Преподавание истории и обществознания в школе, 2020, № 2

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ

 3 
Н.И. Цимбаев
 
 
Славянофилы: общественно-политические взгляды 

ТЕОРИЯ И МЕТОДИКА  
ОБУЧЕНИЯ И ВОСПИТАНИЯ

 20 
 Рабочая программа среднего (полного) образования  
по обществознанию

 36 
Е.К. Калуцкая
 
  
 Методический конструктор как средство проектирования  
современного урока обществознания

 46 
И.А. Лобанов
 
 
 Изучение обществознания в условиях усиления влияния средств  
массовой информации на сознание и поведение подростков:  
новые возможности и новые риски

 51 
М.В. Короткова
 
 
 Познавательная деятельность и технология кейсов  
на уроках истории

Из опыта работы

 58 
 А.Н. Иоффе, Н.Ф.Крицкая 
 
 
Урок по теме «Российская Федерация в мировом сообществе» 

НАУЧНО-ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ И МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
Издается с 2000 г. Выходит 8 раз в год

2/2020

Главный редактор
А.Ю. Лазебникова

Заместители главного редактора
Н.М. Поникарова, Э.Н. Абдулаев 

Редакционный совет
Л.Н. Алексашкина, П.А. Баранов, 
Л.С. Бахмутова, Т.В. Болотина, 
Н.Ф. Виноградова, Е.Е. Вяземский, 
Е.Л. Ерохина, Л.Ф. Иванова, 
А.Н. Иоффе, А.С. Маныкин, 
М.Г. Сергеева, И.В. Следзевский, 
А.Б. Соколов, О.Ю. Стрелова, 
О.М. Хлытина, В.А. Шестаков, 
Н.И. Цимбаев 

Редакторы отделов
 Е.Н. Калачева,  И.Г. Ложкина 

Компьютерная верстка
Н.В. Запорожец

Адрес редакции и издательства:
127254, г. Москва, а/я 62
Тел.: 8 (495) 619-52-87, 619-83-80
E-mail:   history@schoolрress.ru,  
marketing@schoolрress.ru
Сайт: www.школьнаяпресса.ру

Журнал зарегистрирован 
МПТР РФ рег. ПИ №77-1171
Учредитель — ООО «Школьная  Пресса»

Формат 70108/16.  Усл.-печ. л.  5,0.    
Изд. № 3397.   Заказ              

Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия»,
428019, г. Чебоксары, пр. И. Яковлева, д. 13

Издание охраняется Законом РФ об авторском праве. 
Любое воспроизведение материалов, размещенных  
в журнале, как на бумажном носителе, так и в виде  
ксерокопирования, сканирования, записи в память ЭВМ, 
zи размещение в Интернете запрещается.

©  «Школьная Пресса», 2020
©  «Преподавание истории и обществознания  
в школе», 2020

Материалы к уроку

 65 
Л.М. Ляшенко
 
 
 Революционеры и женский вопрос в России 1860-х гг.

ИНФОРМАЦИЯ И БИБЛИОГРАФИЯ

 73 
О выставке «Василий Поленов»

 
 
Библиография

 57  
Блокада Севастополя. Полная хроника – 250 дней и ночей
 80  
Блокада Ленинграда. Полная хроника – 900 дней и ночей

Журнал включен в Перечень Высшей аттестационной комиссии (ВАК) Министерства образования и науки 
Российской Федерации ведущих рецензируемых научных журналов и изданий,  
в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание  
ученой степени доктора и кандидата наук, а также в Дополнительный список рецензируемых  
научных изданий из Перечня, утвержденный решением Ученого совета МГУ имени М.В. Ломоносова.
Журнал зарегистрирован в базе данных Российского индекса научного цитирования.

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ 
ИСТОРИЯ

СЛАВЯНОФИЛЫ:  
ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ 

Николай Иванович Цимбаев — доктор исторических наук, профессор,  
МГУ имени М.В. Ломоносова

SOCIAL AND POLITICAL THEORIES OF SLAVOPHILES

Nikolay I. Tsimbayev — doctor of historical Sciences, Professor,  
Lomonosov Moscow state University

Ключевые слова: раннее славянофильство, А.С. Хомяков, И.В. Киреевский,  
А.И. Кошелев, И.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин, «воспитание общества»,  
теория «негосударственности» русского народа, крепостное право,  
славянофильский либерализм.
Keywords: early Slavophilism, A.S. Khomyakov, I.V. Kireevsky, A.I. Koshelev,  
I. S. Aksakov, Yu. F. Samarin, «education of society»,  
theory of «non-state» of the Russian people, serfdom, Slavophil liberalism.

