Экономика без догм: Как США создают новый экономический порядок

УДК 336
ББК 65.049
 
И67

ISBN 978-5-9614-5976-0
© Владислав Иноземцев, 2021
© ООО «Альпина Паблишер», 2021

УДК 336
ББК 65.049

Иноземцев В.

Экономика без догм: Как США создают новый экономический 
порядок / Владислав Иноземцев. — М. : Альпина 
Паб лишер, 2021. — 266 с.

ISBN 978-5-9614-5976-0

В начале XXI века, спустя 50 лет после отмены Бреттон-Вудской 
валютной системы, технологии, экономика и политика оказались 
связаны теснее, чем когда-либо прежде. В своей новой книге экономист 
Владислав Иноземцев оценивает основные тренды развития 
глобальных финансов и описывает признаки «новой экономики»: 
власти США и стран Европы поощряют инновации и не ограничивают 
денежную эмиссию, используя деньги в качестве инструмента 
антикризисного регулирования, пока Китай и нефтедобывающие 
страны остаются в плену отживших идей о сбалансированном 
бюджете и значимости валютных резервов. 
В новой финансовой реальности западные страны более не нуждаются 
в ограничении долговой нагрузки. Не предвидится и краха 
доллара, а следовательно — конца американской гегемонии. Книга 
Иноземцева сочетает жанры исторического очерка и экономического 
исследования и будет интересна широкому кругу читателей.

И67

Все права защищены. Никакая часть этой книги 
не может быть воспроизведена в какой бы 
то ни было форме и какими бы то ни было 
средствами, включая размещение в сети интернет 
и в корпоративных сетях, а также 
запись в память ЭВМ для частного или публичного 
использования, без письменного разрешения 
владельца авторских прав. По вопросу 
организации доступа к электронной библиотеке 
издательства обращайтесь по адресу 
mylib@alpina.ru.

Редактор С. Айбусинов

СОДЕРЖАНИЕ

Введение  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5

Глава первая
ЗАКОМПЛЕКСОВАННЫЙ ВЕК  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15

Глава вторая
ПЕРИОД РАСКРЕПОЩЕНИЯ  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 53

Глава третья
ПРИЧИНЫ ФИНАНСОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ  . . . . . . . . .101

Глава четвертая
УСТОЙЧИВОСТЬ «НОВОЙ ЭКОНОМИКИ». . . . . . . . .139

Глава пятая
ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПРОТИВОСТОЯНИЯ . . . . . . . . . .163

Заключение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .195

Примечания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .201

ВВЕДЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

В октябре 2014 г. Международный валютный фонд впервые 
поместил Китай на первую строку в списке стран, ранжированных 
по размеру их экономик, рассчитав валовый внутренний 
продукт страны за первые три квартала с учетом 
данных о покупательной способности ее национальной 
валюты, юаня1. 20 апреля 2011 г. премьер-министр России 
В. Путин, выступая перед депутатами Государственной 
думы, заверил их, что к 2020 г. Россия станет крупнейшей 
экономикой Европы по размеру ВВП, рассчитываемого 
по паритету покупательной способности2. Определенные 
основания для оптимизма имелись и у Пекина, и у Москвы. 
Китай с 2005 по 2014 г. нарастил экспорт товаров в США 
в 1,92 раза3 и с 2008 г. стал крупнейшим кредитором 
главной мировой сверхдержавы4; Россия в преддверии 
возвращения В. Путина в Кремль наслаждалась самыми 
высокими за столетие ценами на нефть5, быстро преодолевая 
последствия скоротечного глобального экономического 
кризиса 2008–2009 гг., в котором в то время 
привычно было обвинять США с их «безрассудной» финансовой 
политикой. Геополитическое возвышение Китая 
и России никем не ставилось под сомнение; предсказания 
Ф. Фукуямы о «конце истории»6 были забыты, тогда 
как книги о «возвращении истории»7 заполонили полки 
магазинов. Однако всего несколько лет спустя эксперты 
наперебой обсуждали первое с 1992 г. (когда Китай начал 

