Поэтика имени в творчестве И.А. Бунина

Министерство науки и высшего образования Российской Федерации

Сибирский федеральный университет

Я. В. Баженова

ПОЭТИКА ИМЕНИ  

В ТВОРЧЕСТВЕ И. А. БУНИНА

Монография

Красноярск

СФУ
2023

УДК 82
ББК 83.3

Б163

Рецензенты:
В. В. Мароши, доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры 

русской и зарубежной литературы, теории литературы и методики обучения 
литературе Новосибирского государственного педагогического университета;

Е. А. Худенко, доктор филологических наук, доцент, заведующий кафедрой 

литературы Алтайского государственного педагогического университета

 
Баженова, Я. В.

Б163 
 
Поэтика имени в творчестве И. А. Бунина : монография / Я. В. Ба-

женова. —  Красноярск : Сиб. федер. ун- т, 2023. — 272 с.

ISBN 978-5-7638-4762-8

Содержит комплексный анализ полифункциональной художественной 

природы имени собственного в произведениях И. А. Бунина разных этапов 
творчества (в том числе с привлечением рукописных автографов, печатных копий 
с правками, газетных и журнальных первопубликаций, публицистических 
и мемуарных источников). Исследование ономатопоэтики позволяет выявить 
ключевые тенденции, которые определили эволюцию бунинской прозы, а также 
существенно уточнить эстетические, историософские, а подчас и политические 
воззрения писателя.

Адресована литературоведам, а также всем интересующимся русской 

литературой конца XIX —  первой половины XX в., творчеством И. А. Бунина, 
литературой русской эмиграции, проблемами поэтики модернизма, нарратоло-
гией, социологией литературы.

Электронный вариант издания см.:

http://catalog.sfu-kras.ru

УДК 82
ББК 83.3

ISBN 978-5-7638-4762-8 
© Сибирский федеральный университет, 2023

Оглавление

Введение ..............................................................................................................5

Глава 1. ДУАЛИЗМ ИМЕНИ И ИЗОБРАЖЕНИЯ  
В ПОЭТИКЕ И.А. БУНИНА .......................................................................15
1.1. Имя и теоретическая проблема  
иконичности художественного слова ......................................................16
1.2. Визуальный аспект метапозиции И. А. Бунина:  
«чересчур острый взор» ...............................................................................22
1.3. Имя героя и имя текста: «подсказывание» смысла  
как стратегия ранней прозы ......................................................................30
1.4. «Восхождение на Альпы»: символическая топонимика  
как фактор циклообразования ..................................................................35
1.5. Имя/портрет в противоборстве жизни  
со смертью: «Легкое дыхание» и «Огнь пожирающий»  
как звенья единого сюжета ........................................................................58

Глава 2. ИМЯ В СТРУКТУРЕ БУНИНСКОГО НАРРАТИВА ..........67
2.1. Имя и концепция перформативности/нарративности  
художественного текста ................................................................................67
2.2. Компаративный аспект: имя в эстетике модернистов  
и поэтический неосинкретизм И. А. Бунина 1900–1910-х гг. ..........76
2.3. Имя как событие в поэтике бунинского рассказа:  
«Вести с родины», «Крик» ..........................................................................89
2.4. Имя —  художественная деталь —  нарратив:  
рассказ «Веселый двор» ...............................................................................95

Глава 3. ИМЯ КАК ЯДРО КУЛЬТУРНОГО КАНОНА  
И УСЛОВИЕ НАСЛЕДОВАНИЯ ............................................................109
3.1. Псевдонимы и бунинская идеология аутентичности ...............109
3.2. Самозванчество в историософской рефлексии  
И. А. Бунина ...................................................................................................117
3.3. Ономатопоэтика «Архивного дела»:  
преобразование «архива» русской классики .......................................139

