Эстетика слова и культура речи

А. В. Флоря

ЭСТЕТИКА СЛОВА

И

КУЛЬТУРА РЕЧИ

Учебное пособие

2-е издание, стереотипное

Москва

Издательство «ФЛИНТА»

2019

УДК 8.085
ББК  81.055

Ф73

Рецензенты:

Донецких Л. И., доктор филологических наук, профессор 

кафедры русского языка, теоретической и прикладной лингвистики 

ФГБОУ ВО «Удмуртский государственный университет»;

Лелис Е. И., доктор филологических наук, доцент,

заведующий кафедрой журналистики ФГБОУ ВО «Санкт-Петербургский государственный 

институт кино и телевидения» 

Флоря, А. В. 

Ф73
Эстетика слова и культура речи [Электронный ресурс]: учебное по
собие / А.В. Флоря. — 2-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 2019. — 152 с.

ISBN 978-5-9765-4211-2

В учебном пособии содержится системное изложение эстетики слова и 

связанных с ним вопросов культуры речи. Материалом для работы послужили 
крылатые выражения и мемы из советских кинофильмов. В ходе анализа цитат 
особое внимание уделяется специфике художественного слова в сочетании с 
киноязыком, особенно с учетом широкого контекста фильма как эстетического 
целого.

В пособии подробно разбираются в лингвоэстетическом аспекте некото
рые культовые советские фильмы: «Верные друзья» М. Калатозова; «Служебный роман»; «Гараж»; «О бедном гусаре замолвите слово» Э. Рязанова; «А был 
ли Каротин?» Г. Полоки; «Блондинка за углом» В. Бортко.

Пособие предназначено для студентов филологических и искусствоведче
ских специальностей, а также для широкого круга читателей.