ЭКОНОМИКА БЕЗ ДОГМ

публиковать ежеквартальную статистику ВВП) падение 
китайской экономики на 6,8% в первом квартале 2020 г.8 
и сокращение российского экспорта на 22,5% в первом 
полугодии9, не переставая удивляться тому, как США, ЕС 
и Великобритании в не менее сложной ситуации удалось 
на протяжении всего лишь четырех месяцев мобилизовать 
для спасения своих экономик рекордную сумму почти 
в $5 трлн10.
Действительно, удивляться сегодня есть чему. То, что 
мы все имели возможность наблюдать на протяжении 
прошлого года, поражает воображение и идет вразрез 
со всеми ранее привычными представлениями. И я говорю 
не только о пришествии вируса, за год с момента официального 
уведомления Китаем ВОЗ о его появлении поразившего 
84 млн человек и унесшего 1,82 млн жизней11, 
но и о том, что эпидемия, более чем на квартал остановившая 
мировую экономику и вызывавшая частичные 
локдауны на протяжении всего года, заставившая 
правительства восстановить границы даже там, где их 
давно не существовало и вынудившая власти ведущих 
стран довести дефициты своих бюджетов до невиданных 
в мирное время 7,2–17,9% ВВП12, все же не смогла ввергнуть 
глобальное хозяйство в долговременный кризис. 
Экономика была, как сейчас принято говорить, «поставлена 
на паузу»13, но не сорвалась в штопор: в США к середине 
года фондовый рынок отыграл более 75% потерь 
и находился в 6–10% от исторических максимумов14, 
а реальные доходы населения во втором квартале выросли 
почти на 14,5%15. Еще более удивляло, что невиданный 
приток денежной массы (за первую половину года баланс 
ФРС вырос на $2,83 трлн, ЕЦБ — на €1,62 трлн, а Банка 
Англии — на £220 млрд16), осуществленный на условиях, 

ВВЕДЕНИЕ

которые нельзя назвать рыночными (учетные ставки к середине 
марта упали до 0–0,25% в США, 0,1% — в Великобритании 
и 0% — в еврозоне17), не спровоцировал роста 
цен (инфляция во втором квартале в еврозоне составила 
0,4%, а в США была зафиксирована дефляция в 1,5%18) 
и не привел к значительному повышению стоимости 
обслуживания сильно возросшего государственного долга. 
Впервые в истории правительства отказались от практики 
предоставления льготных кредитов в пользу прямого 
дотирования потребителей19 и возмещения коммерческим 
компаниям издержек, которые те не могли нести20. Могло 
показаться, что законы рыночного хозяйства перестали 
действовать — но уже сегодня не приходится сомневаться, 
что следствием масштабных мер помощи стало сохранение 
потенциала развития крупнейших западных экономик 
на фоне серьезных проблем в тех странах, которые 
еще недавно считали себя почти неуязвимыми, надеясь 
на скорый конец «американской гегемонии».
Конечно, пока рано подводить окончательные итоги 
происшедшего. Кризис продолжается; экономики США 
и европейских стран находятся лишь на ранних этапах 
восстановления; безработица остается на уровне, который 
Европа и Америка не видели со времен Великой депрессии, — 
однако, учитывая насколько успешными в экономическом 
отношении были предшествующие кризису 
годы, можно не сомневаться в том, что проблемы удастся 
преодолеть даже быстрее, чем в период крупных кризисов 
1973–1974-го или 2008–2009 гг. При этом и политикам, 
и ученым сегодня необходимо определить, чем же обусловлен 
успех экономической политики первой половины 
2020 г. Было ли использование «денежного водопада» 
единичным эпизодом, а его результативность случайной? 