Глава 4. МЕТАПОЭТИКА И.А. БУНИНА:  
ИМЯ АВТОРА И ГЕРОЯ, НАРРАТОР, ПЕРСОНАЖ .......................157
4.1. Имя автора и проблема рассказчика.............................................157
4.2. Имя героя и метатекст: рассказ «Ночной разговор» ...............165
4.3. Трансформация субъектной организации  
бунинского текста: эстетическое обоснование ...................................173
4.4. Оля Мещерская «в эмиграции»:  
текстология и смысл рассказа «Ида» ....................................................179
4.5. Ономатопоэтика И. А. Бунина- эмигранта.  
«Жизнь Арсеньева» .....................................................................................198
4.6. «Иван Алексеевич Бунин»: следы авторского имени  
в художественном тексте ...........................................................................209
4.7. «Алексеи Алексеичи» бунинских рассказов: 
параметры интеграции несобранного цикла.......................................217

Заключение .....................................................................................................237

Список использованных источников и литературы ............................242

Введение

В 1909 г. Бунин написал стихотворение «Без имени».

Курган разрыт. В тяжелом саркофаге 
Он спит, как страж. Железный меч в руке. 
Поют над ним узорной вязью саги, 
Беззвучные, на звучном языке.

Но лик сокрыт —  опущено забрало. 
Но плащ истлел на ржавленой броне. 
Был воин, вождь. Но имя Смерть украла 
И унеслась на черном скакуне 

 
 
[Бунин, 2014, т. 2, с. 68].

Творец поэтики «повышенной жизни» [Сливицкая, 2004], 

Бунин точно наметил противоположный полюс своей художественной 
системы, причем не просто выведя в качестве такового 
упомянутую в стихотворении Смерть, но и прояснив ее функцию —  
стирание памяти, похищение имени. В интересующем 
нас ракурсе прозорливость Бунина через некоторое время подтвердит 
М. М. Бахтин, сказав в своем основополагающем раннем 
труде «Автор и герой в эстетической деятельности» (1921–1924), 
что сознание ребенка почти с рождения начинает формироваться 
в фокусе «чужих» слов о нем, в частности, —  имени, к которому 
поначалу (в отличие от неотчуждаемых черт внешнего облика) сам 
новорожденный не имеет никакого отношения.

В самом деле: как только начинает человек переживать себя изнутри, он сейчас же 

встречает извне идущие к нему акты признания и любви близких людей, матери: все первоначальные 
определения себя и своего тела ребенок получает из уст матери и близких. Из их 
уст, в эмоционально- волевом тоне их любви ребенок слышит и начинает признавать свое имя 

(разрядка автора. —  Я.Б.), названия всех моментов, относящихся к его телу и внутренним переживаниям 
и состояниям… [Бахтин, 2003a, т. 1, с. 127–128].

Как в поэтической, так и в научной перспективе имя оказы-

вается ключевым индикатором присутствия человека в жизни, 
а после нее —  в квазижизненном состоянии актуализированной 
самим этим именем памяти.

***

Значительность культурного статуса имени собственного 

подтверждается приоритетным, длительное время сохраняющим 
свою остроту интересом филологов к проблеме функционирования 
личного имени в литературных текстах, к его роли «шифра» 
по отношению к самым разным аспектам поэтики произведения.

Наблюдения литературоведов над механизмами смыслообра-

зования часто подкрепляются данными о семантических, мифопоэтических, 
сюжетообразующих, интертекстуальных особенностях 
функционирования имени собственного. Ученые находят все 
новые подходы к имени в художественном тексте: анализ онома-
топоэтики 1 позволяет обнаруживать незаметные в иных методологических 
перспективах связи как между отдельными произведениями 
в пределах творчества данного автора (циклообразование), 
так и между индивидуальными художественными системами разных 
писателей.