Аннотация. Автор прослеживает развитие общественно-политических представлений 
славянофилов на протяжении почти полувека, раскрывает единство их политической 
теории и общественной практики, особенности славянофильского либерализма.
Abstract. The author traces the development of social and political ideas of Slavophiles 
for almost half a century, reveals the unity of their political theory and social practice, the 
features of Slavophil liberalism.

С

овременники недооценивали в 
славянофильском учении значение 
их политической мысли. К.Д. Кавелин 
в 1878 г. так формулировал общий 
вывод: «Славянофильство было исключительно научной, исторической, 
философской и теософической док
триной, без всякого политического 
характера». (Сходное мнение неоднократно высказывали и сами славянофилы, подчеркивая, что они «выше 
политики», а их направление имеет 
характер «общественный». Но принимать это на веру не следует.)

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ В ШКОЛЕ      № 2  2020

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Большое заблуждение видеть в славянофилах практиков общественной 
борьбы, чьи социально-политические 
идеалы не были соотнесены с реальной политической программой, как 
об этом писал в своих воспоминаниях Б.Н. Чичерин: «Ни одной путной мысли о так называемых русских 
началах они не высказали, а рассеяли только множество кривых воззрений, которые немало содействовали 
господствующему ныне умственному 
хаосу. В практическом же отношении 
лучшие из них сходились с западниками, ибо цель у тех и других была одна: 
расширение свободы»1. А.Н. Пыпин 
видел в политической теории славянофилов только «нечто… пастушеское 
и наивно-мечтательное». Считал, что 
мысль об освобождении крестьян была чужда славянофилам, чьи общественные воззрения «в сороковых и 
начале пятидесятых годов высказывались почти только общими заявлениями о ложности нашего образования и 
необходимости связи с народом»2.
Такой подход к общественно-политической теории славянофилов не 
только ведет к искажению их взглядов 
на российскую действительность, но 
и препятствует правильному пониманию развития русской политической 
мысли XIX в.
Давно стал общепринятым взгляд 
на славянофилов как на сторонников самодержавия, противников иных 
форм государственного устройства. 
Однако такая точка зрения не передает всего своеобразия оттенков славянофильской политической мысли, 
упрощает ее, не раскрывает характер 
монархизма славянофилов и особенности их политических взглядов. Она 
оставляет открытым вопрос о социальной сущности политической программы славянофилов. Обобщающего 
исследования взглядов славянофилов 
на государственное и общественное 

устройство, на политическое развитие 
русского общества не было. Известны 
лишь немногие специальные работы.
Так, книга П. Линицкого «Славянофильство и либерализм» (1882) содержит подчеркнутое противопоставление политических идеалов славянофилов взглядам русских либералов. 
Свою резкую критику славянофильства автор основывал на тщательном 
разборе историко-философских и богословских взглядов А.С. Хомякова и 
К.С. Аксакова, уделив мало внимания 
их политико-правовым представлениям (вероятно, определенную роль в 
таком освещении темы сыграли цензурные соображения).
Мысль Линицкого о принципиальном отличии славянофильства от либерализма (или западничества) отвергалась многими исследователями и в 
настоящее время не кажется верной, но 
серьезного внимания заслуживает высказанное им соображение об изменчивости взглядов славянофилов, которые 
«значительно изменялись вместе с переменою исторических обстоятельств и 
условий общественной жизни».
Общественно-политические взгляды славянофилов мало изучены в 
исторической литературе, но они  — 
ключевые для определения социальной природы славянофильства, 
его исторического смысла. В данной статье прослеживается развитие 
общественно-политических представлений славянофилов на протяжении 
почти полувека, раскрываются единство их политической теории и общественной практики, особенности славянофильского либерализма3.