УДК 8.085
ББК  81.055

ISBN 978-5-9765-4211-2
© Флоря А.В., 2019
© Издательство «ФЛИНТА», 2019

Оглавление

Введение ……………………………………………………………
5

1. Понятие об эстетике слова ……………………………………
6

2. Виды художественной информации …………………………
17

3. Фонетическое эстетическое значение ……………………….
27

3.1. Дефекты дикции ………………………………………………...….
27

3.2. Искаженное произношение ……………………………………......
28

3.3. Фонетические акценты ………………………………………..…...
30

4. Словообразовательное эстетическое значение …………….
33

5. Лексика в эстетическом аспекте ……………………………..
38

5.1. Переосмысление обычного слова ………………………..
38

5.2. Эстетический эффект искаженного слова ………………
44

5.3. Актуализация (пробуждение) внутренней формы слова
46

5.4. Специальная и специфическая лексика …………………
50

5.5. Слово в контексте ………………………………………...
55

5.6. Слово в аллегорическом или символическом смысле …
62

5.7. Слово в семантической парадигме ………………………
66

5.8. Окказиональное использование заимствованных слов ...
70

5.9. Анахронизмы ……………………………………………...
72

5.10. Перенесение денотата …………………………………...
75

5.11. Пролепсис ………………………………………………..
81

5.12. Эвфемизмы ………………………………………………
82

5.13. Имена собственные ……………………………………...
86

5.14. Имена и прозвища ……………………………………….
87

5.15. Стилистика обращений ………………………………….
93

6. Фразеологизмы …………………………………………………
95

6.1. Использование фразеологизмов …………………………
95

6.2. Обновление фразеологизмов …………………………….
98

6.3. Деконструкция фразеологизма …………………………..
102

7. Грамматический троп …………………………………………
104

7.1. Гендерные оттенки …………………………………….….
104

7.2. Грамматические оттенки слова ……………………….….
108

8. Синтаксические актуализаторы слова ……………………...
110

8.1. Заглавие текста ……………………………………………
110

8.2. Повторы …………………………………………………...
111

8.3. Градация и анезис ………………………………………...
117

9. Слово в текстовом целом ……………………………………...
120

10. Канцелярит ………………………………………………….…
123

11. Ошибки ………………………………………………………...
131

Заключение ………………………………………………………...
134

Библиографический список ……………………………………..
138

Фильмография …………………………………………………….
139

Профессору Людмиле Ивановне ДОНЕЦКИХ,

моему учителю, с любовью и признательностью

Введение

Это учебное пособие – продолжение наших работ «Интерпрета
ция художественного текста» (Орск, 2013) и «Интерпретация литературного сценария в соотношении с его экранизацией» (Орск, 2016) 
(последняя монография посвящена фильму «Доживем до понедельника» и его сценарию). Здесь излагаются вопросы и развиваются некоторые темы, оставшиеся за рамками этих книг: уточняются понятия 
«лингвоэстетика», «окказиональный смысл»1, «фикциональность»2, 
«перенесение и подмена денотата». Художественный текст истолковывается с учетом особенностей киноязыка. Особое внимание уделяется изменениям семантики слова в художественной целостности 
фильма.

В пособии достаточно подробно анализируются некоторые кар
тины, ставшие советской киноклассикой: «Верные друзья», «Служебный роман», «Гараж», «А был ли Каротин?» и некоторые другие.

Теоретический материал дополняется разнообразными практи
ческими заданиями творческого характера.

Учебное пособие предназначено для студентов филологических 

и искусствоведческих факультетов, а также для широкого круга читателей.

1 Окказиональность в данном пособии понимается широко и распространяется на все уровни языка. В 

этом мы следуем за Э. Ханпирой (см.: Ханпира, Э. Окказиональные элементы в современной речи // Стилистические исследования / Э. Ханпира. – М., 1972).

2 Материалы о фикциональности в литературе см.: Новое литературное обозрение. 1997. № 27.

1. Понятие об эстетике слова

Говоря о значении слова, мы обычно имеем в виду семантику. 

Слово бывает многозначным. Более того, почти не существует слов 
только с одним значением. Полисемия более или менее точно и полно 
отражается в толковых словарях. Эти значения бывают ближайшими 
и отдаленными, родовыми и видовыми, то есть общими и частными 
(машина – механизм, техническое сооружение и машина – автомобиль), прямыми и переносными, нейтральными и эмоционально 
окрашенными (блеск и Блеск!).

Помимо лексических (с учетом полисемии), у слова существуют 

и другие значения – фонетическое (звуковой состав), словообразовательное (морфемный состав и способ образования), грамматическое 
(морфологическое категориальное содержание), фразеологически 
связанное (семантика, измененная в устойчивых словосочетаниях), 
синтаксическое (связь с другими словами, роль в предложении и тексте) и стилистическое (функционирование в различных речевых сферах: не сорваться в пропасть – нейтральное, балансировать на краю
пропасти – книжное, как метафора опасного поведения, пропасть
дел – разговорное; последние два – фразеологически связанные). 

Все эти значения узуальные, от слова узус, то есть исторически 

сложившееся, привычное, устойчивое, общепонятное употребление и 
понимание слов. Узус обычно совпадает с нормой, но это понятие более широкое. Некоторые узуальные словоформы и выражения часто 
квалифицируются как ошибки: а́ лкоголь (в речи врачей-наркологов), 
инженера́ , ихний, справиться за пару минут (минуты – понятие не 
парное), для проформы и т. п., – хотя порою трудно объяснить, почему, собственно, это неправильно. Граница между узуальным и ошибочным часто бывает условной. Нам важнее другое: узуальное – это 
всеобщее (нормативное) или широко распространенное (не всегда 
нормативное, а, скорее, нормальное для данной сферы) употребление 
языковых единиц, прежде всего слов.

Ему противостоит окказиональное (от англ. или франц. occa
sion – случай) – специфическое использование языковых единиц 
применительно к данному случаю: в каком-то нетривиальном значении, в необычном виде или непривычном сочетании. Это делается с 
определенными целями: привлечь внимание к интересной мысли, выразить эмоции, открыть в слове новые смыслы, через слово обогатить 
наше представление о мире и человеке. Целью, наконец, может быть 
и просто языковая игра, красота ради красоты. Узуальное проявляется во всех речевых сферах, окказиональное – главным образом в областях словесного творчества: в риторике, публицистике и, разумеется, в художественной литературе.