В отечественной филологии ярким примером анализа 

функционально- аллегорической природы имени собственного 
в культуре рефлексивного традиционализма стали наблюдения 
В. Н. Топорова о частотности и жанрово- тематической закрепленности 
имени «Лиза», отсылавшего читателя знаменитой повести 
Н. М. Карамзина к репертуару французской комедии [Топоров, 
1995, с. 395–478] 2. Исследователем здесь намечена важнейшая для 
нас точка отсчета: смысл образа героя раскрывается его именем, 
превращенным в условный знак. Однако как более ранние, 

1 Термин «ономатопоэтика» означает поэтику собственных имен (онимов) 

в литературном произведении. В круг имен собственных в монографии включены 
личные собственные имена, фамилии, отчества, прозвища (клички), а также 
нарицательные имена, функционирующие в роли собственных и собственные —  
в роли нарицательных.

2 После В. Н. Топорова исследователи посвятили специальные работы име-

нам Нина, Владимир (Вовочка), Светлана [Пеньковский, 2003; Белоусов, 1996; 
Душечкина, 2007].

коренящиеся в мифопоэтической эпохе, так и позднейшие неклассические 
способы художественного осмысления имени отличались 
существенно большей сложностью.

Новый фундаментальный разворот теме был придан 20 лет 

назад В. В. Мароши, который предложил рассматривать образную 
систему литературного произведения как вместилище в том числе «
следов» символического присутствия автора (обязанного, как 
утверждалось ранее М. М. Бахтиным, сохранять «вненаходимость» 
по отношению к виртуальному миру произведения), шифрующего 
свое имя в словесной структуре текста. Последний при таком прочтении 
становился как бы «распространением», развертыванием 
авторского имени, которое, следовательно, обретало особый эстетический 
и семантический вес. В таком случае, по мысли исследователя, 
все произведение, а за ним —  все творчество того или 
иного автора представляет собой намеренно усложненный способ 
самопрезентации: «биографический автор, известный под своим 
или вымышленным именем, воплощается в словесные структуры» 
[Мароши, 2000, с. 335].

Предложенный ученым продуктивный подход был воспринят 

рядом позднейших исследователей, которые применили его при 
анализе творчества таких писателей, как А. Ахматова [Яковлева, 
2004], М. Зощенко [Куляпин, 2004], В. В. Набоков [Десятов, 2004], 
В. Хлебников [Капустина, 2004] («Поэтика имени», 2004), И. Бродский [
Ряпина, 2010] («Семантика имени (Имя-2)», 2010), А. Белый 
[Шарапенкова, 2015] («Имя в литературном произведении: художественная 
семантика» (2015)) и др.

Научный интерес к имени собственному в художественном 

тексте возник в начале XX в. в трудах русских формалистов, близких 
к ним ученых, а также авторов, занимавших в 1920–1930-е 
гг. более или менее независимую теоретическую позицию, —  
Б. М. Эйхенбаума, Ю. Н. Тынянова, В. В. Виноградова, О. М. Фрей-
денберг. Филологические исследования имени начались со сбора 
фактического материала и попыток выработать методологию. 
В поле зрения оказалась русская классика, особенно творчество 
тех писателей, которые использовали в своих произведениях имена 
с прозрачной внутренней формой, —  Н. В. Гоголя, Н. А. Некрасова, 
М. Е. Салтыкова- Щедрина [Фомин, 2004, с. 112–113]. Тем 
не менее ведущая роль семантического и этимологического анализа 
не помешала исследователям видеть в имени собственном более 
сложный феномен. Так, Ю. Н. Тынянов в статье «Литературный 

факт» (1924) впервые высказал мысль о характеризующей роли 
имени, о его мотивированности художественным образом: «В художественном 
произведении нет неговорящих имен. В художественном 
произведении нет незнакомых имен. Все имена говорят. 
Каждое имя, названное в произведении, есть уже обозначение, 
играющее всеми красками, на которые только оно способно» 
[Тынянов, 1977, с. 269].