О конкретно-историческом 
подходе в изучении 
славянофильства

Суждения об общественно-политических 
взглядах 
славянофилов, 

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

высказываемые в литературе, разнообразны и противоречивы. В русской 
публицистике 1840–1870-х гг. спектр 
итоговой политической оценки политической доктрины славянофилов 
широк: от подозрений в радикализме 
и революционных замыслах до обвинений в человеконенавистничестве 
и реакционности. Рано возникло сомнение в уместности при определении 
общественно-политической позиции 
славянофилов использовать термины 
отвергаемой ими западноевропейской 
политической жизни: «либеральная», 
«консервативная», 
«радикальная», 
«реакционная». Об этом не раз публично высказывался И.С. Аксаков и 
особенно четко — в письме А.И. Кошелеву (1881), причислившему славянофилов к «русскому либеральному 
направлению»: «Как Вам не претит 
эта пошлость деления на либералов 
и консерваторов? Это чистейшее западничество… Нет русского “либерального” направления, может быть 
только истинное и ложное, здоровое 
и вредное направление, направление 
русское и антирусское». 
Ранее (1878) об этом же писал в 
своей статье «Старое и новое славянофильство» А.Д. Градовский — специалист в области политико-правовых 
теорий: «Мы не ошибемся, сказав, что 
вместо всех наименований западников 
и славянофилов, консерваторов и либералов, нигилистов и церковников, 
социалистов и экономистов мы можем поставить два названия — людей 
честных и плутов, причем в обе эти категории войдут одинаково люди всех 
теоретических оттенков, и категория 
плутов будет гораздо многочисленнее 
партии честных людей…»4.
И. Аксаков, по сути, повторил 
мысль Градовского, но предложил 
иной перечень, включив в него особое «русское направление». Это предложение К. Аксакова справедливо не 

принималось в расчет серьезными 
исследователями. А.Д. Градовский в 
1881  г. назвал взгляды славянофилов 
«политической астрологией» и сделал 
вывод: «У нас принято думать, что 
славянофилы отрицают ‘’западные 
формы”. Но они идут гораздо дальше: 
они отрицают необходимость форм 
вообще. Их политическое учение есть 
теория юридически-бесформенного 
государства, государства “по душе”, 
государства, построенного на одних 
нравственных началах»5.
В 1880-е гг. И. Аксаков не был 
уже славянофилом, но его имя, его 
авторитет, его талант публициста и 
опыт общественного деятеля немало 
способствовали тому, что по статьям 
газеты «Русь» (1880–1886, основана 
И.С. Аксаковым) судили (в те годы и 
позднее) о политических взглядах славянофилов.
В 1879–1881 г. И. Аксаков, под впечатлением роста революционного движения, в обстановке демократического 
подъема и связанной с ним поляризации общественных сил, твердо стоял на 
консервативно-националистических 
позициях. Именно в это время он выдвинул и настойчиво пропагандировал в своей публицистике «русский 
политический идеал», сводившийся к 
формуле: «самоуправляющаяся местно земля с самодержавным царем во 
главе». Формулу эту И. Аксаков считал «несравненно шире всякой западной республиканской формулы, где 
есть политическая свобода, т. е. парламентский режим в столицах, а самоуправления нигде — и социальное 
почти рабство внизу»6.
Заметим, что В.И. Ленин в работе «Гонители земства и Аннибалы 
либерализма» вскрыл политический 
смысл этой «формулы». Упомянув 
о суждениях И. Аксакова, указал на 
«необходимую связь между местным 
самоуправлением и конституцией»7. 

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ В ШКОЛЕ      № 2  2020

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Аксаков же самым тщательным образом стремился затушевать эту связь 
в своей публицистике, выставляя себя 
убежденным противником конституции и конституционных учреждений. 
Однако в письме к Миллеру 8 мая 
1881 г. он писал: «Когда им [либералам] я указываю на “самодержавие и 
самоуправление”, то они сглупа не понимают, что это есть венец либеральных вожделений общества, основа 
действительная для всякого, в нужном 
случае, представительства. Это есть 
постоянное практическое выражение 
той же идеи, какая выражена и в “Записке” К.С. [Аксакова] и формулируется: “Государство и Земля”, которых 
союз выражается в некоторых случаях 
в Земском соборе»8. 
Политическая 
борьба 
начала 
1880-х  гг. доказывала иллюзорность 
представлений И. Аксакова о возможности существования некоего «представительного самодержавия» и неизбежно толкала его в ряды защитников 
самодержавной власти, но публицистика И. Аксакова не встречала поддержки и в правящих сферах. Когда он 
решился выпустить сборник «Взгляд 
назад», составленный из передовых 
статей, напечатанных им в газете 
«Русь» за первые полгода ее издания, 
то сборник не был разрешен к печати  — как излагающий «проект глубокого изменения нашего государственного строя». Цензором был К.Н. Леонтьев. Его доклад сыграл главную 
роль в запрещении издания.
Выводы Леонтьева в высшей степени важны для оценки славянофильской политической теории. Настоящие 
славянофилы, по мнению Леонтьева, 
«были всегда врагами так называемой 
конституции», но в их теории государство, как видно и из брошюры Аксакова, есть «некий чрезвычайно оригинальный союз земских, в высшей 
степени демократических республик 

