Деревенская беседа. Василий Белов и его товарищи

В. И. Белов

Дер е в е н ск а я  
б е с е д а

Василий Белов  
и его товарищи

Анатолий Ехалов

Вологда • Родники
2022

УДК
ББК
821.161.1
84(2=411.2)6-44
Е93

Ехалов, Анатолий.
Деревенская беседа. Василий Белов и его товарищи / Анатолий 
Ехалов. — Вологда : Родники, 2022. — 180 с.
ISBN 978-5-9729-5040-9

Это непридуманные рассказы Анатолия Ехалова о знаменитых 
писателях, режиссерах, музыкантах, певцах, которым рукоплескали 
лучшие концертные залы мира, простых вологодских крестьянах- 
самородках, политиках, председателях колхозов… Их объединяет 
одно имя — Василий Иванович Белов — и один город — Вологда.

Е93

ISBN 978-5-9729-5040-9
© Ехалов А. К., 2022
© Николай Журавлев, иллюстрация на обложке, 2022
© Издательство «Родники», 2022
© Оформление. Издательство «Родники», 2022

УДК
ББК
821.161.1
84(2=411.2)6-44

Печатается в авторской редакции

Поэты не уходят!

Как-то в начале лета нашу деревню облетел волнующий 
слух: «К нам едет поэт!» И верно, скоро на нашем деревенском 
клубе появилась писанная тушью на куске обоев афиша 
о встрече с поэтом-фронтовиком из Вологды.
И вот он приехал. Вернее будет сказать, пришел пешком 
из Шексны. Дорога в ту пору еще не просохла после весенней 
распутицы, и потому к нам ходили пешком и начальники, и рядовые, 
и теперь вот шел поэт.
Мы с ребятней, как только позвонили из района в контору, 
побежали к овину, стоявшему на краю деревни, караулить 
гостя. И вот из-за поворота, скрытого придорожными кустами, 
показался человек в длинном сером плаще, серой кепке, с пузатым 
портфелем и рюкзаком за плечами. Сапоги его были доверху 
в нашей дорожной грязи.
Вот он подошел поближе, и я узнал его. Это был дядя Сережа, 
который уже бывал у нас в гостях нынешнею весною.
Мне исполнилось в ту пору семь лет, и я готовился пойти 
в школу. Правда, в школу мне и не нужно было ходить, поскольку 
мы жили в самой школе. Отец мой был учителем и даже директором 
школы. Школа располагалась в двухэтажном деревянном 
доме, якобы раньше принадлежавшем череповецкому 
городскому голове Милютину. Она стояла в стороне от деревни, 
окруженная еловыми аллеями и пришкольным садом. 
И вот в апреле, не заходя в деревню, к нам в школу завернули 
два человека, представившиеся отцу, как поэт Сергей Викулов 
и корреспондент Федор Голубев, который тоже писал стихи. 
Они мечтали страстно о рыбалке по последнему льду.

•   ДЕРЕВЕНСК А Я  БЕ С Е Д А

Мы с отцом тоже ходили на последний лед и хорошо ловили. 
В пришкольном саду в бороздах, полных талой воды, у нас 
жила выловленная неделю назад рыба: окуни, плотва, подъязки… 
Но с тех пор обстановка на реке изменилась, лед подняло, 
оторвало от берегов, и мы уже распрощались с подледной рыбалкой. 
И даже последних червяков, заготовленных с осени, 
отец выпустил в прорубь, завершая сезон.
Но как отказать гостям? Причем столь редкой для деревни 
профессии. Мы быстро собрали удочки, оделись и пошли 
на реку. У наших гостей не было ни удочек, ни наживы. Поэтому 
отец постучался в крайний к реке домишко пастуха Шуры Олина, 
известного на всю округу удачливого рыболова. Отец знал, 
что у Шуры обязательно должны быть червяки.
Шура жил бобылем, жил одиноко, но у него в гостях сидели 
мужики. На столе стояла водка, квашеная капуста, вареная 
картошка.
— Александр Иванович! — Сказал отец. — Выручи! Дай 
хотя бы пару червяков. Надо гостей на рыбалку сводить.
Мужики за столом хмуро глядели на нас, ввалившихся толпой 
в тесный домишко Олина.
Сухонький тщедушный Шура, не вылезая из-за стола, решительно 
отверг наши домогательства.
— Нет у меня червяков!
Мы постояли, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. 
Тогда отец, как основной козырь, выложил:
— Сам поэт Викулов просит у вас пару червячков. Разве 
можно отказать?!
Тут Викулов выступил вперед и склонил голову.
Воцарилась тягучая тишина. Наконец, Шура уже не так решительно 
повторил:
— Нет у меня червяков. Сказано вам. Чего стоите?!
Мы уже хотели уйти, как тут подал голос шофер Василий 
Кошкин, который Шуре приходился племянником:
— Ты что, божатко, это ж Викулов. Его вся страна знает, 
а ты… Пару червяков жмотишь…