Кроме того, с начала XX в. огромное влияние на языкознание 

и лингвистику —  в том числе и на теорию имени собственного —  
начинает оказывать зарождающаяся семиотика. Открытия в новой 
области способствовали, с одной стороны, образованию междисциплинарных 
научных исследований и направлений, а с другой —  
появлению собственно филологических работ по проблеме 
имени собственного. О. И. Фонякова называет первыми лингвистическими 
разработками теории имени «Философию грамматики» (
1924) О. Есперсена, «Опыт общей теории лексикографии» 
(1940) Л. В. Щербы, «Положение имени собственного в языке» 
(1956) Е. Куриловича [Фонякова, 1990, с. 11].

Наработки формальной школы 1920-х гг. оказали значитель-

ное влияние на методологию первых фундаментальных трудов 
об имени собственном в художественном тексте —  на лингвистические, 
литературоведческие и культурологические работы 
представителей московско- тартуской семиотической школы —  
Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского [Лотман, 1992abc; Успенский, 
1994, 1996abc], В. Н. Топорова [Топоров, 2004, 2006, 2007ab], Вяч. 
Вс. Иванова [Иванов, 1999]. Кроме того, интерес к активному изучению 
имени в литературоведении подстегнула интенсификация 
лингвистических исследований в области ономастики 1.

Такая долгая подготовительная работа связана с тем, что 

сложность и комплексность феномена имени требовала обширных 
и глубоких наработок в разных науках —  философии, логике, семиотике, 
лингвистике, культурологии, герменевтике и т.д. Т. М. Николаева 
в предисловии к сборнику статей «Имя: Семантическая 
аура» (2007) пишет, что во второй половине XX в. исследователи 

1 В.М. Калинкин отмечает, что ономастика «оформила свой научный статус 

на I Международном ономастическом конгрессе во Франции в 1930 г.» [Калинкин, 
1999, с. 59] и проводит обзор выдвинутых различными учеными вариантов 
именований специальной дисциплины, которая должна заниматься изучением 
собственных имен в художественных текстах [Там же, с. 68–73]. Наиболее полная 
библиография исследований поэтической ономастики принадлежит лингвисту 
С. И. Зинину [Зинин].

пришли к осознанию, что методология лингвистических наук является 
недостаточной для изучения имени собственного в художественном 
тексте: «…становится ясным, что семантические выводы, 
полученные на уровне отдельных высказываний и на уровне 
текста, могут не совсем совпадать, и каждый уровень в чем- то является 
автономным» [Николаева, 2007, с. 7]. В этой связи можно 
сказать, что в наши дни осмысление сформулированной проблемы 
выходит на новый уровень.

Некоторые промежуточные итоги развития научного на-

правления, связанного с изучением имени в литературе, подвел 
Ф. Н. Двинятин. Он заметил, что во второй половине XX в. работы 
по поэтике имени собственного можно условно разделить на два 
направления, взаимосвязанных в своих теоретических основах. 
Первое, представителями которого Ф. Н. Двинятин называет Вяч. 
Вс. Иванова и В. Н. Топорова, исследует имя в аспекте структуры 
текста. Интерес ученых здесь сосредоточен на таких проблемах, 
как «имя мифологического и мифопоэтического персонажа, имя 
как способ кодирования и передачи традиции во времени, билатеральная 
природа имени и, как следствие, комплекс связей имени —  
как смысловых, так и звуковых, как синхронических, так 
и диахронических» [Двинятин, 2010, с. 93]. Вторая традиция изучения 
поэтики имени, согласно Ф. Н. Двинятину, связана с изысканиями 
в области поэзии акмеистов и представлена, например, 
классическими работами К. Тарановского об О. Э. Мандельштаме. 
Здесь на первый план выходит «изучение “подтекстов”, “мотивной 
структуры”, “семантической поэтики”» [Там же, с. 93].