с государем во главе; государем, положим, самодержавным в принципе, но 
лишенным почти всяких органов для 
исполнения его царской воли».
По мнению Леонтьева, реакционера умного и твердого, московские 
славянофилы всегда были «слишком 
либеральными», на них лежал отпечаток ненавистного ему «эгалитаризма». Позднее, в «Автобиографии», Леонтьев писал о славянофилах: «Если 
снять с них пестрый бархат и парчу бытовых идеалов, то окажется под 
этим приросшее к телу их обыкновенное, серое, буржуазное либеральничье, ничем существенным от западного, эгалитарного свободопоклонства 
не разнящееся»9. 
Для Леонтьева, как и для некоторых либералов, публицистика газеты 
«Русь» (основана в 1880 г. И.С. Аксаковым и издавалась до его смерти 
в 1886 г.) была выражением славянофильского учения. Таким образом, 
цель, к которой И. Аксаков осознанно 
стремился, была им достигнута. Его 
«русский политический идеал» был 
воспринят как давние славянофильские теории. 
Если в марте — апреле 1881 г. И. Аксаков энергично обличал конституционные симпатии либеральных кругов; 
29 апреля 1881 г. встретил с радостью 
Манифест, в котором провозглашалась вера Александра III «в силу и истину самодержавной власти», то 9 мая 
1881 г. в передовой статье «Руси» он 
одинаково отрицательно отозвался и о 
«европейских учреждениях известного 
шаблона», и об азиатском деспотизме, 
и о государстве полицейского типа. 
Он заявил, что «самоуправляющаяся 
местно земля с самодержавным царем 
во главе — вот русский политический 
идеал». Полное представление о «русском политическом идеале» должна 
была дать «Записка» К. Аксакова, начало которой было им опубликовано 

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

в том же номере. С недоумением была 
встречена (даже людьми, близкими к 
славянофильству — А.И. Кошелевым, 
С.А. Юрьевым) основная политическая идея К. Аксакова — теория «негосударственности» русского народа. 
Особое раздражение в либеральной 
среде вызывали защита К. Аксаковым 
самодержавной монархии и его неприятие конституционного строя.
Комментаторы «Записки» К. Аксакова видели в ней (как и И. Аксаков) только документ современной 
общественно-идейной борьбы, не 
принимали в расчет время создания 
«Записки», им не были известны обстоятельства, вызвавшие ее появление. Существует немало ученых и 
публицистических оценок «Записки» 
К. Аксакова, но они далеко не всегда 
основаны на конкретном анализе текста. Важнейшие вопросы — об истоках 
историко-политических построений 
К. Аксакова, о месте его теории «негосударственности» в системе славянофильских воззрений, о типичности 
взглядов, изложенных в «Записке», 
для славянофильской среды — до настоящего времени изучены слабо.
Большинство авторов допускали 
ошибку, считая суждения К. Аксакова присущими всем славянофилам, 
а его «Записку» — программным документом славянофильского кружка. 
Она словно препятствовала исследователям изучать другие политические 
бумаги славянофилов, делала излишним расширение круга источников по 
истории славянофильской политической мысли, мнение же о типичности взглядов К. Аксакова оправдывало 
этот упрощенный подход.
В 
исторических 
исследованиях 
прочно утвердилась мысль о двойственности, противоречивости социально-политических взглядов славянофилов. По мнению В.С. Соловьева, в 
славянофильстве «реакционно-архео
логический мотив» борьбы против 
петровской реформы, против западноевропейских начал «во имя древней московской Руси» переплетался с 
«прогрессивно-либеральной борьбой 
против действительных зол современной России»10.
На наш взгляд, абсолютизировать 
«двойственность» и «противоречивость» 
общественно-политических 
взглядов славянофилов не следует. 
Эти противоречия были отражением 
глубоких социально-экономических и 
политических противоречий российской действительности, их невозможно было снять путем теоретических 
умозаключений. Указание на противоречивый характер той или иной 
общественно-политической доктрины 
того времени служит подтверждением 
ее жизненности, ее стремления уловить непростой ход русского исторического развития.
Подлинное 
значение 
славянофильства в истории русской общественной мысли можно оценить, если 
отрешиться от устоявшегося взгляда 
на славянофильство как идейное направление, обладавшее раз и навсегда заданными свойствами, неспособное к глубоким изменениям в ходе 
общественно-политического развития. Славянофилы искали ответы на 
злободневные вопросы русской действительности середины XIX в., их 
учение может быть понято и должно 
быть изучаемо только в контексте этой 
действительности.
Редко, но встречается в литературе 
и другая крайность: преувеличенное 
мнение о цельности славянофильских 
общественно-политических воззрений.
Правильный подход к исследованию 
общественно-политических 
взглядов славянофилов заключается, 
полагаем, в отказе от поиска «типичных» высказываний и в конкретно

