Преподавание истории и обществознания в школе, 2019, № 5

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ

 3 
Н.И. Цимбаев
 
 
О «славянофилах» и «славянофильстве»

ТЕОРИЯ И МЕТОДИКА  
ОБУЧЕНИЯ И ВОСПИТАНИЯ

 15 
 И.Е. Барыкина
 
 
 Формирование опыта исторического мышления у современных 
школьников: задачи, проблемы и пути и их решения

 24 
Л.В. Алексеева
 
 
 Электронная образовательная среда и проблема качества знаний  
по истории

 31 
Т.В. Коваль
 
 
 Формирование опыта познавательной учебной деятельности  
старшеклассников: метапредметные результаты  
изучения межпредметного модульного курса

Тема номера: Современный учебник

 37 
 В.А. Земляницин, Л.В. Искровская 
 
 
 Современные школьные учебники по истории Средних веков:  
проблемы отбора содержания и методического аппарата

 44 
 А. А. Сорокин, А.В. Половникова, Т.С. Орлова, О.А. Сергеева
 
 
 Учебник истории в системе подготовки школьников  
к единому государственному экзамену и олимпиадам 

 54 
 Н.И. Ворожейкина 
 
 
 Характеристики исторических личностей в современных учебниках 
истории

Материалы к уроку

 59 
Н.В. Елисеева 
 
 
 Советский Союз в брежневскую эпоху: научные подходы  
к изучению «брежневского» периода советской истории  
(источники, историография, идеологическое пространство)

НАУЧНО-ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ И МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
Издается с 2000 г. Выходит 8 раз в год

5/2019

Главный редактор
А.Ю. Лазебникова

Заместитель главного редактора
Н.М. Поникарова 

Редакционный совет
Л.Н. Алексашкина, П.А. Баранов, 
Л.С. Бахмутова, Т.В. Болотина, 
Н.Ф. Виноградова, Е.Е. Вяземский, 
Е.Л. Ерохина, Л.Ф..Иванова, 
А.Н. Иоффе, А.С. Маныкин, 
М.Г. Сергеева, И.В. Следзевский, 
А.Б. Соколов, О.Ю. Стрелова, 
О.М. Хлытина, В.А. Шестаков, 
Н.И. Цимбаев 

Редакторы отделов
 Е.Н. Калачева,  И.Г. Ложкина 

Компьютерная верстка
Н.В. Запорожец

Адрес редакции и издательства:
127254, г. Москва, а/я 62
Тел.: 8 (495) 619-52-87, 619-83-80
E-mail:   history@schoolрress.ru,  
marketing@schoolрress.ru
Сайт: www.школьнаяпресса.ру

Журнал зарегистрирован 
МПТР РФ рег. ПИ №77-1171
Учредитель — ООО «Школьная  Пресса»

Формат 70108/16.  Усл.-печ. л.  5,0.    
Изд. № 3328.   Заказ              

Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия»,
428019, г. Чебоксары, пр. И. Яковлева, д. 13

Издание охраняется Законом РФ об авторском праве. 
Любое воспроизведение материалов, размещенных  
в журнале, как на бумажном носителе, так и в виде  
ксерокопирования, сканирования, записи в память ЭВМ, 
zи размещение в Интернете запрещается.

©  «Школьная Пресса», 2019
©  «Преподавание истории и обществознания  
в школе», 2019

ИНФОРМАЦИЯ И БИБЛИОГРАФИЯ

 68 
 О выставке «Илья Репин»

  
 
Библиография
 14  
Манштейн, Э. фон. Утерянные победы
 30  
Подземные заводы Третьего рейха
 36  
Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб
 43  
Россия и большевизм. К столетию Русской революции 1917 г.
 80  
Россия в XIX – начале XX в.: общество и государство

ЭКОНОМИКА И ПРАВО В ШКОЛЕ:  
ЖУРНАЛ В ЖУРНАЛЕ
 
 74 
 М.Ю. Романова
 
 
 Обновление содержания школьного экономического образования  
с учетом тенденций развития экономической науки

Журнал включен в Перечень Высшей аттестационной комиссии (ВАК) Министерства образования и науки 
Российской Федерации ведущих рецензируемых научных журналов и изданий,  
в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание  
ученой степени доктора и кандидата наук, а также в Дополнительный список рецензируемых  
научных изданий из Перечня, утвержденный решением Ученого совета МГУ имени М.В. Ломоносова.
Журнал зарегистрирован в базе данных Российского индекса научного цитирования.