* * *

В очерченном поле теоретических вопросов и проблем изуче-

ние ономатопоэтики Бунина представляет особый интерес. До сих 
пор среди исследований поэзии и прозы писателя преобладают 
либо работы, посвященные исключительно лингвистическому 
аспекту имени собственного 1, либо важные, но разрозненные замечания 
литературоведческого характера, сделанные, однако, без 
попыток реконструкции бунинской поэтики имени как целостности [
Климова, 2015]. При этом материалом изучения для буни-
новедов в большинстве своем оказываются повести и рассказы 

1 См., например: [Листрова- Правда, 1995; Зверев, 1998; Яровая, 2000; Бурцев, 

2011, 2017] и др.

писателя и его единственный роман, а стихотворения, а также эго- 
документы фактически остаются без внимания 1.

Тем не менее важной составляющей исследований ономатопо-

этических особенностей произведений писателя является сумма 
аналитических приемов, определяющаяся стремлением прочесть 
произведение как систему подтекстов, зашифрованных словесных 
кодов. Например, о том, что имя или заглавие может выступать 
в произведениях Бунина в качестве маркера, который позволяет 
выявить внутритекстовую структуру рассказов, пишет М. Л. Ро-
гацкина [Рогацкина, 2017]. Нгуен Тхи Тхыонг исследовал отражения 
этимологического значения имени, его семантики в портрете 
и характере бунинских персонажей [Нгуен Тхи Тхыонг, 2014ab]. 
В работах Е. В. Капинос впервые ставится проблема героев- 
однофамильцев и дается анализ одной из ономастических моделей 
в прозе Бунина как несобранного цикла [Капинос, 2014, с. 95–142]. 
Э. Г. Шестакова показала значимость безымянных персонажей 
в прозе Бунина [Шестакова, 2015].

Работа Бунина с именами и заглавиями рассказов (своего рода 

«именами текстов») отражена в работах Т. Ю. Яровой об антропо-
нимике доэмигрантской прозы писателя [Яровая, 2007]. Кроме 
того, к заглавию бунинских рассказов, выступающему в качестве 
имени произведения, обращались М. В. Скороходов [Скороходов, 
1995], А. И. Заикина [Заикина, 2007], К. В. Анисимов [Анисимов, 
2019].

В работах исследователей не раз обсуждалось соотношение 

имен в прозе Бунина с реальными историческими личностями. 
Этому посвящены статьи О. А. Лекманова [Лекманов, 2000], 
Е. Е. Анисимовой [Анисимова, 2010b]. В работах Л. П. Пожига-
новой [Пожиганова, 2005], Н. В. Пращерук [Пращерук, 2016], 
Т. В. Марченко [Марченко, 2015, с. 90–122], К. В. Анисимова [Анисимов, 
2019] имя, которое Бунин дает персонажам своих произведений, 
понимается как ключ к диалогу со значимыми литературными 
предшественниками —  А. С. Пушкиным, Н. В. Гоголем, 
И. С. Тургеневым, Ф. М. Достоевским, Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым 
и др.

Между тем на сегодняшний день практически ни один 

из аспектов бунинской ономатопоэтики как целостного явления 
не может быть сочтен в полной мере изученным. Сказанное 

1 Как редкий частный пример см.: [Пронченко, 2015].

относится буквально к каждому уровню организации повествовательных 
произведений писателя. Так, за исключением названной 
выше новаторской работы Е. В. Капинос, в науке практически 
отсутствуют сориентированные на личные имена исследования 
продуктивных онимов, их групп (помимо Ивлевых это, например, 
Мещерские в «Легком дыхании», «Митиной любви» и «Натали»), 
в высшей степени присущих бунинской технике выстраивания 
образа персонажа кличек и прозвищ, их семантики и ролей в пределах 
художественного текста. Как следствие, без этой эмпирической 
классификации оказывается невозможным «прочтение» 
нарративных эквивалентностей, в которые вплетены выбранные 
автором имена. Феномен безымянности бунинских героев также 
представляется исчерпывающе не осмысленным.