Окказиональные значения слова, окказиональные возмож
ности его использования неисчерпаемы.

Нормой и узусом определяются основные качества речевой 

культуры – правильность, точность, логичность, связность, чистота, 
уместность, богатство и выразительность. Первые шесть соответствуют оптимальной речевой культуре, обязательной для всех, последние два – это уже высокая речевая культура, которая возвышается до искусства. Однако это еще не художественная речь, хотя и 
весьма важные ее составляющие.

Художественное слово прежде всего окказионально. Это не зна
чит, что оно придумано автором, специально создано им, как голотяпы и благоглупость Салтыкова-Щедрина, клеветон Лескова, вызарилась (последняя любовь в мире) Маяковского, (стая легких) времирей
Хлебникова, грёзофарс Игоря-Северянина или алчь Вознесенского. 
(Кстати, не стоит заблуждаться насчет авторских неологизмов: они 
могут быть придуманы разными людьми независимо друг от друга –
и это не плагиат3.)

3 Так, например, трудно сказать, кто придумал слово заумь – А. Крученых или В. Хлебников. Впрочем, 

нечто похожее мы встречаем и в Словаре В. Даля: «ЗАУМИТЬСЯ перм. рехнуться, пустить ум за разум, затеять 
что безрассудное (...) Заумствовать, замудрствовать, зафилософствовать, -ся, перейти пределы доступного уму; 
запутаться в умствованьях» (Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : избранные статьи / 
Совмещенная редакция изданий В. И. Даля и И. А. Бодуэна де Куртенэ / под ред. Л. В. Беловинского. – М. : 
ОЛМА-ПРЕСС, ОАО ПФ «Красный пролетарий», 2004. – С. 233.

Окказиональным может быть – и чаще всего бывает – самое 

обычное слово, своеобразно употребленное автором текста. Значит ли 
это, что его употребление должно быть оригинальным, ни на что не 
похожим? Нет, это не обязательно. Важно, чтобы слово выражало его 
личность, его ви́дение действительности, отношение к ней. Для художественного произведения индивидуальность автора гораздо важнее оригинальности.

Значит ли это, что художественность совпадает с правдой? Нет. 

В идеале произведение искусства должно быть правдивым, но художественность – не сама правда, а форма ее выражения. Причем это не 
столько объективная правда – то, что есть на самом деле – сколько 
субъективная – то, что автор действительно об этом думает. Насчет 
реального положения дел он может и заблуждаться, но отношение 
свое выражает искренне.

Однако не любая субъективно окрашенная речь является худо
жественной. Принято считать, что художественная речь выражает реальность иносказательно и через литературные приемы, но, вопервых, непрямое высказывание с использованием приемов возможно даже в разговорной речи – более того, типично для нее:

«– Я бы этого Швондера повесил бы, честное слово, на первом 

суку, – воскликнул Филипп Филиппович, яростно впиваясь в крыло индюшки, – сидит изумительная дрянь в доме, как нарыв». (М. Булгаков. Собачье сердце)

Это заявление иносказательно: несмотря на оборот честное сло
во, Филипп Филиппович не только не повесил бы Швондера, но и не 
желает, чтобы того повесили в буквальном смысле. Это иносказание: 
через гиперболу (прием) профессор Преображенский выражает крайнюю степень своей неприязни и раздражения. Фактически первая фраза означает: «Я ненавижу Швондера и желаю, чтобы его не было в доме». Во второй фразе есть и другие приемы: экспрессивная характеристика в виде оксюморона (изумительная дрянь – слово изумительный 
обычно имеет положительную окраску) и сравнение как нарыв. Эти 

два высказывания, конечно, часть художественного текста, но сами по 
себе, вне контекста, они совершенно не художественны.