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ В ШКОЛЕ      № 2  2020

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

историческом анализе становления и 
развития славянофильской политической мысли, в объяснении причин ее 
изменчивости и противоречивости не 
«внутренней двойственностью», а реалиями русской общественной жизни 
середины XIX в.

В области политической теории и 
общественно-политической практики 
внутри славянофильского кружка всегда существовали серьезные разногласия, здесь особенно неуместно своеобразное «соборное начало» в подходе 
к славянофилам, когда взгляды одного 
из них отождествляются с взглядами 
остальных, а славянофильство в целом 
делается ответственным за все высказывания лиц, к нему причастных. Сказанное не означает признание правильности вывода американского исследователя П. Христова  — «не существует 
славянофильства как единого направления, а существует целый ряд отдельных славянофилов». Славянофильство 
было именно единым в основных положениях, но широким и постоянно 
развивающимся направлением русской общественной мысли, в рамках 
которого возможно было существование отличных в деталях общественнополитических взглядов И.В. Киреевского и, например, Ф.В. Чижова.
При изучении общественно-политических взглядов славянофилов важно не упускать из поля зрения еще одно 
обстоятельство: в славянофильском учении сохранялась глубокая связь конкретных политических пожеланий с общими 
историко-философскими построениями.
Славянофилы стремились мыслить 
исторически, им было присуще желание вывести свою политическую 

программу из исторического опыта 
русского народа, из исторически сложившихся свойств русского народного характера.
Политическая программа славянофилов, освобожденная от их историкофилософской схемы, исторических 
домыслов и произвольных ссылок на 
своеобразно понимаемые факты русской истории, приобретает сходство с 
политической программой западников. 
Сравнение политических программ западников и славянофилов приводит 
к верному выводу о близости, а в области практических действий — о тождественности этих двух направлений 
раннего российского либерализма.
Однако прием «снятия» или «отбрасывания» историко-философской 
схемы при изучении общественнополитических взглядов славянофилов 
требует особой осторожности, вдумчивого, деликатного подхода. Политические теории и социологические 
концепции славянофилов вытекают 
из их историко-философской схемы, 
являются как бы частным ее приложением к русской действительности 
середины XIX в.
Философия истории — не только 
стержень всего славянофильского учения, но и одновременно — ключ к политической программе славянофилов в 1840–
1860-е гг. Славянофильская философия 
истории была теорией исторического 
прогресса, теорией, предопределяющей 
необходимость социально-политических 
перемен в России. Вместе с тем славянофильская философия истории помогает объяснить враждебность славянофилов социально-политическим 
институтам Западной Европы, что 
находится в явном противоречии с 
их политической программой, рассматриваемой изолированно.
Сочетание отвлеченной историкофилософской аргументации с актуальными политическими выводами при
Славянофилы стремились 
мыслить исторически 

