Нашествие : роман

Издательство
«Альпина нон-фикшн»

Москва, 

Ю Я
Нашествие

Роман

ISBN 978-5-00139-731-1

УДК 821.161.1-311.1
ББК 84(2=411)6-444
 
Я47

Яковлева Ю.
Нашествие: [роман] / Юлия Яковлева. — М. : Альпина нон-
фикшн, 2022. — 464 с.

ISBN 978-5-00139-731-1

Бурмин, ветеран первой русской вой ны с Наполеоном и сражения 
под Аустерлицем 1805 года, возвращается оттуда не совсем тем, кем 
был. Молодого помещика начинают мучить странные приступы: обостряется 
обоняние, тело перестаёт слушаться, а затем следует беспамятство. 
Он проводит годы в уединении, скрывая своё превращение. 
Случайная встреча с былой любовью пробуждает в нём старое чувство — 
и Бурмин возвращается в свет. В смоленском обществе будто 
ничего не изменилось, но в воздухе повисло смутное предчувствие 
грозящей вой ны: о ней все говорят, но не знают, что она уже на пороге.
В новой книге Юлия Яковлева мастерски переосмысляет традицию 
русской прозы XIX века, сочетая большой русский роман и фантастический 
триллер. Представленный ею мир 1812 года — «мир пока 
скрытого, но страшного социального напряжения в обществе. К то-то 
стиснут крепостным правом,  кто-то — нормами общепринятых приличий. 
Вой на же выпустит это напряжение наружу и покажет, кто есть 
кто на самом деле».

УДК 821.161.1-311.1
ББК 84(2=411)6-444

Я47

Все права защищены. Никакая часть этой книги не может быть 
воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы 
то ни было средствами, включая размещение в сети интернет 
и в корпоративных сетях, а также запись в память ЭВМ 
для частного или публичного использования, без письменного разрешения 
владельца авторских прав. По вопросу организации доступа 
к электронной библиотеке издательства обращайтесь 
по адресу mylib@alpina.ru

© Ю. Яковлева, 2022
© Художественное оформление, макет.
 
ООО «Альпина нон-фикшн», 2022

Издательство благодарит Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency
за содействие в приобретении прав

 


Глава 1

Охота на человека не отличается от охоты на любого другого 
зверя с тёплой кровью. Тем более когда человек — сам 
зверь.
С собой нужно: пристрелянное ружьё, сумка с порохом, 
дробь. Дробь — это, конечно, так, только чтобы подранить, 
остановить. Добивать всё равно надо ножом или рогатиной. 
Потом следует подвесить за ноги и дать крови стечь. Её надо 
вылить поодаль. А голову — отделить от тела.
Некоторые советуют напоследок вбивать в грудь кол. Но 
скорее всего, просто путают с вурдалаками, а это не то же 
самое.

 
ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА

С,   

Иван с разбега вжался в дерево, шлёпнул ладонями по 
стволу, боясь шевельнуться. Высоко в кронах заливались 
птицы.
Услышать бы что. Но грудь сипела, заглушая все другие 
звуки.
Увидеть бы. Но перед глазами плясали серые точки.
Унюхать бы. Но мир весь состоял из одного запаха — 
его собственного: резкого, пронзительного запаха страха. 
На потный лоб сел овод. Иван мотнул головой, мазнул рукавом. 
Согнал. С бровей скользнула капля пота. Сморгнул. 
Вытаращился.
Просека казалась ему пропастью. На той стороне ели 
приподнимали колючий полог: мол, сигай, спрячем.
Но просеку ещё надо было  как-то перебежать! Если 
они поджидают его в схроне, лучше места не найти: снимут 
одним выстрелом.
Иван прикинул. Сигануть? Пан или пропал.
А если пропал?
Знать бы, где они. Посопел. Но от бега нос пересох. 
Иван сунул в рот палец, обслюнявил. Ткнул в ноздрю, 
в другую. Осторожно потянул воздух.
Кислый хлеб, дёготь, ружейная смазка, порох. Пакостный 
человеческий дух ел глаза: густой, как дым. Они не 
отстали, шли по следу. Близко ль? Далеко? Казалось: рядом.

