Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Ханжушка

Бесплатно
Основная коллекция
Артикул: 627320.01.99
Куприн, А.И. Ханжушка [Электронный ресурс] / А.И. Куприн. - Москва : Инфра-М, 2014. - 4 с. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/513135 (дата обращения: 26.04.2024)
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
А.И. Куприн  
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

ХАНЖУШКА 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

ХАНЖУШКА 

 
Таким насмешливым прозванием окрестили в Киеве профессиональных богомолок, созданных молитвенными потребностями 
города, на всю Россию славящегося своими монастырями и святынями. Эти особы служат посредницами и проводницами между 
наиболее популярными отцами и схимниками, с одной стороны, 
и чающей благодати публикой с другой. Они заменяют для прибывших откуда–нибудь из Перми или Архангельска купцов–
богомольцев самые полные путеводители, являясь неутомимыми 
и словоохотливыми гидами, имеющими везде знакомство или лазейку.  
В монастырях их терпят, отчасти как необходимое зло, отчасти как ходячую рекламу, а отец–эконом нередко «благословляет» 
их то медком, то свежеиспеченным хлебцем, то осетровой соляночкой. Впрочем, молодой монах, не усвоивший еще в достаточной степени внешнюю степенность «ангельского чина», никогда 
не утратит случая, увидев ханжушку, обозвать ее «мокрохвосткой» и «дармоедкой».  
Они, конечно, безукоризненно знают все престолы и праздники и особенно торжественные служения. Им известны дни и часы 
приемов у святых отцов, отличающихся либо наиболее строгой 
жизнью, либо даром провидения, либо уменьем видеть человека 
«наскрозь» при исповеди, либо еще какими–нибудь особенностями и странностями. Впрочем, у каждой есть свой излюбленный отец, которого она «обожает» предпочтительно перед прочими, состоя при нем, так сказать, личным адъютантом. За «своего» она готова перегрызть конкурентке горло, если только у них 
зайдет спор о сравнительных достоинствах двух отцов.  
Есть две разновидности этого типа: «ханжушка–постница» и 
«ханжушка–лакомка». Первая высока, необыкновенно костлява и 
всегда как будто бы наклонена вперед; лицо у нее зеленое, длинное и хищное, с длинным щурьим носом и квадратною нижнею 
челюстью. Она строго блюдет среду и пятницу, когда не вкушает 
вина, не ест зайца, который по достоверным сведениям был в 
числе «семи пар нечистых», а видом напоминает дикую кошку, 
двадцать девятого августа отказывается от арбуза, потому что он, 
разрезанный пополам, напоминает «усекновенную главу» и так 
далее. Если благодетели по ошибке или незнанию предложат ей 

2 

отведать что–нибудь из «запрещенного», она тотчас же изображает и лицом, и жестами, и голосом такой нечеловеческий испуг 
и такое обиженное негодование, что самим благодетелям становится жутко.  
Ханжушка–лакомка мала ростом, кругла и жирна, как хорошо 
откормленный в мясной лавке кот. Она вся проникнута добродетелями и набожными чувствами, и даже ее лицо, на котором едва 
видны щелочки глаз, светится маслянистым глянцем. Она, в противность ханжушке–постнице, не откажется ни от рюмки доброй 
старой вишневки, ни от чашки «кофию», если только угощение 
следует от солидной и «стоящей» компании. К закату дней своих 
она непременно приобретет где–нибудь на Шулявке или на Приорке маленький, дикой краски, домик в три окна, где желанным 
гостем бывает здоровенный монах в франтовской рясе.  
Во всем остальном обе разновидности поразительно похожи. 
Во–первых, обе говорят необыкновенно быстрым полушепотом, 
причем произносят слова не только из себя, но и в себя, то есть 
одновременно и произнося слова и вдыхая воздух, отчего получается впечатление беспрестанного, монотонного журчания.. Во–
вторых, и та и другая косноязычат, картавят или пришепетывают, 
потому что так выходит и трогательнее и жальче.  
Даже и костюм они носят одинаковый, полупоношенный черное платье и черный платочек с бахромой на голове.  
Друг к другу ханжушки относятся нетерпимо, потому что им 
волей–неволей приходится сталкиваться в одних и тех же домах в 
качестве рассказчиц, приживалок и проводниц благочестия. 
Здесь, вероятно, кроме опасения конкуренции, примешивается 
более острое и тонкое чувство, нечто вроде взаимного стыда, нечто вроде того, что испытывают друг к другу двое профессиональных жрецов или двое заик в присутствии посторонних глаз.  
У них есть своя специальная терминология и для наиболее излюбленных «отцов» даже особенные, ласкательно–интимные 
прозвища.  
– Так ты говоришь, мать моя, была нынче на служении? спрашивает одна ханжушка другую.  
– Ах была, была, матушка. Какое, я вам скажу, благолепие! 
Уж такое благолепие, такое благолепие, что просто не знаешь, на 
небе ты или на земле!  
– В мантиях служили–то?  
– В мантиях, родная, в мантиях. «Бутон» предстоящим был.  

3 

– А «Пернатый» не сослужил?  
– Сослужил и «Пернатый». Удостоилась я к ручке приложиться, когда к кресту подходили. Ручки–то у него беленькие такие да 
пухленькие... ма–асенькие, масенькие, точно у ребеночка безгрешного... и французскими духами надушены. Ханжушки знают 
про своих «благодетелей» самые интимные подробности и с видом благочестивого сокрушения («как лукавый–то силен ныне 
стал!») переносят из дома в дом соблазнительные вести.  
В круг их обыденных занятий входит множество мелочей. Они 
разгадывают сны, лечат от дурного глаза, растирают у благодетелей болящие места освященным маслицем с Афонской горы, исполняют всякие поручения к соседнему лавочнику, с которым 
«язычничают» о тех же благодетелях. При свадьбах, крестинах, 
похоронах, благословениях образом и прочих обрядных происшествиях они являются в соответственной роли церемониймейстеров. Перед тем как на отпевании закрывают гроб, ханжушка 
непременно развяжет и возьмет себе платок, связывающий ноги 
покойного. «От зубов, батюшка, помогает», объяснит она любопытному.  
Если вы хотите видеть ханжушку во время самого кипучего 
момента ее жизни, зайдите в лавру во время большого праздника. 
Вы увидите ее в гостинице сидящей в кругу купеческого семейства, пьющей «с угрызением» тридцатое блюдечко чаю и рассказывающей своим непрерывным полушепотом:  
А то еще показывали той страннице иноци афонстии вздох 
святого Иосифа Аримафейского. Когда этта, значит, завеса–то 
раздрася он, батюшка, и воздохнул от своего сокрушенного сердца, а ангели святии тот вздох и собрали в малую скляницу, на манер пузырька аптекарского. Так он, этот вздох, в склянице и содержится, бычачьим пузырем сверху затянут, и кто на его, на батюшку, с верою смотрит, тому от запойной болезни очень даже 
помогает.