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

давало необычность сочинениям славянофилов, которые трудно связать с 
традициями западноевропейской либеральной публицистики. В этом заключалось существенное отличие славянофилов от западников, бравших 
доказательства правильности своей 
политической программы из современной им европейской социальнополитической 
действительности. 
Общественно-политические взгляды 
славянофилов следует изучать в их 
становлении и развитии, уделяя внимание не только практической общественной деятельности, но и политическим теориям славянофилов.
Политическая доктрина славянофильства при всем ее глубоком своеобразии может быть верно понята 
только в русле традиций российского 
либерализма. В основных, принципиальных вопросах — отношение к крепостному праву, реформистский путь 
решения 
социально-политических 
проблем, 
враждебность 
революции  — славянофилы неотличимы от 
западников. Подлинный «двуликий 
Янус». С.Н. Трубецкой в полемике с 
А.А. Киреевым, когда тот попытался преувеличить радикализм западников, остроумно заметил: «Неужели 
же ген. Киреев решится утверждать, 
что все западники изменяли церкви, 
престолу и отечеству в своем споре с 
славянофилами?»11

Раннее славянофильство

В ранний период истории славянофильства (1840-е гг.) важна была 
общественная деятельность его основоположников — И.В. Киреевского, 
А.С. Хомякова, П.В. Киреевского. А 
также их друзей и последователей — 
А.И. Кошелева, Н.М. Языкова, Д.А. Валуева, К.С. Аксакова, Ю.Ф. Самарина, 
А.Н. Попова, В.А. Панова, Ф.В. Чижова, И.С. Аксакова, В.А. Елагина. 

Их деятельность свидетельствовала о 
неистребимости в среде передового 
дворянства либеральных настроений. 
В  трудных условиях николаевского 
царствования они хранили либеральную традицию русского общественного движения. Славянофильский 
кружок играл роль общественно-политической оппозиции правительству. 
Едва возникнув, он стал вызывать подозрения у властей.
Ценные сведения как о подозрениях 
николаевского правительства в отношении славянофильского кружка, так и 
о настроении внутри кружка содержат 
два документа по истории раннего славянофильства. Это письмо Ю.Ф. Самарина, посланное им из Петербурга в 
конце 1844 г. А.С. Хомякову и К.С. Аксакову, и ответ Хомякова, написанный 
в начале 1845 г. Письма эти редко привлекают внимание историков.
Самарин в Петербурге играл роль 
«представителя московского направления» и поэтому просил наставить 
его, «что говорить и как действовать». 
Письмо Самарина обрисовало отношение дворянского общества Петербурга к московским славянофилам, 
чьи мурмолки были приравнены к 
тайным знакам итальянских карбонариев. Но к чему стремились славянофилы? Во имя чего могли они «поднять знамя»? На эти вопросы письмо 
Самарина не отвечает.
Письмо Хомякова Самарину дает 
ответы на некоторые из поставленных нами вопросов. Хомяков сообщал 
причину подозрений власти в отношении славянофилов.

Он писал: «Временная буря прошла. Ее 
истинная причина была… в появлении нескольких статей за границей об movement 
slave и movement moscovite. Истинной 
опасности не было до сих пор, и если ничто не переменится, ее и не будет, но при 
проснувшихся подозрениях можно добиться неосторожностью до опасности».

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ В ШКОЛЕ      № 2  2020

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Хомяков нашел формулу, идеально 
выражавшую общественную позицию 
славянофилов, — «осторожное действие». Определил и место, которое 
занимал славянофильский кружок в 
русской общественной жизни: «Надобно показать всем, что они [принципы] так же далеки от консерватизма 
в его нелепой односторонности, как 
и от революционности в ее безнравственной и страстной самоуверенности; что они, наконец, составляют 
начало прогресса разумного, а не бестолкового брожения».
«Разумный прогресс» — заветная 
мечта российских либералов всех поколений, а стремление отмежеваться 
и от консерваторов и от революционеров — характерная черта либеральной 
общественности. Яснее сказать о либерализме славянофильских воззрений трудно! Хомяков не любил слова 
«либерал», избегал его в применении к 
славянофилам. Но дело не в названии. 
Хомяков был либералом в точном, 
социально-политическом значении 
этого слова, его общественную позицию в 1845 г. иначе как либеральную 
обозначить нельзя.
В письме Хомяков выразил и убеждение в величии той роли, какую 
призваны сыграть славянофильские 
воззрения в общественном развитии 
России, но при этом трезво оценивал 
настоящее положение славянофильского кружка:

«Ряды наших друзей оказались необычайно редкими и дружина ничтожною. 
Весь университет (или почти весь, это все 
равно) держится другой стороны. Публика 
не держится покуда никого, но колыхается и должна пристать куда-нибудь. Покуда 
большинство глядит к Западу. Но это ничего не значит: правы будут те, которые 
сильнее, прямее и постояннее станут ее 
пробуждать от умственной апатии».