ЭКОНОМИКА БЕЗ ДОГМ

Или мы присутствовали при рождении новой глобальной 
реальности, в которой деньги могут возникать из ниоткуда 
практически в любом количестве и убивать кризис 
в зародыше, как лекарства убивают бактерии и вирусы? 
Не менее важными представляются и некоторые другие 
вопросы, которые ставились уже давно, но так и не получали 
ответа.
Финансовые потрясения 2020 г. заставляют задуматься, 
например, о том, почему страны-эмитенты свободно конвертируемых 
валют, годами принимавшие дефицитные 
бюджеты и обремененные постоянно растущим внешним 
долгом, сегодня противостоят кризису со значительно 
меньшими потерями (по крайней мере с точки зрения 
уровня и условий жизни среднего гражданина), чем те, 
которые по крайней мере последние 20 лет вели исключительно 
ответственную бюджетную политику и стремились 
сокращать свои внешние обязательства? Почему страны, 
накопившие огромные валютные резервы и, казалось бы, 
обезопасившие собственные денежные единицы от спекулятивных 
атак, не только не смогли опустить до близких 
к нулевым значениям учетные ставки, но и вообще 
задействовать центральные банки для серьезной помощи 
бюджету? Почему развитые страны смело реагировали 
на кризис, исходя из потребностей экономики, а развивающиеся 
были скованы оглядкой на наполненность 
резервных фондов? И, наконец, главным сейчас является 
вопрос о том, насколько примененные США и европейскими 
странами методы борьбы с кризисом могут считаться 
универсальными и как часто они могут использоваться?
Ситуация, сложившаяся в мировой экономике к середине 
2020 г., очень напоминает ту, что имела место в мировой 
политике 75 лет назад. 16 июля 1945 г., менее чем через 

ВВЕДЕНИЕ

три месяца после того, как СССР нанес поражение своему 
самому опасному противнику и стал принимать делегации 
союзников в пригороде поверженной вражеской столицы, 
в пустыне, неподалеку от городка Аламогордо, было произведено 
испытание первой атомной бомбы21, сделавшей 
Соединенные Штаты — пусть и ненадолго — самой мощной 
в военном отношении державой, способной безнаказанно 
нанести непоправимый ущерб любому сопернику. 
Советскому Союзу потребовалось несколько лет, чтобы 
благодаря усилиям разведки и талантам ученых и инжене-
ров22 создать свой ядерный арсенал, после чего несколько 
десятилетий прошли под знаком беспрецедентной гонки 
вооружений. Давайте не будем себя обманывать: то, что 
случилось в 2020 г., крайне похоже на происшедшее много 
лет назад. Хотя возгласы «Можем повторить!» в последнее 
время особенно зычно звучали из Москвы, повторили 
историю скорее американцы. Если им действительно 
удалось выйти за рамки давно привычных экономических 
ограничений и создать условия для безграничной 
эмиссии, способной в случае необходимости наполнять 
бюджеты, не порождая при этом инфляционного шока 
и не вызывая необходимости направлять все бóльшие 
суммы на обслуживание государственного долга, следует 
признать, что Соединенные Штаты обрели «финансовую 
ядерную бомбу», ставящую их в совершенно особое положение 
по отношению к любым другим игрокам.
Процесс, кульминацию которого мы, вероятно, наблюдаем 
сегодня, начался в середине 1990-х гг. В эпоху стремительного 
экономического подъема, вызванного завершением 
холодной войны, набиравшей темп глобализацией, 
«пузырящимися» фондовыми рынками и масштабной 
технологической революцией, в мире быстро форми-

ЭКОНОМИКА БЕЗ ДОГМ

ровались опасные дисбалансы. Многие развивающиеся 
страны восприняли — причем не без оснований — процессы 
глобализации как «прилив, который поднимает все 
лодки»23. За несколько лет накопление богатств на мировой 
периферии приобрело невиданные масштабы. В конце 
1996 г. пять из десяти и девять из двадцати самых богатых 
людей мира впервые представляли незападный мир24. 
На протяжении первой половины 1990-х гг. фондовые 
рынки выросли в Южной Корее в 1,75, на Тайване — 
в 1,8, в Индонезии — в 2,3, а в Малайзии — в 2,5 раза25. 
Однако в 1997 г. от процветания не осталось и следа: если 
в 1996 г. в экономику Южной Кореи, Таиланда, Индонезии, 
Малайзии и Филиппин иностранные инвесторы вложили 
рекордные $93 млрд, то итогом следующего года стал 
нетто-отток капитала в $12,1 млрд, что означало сокращение 
инвестиционной позиции на 11% совокупного ВВП 
этих стран26. Международным финансовым институтам 
пришлось ссудить Южной Корее, Таиланду и Индонезии 
рекордные в то время $117 млрд27. Отголосками кризиса 
стали дефолты в России в 1998-м и в Аргентине 
в 2001 г. Серия кризисов была столь масштабной, что 
правительства периферийных стран сделали из происшедшего 
радикальные выводы. Долги, наращивание которых 
было названо одной из главных причин катастрофы28, 
теперь повсеместно рассматривались как абсолютное 
зло, а бюджетные и торговые дефициты — как источник 
повышенной опасности. Однако последовавшие за этим 
события стали одними из самых загадочных в мировой 
экономической истории. 
Пострадавшие от кризиса страны, воспользовавшись 
девальвацией своих валют и открытостью западных рынков, 
начали стремительно наращивать экспорт, стремясь при этом 