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

С

лавянофильство 
— 
значительное явление русской жизни середины XIX  в. Славянофилы А.С. Хомяков, 
И.В. 
и 
П.В. Киреевские, 
А.И. Кошелев, Д.А. Валуев, К.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин, И.С. Аксаков, 
Ф.В. Чижов оставили заметный след 
в русской истории. Вместе с тем редкое направление русской мысли вызывало столь разноречивые оценки не 
только из-за сложности темы и различия идейно-теоретических позиций 

исследователей, но и неодинакового 
толкования самих понятий «славянофил», «славянофильство». В современном литературном языке эти слова 
имеют несколько смысловых значений. Их  близость затрудняет строгое 
семантическое разграничение, а игнорирование семантики слова приводит 
к его небрежному, неграмотному употреблению и искажению смысла. Рассмотрим основные характеристики и 
историю этих понятий.

О «СЛАВЯНОФИЛАХ» И «СЛАВЯНОФИЛЬСТВЕ»

Николай Иванович Цимбаев — доктор исторических наук,
профессор кафедры «История России XIX — начала XX в.» МГУ имени М.В. Ломоносова

ABOUT «SLAVOPHILES» AND «SLAVOPHILISM»

Nikolai I Tsimbaev — Doctor of Historical Sciences,
Professor of the Department “History of Russia XIX — early XX century”
Moscow State University named after M.V. Lomonosov

Ключевые слова: славянофилы, славянофильство,  
история терминов, эволюция понятия.
Аннотация. Автор прослеживает историю происхождения и эволюцию общественнополитических понятий «славянофил», «славянофильство; раскрывает многозначность 
в использовании этих терминов. Обращает внимание на коренное отличие истинного 
славянофильства от множества течений, пользовавшихся этим названием.

Keywords: Slavophiles, Slavophilism, history of terms, concept evolution.
Abstract. The author traces the history of the origin and evolution of the socio-political 
concepts “Slavophil”, “Slavophilism; reveals the many meanings in the use of these terms.  
He draws attention to the fundamental difference between true Slavophilism  
and the many currents that used this name.

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ В ШКОЛЕ      № 5  2019

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

«Славянофилы» в 1800–1810-е гг.

Слово «славянофил» старше, чем 
«славянофильство». Оно возникло в 
1800-х гг. в ходе полемики о «старом»  
и «новом» слоге и впервые встречается в переписке известного поэта 
И.И. Дмитриева с петербургским литератором Д.И. Языковым как характеристика, данная А.С. Шишкову — поборнику «славенского величавого слога», 
старомодному любителю литературных 
канонов, ушедших в прошлое. Есть 
немало оснований считать именно 
И.И. Дмитриева изобретателем слова 
«славянофил», которое до середины 
1810-х гг. сохранялось в своем первом 
значении — шутливое прозвище Шишкова в споре с карамзинистами.
Спор шишковистов и карамзинистов вышел за пределы литературные 
и филологические, был перенесен на 
почву общественную. Шишков обличал не только язык новейших писателей, но и понятия, не одобрял Вольтера и Руссо, предостерегал от подражания «развратным нравам, которым 
новейшие философы обучили род 
человеческий»1. В области внутренней 
политики сановный литератор был 
убежденным крепостником и противником либеральных начинаний. Разбор и опровержение взглядов Шишкова, обличение его и насмешка над ним 
исходили из либеральной общественной среды — передовых людей начала 
XIX в. Немалую роль в нападках на 
Шишкова играло Вольное общество 
любителей словесности, наук и художеств. Талант и влияние его членов 
во многом способствовали тому, что в 
общественном сознании новое слово 
«славянофил» закрепилось как бранная, малопочтенная кличка. Шишков, 
говорили современники (Ф. Вигель), 
«имел славу быть первым у нас славянофилом». Очень скоро слово приобрело более широкое значение, стало 