Во-вторых, иносказание и приемы вовсе не обязательны для ху
дожественного текста. Это называется автологией. Например, во 
многих детских стихотворениях нет ни одного слова, употребленного 
в переносном значении, но это – произведения искусства.

Один из важнейших критериев художественности – обобщаю
щий смысл текста, выход за рамки его буквального содержания.
Даже в детских стихах или рассказах не просто излагается некая история, но из нее извлекается нравственный урок. Это простейший 
случай. К дидактике идейное (оно же – концептуальное) содержание 
текста не сводится. Суть в том, что художественное произведение 
всегда больше своего сюжета.

Но это можно сказать и о других текстах – например, о публи
цистических, где частная история служит поводом для социальных 
обобщений, то есть фактуальная информация (сюжет) дополняется 
концептуальной (идейной). В более широком смысле концептуальной информацией считается любое выражение позиции автора, его 
отношения к предмету речи.

Зато для художественных произведений типична еще и подтек
стуальная (скрытая) информация4. Конечно, сочетание этих трех видов информации возможно и в других сферах – в той же публицистике, но там подтекст чаще порождается внешними причинами (например, «эзоповым языком») и далеко не всегда обязателен. Создатели 
научных или деловых текстов еще меньше стремятся оставлять часть 
информации «за скобками», поскольку от правильного и полного понимания зависит успех соответствующей деятельности. А вот для художественной литературы подтекст, недосказанность неизбежны, они 
ей присущи органически.

4 См. : Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического исследования / И. Р. Гальперин. – М. : 

Наука, 1981. – С. 27-28.

Вспомним, как заканчивается «Сказка о золотом петушке»:
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.
Пушкин отличается инстинктивной точностью формулировок, 

даже если не ставит перед собой задачи что-то исчерпывающе охарактеризовать. Сказка – это фактуальная информация: события, о которых рассказывается. Урок, который должны извлечь «добры молодцы», – это концептуальная информация, а намек – подтекстуальная.

Здесь есть еще одно важное слово – ложь, то есть вымысел. Это 

не ложь в дурном смысле – обман, искажение действительности, – а 
явление прямо противоположное: скрытая за придуманной формой 
глубокая истина (поскольку в ней содержатся урок и намек).

Поговорим подробнее об этой самой «лжи», которая не есть об
ман. Для нее существуют специальные термины: иносказание, вымысел, а также фикциональность. Последнее слово связано отнюдь не с 
фикцией (ложью, подделкой и проч.), а с вымышленностью (fiction). 
Фикциональность – то, в чем обнаруживается искусственное происхождение текста. Это указание на то, что нам не рассказывают историю о подлинных людях и событиях (даже если это Кутузов и Бородино), а излагают авторскую версию, художественное ви́дение людей 
и событий. Фикциональность – то, благодаря чему мы догадываемся, 
что перед нами не бытовой рассказ, не «протокол», а художественный текст.

Она проявляется технически – например, если текст написан 

стихами, то даже господин Журден догадается, что это не живая реальная речь, а произведение литературы. Но это лишь самый очевидный пример. Есть множество других способов ее передачи. Вернемся 
к уже процитированному тексту из Булгакова: «– Я бы этого Швондера повесил бы, честное слово, на первом суку, – воскликнул Филипп 
Филиппович, яростно впиваясь в крыло индюшки, – сидит изумительная дрянь в доме, как нарыв». Мы уже говорили, что в репликах 
Филиппа Филипповича нет ничего художественного. (Разве что срав

нение Швондера с нарывом – то есть метафора из профессиональной 
сферы Преображенского, но люди в бытовой речи довольно часто используют образы, связанные с их специальностью.) Это мог бы сказать и другой человек в подобных обстоятельствах. Но вот слова автора вносят элемент фикциональности. Автор не просто сообщает 
нам факт: профессор Преображенский стал есть крыло индюшки, а 
говорит об этом в художественной форме: проводит параллель между 
агрессивными словами Преображенского (повесил бы) и агрессивными действиями (яростно впиваясь). Установление связей между деталями текста, приведение их в гармоническое соответствие –
один из важнейших признаков эстетики, художественности, фикциональности.

