Протекционизм и комммунизм

гОсударствО

Я бы очень желал, чтобы установили премию не 
500 франков, а 1 миллион франков с награждением еще крестами и лентами для выдачи их тому, кто 
дал бы хорошее, простое и вразумительное определение слова Государство.
Какую громадную услугу оказал бы он обществу!
Государство! Что это такое? Где оно? Что оно 
делает? Что должно делать?
То, что мы знаем теперь про него, — это какая-то 
таинственная личность, которая, наверное, более всех 
на свете хлопочет, более всех тормошится, более всех 
завалена работой, с которой более всех советуются, 
которую более всех обвиняют, к которой чаще всех 
обращаются и взывают о помощи.
Я не имею чести знать вас, милостивый государь, 
но готов держать какое хотите пари — один против 
десяти, что вы в течение уже шести месяцев занимаетесь составлением утопий, и бьюсь об заклад — один 
против десяти, что исполнение ваших утопий вы возлагаете на Государство. А вы, милостивая государыня, я уверен в этом, от всего сердца желаете излечить 
все страдания бедного человечества и были бы очень 
рады, если бы Государство пришло вам на помощь.
Но, увы, несчастное Государство, подобно Фигаро, не знает, кого слушать, в какую сторону ему повернуться. Сто тысяч голосов из печати и с трибуны 
кричат ему все разом:

Фредерик Бастиа .
Протекционизм и коммунизм

«Организуйте труд рабочих!»,
«Искорените эгоизм»,
«Подавите нахальство и тиранию капитала»,
«Сделайте опыты с навозом и яйцами»,
«Избороздите страну железными дорогами»,
«Оросите равнины»,
«Посадите лес в горах»,
«Постройте образцовые фермы»,
«Откройте благоустроенные мастерские»,
«Населите Алжир»,
«Выкормите детей»,
«Обучите юношество»,
«Поддержите старость»,
«Разошлите жителей городов по деревням»,
«Уравновесьте выгоды всех отраслей промышленности»,
«Дайте взаймы деньги без процентов всякому, кто 
желает получить»,
«Освободите Италию, Польшу, Венгрию»,
«Обучите верховую лошадь»,
«Поощряйте искусство, дайте нам музыкантов 
и танцовщиц»,
«Запретите торговлю и заодно создайте нам торговый флот»,
«Отдайте истину и зароните в наши головы семена разума. Назначение Государства — просвещать, развивать, расширять, укреплять, одухотворять и освящать душу народов».
«Но, господа, минуту терпения, — жалостно отвечает Государство. — Я постараюсь удовлетворить вас, 

государство

но для этого мне необходимы некоторые средства. 
Я заготовило проекты пяти или шести налогов, совсем новых и самых благословенных в мире. Вы увидите сами, с каким удовольствием будут платить их».
Но тут поднялся страшный крик: «У-у! Нечего сказать, невелика заслуга сделать что-нибудь на такие 
средства! К чему же тогда и называться Государ‑
ством? Нет, вы бросьте ваши новые налоги, мы же 
требуем еще отмены старых налогов. Уничтожьте 
налог на соль, на напитки, на литературу, патенты, 
а также поборы».
Среди этого гвалта, после того как страна два или 
три раза меняла свое Государство за то, что оно не 
удовлетворяло всех ее требований, я хотел бы заметить, что она страдает противоречием. Но, Боже мой, 
на что я отваживаюсь?! Лучше было бы сохранить мне 
это замечание про себя.
И вот я навсегда скомпрометирован, теперь все считают меня человеком без сердца, без души, сухим философом, индивидуалистом, буржуа — одним словом, 
экономистом английской или американской школы.
О, простите меня, великие писатели, которые ни 
перед чем не останавливаются, даже перед противоречиями. Я, конечно, не прав, я охотно отступаю. 
Я ничего так не желаю, будьте уверены в этом, как 
если бы вы действительно открыли вне нас существующее благотворительное и неистощимое в своих благодеяниях существо, называемое Государст‑
вом, которое имело бы наготове хлеб для всех ртов, 
работу для всех рук, капиталы для всех предприятий, 