ироническим обозначением целого 
литературного направления, группы 
или партии писателей, главой которых 
слыл Шишков.
Вместе с тем в 1812 г. встречается употребление слова «славянофил» в 
нейтральном контексте, по-видимому, 
впервые, — как любитель славянского 
языка2. Однако и в 1810-е гг. это слово 
оставалось преимущественно непременным атрибутом литературной полемики, вне которой не употреблялось.
В исторической литературе иногда 
стремятся увидеть в Шишкове и его 
последователях-славянофилах пря- 
мых предшественников славянофильства более позднего периода, но никаких оснований для такого рода сопоставлений нет.
На опасность терминологической 
путаницы указал еще Н.Г. Чернышевский: «Мы не хотели бы для гг. Аксаковых, Киреевских, Кошелева, Самарина, Хомякова, кн.  Черкасского имени, напоминающего о Шишкове».
Вполне справедливо писал в 1873  г. 
А.Н. Пыпин: «Славянофилов нельзя 
серьезно сравнивать с Шишковым и 
его приверженцами, как это делал Белинский в пылу полемики»3.
Во время борьбы с Наполеоном манифесты Шишкова были средством 
обращения к русскому народу, к его 
национальному чувству, они сыграли определенную роль в возбуждении и поддержании патриотических 
настроений. Идеология шишковских 
манифестов проста и восходит к его 
знаменитому «Рассуждению о любви 
к отечеству». В канун войны 1812 г. 
Шишков говорил: «Вера, воспитание 
и язык суть самые сильнейшие средства к возбуждению и вкоренению в 
нас любви к отечеству»4. Найденные 
Шишковым три элемента — «вера, воспитание и язык» — подготовительная 
ступень уваровской триады: «православие, самодержавие, народность».

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

В николаевское время непосредственными продолжателями Шишкова были Д.Н. Блудов, С.С. Уваров, 
разрабатывая идеологию абсолютизма. Их построения были тонки и изощрены, но столь же неубедительны и 
реакционны. Славянофилы 1840-х гг., 
безусловно, испытывали воздействие 
официальной идеологии, воспринимая ее из блудовских манифестов (а не 
из шишковских). 
Интерес к личности Шишкова возник в славянофильском кружке поздно, под несомненным влиянием постоянных о нем напоминаний и нелестных сравнений. В 1870 г. Ю. Самарин и Н. Киселев издали в Берлине два 
тома — «Записки, мнения и переписка 
адмирала А.С. Шишкова». Суждение о 
Шишкове издатели ограничили словами, которые звучат упреком историкам: «Мало было приложено старания, 
чтобы выяснить личность, во всяком 
случае достойную более совестливой 
оценки». Вопрос о солидарности издателей со взглядами адмирала даже 
не ставился5.

«Славянофилы» в 1820-е гг.