В те дни, когда А. Хомяков писал 
это письмо, И. Киреевский готовил к 

печати первый номер обновленного 
«Москвитянина», к сотрудничеству в 
журнале были привлечены почти все 
литературные силы славянофильского 
кружка, который очутился в центре 
общественного внимания. В глубоком 
и долгом воздействии славянофильских идей на русское общество Хомяков не сомневался, но его оптимизм не 
лишен грусти: «Мы же должны знать, 
что никто из нас не доживет до жатвы 
и что наш духовный и монашеский 
труд, пашни, посевы и полотья есть 
дело не только русское, но всемирное. 
Эта мысль одна только может дать силу и постоянство» (VIII. 250–253)12.
В письме Самарину Хомяков высказал убеждение, что со временем все 
поймут: славянофильские принципы 
«ни для кого не опасны». Власти же 
были убеждены в обратном. В том же 
письме было известие, что статья Панова о публичных лекциях Шевырёва 
не пропущена в газету «Московские 
ведомости» попечителем Московского учебного округа гр. С.Г. Строгановым, считавшим славянофилов 
«людьми опасными». «Отцы отечества», среди которых был и Д.П. Бутурлин, впоследствии глава знаменитого в истории русского просвещения 
«бутурлинского комитета» — высшего 
постоянного цензурного органа, осуществлявшего надзор за «духом и направлением» российской литературы 
и периодической печати — нашли в 
1844 г. в деятельности славянофилов 
«признаки вредного политического 
движения» (Самарин). В том же году 
был арестован Ф.В. Чижов, по подозрению в заговоре австрийских славян, 
в связях с «Кирилло-Мефодиевским 
обществом» и в политическом либерализме.

В ответах на вопросы III отделения Чижов должен был изложить политические 
взгляды славянофилов. Он особо оговаривал, что «Россия и царь слиты в одно не

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

раздельное» и власти могут не опасаться 
политической революции. Чижов был 
освобожден, но репутация славянофилов 
в глазах правительства выше не стала.
В дневнике А.В. Никитенко, которого 
Чижов посетил сразу после того, как был 
выпущен на волю, сохранился пересказ 
его политической исповеди, сделанный 
автором дневника со слов «хитрейшего из 
всех настоящих и будущих славянофилов 
и не-славянофилов». Этот пересказ характеризует не только «исповедь» Чижова, но 
и взгляды на славянофилов тех, кто его 
допрашивал. «Он [Чижов] разделил свою 
исповедь на две части. В первой он как бы 
признавался в некоторых заблуждениях, а 
именно относительно соединения всех 
славян в одну монархию под скипетром 
России. Само собой разумеется, что это 
заблуждение, как проистекающее от избытка любви, было ему охотно прощено. 
Во второй части своей исповеди он явился 
горячим патриотом, совсем в духе самодержавия, православия и народности, 
чуждой всего европейского и даже враждебной Европе… В заключение его почтенные духовники, Леонтий Васильевич 
[Дубельт] и граф Орлов, остались им вполне довольны. Конечно, он в своей исповеди не коснулся демократических начал 
славянофильской проповеди и вышел из 
допроса совершенно белым и чистым»13.

В 1849 г. были арестованы и допрошены в III Отделении Ю. Самарин и 
И. Аксаков.
«Письма из Риги» Самарина вызвали острое недовольство остзейского дворянства, его Николай I допрашивал лично. Самарин сразу после 
освобождения записал беседу с ним 
императора и предъявленное обвинение, последствие которого трудно было предвидеть: «Понимаете, 
к чему вы пришли: вы поднимали 
общественное мнение против правительства; это готовилось повторение 
14  декабря». «Я перебил уверением, 
что никогда не имел такого намерения» (VII, c. XCII).

Слова Николая I прозвучали без 
серьезного основания: на протяжении всей жизни Самарин был убежденным противником революции, 
революционного способа преобразования действительности. Однако в 
разговоре с императором московскому славянофилу было трудно верноподданнически возразить на другое обвинение, о котором в записи 
беседы он счел уместным умолчать. 
Оно дошло до нас в его позднейшей 
(1875) передаче. Николай I считал, 
что Самарин своими идеями грозил 
«подорвать доверие к правительству 
и связь его с народом, обвиняя правительство в том, что оно национальные 
интересы русского народа приносит в 
жертву немцам» (VII, с. XCII прим.).