Фредерик Бастиа .
Протекционизм и коммунизм

кредит для исправления всех проектов, масло для всех 
ран, целебный бальзам для всех страданий, советы на 
случай всяких затруднений, решения по всем сомнениям, истину для всех умов, развлечения от всякой скуки, молоко для детей, вино для старцев, которое предусматривало бы все наши нужды, предупреждало бы 
все наши желания, удовлетворяло бы пашу любознательность, исправляло бы все паши промахи, все наши 
ошибки и избавляло бы нас от всякой предусмотрительности, осторожности, проницательности, опытности, порядка, экономии, воздержания и всякого труда.
И почему же мне не желать этого? Ей-богу, чем 
больше я размышляю об этом, тем больше убеждаюсь, как это было бы удобно для всех, мне же самому хочется поскорее воспользоваться этим неисчерпаемым источником богатства и света, этим универсальным целителем, этой неисчерпаемой сокровищницей, 
этим непогрешимым советником, которого вы зовете 
Государством.
Вот почему я и прошу, чтобы мне показали, определили его, и вот почему я предлагаю учредить премию для того, кто первый откроет этого
Феникса. Согласитесь же со мной, что это драгоценное открытие еще не сделано, потому что до сих пор 
все, что являлось под именем Государства, народ тотчас же опрокидывал именно за то, что оно не выполняло нескольких противоречивых требований программы.
Говорить ли? Я боюсь, чтобы в этом отношении 
мы не сделались игрушкой самой странной иллюзии, 
которая когда-либо овладевала умом человека.

государство

Человеку свойственно иметь отвращение к труду 
и страданиям, а между тем он обречен самой природой 
страдать от лишений, если не возьмет на свои плечи 
всю тягость труда, ему остается только выбрать одно 
из этих двух зол. Но что надо сделать, чтобы избегнуть и того и другого? До сих пор он находил для этого 
только одно средство — пользоваться трудом своего 
ближнего — и никогда не найдет другого. Надо сделать так, чтобы труд и удовольствие не распределялись между всеми в естественной пропорции, но чтобы весь труд падал на долю одних, а все удовольствия 
жизни приходились на долю других. Отсюда рабство 
и хищение, в каком бы виде они ни проявлялись: в виде ли войн, лицемерия, насилия, стеснений, обманов, 
чудовищных злоупотреблений и т.д., вполне согласны 
с породившей их мыслью. Должно ненавидеть и бороться с притеснителями, но все-таки нельзя упрекнуть их в том, что они непоследовательны.
С одной стороны, рабство, хвала Господу, отживает свой век. С другой стороны, хотя существующая 
теперь возможность для каждого защищать свое добро затрудняет всякое прямое и открытое хищение, 
однако сохраняется еще несчастная первоначальная 
склонность, присущая всем людям, — делить сложные дары жизни на две части, на одних валить всю тяжесть труда и страданий, а для себя самих сохранять 
только удовольствия этой жизни. Посмотрим, в какой 
новой форме проявляется это печальное направление.
Притеснитель не давит теперь притесняемого 
прямо собственными руками — наша совесть стала 

Фредерик Бастиа .
Протекционизм и коммунизм

к этому слишком чувствительна. Тиран и его жертва 
еще существуют, но между ними поместился посредник — Государство, т.е. сам закон. Чем, спрашивается, лучше всего можно заглушить укоры совести, а что еще дороже — преодолеть сопротивление? 
И вот все мы по тому или другому праву, под тем или 
другим предлогом обращаемся к Государству. Мы 
говорим ему: «Я нахожу, что соотношение между моими радостями жизни и трудом не удовлетворяет меня, и я хотел бы для восстановления желаемого равновесия между ними попользоваться чем-нибудь от благ 
моего ближнего. Но это небезопасно для меня. Не можете ли вы помочь мне в этом? Не можете ли вы дать 
мне хорошее место? Или побольше стеснить промышленность моих конкурентов? Или даром ссудить меня капиталами, которые вы отобрали у их владельцев? 
Или воспитать детей моих на казенный счет? Или выдать мне премию в виде поощрения? Или обеспечить 
меня, когда мне исполнится 50 лет? Тогда со спокойной совестью я достигну своей цели, потому что за меня будет действовать сам закон, а я буду пользоваться 
всеми выгодами хищения, ничем не рискуя и не возбуждая ничьего негодования!»
Так как, с одной стороны, очевидно, что все мы обращаемся к Государству с подобными требованиями, 
а с другой стороны, доказано, что Государство не может удовлетворить одних, не усилив тягостей других, 
то в ожидании иного определения Государства я позволю себе привести здесь мое мнение. Почем знать, 
может быть, оно и удостоится премии? Вот оно.

государство

Государство — это громадная фикция, посредством которой все стараются жить за счет всех.
В наше время, как и прежде, каждый в большей или меньшей степени хочет пользоваться трудами ближнего. Никто не позволяет себе явно выражать это чувство, и всякий скрывает его даже от самого себя. Но как же поступают тогда? Выдумывают 
посредника и обращаются к Государству, которому 
каждый класс общества по очереди говорит так: «Вы, 
которые законно и честно можете брать, берите у общества, а мы уж поделим». Увы! Государство всегда слишком склонно следовать такому адскому совету, 
так как оно состоит из министров, чиновников и вообще людей, сердцу которых никогда не чуждо желание 
и которые готовы всегда как можно скорее ухватиться 
за него, умножить свои богатства и усилить свое влияние. Государство быстро соображает, какую выгоду оно может извлечь из возложенной на него обществом роли. Оно станет господином, распорядителем судеб всех и каждого; оно будет много брать, но зато ему 
и самому много останется: оно умножит число своих 
агентов, расширит область своих прав и преимуществ, 
и дело кончится тем, что оно дорастет до подавляющих размеров.
Но что следует хорошенько заметить себе, это поразительное ослепление общества на сей счет. Когда 
солдаты победоносно и радостно обращали в рабство 
побежденных, они были, правда, варварами, но не были непоследовательны. Цель их, как и наша, состояла 
в том, чтобы жить за счет других, но они ни в чем не 