Наклонил голову. Весь стал собственным ухом.
Воздух колебался. Звенел, шуршал. Пройти сквозь него 
бесшумно они не могли, так же как не могли просочиться 
сквозь паутину, не задев ни одной нити. Иван слышал всех 
четверых. Стреляли под ногами сухие травинки. Хрупали 
сучки. Пыхал мох. О железо клацало железо.
Дурни. Охотнички, царя небесного олухи. Эк звенят. 
Могли бы тогда уж и в чугунные горшки колотить.

НАШЕСТВИЕ 


Он ощутил собственное превосходство. Ухмылка поползла 
сама. Глянул на тот берег, на зелёный полог. Решился. 
Пан!
Вынул из травы одну ногу, бесшумно опустил, слушая 
землю всей подошвой. Потом другую. Отделился от ствола, 
не уронив с коры ни чешуйки.
Сиганул через солнечный коридор. Молотя локтями. 
Чуть не хлеща себя пятками по заду. Юркнул в зелёный 
сумрак с банным звуком — хлестнули по груди, по лицу 
листья.
И напоролся, как на штырь:
— Стоять, Иван.
Вместе с дыханием вырвался запах: запах рта, который 
не трескал кислого хлеба. Барский.
Иван обмер. Вылупился. Сердце билось так, что в такт 
подрагивало небо.
Вороной глазок ружья смотрел в грудь.
Барин был незнакомый. Не мочалинский барин уж во 
всяком случае.
— Не шевелись, — предупредил барин.
Было в этом запахе ещё  что-то. Ч то-то такое, от чего заскребло 
под коленями, защипало под мышками, защекотало 
в затылке. Запах барина заполнял Ивану голову, как тьма.
Дуло качнулось.
— Стой, сказал! Я тебе худого не сделаю. Я друг.
«Хотел бы прикончить, давно б выстрелил, — соображал 
Иван. — Вот только прикончить — это ещё не самое худшее, 
что такой, как он, может сделать с таким, как я».
Иван сглотнул сухой комок в горле:
— Ружьишко бы опустил, что ли. Раз друг.
Вороной глазок медленно потупился.
Барин, видать, то ли дурной, то ли ни разу не линявший.
Иван брызнул в кусты быстрее, чем мысли успели за 
телом.

 
ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА

Калёный неподвижный запах созревающих колосьев. Белое 
невыносимое небо. И пыль. Пыль на крыльях коляски, 
в складках платья, на лицах и шляпах.
— Вы давно здесь не бывали?
Мари отвернулась от леса и оборотилась к спутникам, 
что сидели перед ней. Это были немолодая дама, дальняя 
родственница, княгиня Печерская, и её зять — чиновник 
средних лет. Оба ехали в смоленское имение, только что 
полученное по завещанию.
— Шесть лет, — ответила.
Коляска подпрыгнула на выбоине. Подпрыгнули на сиденьях 
и пассажиры, а собачка клацнула зубами. Разговор 
оборвался, и все забыли, о чём он был.
Щёки зятя тряслись на неровной дороге, бакенбарды от 
пыли стали как вой лочные. Воздух вокруг него пах скисшим 
сладким вином. Он то и дело утирал пот и видимо страдал от 
похмелья. Жара доконала его. Коляска в очередной раз подпрыгнула, 
Мари вспомнила фамилию этого толстяка: Марков. 
Лицо старой княгини Печерской было тоже покрыто пылью. 
Пыль забилась в морщины. Княгиня держала на коленях 
собачку. В Москве собачка была белой. Теперь стала серой.
«Наверное, и у меня лицо в пыли». Мари расстегнула 
ридикюль, чтобы вынуть зеркальце, посмотреть, отряхнуть 
платком. Но не вынула. Застегнула ридикюль. Какая разница? 
Через несколько минут опять будет всё то же. Мари 
ограничилась тем, что развязала, ослабила на шее косынку 
и расставила локти, чтобы не чувствовать отвратительную 
влагу батиста под мышками. Под лентами шляпы чесалось. 
Назад уплывали, покачиваясь, зелёные каскады берёз. Трепетал, 
как розовый флажок, язык болонки.
Коляска въехала в лес. Из белого зноя — в зелёный полумрак. 
Через несколько минут глаза пассажиров привыкли 
к тени и окрасились смыслом. Собачка, облизнув напоследок 
нос, втянула язык и закрыла пасть. Все четверо глядели 
по сторонам. Мари чувствовала, как засосало  отчего-то под 