Обращаем особое внимание: поскольку фикциональность и 

особенно ее лингвистические проявления – весьма трудный вопрос, мы будем возвращаться к нему при любой возможности.

Художественное слово обладает некоторыми лингвистическими 

особенностями, относящимися как раз к его связям. С окружающими 
словами оно может соотноситься слабо или даже нелогично и парадоксально, зато оно неотрывно от текстового целого. Такое слово 
часто «служит намеком включенных мыслей, эмоций, волнений», 
хранит следы жизненного опыта автора. И, наконец, оно не поддается 
слишком буквальному истолкованию5. Многие из таких слов сочетают в себе разные значения или оттенки значений одновременно.

Добавим также, что сочетания слов могут быть странными, ало
гичными, даже нелепыми, но в контексте художественного целого
именно в этой мнимой абсурдности обнаруживается глубокий смысл. 
Так, у Э. Рязанова в «Служебном романе» Новосельцев, безуспешно 
пытаясь «приударить» за Калугиной, позорно демонстрирует ей свои 
мнимые таланты, в том числе вокальный: «Друзья утверждают, что 
у меня красивый баритональный… дискант». Сочетание фантасти
5 См. : Ковтун, Л. С. О специфике словаря писателя // Словоупотребление и стиль М. Горького 

/ Л. С. Ковтун. – Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1962. – С. 21; Ларин, Б. А. Эстетика слова и язык писателя 
/ Б. А. Ларин. – Л. : Художественная литература, Ленингр. отд., 1974. – С. 33.

ческое: баритон – низкий мужской голос, дискант – высокий детский, 
и речь здесь не идет о сверхшироком голосовом диапазоне6. Однако 
этот курьезный оксюморон (сочетание взрослого и детского) метафорически выражает противоречивый характер Новосельцева: с одной стороны, мужские черты – ответственность, когда дело касается 
его детей, с другой – инфантильность во всем остальном. Между прочим, когда герой А. Мягкова в ходе своего преображения начинает 
петь (что важно – за кадром7), у него оказывается довольно приятный 
баритон. Застенчивый и косноязычный герой обретает голос.

И в заключение назовем еще некоторые аспекты, важные для 

лингвоэстетики:

1) авторское определение слова, например: Вы понятия не име
ете, что такое интеллигенция. Это я – интеллигенция, потому что 
я живу не для себя («Старый Новый год» по пьесе М. Рощина);

2) этимология – и прежде всего внутренняя форма слова, скры
тая в нем метафора;

3) переносы значения – метонимия, метафора, их разновидности;
4) социолингвистический компонент слова, в частности, мета
форы из профессиональной сферы героя как средство его характеристики: Хороший сын или бракованный – на склад не вернёшь, не обменяешь («Семь нянек» Р. Быкова) или: Ах, я дырявая грелка, разбитый градусник! – восклицание доктора из «Приключений желтого 
чемоданчика» И. Фрэза;

5) слово в символическом значении и магическом употреблении 

(например, в фильме А. Роу «Варвара-краса, длинная коса»: Сейчас я 
произнесу магические слова “Эйн… Цвей… Дрей…”, что в переводе 
означает “Один, два, три”); «говорящие» имена относятся сюда же;

6 Кстати, такой сверхширокий диапазон возможен не только в реальности, но может использоваться и 

как эксцентрический прием. Например, у того же Рязанова в «Карнавальной ночи» пьяный лектор (С. Филиппов) запевает «Как у нас в садочке» басом, а заканчивает фальцетом. В случае с Новосельцевым этого, разумеется, нет.

7 В «Служебном романе» закадровое пение А. Мягкова и А. Фрейндлих – это, так сказать, внутренний

голос их героев. Это скрытая жизнь их души.