Фредерик Бастиа .
Протекционизм и коммунизм

противоречили ей. А что мы должны думать о народе, 
который и не подозревает, что взаимный грабеж есть 
все-таки грабеж, хотя он и взаимный; что он не стал 
менее преступен потому, что совершается в установленном законом порядке; что он ничего не прибавляет к общему благосостоянию, а, напротив, еще умаляет 
его на всю ту сумму, которой стоит ему разорительный 
посредник, называемый Государством?
И эту великую химеру мы начертали в назидание 
народу на фронтоне нашей Конституции. Вот первые 
слова, которыми начинается ее вступление:
«Франция учредила республику для того, чтобы... 
поднять всех граждан на все возвышающуюся ступень нравственности, света и благосостояния».
Следовательно, по этим словам, Франция, т.е. по‑
нятие отвлеченное, призывает французов, т.е. дей‑
ствительно существующих людей, к нравственности, благосостоянию и т.д.
Не значит ли это, по смыслу этой странной иллюзии, ожидать всякого блага не от самих себя, а от 
чьей-то сторонней энергии? Не указывает ли это на 
то, что рядом и независимо от французов существует 
еще какое-то добродетельное, просвещенное и богатое существо, которое может и должно изливать на 
них свои благодеяния? Не дает ли это право предполагать, и притом без всякой надобности, что между 
Францией и французами, т.е. между простым, сокращенным и отвлеченным понятием о всех личностях 
в совокупности и между этими самыми личностями, 
существуют еще какие-то отношения отца к сыну, 

государство

опекуна к опекаемому, учителя к ученику? Кто не 
знает, что иногда выражаются метафорически и называют родину нежной матерью. Но чтобы доказать 
воочию всю бессодержательность приведенного положения нашей Конституции, достаточно показать, 
что оно не только легко, но и с выгодой для здравого смысла может быть выражено в обратной форме. 
Так пострадала ли бы точность выражения, если б во 
вступлении было сказано:
«Французы устроились в республику, чтобы призвать Францию на всевозрастающую ступень нравственности, света и благосостояния»?
Какое же значение имеет аксиома, в которой подлежащее и дополнение могут свободно переставляться без ущерба смыслу? Всякий понимает, когда говорят: мать выкормит ребенка, но странно было бы сказать: ребенок выкормит мать.
Американцы иначе понимали отношение граждан 
к Государству, когда в заголовке своей Конституции 
начертали следующие простые слова:
«Мы, парод Соединенных Штатов, желая образовать более совершенный союз, установить справедливость, обеспечить внутреннее спокойствие, оградить, умножить общее благосостояние и обеспечить блага свободы себе и нашему потомству, 
постановляем...»
Тут нет ничего химерического, нет никакой аб‑
стракции, от которой граждане требовали бы себе 
всего. Они надеются только на себя, на свою собственную энергию.

Фредерик Бастиа .
Протекционизм и коммунизм

Если я позволил себе критически отнестись к первым словам нашей Конституции, то не из-за метафизической тонкости, как это можно подумать, а просто потому, что, по моему убеждению, это олицетво‑
рение Государства служило в прошлом и послужит 
в будущем обильным источником для всяких бедствий и революций.
И точно, общество с одной стороны, Государ‑
ство — с другой стоят как два различных существа; 
последнее должно изливать на первое целый поток человеческих радостей, а первое имеет право в изобилии требовать их от последнего. Что должно произойти при этом?
Ведь Государство не об одной руке и не может 
быть таковым. У него две руки — одной брать, а другой раздавать или, иначе, одна тяжелая, а другая легкая рука. Деятельность второй по необходимости подчинена деятельности первой. Строго говоря, Госу‑
дарство может брать и не отдавать, что и случалось 
иногда. Это объясняется пористым и липким свойством обеих рук, в которых всегда удерживается какая-нибудь часть, а иногда и все сполна, до чего только они прикасаются. Но чего никогда не видели, чего никогда никто не увидит и чего даже предположить 
нельзя — чтобы Государство возвращало обществу 
более, чем сколько оно получило с него. Совершенно безрассудно с нашей стороны то, что мы становимся по отношению к нему в положение каких-то смиренных нищих. Для Государства, безусловно, невозможно предоставлять частные выгоды некоторым