Но и вне эстетических границ художественных произведений, 

в крайне важной для эпохи модернизма сфере конструирования 
персональных мифов и профессиональных репутаций роль имени 
в инструментарии Бунина также продолжает оставаться во многом 
неясной. К сожалению, попытки реконструкции взглядов Бунина 
на собственное имя и фамилию в большинстве своем ограничиваются 
сегодня некритическим перечислением его автоком-
ментариев в дневниках, письмах, воспоминаниях самого писателя 
и его современников [Ковалев, 2002, 2011]. Так, исследователям 
прекрасно известна родовая «легенда», к которой художник, желавший 
повысить престиж своего происхождения и культурного 
статуса, прибегал весьма часто. Речь идет о возведении поэтического 
дара к великим предкам —  В. А. Жуковскому и Анне Буниной. 
Однако эти сведения, подкрепляющиеся в современных работах 
отсылками к «Автобиографическим запискам», не подводят 
к теоретическому осмыслению тех кардинальных трансформаций, 
к которым этот жизнетворческий миф писателя привел. Здесь мы 
имеем в виду сокрытое в толще бунинской поэтики восприятие 
имени как своего рода последнего прибежища для идентичности —  
во многих ее составляющих: от психологической до политической. «
А знаете, —  сообщал Бунин в 1940-е гг. А. Бахраху, —  меня 
чуть- чуть не нарекли Филиппом. В последнюю минуту… старая 
нянька сообразила и с воплем прибежала к моей матери: “Что делают… 
что за имя для барчука!” <…> Но что все-таки могло произойти —  “
Филипп Бунин”. Как это звучит гнусно! Вероятно, я бы 
и печататься не стал» (курсив наш. —  Я.Б.) [Бахрах, 2006, с. 430]. 
На самом деле от этого анекдотического пассажа смысловая нить 

тянется к совершенно серьезному фрагменту «Жизни Арсеньева», 
где рассказывается о том, как герой получает номер журнала 
с первым опубликованным там собственным произведением. Чувство, 
испытанное юным писателем, является сложным соединением 
узнавания себя в указании его имени над текстом с полным 
неузнаванием, остранением, новым взглядом на себя- художника. 
В спектре возможных здесь параллелей смущение Арсеньева сродни 
эффекту от взгляда в зеркало (один из бунинских лейтмотивов, 
имеющий богатейшую национальную традицию), а само имя обнаруживает 
при этом свою иконическую природу, настойчиво акцентируемую 
автором. В этом отношении имя как силовой полюс 
текста оказывается в известной мере инородным традиционному 
нарративному произведению элементом: иконом посреди знаков- 
символов, без которых невозможна фикциональная суть литературы. 
В имени как приеме начинает просвечивать бунинская ав-
тометапозиция.

Таким образом, многочисленные, многообещающие, а неред-

ко и прорывные, но почти всегда —  частные наблюдения ученых 
свидетельствуют о необходимости целенаправленного и обобщающего 
исследования системы имен в творчестве писателя 
с установкой на выход к глубинным пластам поэтики, обусловившим 
историософские, религиозные, литературно- эстетические 
и социально- политические взгляды художника.

Предлагаемая монография как раз и является опытом созда-

ния такого исследования. Преследуемая цель книги —  изучить 
полифункциональную художественную природу имени собственного 
в творчестве И. А. Бунина на репрезентативных примерах. 
В качестве функций собственного имени в текстах писателя выделяются 
следующие: (1) нарративные; (2) циклообразовательные; 
(3) семиотические; (4) семантические; (5) сюжетообразующие; (6) 
металитературные; (7) автометаописательные.

Методология исследования определяется сочетанием про-

дуктивных методик современной литературоведческой аналитики: 
семиотики текста, заданной уникальной природой имени 
как иконического знака; нарратологии (в особенности таких ее 
разделов, как изучение повествовательных инстанций, а также 
эквивалентностей как явления вневременных смыслопорожда-
ющих внутритекстовых связей); сделавшихся в последние годы 
особым направлением исследований жизнетворческих сценариев 
и профессиональных репутаций; и, наконец, теории интертекста.