В общественно-литературном обиходе 1820-х гг. слово «славянофил»  — 
уже редко ироническая кличка, чаще  — обозначение принадлежности 
к определенному литературному направлению. Слово приобретало значение термина. Новые «славянофилы» 
1920-х гг. стали называть себя славянофилами. Их не тревожили воспоминания времен «Беседы» и «Арзамаса»  — они были молоды. Первыми 
о своей принадлежности к славянофилам заявили издатели альманаха «Мнемозина» В.Ф. Одоевский и В.К. Кюхельбекер. «Явная война романтиков 
и классиков, равно образовавшихся в 
школе Карамзина», интересовала их 
меньше, чем споры в «дружине сла
вян», принадлежностью к которой они 
гордились. Спустя годы, в свеаборгской тюрьме, Кюхельбекер записал 
в дневнике 17 января 1833 г.: «Я  вот 
уже 12 лет служу в дружине славян под 
знаменами Шишкова, Катенина, Грибоедова, Шихматова»6.
Как 
устойчивое 
историколитературное понятие употреблял это 
слово Кс. Полевой. Для нас важно, 
что его внимание обращено было в 
первую очередь на общественные, а не 
на литературно-филологические построения славянофилов. Вне зависимости от того, насколько верно судил 
Полевой о желаниях славянофилов, 
он, безусловно, вел речь о принципиально ином (хронологически, идейно) 
общественно-литературном явлении, 
к которому примкнули молодые литераторы, «готовые на все прекрасное — 
только под славянским знаменем».
Он называл их имена: А.С. Грибоедов, А.А. Жандр, автор «Ижорского» 
[В.К. Кюхельбекер], 
П.А. Катенин. 
Передавал программу: «Прежде всего 
надобно быть чистым сыном своего 
отечества; заимствовать силу и краски 
у своего народа и воскрешать старинный, а если можно, то и древний 
быт, древний язык, древние понятия, 
потому что все это в нынешнем русском мире образовано слишком поиностранному»7.
Показательно, что для отличия 
«молодых» славянофилов от «старых» 
Полевой использует критерии не литературные, но общественные. Одно 
упоминание «автора Ижорского», исключенного властями из живой литературы, говорит о многом. Славянофилы в оценке Полевого производят двойственное впечатление: их 
ранние выступления обращены были 
к «мертвому прошедшему», но их деятельность в 1820-е гг. оживила благотворный интерес к русскому народу 
и русской старине. Однако к середи

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ В ШКОЛЕ      № 5  2019

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

не 1830-х гг. славянофилы 1820-х гг. 
также стали достоянием истории русской словесности. Оценивать итоги их 
деятельности могли различно, но они 
бесспорно принадлежали прошлому. 
Их время ушло. В литературе действовали лишь их немногие бездарные 
эпигоны.

«Славянофилы» в 1830-е гг.

В 1830-е гг. слово «славянофил» 
было изобретено как бы заново. Во 
всяком случае, первые опыты его употребления в новом значении не были 
отягощены памятью о славянофилахшишковистах. Среда, в которой возникло и первоначально бытовало 
вновь рожденное слово, — литераторы, ученые, люди, так или иначе причастные к изучению славянских народов. Новое значение слова «славянофил» — человек, любящий славян, 
неравнодушный к их прошлому и настоящему, преданный их культурным 
и политическим интересам. Прежде 
такого понимания слова не было.
Интерес к славянству получил в 
России 1830-х гг. заметное распространение: в Московском, Петербургском, 
Казанском и Харьковском университетах были созданы кафедры истории 
и литературы славянских наречий, 
возросло общественное внимание к 
славянской проблематике. В  целом 
этот научный и общественный интерес был плодотворен, но были в нем 
и неизбежные издержки, вызванные 
невысоким уровнем научных изысканий, преувеличенно восторженным 
отношением некоторых ученых и части русского общества ко всем особенностям славянского языка, истории, быта и нравов.
Первое употребление слова «славянофил» в новом значение замечено нами в письме Т.Н. Грановского, 
отправленном им из Праги в 1838 г. 

своим друзьям — Н.В. Станкевичу 
и Я.М. Неверову. Грановский употреблял и другую лексическую форму  — славянолюбец — так он назвал в 
1840  г. П.В. Киреевского, имея в виду 
его слепую любовь к славянам8.

«Славянофилы» в 1840-е гг.