ВА С ИЛИЙ БЕ ЛО В  И  Е ГО  Т О В АРИ Щ И    •   7

— Да мне-то что, хоть сам Хрущев… Сказано нет червяков… — 
закряхтел Шура, вылезая из-за стола.
Все еще ворча, Шура открыл подпол и исчез в его влажной 
глубине. А спустя минуту он выставил на пол огромный ржавый 
чугун, заполненный землей.
— Есть коробок? — Спросил у нас Шура.
Викулов вытряхнул спички из своего коробка и протянул 
его Олину. Шура поковырял пальцем землю, вывернул пару 
червяков и упрятал их в протянутый коробок.
— Все! — Сказал он. — Боле не дам.
И тут же ржавый чугун исчез в подполе.
…В приподнятом настроении мы покинули дом пастуха. 
Но радоваться было рано. Проваливаясь в растаявшие льдины, 
мы добрались до реки, но выйти на лед, как ни пытались, 
не могли. И только в одном месте нашли кусочек льдины, задержавшейся 
у берега. С нее и стали ловить, разделив червяков 
напополам. Увы, нашей добычей оказались всего два 
ерша.
— Эх, — вздохнул Викулов, — как я мечтал о свежей ухе 
из окуней! — Из этих сопливых не сварить.
— Будет уха! — Заверил отец. — Пойдемте домой, будем руками 
ловить!
— В магазине что ли? — Спросил Федор.
— Живую в воде!
…Вот это была рыбалка! Отец провел гостей в школьный 
сад, встал на колени и ловко выхватил из борозды, заполненной 
водой, крупного подъязка, который яростно затрепетал 
на земле. Тут к отцу подключился Викулов, затем Голубев… 
Мать моя принесла эмалированный таз из дома. И минут через 
десять в нем трепыхались десятка два крупных окуней 
и плотвиц.
Тут за нашими спинами раздался удивленный возглас:
— Так вот как поэты рыбу ловят!
Это пришел племянник Шуры Олина Василий Кошкин, 
принес на уху рыбу от старика. Видимо, того одолела совесть.

•   ДЕРЕВЕНСК А Я  БЕ С Е Д А

— Вот это рыбалка! — Радовался Викулов. — Рассказать 
кому, что мы в бороздах на огороде рыбу ловили — не поверят… 
Это все Константин, — показал Викулов на моего отца. — 
Настоящий колдун.
С тех пор местные рыбаки стали звать моего отца «колдуном». 
Он и в самом деле умел хорошо ловить рыбу. Особенно 
летом. Бредет рекой от мельницы к мельнице с саком. Ставит 
его напротив подбережицы, ткнет палкой в тину, и тут же щука 
или две залетают в чупу. Я ходил по берегу с огромной бельевой 
корзиной, собирая улов. Часа за два корзина была полной. 
Этой рыбой, добываемой летом отцом, кормились многие 
наши соседи.
…Пока варилась уха, поэт Викулов качал меня на ноге и загадывал 
загадки.
— Два конца, два кольца — в середине гвоздик. Что та- 
кое?
— Так ножницы же.
— А теперь ты загадай, — предложил Викулов.
— Маленькие красненькие в подполье живут. Что такое?
— Червяки в чугуне у вашего Шуры Олина. Правильно?
Тут мать позвала нас за стол.
…Потеряево — так называлась наша деревня. И то верно, 
затерялась она в лесах и болотах средь многочисленных 
рек и медоносных лугов. Дальше Потеряева дорог не было. 
Но сколько всего замечательного, интересного и волшебного 
было вокруг. Старики говаривали, что в прежние царские 
времена в Устье Имаи стояла пристань, к которой причаливали 
большие пассажирские пароходы. На луг выносили матросы 
граммофон с пластинками, издававший волшебные звуки 
вальсов. Барышни в шикарных платьях танцевали под них с кавалерами 
и матросами.
По берегу Имаи стояла большая и богатая деревня Селище, 
напротив нее на другом берегу благоденствовала деревня 
Заречье. Но деревни эти с затоплением Рыбинского водохранилища 
расселили, дома были перевезены в Потеряево, ко-

