного 
века». На сходство “In Memoriam” с поэмой Данте 
впервые обратил внимание сам А. Теннисон, утверждавший, 
что его поэма «создавалась как своего рода «Божественная 
комедия», завершающаяся счастьем» [Tennyson, 1899, р. 255]. 
“In Memoriam” (А. Г. Х.) была написана по случаю внезапной 
кончины Артура Генри Холлема, умершего от кровоизлияния 
в мозг во время путешествия с отцом на континент в возрасте 
двадцати двух лет (1833). Ранняя смерть Холлема — поэта, 
переводчика, литературного критика, автора философских 
эссе, человека, наделенного редкостным обаянием, стала потрясением 
для всех, кто знал его. Но для Теннисона эта утрата 
была особенно тяжелой: Холлем был не только его ближайшим 
другом, но и женихом его сестры Эмили. Отклики на это 
печальное событие содержатся в целом ряде стихотворений 
Теннисона: «Бей, бей, бей…» (“Break, break, break…”), «Улисс» 
(“Ulysses”), «Тифон» (“Tithon”), «Тиресий» (“Tiresias”). Между 
тем, поэт не спешил исполнить пожелание отца Артура увековечить 
память о его сыне. «В то время, — признавался 
он, — мое сердце было слишком подавлено и вся моя энергия 
парализована для того, чтобы откликнуться на его просьбу, 
иначе я не стал бы так медлить с выполнением столь дорогого 
для меня поручения» [Tennyson, 1981, vol. I, p. 255]. Поэма, 
создававшаяся на протяжении семнадцати лет, состояла из 
небольших стихотворений разной длины, написанных четы-
рехстопным ямбом, катренами с кольцевой рифмовкой. “In Me-
moriam” (первоначально называвшаяся «Фрагменты элегии») 
была опубликована в 1850 году, получив восторженную оценку 
Генри Холлема, утверждавшего, что поэма «лучше любого 

монумента», который мог бы быть воздвигнут в честь его сына, 
чье имя потомки будут связывать с именем Теннисона 
[Tennyson, 1899, р. 274]. 
В самом изначальном замысле “In Memoriam” друг Тенни-
сона поэт Обри де Вир, ставший одним из первых слушателей 
отдельных частей поэмы, усматривал сходство с «Божественной 
комедией»: «Как и в случае с Данте, великое горе стало 
провозвестником еще более великой песни. Данте поклялся 
прославить Беатриче, как не была прославлена ни одна женщина 
до нее, и он сдержал свою клятву. Северный поэт, также 
в ранней юности утративший своего лучшего друга, через 
семнадцать лет создал ему славу, которой не имели ни “Лиси-
дас”, ни “Адонаис”» [ibid, р. 245]. Де Вир находил в “In Memori-
am” не только излияние личностных чувств поэта, но и 
«духовное наставление»: поэма учит тому, что «история великой 
скорби — это история души, которая, отважно пройдя 
сквозь мрачную тень планеты горя, должна, покинув ее, 
встретить рассвет на дальнем ее краю» [ibid]. Этой смене 
настроений, выраженных в поэме, де Вир также обнаруживал 
аналогию с «Божественной комедией», в которой безысходная 
печаль «Ада» сменяется «утешением и умиротворенностью 
“
Чистилища”» 
и 
«триумфом 
и 
радостью 
“Рая”».  
В разговоре с Теннисоном де Вир делал предположение, что 
его друг создаст третью часть, «Рай», на что поэт ответил отказом: «
Я написал то, что чувствовал и знал, и никогда не 
напишу ничего иного» [ibid]. 
Ассоциация с Данте в период работы над “In Memoriam” 
возникла у Теннисона не случайно. Холлем был увлечен итальянской 
поэзией, отводя ей особую роль в становлении английской 
литературной традиции, что нашло выражение в его 
эссе «О влиянии итальянской литературы на английскую» 
(1831). В LXXXIX фрагменте воссоздан эпизод университетских 
лет: Холлем в окружении друзей читает поэтов Тосканы. Особенно 
любил он Данте. Еще в возрасте четырнадцати лет он 
перевел на греческий язык речь Уголино. Позже, обучаясь в 
Кембридже, Холлем стал участником полемики с известным 
дантологом Габриэле Россетти, утверждавшим, что Бетриче 
Данте является персонификацией политических и религиозных 
идей противников папства. Холлем первым в Англии, еще 