К началу 1840-х гг. славянофиловславянолюбцев в русском обществе 
было немало, среди дилетантов они 
встречались чаще, чем среди ученыхславистов. Своеобразными центрами 
«для любителей славянства», по отзыву И.И. Срезневского, стали литературные журналы: «Маяк» под редакцией П.А. Корсакова и С.О. Бурачека 
(поражавший своим мракобесием) и 
«Москвитянин», начатый М.П. Погодиным при ближайшем участии 
С.П. Шевырева, — в духе подчеркнутой верности официальной правительственной идеологии. Передовые люди, для которых славистика не 
стала сферой специальных интересов, 
настороженно относились к увлечению славянским миром, оборотной 
стороной неудержимого восхваления 
которого стали нападки на Западную 
Европу в духе «официальной народности».
П.А. Плетнев, человек разносторонних интересов и европейского 
образования, заявлял в 1840 г.: «Для 
меня уже не может быть ничего хорошего, когда речь идет о славянщине»9. 
В дневниковых записях А.И. Герцена 
есть отзывы о «славянобесии», «славянобеснующихся».
В дневнике Герцена встречается, 
по-видимому впервые, и новое слово — «славянофильство», обозначающее совокупность воззрений славянофилов. Свое понимание содержания 
«славянофильства» Герцен раскрывает в записи, сделанной 26 октября 
1842 г., на другой день после смерти 

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

университетского товарища — Вадима 
Пассека. 
«Он от славянофильства дошел до 
ортодоксности и даже до ненависти к 
Западу; таким образом, ему пришлось 
отвергнуть все историческое развитие 
человечества, всю науку, философию, 
всю мысль нашего века… <…> Попавши в славянизм, он даже и на старом 
месте не остался, а пошел иным путем назад; все общие человеческие 
интересы, все современные вопросы 
занимали его только по мере их причастности к славянскому миру, а тут 
надобно заметить, что именно им-то 
они и не занимаются».
По мнению Герцена, славянофильство Пассека было несовместимо с 
передовой мыслью. В другой записи 
(23  июня 1843 г.) Герцен обобщает 
сказанное: «Удивляюсь, как славянобеснующиеся не понимают истории, 
не понимают европейского развития,  — это помешательство. Славяне в будущем, вероятно, призваны 
ко многому, но что же они сделали в прошедшем со своим стоячим 
православием и чуждостью от всего 
человеческого?»10 
В таком контексте (примеры можно 
умножить) славянофилы — это деятели, в воззрениях которых интерес к 
славянству был не только карикатурен, 
нелеп, но и ретрограден и опасен.
Справедливы ли суждения Герцена? 
Да, если речь идет о неистовом «славянобесии». К истинному же славянофильству эти суждения можно отнести только с серьезными оговорками. 
Многие истинные славянофилы (термин Н.Г. Чернышевского)11  — А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, П.В. Киреевский, Д.А. Валуев, А.Н. Попов, 
В.А. Елагин — немало повинны в «славянизме», но их обращение к «славянизму» в условиях «сдавленной» общественной атмосферы николаевского 
времени Герцен позднее понял.

«Поневоле приходилось… броситься в отчаянное православие, в неистовый славянизм, если нет желания 
пить запоем, сечь мужиков или играть 
в карты». Истинное славянофильство 
не возникло из интереса к славянству и не сводимо к нему. Да и воззрения на славянство И. Киреевского 
или Валуева существенно отличаются 
от славянофильства Пассека, погодинского «Москвитянина», «Маяка». 
Герцен афористично передал это в 
отзыве об И. Киреевском: он «верит в 
славянский мир — но знает гнусность 
настоящего»12.
Отношение к «настоящей минуте» 
славянства — вопрос принципиальный. Здесь проходит четкая линия, 
отделяющая истинных славянофилов 
от тех, кто сделался «костью в течении 
образования». Погодин, Шевырев никогда не входили в кружок истинных 
славянофилов, но именно им славянофильство обязано своей нелестной 
репутацией. А. Хомяков, И. Киреевский, Д. Валуев никогда не были в 
числе славянофилов «со стороны правительства» — их личное благородство всем известно. В 1840-е гг. слова 
«славянофил», «славянофильство» не 
приобрели еще терминологического 
постоянства, в полемике подмечали 
только одну сторону взглядов оппонента и относили ее к представителям 
разных течений русской общественной мысли.
Для Герцена критерием раздела 
славянофилов стали «Мертвые души» 
Гоголя. Он записал 29 июля 1842 г.: 
«Толки о “Мертвых душах”. Славянофилы и антиславянисты разделились 
на партии. Славянофилы №  1 говорят, 
что это — апотеоза Руси, Илиада наша, и хвалят… другие бесятся, говорят, 
что тут анафема Руси, и за то ругают. 
Обратно тоже раздвоились антиславянисты». Расстановка сторон получилась бесспорной. К. Аксаков, Хо