НАШЕСТВИЕ 


ложечкой. Лес всей массой зелени, света, теней валил назад. 
Блики, тёмные провалы. За рябой кутерьмой листвы угадывалась 
глубина, как угадывается глубина под ребристой 
поверхностью моря. Тёмная, неподвижная, холодная — 
и обитаемая.
— Шесть лет, вы говорите? — ожила, удивилась княгиня.
— С тех пор, как вышла замуж, — пояснила Мари.
— Странно, должно быть, вновь оказаться в родных местах, — 
заметил толстый Марков.
Кучер чмокнул, прикрикнул:
— Н-да, родимые.
Но не лихо прикрикнул. В голосе его была тревога. Хлопнул 
вожжами. Копыта стали бить чаще. Коляска покатила 
быстрее. Пассажиры ухватились за борта.
— А что, любезный, — обернулся к толстой заднице кучера 
и спросил по-русски Марков, — говорят, волков в этом 
году пропасть?
— Бывают, — ответил кучер.
Зять княгини не отстал:
— Охотники сказывали. Давно такого в окрестностях не 
видали. Скот режет. Слыхал что?
— Развелось, грят, — неохотно согласился кучер. — 
В Бурминовке, в Карповке, в Мочаловке только и разговоров, 
что развелось.
— Что ж охотники? Спят?
— Не спят. Да только это такеи волки, капкан чуют. Собак 
рвут. У домов рыскают. Страх потеряли.
Дамы тревожно переглянулись. Старуха осуждающе глянула 
на зятя. Но тот не унялся:
— Ишь ты. А что, и на людей нападали?
Старуха сердито и быстро приказала по-французски:
— Прекратите, пожалуйста, этот вздор.
Кучер тем временем говорил:
— А то! К вой не это, грят. Волк, грят, он мертвечину если 
распробовал, обратно ходу нет.

 
ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА

Пассажиры скривились. Старуха вперила в зятя негодующий 
взгляд. Под его калёным жаром Марков громко 
по-русски перебил кучера:
— Ты  врать-то брось!
Обернулся виновато к дамам. Старуха поджала губы:
— Найдёте же вы, о чём разговор завести, — упрекнула 
зятя.

Ей за многое хотелось его поддеть, укусить. Он источал 
густой сивушный запах: ртом, всеми порами. Княгиня старалась 
делать вид, что не замечает, не упрекать, не кусать. 
Зять её, говоря по-русски, крепко закладывал за галстук. 
Старуха решила прекратить это раз и навсегда. Но совсем 
не тем методом, каким на Руси издавна такое прекращают, 
а… Его недуг она решила победить во что бы то ни стало. 
За тем и ехала в Смоленск, забрав зятя под наполовину 
выдуманным предлогом. Ссориться с ним на пути к цели 
она не могла. Большой стратегический план требовал тактических 
жертв, и, сказав себе: «Не время сейчас», она поджала 
губы.
Зять тихо икнул, прикрыв рот кулаком.
— Вы слыхали наши последние московские новости, 
дорогая? — Наклонилась к Мари: — Граф Безухов разъехался 
с женой.
— Вот как?
Об этом судачили и в Петербурге.
— Удивляюсь, как бедная Элен его столько терпела. 
Святая женщина, — болтала Печерская. — Другая бы на её 
месте уехала от такого мужа сама.
Княгиня Печерская и её пьяница-зять сидели спиной 
к движению. А Мари со своего сиденья, лицом к ним, увидела, 
что кучер весь подобрался. Стал озираться: налево, 
направо, налево, направо.
«До чего неприятно, в самом деле».
— Неужели вы не скучали по родным местам все эти 
шесть лет? — светски завёл снова краснолицый Марков.