ВА С ИЛИЙ БЕ ЛО В  И  Е ГО  Т О В АРИ Щ И    •   9

торое стояло на высоком холме. С той поры в нашей деревне 
появились края, которые получили весьма оригинальные названия 
в устах деревенских острословов: Старая и Новая Деревни, 
Притыкино, Подгорье, Замостье, Шапкино, Митькино 
и еще одно название, которое произносилось только шепотом 
на ухо друг другу. Название это, как бы теперь сказали «18+». 
И я не стану его здесь называть.
Самая обжитая река — Имая, на ней сохранялись еще 
остатки трех мельниц с глубокими омутами и заводями, и одна 
мельница была действующей, на которой царил деревенский 
мельник Костыгов.
У мельницы всегда стояли подводы с зерном, которое везли 
со всей округи. Тут был своеобразный деловой и культурный 
и, как бы теперь сказали, досуговый центр.
В омутах булькались мужики с бреднем, на берегу варили 
уху, тут же пиликала гармошка, и стоял оглушительный хохот, 
потому что на мельнице, как неостановимая вода, рождались 
и уходили в историю байки, бухтины, побасенки о также неос- 
тановимо проистекавшей деревенской жизни.
Обычно в конце июля воду из мельничной запруды спускали, 
поднимая для ремонта деревянные ставни, запиравшие 
сток. Вода бурным потоком устремлялась в образовавшийся 
проем, у которого мужики ставили невод с огромной чупой, 
в которую битком набивалось рыбы. Рыбу ту волокли на берег, 
делили на всю деревню, а из остатков варили общую уху 
и устраивали пиршество с выпивкой, гармонью и плясками…
От нашей деревни до большой реки было не более десяти 
минут ходу. Сначала полем, потом нужно было спуститься 
в низину, поросшую темным ельником, пересечь ее, и открывалась 
величественная картина полноводной Шексны.
Еще совсем недавно реку перекрывала плотина, бетонные 
плиты и гранитные валуны которой виднелись в воде. Здесь 
был один из многочисленных шлюзов старой Мариинки —  
искусственной водной системы, которая была главной водной 
дорогой, построенной еще в прежней России.

•   ДЕРЕВЕНСКА Я  БЕ С Е Д А

И только несколько старинных, преимущественно деревянных 
шлюзов от старого канала сохранялись, как чудо. 
И среди них был и наш шлюз Судьбица на Шексне.
Шлюз Мегра на родине Викулова давно уже канул в Лету. 
Родину его скрыла «несамородная» вода. Может быть, поэтому 
и облюбовал он нашу деревню.
…Вечером на встречу с поэтом клуб набился народом битком. 
И молодежь пришла, и взрослые, и старожилы, даже дед-
ко Константин пришел, стуча по ступенькам можжевеловым 
посохом.
Казалось, ждали чуда. Кто они такие — поэты? Откуда берутся? 
Где учат на них? И сколько получают? Со слова ли, со строки?
Викулов оказался своим человеком. Деревенским, крестьянским 
сыном. Воевал, как и большинству в ту пору мужиков, 
артиллерист, учился в Вологодском пединституте. И вот 
пробило мужика на поэзию. Сам стал поэтом и еще основал 
Вологодскую писательскую организацию…

«Всему начало — плуг и борозда,
Поскольку борозда под вешним небом
Имеет свойство обернуться хлебом.
Не забывай об этом никогда:
Всему начало — ПЛУГ и БОРОЗДА.»

Зал встретил его стихи аплодисментами. А повел поэт 
дальше разговор о деревенских делах и неурядицах:

«За деревню выйдешь летом,
Рожь, к примеру, у ручья…
Рожь? А ржи-то, брат, и нету…
Чья работа? А ничья…
Наша. Некого похаять.
Николай навоз возил,
Ванька с Петькою пахали,
Митрей, вроде, боронил…»