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ В ШКОЛЕ      № 5  2019

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

мяков, Валуев — «славянофилы №  1». 
Славянофил, противник «Мертвых 
душ»  — М. Дмитриев — автор послания к «Безыменному критику»13.
В 1844–1845 гг., в пору горячих 
споров с истинными славянофилами, 
Герцен почти всегда называет их направление славянофильством. Под его 
пером возникает новое терминологическое значение слова, служащее 
определением воззрений Хомякова, 
Киреевского, Аксаковых, и становится общественно-политическим понятием. Однако все еще продолжается 
смешение понятий, что особенно проявилось в статьях В.Г. Белинского.
Как и Герцен, Белинский в 1842  г. 
называет славянофилами ближайших 
сотрудников «Москвитянина» с явным уничижительным, презрительным оттенком. В 1844 г. для Белинского славянофилы — это и редакция 
«Москвитянина», и истинные славянофилы. Проводить терминологическое различие он, в отличие от Герцена, не считал нужным ни в 1844 г., 
ни позднее. На данное обстоятельство 
обратил внимание еще А.Н. Пыпин, 
указавший, что знаменитый критик 
не отделял старых «славян» — издателей «Москвитянина», «партизан официальной народности» — от «новых 
славянофилов». Пыпин верно заметил 
существование в 1840-е гг. и еще одного, особого рода славянофильства  — 
связанного с изучением славянских 
древностей (Морошко, СавельевРостиславич, Сахаров), которое не 
было тождественно ни направлению 
«Москвитянина», ни истинным славянофилам.
Особенности употребления термина «славянофилы» Белинским позволяют сделать два вывода. Во-первых, 
во всех развернутых печатных отзывах 
о славянофильстве речь идет о расплывчатом, неоднородном явлении 
русской мысли, о славянолюбии, со
пряженным с враждой к Западу, духом 
азиелюбия и мракобесия. Представления Белинского о славянофильстве 
всегда были осложнены памятью о 
литературных и нелитературных делах 
«Москвитянина», им сопутствовали 
насмешливые историко-литературные 
воспоминания 
о 
Шишкове. 
Вовторых, Белинский, хотя и не проводил терминологического различия, 
но допускал, особенно после 1846 г., 
оговорки, когда писал об истинном 
славянофильстве. В конце 1846 г. он 
утверждал: «Славянофилов у нас много, и число их все увеличивается… 
Можно сказать, что вся наша литература, а с нею и часть публики, если не 
вся публика, разделилась на две стороны — славянофилов и неславянофилов». Здесь — широкое толкование 
славянофильства.
Отвечая истинному славянофилу 
Ю.Ф. Самарину, Белинский подчеркнул, что к его «московскому направлению» принадлежит только «какойнибудь литературный кружок». В отношении истинного славянофильства 
это верно. Неоднократно излагая суждения славянофилов-славянолюбов, 
зная их и предполагая такое же знание 
в читателях, критик надеялся узнать 
от И. Киреевского (короткий период, 
с января по март 1845 г., бывшего 
редактором «Москвитянина» и пытавшегося изменить его направление) 
«доктрину славянофильства, которая 
до сих пор все только обещала высказаться».
В ответе Самарину Белинский назвал его взгляды «таинственным учением» и прямо писал: «Может быть, 
мы и действительно не совсем верно 
излагали их образ мыслей и приписывали им иногда такие мнения, которые им не принадлежат, и умалчивали 
о таких, которые составляют основу 
их учения. Но кто же в этом виноват? 
Конечно, не мы, а сами гг. славяно