В дневнике Никитенко то же обвинение передано иными словами и приобретает отчетливый антиславянофильский 
характер: «…ты пустил в народ опасную 
идею, толкуя, что русские цари со времени Петра Великого действовали только по 
внушению и под влиянием немцев. Если 
эта мысль пройдет в народ, она произведет ужасные бедствия»14.

Слова императора не только объясняют, что тревожило власть в идеях 
славянофилов, но и показывают осведомленность в них Николая I.
Подозревая кружок московских 
славянофилов в противоправительственных намерениях, органы политического сыска установили тайный 
надзор за славянофилами, читали их 
переписку. Поводом для ареста И. Аксакова стали его письма из Петербурга, в которых он возмущался арестом 
Самарина, клеймил «подлое петербургское общество», советовал своим 
московским друзьям соблюдать осторожность. В секретном полицейском 
донесении от 18 марта 1849 г. московскому генерал-губернатору А.А. Закревскому советы И. Аксакова оценивались следующим образом: «Предо

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ В ШКОЛЕ      № 2  2020

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

стережение брата Аксакова доказывает, что у них [славянофилов] кроме 
известной правительству цели должна 
скрываться какая-нибудь другая. Если 
бы сего не было, то тогда зачем бы им 
было бояться и остерегаться».

Закревский, по свидетельству А.И. Кошелева, «не мог терпеть» славянофилов и 
называл их то «красными», то даже «коммунистами». Он всеподаннейше писал 
императору 14 апреля 1849 г., присовокупив, что употребит все зависящие от него 
средства «к раскрытию тайной цели общества славянофилов и к приведению в известность всех приверженцев и последователей этого общества».

Было начато полицейское дознание, выросшее в пухлое «Дело о славянофилах» — ненадежный источник по 
истории славянофильского кружка, но 
верно отразивший отношение русского политического сыска к «обществу 
московских славянофилов».

И. Аксаков вслед за Чижовым и 
Самариным в ответах на вопросы 
III  Отделения доказывал свою политическую благонадежность ссылками на верность идеалам русского 
народа, которому насилие и «революционный путь ненавистны, противны его нравственным убеждениям 
и основам его быта, проникнутого 
духом веры».

На фоне подготовки интервенции в Венгрию и расправы над петрашевцами кратковременные аресты 
Ю. Самарина и И. Аксакова выглядели незначительными эпизодами репрессивной политики правительства, 
направленной против всех слоев русского общества, интересовавшихся 
революционными событиями в Западной Европе. Но в истории славянофильского кружка их значение велико. Они утвердили за славянофилами 
значение оппозиции николаевскому 
правительству, поставили их под по
стоянный полицейский надзор, продолжавшийся до 1857 г., резко ограничили возможность участия славянофилов в журнально-литературной 
жизни России.

Власти видели тайный умысел в желании славянофилов носить русскую одежду, не брить бороду. В 1849 г. «дело о бороде» приобрело принципиальное значение, 
московские власти предписали С.Т. Ак- 
сакову и К.С. Аксакову сбрить бороды как 
несовместимые с дворянским званием.

В 1852 г., когда И. Аксаков возобновил «Московские сборники», задумав превратить их в периодическое 
издание, Закревский 17 июня писал 
императору: «Хотя секретные наблюдения за членами сего общества не 
обнаружили до сего времени никакой 
преступной цели, но как принадлежащие к оному лица большею частию 
литераторы, то, по мнению моему, 
необходимо, кроме учрежденного 
за ними надзора, обратить особенное внимание цензуры на печатаемые 
ими сочинения». Судьба «Московских 
сборников» была предрешена.

III Отделение высказывало мнение, 
что «славянофилы смешивают приверженность свою к русской старине с такими началами, которые не могут существовать в монархическом государстве».

В марте 1853 г. «Московский сборник» был окончательно запрещен, 
славянофилы практически лишились 
возможности печатать свои произведения, а И. Аксакову сверх того 
запрещалась редакторская работа. В 
журнальной деятельности славянофилов вновь наступил вынужденный 
перерыв.
Запрет на журнально-литературную 
деятельность славянофилов был снят 
в конце 1855 г., когда разрешили издание «Русской беседы», позднее были разрешены другие славянофильские издания — «Молва», «Парус»,