до Т. Мартина и Д. Г. Россетти, начал переводить «Новую 
Жизнь», однако труд его не был окончен.  
В “In Memoriam” обнаруживаются параллели не только с 
«Божественной комедией», но и с «Новой Жизнью». Как и Данте, 
Теннисон обращается к эпизоду собственной биографии, 
изливая скорбь по поводу утраты дорогого ему человека. Как и 
его великий предшественник, в отдельных фрагментах поэмы 
он вспоминает о земной жизни своего героя. Поэт думает о 
любви друга к Эмили (фрагмент XCVII), воображает, как Хол-
лем, если бы он остался жив, вошел бы в его семью и дети друга 
называли бы его дядей (LXXXIII); оказавшись в Кембридже, 
он видит новое имя на дверях, ведущих в комнаты Холлема, но 
«почтенные стены» (“reverend walls”) оживляют в памяти его 
облик (LXXXVII). Холлем живет в своих «благородных письмах» 
(“noble letters”), слово за словом, строка за строкой, общаясь с 
поэтом из прошлого (XCV). Поэт вспоминает о путешествии 
с Холлемом по Рейну, воссоздает в своем воображении Вену, 
где прекратилось дыхание его друга (XCVIII).  
Вместе с Холлемом Теннисон входил в возникшее  
в 1820-е годы университетское общество «Кембриджских 
апостолов», видевших свою цель в духовном совершенствовании 
современников. Ко времени вступления друзей в Общество 
внутри него образовалась группа «мистиков», считавших 
важнейшим средством преобразования мира внутреннее самосовершенствование 
личности, способной с помощью религиозного 

чувства 
постичь 
«божественный 
принцип» 
в 
собственной душе, развить в себе нравственные убеждения, 
составляющие сущность души, и побудить других достичь самопознания. 
Особую роль в самопознании как способе духовного 
возрождения общества лидер «мистиков» Фредерик 
Денисон Морис, стоявший у истоков движения за «Широкую 
церковь», 
отводил 
поэзии, 
сочинениям 
У. Вордсворта, 
П. Б. Шелли, Дж. Китса, в которых он обнаруживал средоточие 
«божественного принципа» [Allen, 1973, р. 77]. Таким поэтом, 
в представлении «апостолов», был и Теннисон, в творчестве которого 
они обнаружили свидетельство наступления новой эры в 
литературе. Холлем, развивавший в своих философских эссе 
идеи «мистиков», был признан ими личностью, наделенной особым 
даром, он стал одним из духовных лидеров «апостолов». 

Позже группа его университетских друзей получила прозвище 
«Круглого Стола Артура Холлема», сохранявшееся за ними 
и после его смерти [Allen, 1973, р. 58]. 
В “In Memoriam” Холлем предстает таким, каким он виделся «
апостолам», человеком высшего разряда. Подобно Данте, 
для которого Беатриче является «не женщиной, но одним из 
прекраснейших ангелов неба» [Данте, 1967, c. 55], Теннисон 
называет своего героя полубогом: “The man I held as half divine” 
(XIV) [Tennyson, 1975, р. 234]. Божественный свет озаряет лицо 
Холлема, его глаза сияют небесной мудростью (XXXVII). Холлем 
способен постигать тайну звезд, проникать в лабиринты духа. 
Он имел высшее предназначение (“A soul on highest mission 
sent”), мог бы стать, когда бы пришло время, “A lever to uplift 
the earth and roll it in another course” [Tennyson, 1970, р. 260], 
«рычагом», приподнимающим Землю, чтобы заставить ее вращаться 
в ином направлении (CXIII). Подобно Беатриче и героиням 
поэтов «нового сладостного стиля», покойный Холлем 
представляется наставником, духовным руководителем, моральной 
опорой, и поэт просит друга не покидать его, когда 
притупляется его зрение, замедляется движение крови, когда 
напряжены нервы и болит сердце, когда слабеет вера и угасает 
разум (L). В «Новой Жизни» после смерти Беатриче город остается «
весь словно вдовым и лишенным своего достоинства» 
[Данте, 1967, c. 59]. У Теннисона этот образ разрастается до 
размеров овдовевшей расы человеческой, “widow’d race” (поэт 
употребляет это выражение дважды в IX и XVII фрагментах) 
[Tennyson, 1975, р. 232; 234].  
В основе “In Memoriam” лежит подлинный факт, образ Хол-
лема, хотя и идеализирован поэтом, связан с реальностью. 
В поэме обнаруживаются некоторые намеки на обстоятельства 
частной жизни Теннисона, однако при этом поэт утверждал, 
что «я» в поэме — это не всегда автор, говорящий о себе самом, 
но это голос человеческой расы, говорящий его устами» [Ten-
nyson, 1899, р. 255]. Подобно Данте, Теннисон не ограничивается 
излияниями скорби по поводу смерти друга. Личностное 
начало в “In Memoriam” сочетается с раздумьями об устройстве 
мироздания, о взаимодействии человека и вселенной, загадке 
смерти. Поэма стала выражением мироощущения эпохи, в ней 
отразились настроения современников Теннисона. Отсюда по-