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

филы. До сих пор ни один из них не 
потрудился изложить основных начал славянофильского учения, показать, чем оно разнится от известных 
воззрений»14.
Не будет ошибкой утверждать, что 
«гг. славянофилы» — это истинные 
славянофилы, а «известные направления» — широкий спектр славянофильских воззрений, проникнутых 
ненавистью к европейской цивилизации и мракобесием.
К сочинениям Белинского следует подходить предельно внимательно. 
Его статьи, рецензии, письма нуждаются в медленном чтении. В противном случае нельзя быть уверенным, что они верно поняты. Успешное изучение истории общественной 
мысли России XIX в. требует понимания важности вопросов терминологии: и терминологии научного исследования, и терминологии русского 
литературного языка. К сожалению, 
историками сделано в данной области 
немного. Невнимание к семантической эволюции слов  — распространенная ошибка, которая приводит к 
неверным общим выводам. Освоение 
богатого материала, накопленного в 
работах 
специалистов-языковедов, 
пока еще  — дело будущего15.

Истинные славянофилы 
 (1840-е — 1860-е гг.)

В годы складывания направления 
истинных славянофилов их не беспокоило отсутствие самоназвания. В 
спорах 1844–1845 гг. они называли 
себя чаще всего «московским направлением». В их переписке этого времени встречаются названия «московская 
партия», «московская мысль», «москвичи», «московское направление». 
О «московской партии» много говорили в петербургских салонах, «московское направление» противопо
лагали направлению петербургскому. 
Название произошло, скорее всего, 
от К. Аксакова, ревностного патриота 
Москвы. Москва стала символом истинных славянофилов. Хомяков так 
писал о неудаче И. Киреевского с изданием «Москвитянина»: «Хорошо 
осрамилась наша Москва… не умелатаки сохранить журнал»16. Как видим, 
«наша Москва» — определение, неприложимое к московским ученым 
Погодину и Шевыреву.
В 1846 г. Ю. Самарин писал о перспективах славянофильства московского направления: «То направление 
мысли, которое характеризует Москву, со временем проникнет всюду и 
пересоздаст государственную, общественную и семейную жизнь, но это 
время ужасно далеко»17.
Название «москвичи», эпитет «московский» и в 1850–1860-е гг. служили для обозначения кружка истинных 
славянофилов. Обозначение «московские славянофилы» в эти годы позволяло отделить определенным образом 
К. Аксакова, А. Хомякова, Ю. Самарина, И.  Аксакова от появившихся «сторонников и продолжателей» прежних 
«славянофилов». В исторической литературе название «кружок московских 
славянофилов» встречается часто. Оно 
допустимо, но не точно, так как вне 
Москвы не было ни истинных славянофилов, ни тем более их кружка.
В переписке cемьи Аксаковых, статьях К. Аксакова с середины 1840-х гг. 
встречается словосочетание «русское 
направление» как синоним «московского направления». О «русском направлении» и враждебном ему «западном направлении» К. Аксаков много 
писал в 1849–1849 гг., когда приступил к разработке теории «негосударственности» русского народа. К середине 1850-х гг. «русское направление» 
в глазах истинных славянофилов было 
дискредитировано.

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ В ШКОЛЕ      № 5  2019

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

И. Аксаков сетовал в 1856 г.: «Беда от русского направления, которым 
изволит проникаться русское общество! Слова: народность, русский 
дух, православие производят теперь 
во мне такое же нервическое содрогание, как русское спасибо, русский 
барин и т.п.; охотно согласился бы 
прослыть в обществе и западником и 
протестантом»18.
Десятилетия длились споры «славянистов» и «европистов», но точных 
названий, выразивших бы верно существо воззрений тех и других, найти 
так и не удавалось.
В конце 1870-х гг. участник этих 
споров П.В. Анненков (известный литературный критик, мемуарист, историк литературы), ощущая неполноту 
старых определений, как бы приносил своим читателям извинения: «Не 
очень точны были прозвища, взаимно даваемые обеими партиями друг 
другу в виде эпитетов: московской и 
петербургской или славянофильской и 
западной, — но мы сохраняем эти 
прозвища потому, что они сделались 
общеупотребительными, и потому, 
что лучших отыскать не можем: неточности такого рода неизбежны везде, где спор стоит не на настоящей 
своей почве и ведется не тем способом, не теми словами, каких требует. 
Западники, чтобы о них ни говорили, 
не отвергали исторических условий, 
дающих особенный характер цивилизации каждого народа, а славянофилы терпели совершенную напраслину, когда их упрекали в наклонности 
к установлению неподвижных форм 
для ума, науки, искусства. Деление 
партий на московскую и петербургскую можно допустить несколько легче… но и оно не выдерживает строгой 
проверки»19.
Так принцип общеупотребительности понятия (гоголевское «не умею 
сказать») стал основным критерием.