ВВЕДЕНИЕ

ограничивать импорт и накапливать валютные резервы. 
Легко предположить, что Соединенные Штаты, куда направлялась 
бóльшая часть дешевых азиатских товаров, не имели 
особых причин возражать: удешевление импорта внесло 
значительный вклад в повышение реальных доходов американских 
граждан, позволяя ограничивать рост номинальной 
заработной платы, что вызвало рост корпоративных 
прибылей и сделало президентство Б. Клинтона самым 
успешным периодом за всю историю американского фондового 
рынка29. За 1998–2008 гг., в период такой «новой 
экономической политики», Китай, Южная Корея, Россия, 
Саудовская Аравия, Индонезия, Малайзия и Таиланд произвели — 
причем вполне добровольно — самый большой 
трансферт богатства в истории, поставив в США и Европу 
огромные объемы сырья и промышленных товаров, получив 
взамен выросшие более чем в 10 раз (с $310 млрд 
до $3,3 трлн) валютные резервы30. К середине 2000-х гг. 
процесс привел в замешательство даже американцев, 
которых начали беспокоить возникающие дисбалансы 
и легкость финансирования государственного долга, все 
больше превращавшегося во внешний31 (доля иностранных 
компаний и финансовых институтов среди держателей 
американских казначейских облигаций достигла в 2008 г. 
рекордных 61,2%32). В самих периферийных странах изменившаяся 
ситуация вызывала эйфорию, заставляя некоторых 
политиков задуматься (а порой и говорить вслух) 
о возможности оспаривания глобальной роли доллара 
и чуть ли не обрушения его курса через манипуляции 
на валютном рынке. Если проводить условные аналогии 
с военной историей, такое поведение немного напоминает 
радость генералов, собравших большие танковые армии 
в надежде легко победить с этим арсеналом страну, обла-

ЭКОНОМИКА БЕЗ ДОГМ

дающую как ядерным оружием, так и баллистическими 
ракетами для его доставки. 
Собственно, тут мы и подходим к основному вопросу, 
которому посвящена эта книга. На протяжении многих 
десятилетий экономическая мощь той или иной страны 
оценивалась по разным параметрам — от природных 
богатств до масштабов индустриального производства, 
от количества накопленного золота до размеров валютных 
резервов, но в большинстве случаев эти меняющиеся 
критерии богатства в относительно равной степени применялись 
к различным экономикам. Этапы хозяйственного 
развития сменяли друг друга довольно синхронно, 
а страны, которые не «вписывались» в процесс их смены, 
мало интересовали лидеров, какими бы масштабами они 
ни отличались (как никого на Западе особо не интересовал, 
например, Китай во времена промышленной революции 
в Европе). Соответственно, в мире формировался понятный 
механизм конкуренции, основанный на генерации 
технологических инноваций и способности их использования. 
В рамках подобной реальности неоднократно — 
в масштабах сначала Европы, а потом и всего мира — 
происходила смена хозяйственных лидеров, что было, 
пожалуй, главным содержанием исторического процесса 
XVIII–XX вв. Однако на каком-то этапе привычные соотношения 
нарушились вследствие возникновения новых 
технологий, новых социальных практик и новой логики 
воспроизводственных процессов. Эпическая борьба противостоявших 
друг другу идеологий и «двух мировых систем», 
которые, по словам французского философа Р. Арона, 
«представляли собой не два принципиально отличных 
мира — советский и западный, — а единую реальность, 
индустриальную цивилизацию»33, закончилась не тогда,