пулярность “In Memoriam”, выдержавшей за восемнадцать месяцев 
после первой публикации пять изданий. В религиозных 
кругах поэма была воспринята как молитвенник, ее фрагменты 
были включены в церковные гимны и проповеди [Hunt, 1970, 
р. 11–12]. С другой стороны, первые читатели отмечали, что 
Теннисон «сделал решительный шаг вперед для объединения 
высот религии и философии с передовой наукой современности» [
Tennyson, 1899, р. 249]. В “In Memoriam” обнаруживается 
увлеченность Теннисона трудами естествоиспытателей, изменившими 
образ мира в сознании викторианцев. Сочинения 
Р. Чемберса, Ч. Лайелла еще до Дарвина заставляли усомниться 
в достоверности библейских концепций о времени существования 
вселенной, идее творения, возможности бессмертия души. 
Представления о нравственном облике природы, в которой 
царит гармония, сменились концепцией природы как безжалостной 
стихии, управляемой случаем, средоточия деструктивных 
сил. В «Прошлом и настоящем» (1843) Т. Карлейль 
уподоблял природу сфинксу, обладающему «женской красотой 
и нежностью, лицом и грудью богини, но когтистыми лапами и 
телом льва. В ней небесная красота, заключающая в себе божественный 
порядок, служение мудрости, но в ней же и демоническая 
тьма, жестокость, рок» [Carlyle, 1845, р. 9]. 
Теннисон всегда интересовался достижениями естественных 
наук, был знаком с теорией эволюции. Между тем, подобно 
многим современникам, он был озабочен проблемой кризиса 
веры. «Опасайтесь подорвать почву любой религии, если вы не 
можете посеять лучших семян» [Tennyson, 1899, р. 712], — предупреждал 
он. «Это ужасный век безверия, — отзывался он о 
своей эпохе. — Я не могу выносить, что люди приносят все в 
жертву на холодный алтарь того, что они в несовершенстве 
своих познаний называют истиной и разумом… Нация без веры 
обречена» [ibid, р. 259]. Утверждая в духе идей «Кембриджских 
апостолов» что «Бог проявляет себя в каждой индивидуальной 
душе» [ibid, р. 272], поэт разделял мысль Ф. Д. Мориса о том, 
что «подлинный ад — это отсутствие Бога в душе человека» 
[ibid, р. 362].  
Эти настроения находят выражение в “In Memoriam”. В поэме 
звучит мысль о противоборстве Бога и природы, которая 
предстает источником «злых снов», “evil dreams”, мыслей о том, 

что жизнь заканчивается в могиле. В LVI фрагменте природа — 
кровожадное чудовище с окровавленными зубами и когтями, 
“Nature red in tooth and claw” [Tennyson, 1975, р. 243]  поднимает 
крик против веры, и человек, который верил в Бога, в конечную 
цель творения, будет развеян с пеплом в пустыне или 
запечатан в жесткой земле. В природе все подвержено переменам, 
ей безразлично, что один вид сменяет другой (LV). В бесконечном 
процессе эволюции само человечество исчезнет как 
вид, и человек — лишь провозвестник высшей расы, “the herald 
of a higher race” [ibid, р. 261].  
А. Теннисон, как и его университетские друзья, разделял 
представления сторонников евангелистской доктрины о том, 
что достижения науки не противоречат вере, но лишь подтверждают 
величие божественного замысла. По словам сына 
поэта, его отец во всей вселенной обнаруживал «проявление 
славы и величия Бога и наука о природе была особенно дорога 
ему» [ibid, р. 262]. Не случайно в разговоре с Дарвиным Тенни-
сон заявил: «Ваша теория эволюции не противоречит христианству» [
ibid, р. 464]. Это утверждается и в эссе Холлема 
“Theodicea Novissima”, о котором Теннисон отзывался в письме 
к отцу друга, что оно «воздает великую честь оригинальности 
мысли» [Tennyson, 1981, vol. I, p. 108] автора. Холлем писал, что 
«христианство не считается более темой, далекой от исследовательской 
мысли, но рассматривается в его связи с другими 
отраслями знания и, особенно — с важными фактами нашей 
моральной и разумной природы» [Hunt, 1970, р. 38]. Эссе, прочитанное 
перед собранием «апостолов» в октябре 1830 года, 
было направлено против деизма, сторонники которого, не 
признававшие догмата откровения, полагали, что факт реальности 
Бога подтверждается самим существованием мироздания, 
настаивая на том, что «цивилизованный человек не 
нуждается в откровении свыше, ему достаточно посмотреть 
на упорядоченный мир, чтобы осознать великодушие Творца, 
и заглянуть вглубь собственной души, чтобы постичь внушенные 
свыше нормы поведения, которым должны следовать 
рационально мыслящая личность» [Jay, 1982, р. 2]. Холлема 
отталкивал рационализм деистов, которому он противопоставил 
принцип божественной Любви. Теннисон также обнаруживал 

ограниченность 
рационализма, 
человеческого