Истинные славянофилы приняли 
слово «славянофил» как самоназвание, терминологическое обозначение. 
Первым это сделал К. Аксаков в конце 
1845 — начале 1846 г. Постоянно он 
стал вводить эту терминологию в статьи «Молвы» в 1857 г. С этого времени 
понятие окончательно утвердилось за 
московским направлением в русской 
публицистике, однако его приняли 
все же с оговорками. Н.Г. Чернышевский считал, что термин «славянофилы» неудобен, не имеет «внутреннего смысла». Сам его использовал, но 
только потому, что не было другого, 
точного, для обозначения «школы, названной этим именем».
«Мы употребляем это имя, как наиболее всем известное; но нам кажется, 
что, будучи придумано в то время, 
когда мнения лучших последователей 
школы были еще мало известны, оно 
не имеет в настоящее время никакого внутреннего смысла. Мы готовы с 
удовольствием заменить его другим, 
какое будет нам указано самими последователями мнений, о которых 
идет речь»20.
Иного названия себе и своему учению истинные славянофилы найти 
так и не сумели. Названия «славянофил», «славянофильский», «славянофильство» — общеупотребительные 
и вытеснившие все прочие с конца 
1850-х гг. — адресовали им как их противники, так и их сторонники.
К. Аксаков наметил пять признаков 
принадлежности к славянофильскому учению, из которых один, пятый, 
предполагал обязательное сочувствие 
к «племенам славянским», но «притом 
отклоняя все возможные мечты о политическом соединении всех славян 
в одно целое»21. Последняя оговорка 
указывает на отличие славянофильских взглядов К. Аксакова от представлений славянофилов «Москвитянина» и тем более «Маяка». В конце 

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

1870-х  гг., когда славянофильство и 
западничество сошли с арены общественной жизни, А.И. Кошелев, один 
из немногих оставшихся еще в живых 
истинных славянофилов, вновь вспомнил о неудачной «кличке»: «Нас всех и 
в особенности Хомякова и К. Аксакова прозвали “славянофилами”, но это 
прозвище вовсе не выражает сущности нашего направления. Правда, мы 
были всегда расположены к славянам, 
старались быть с ними в отношениях, 
изучали их историю и нынешнее их 
положение, помогали им, чем могли; но это вовсе не составляло главного, существенного отличия нашего 
кружка от противоположного кружка 
западников. Между нами и ими были разногласия более существенные». 
«Мы себе никаких имен не давали, 
никаких характеристик не присваивали, а стремились быть только не обезьянами, не попугаями, а людьми, и 
притом людьми русскими»22.

Славянофильство 
 и «славянофильство»

Возникшее в 1830-е гг. употребление слов «славянофил», «славянофильство» в значении исключительной преданности славянству продолжало свое существование и в то время, 
когда истинное славянофильство ста- 
ло реальным фактом русской общественной жизни, и пережило его. Это 
параллельное существование осложняло положение истинных славяно- 
филов. Им постоянно приписывали 
такие характерные для «славянофильства»-славянолюбия черты, как ненависть к Западу, политический обскурантизм, панславистские идеи. Крупнейшим «славянофилом»-славянолюбом в русском обществе 1840-х — 
1850-х гг. был М.П. Погодин. Уже в 
конце 1830-х  — начале 1840-х гг. его 
славянская программа включала в се
бя элементы культурного и политического панславизма, с позиций которого он осторожно критиковал внешнеполитическую доктрину правительства. О себе Погодин не без гордости 
сообщал: 
«Сознаюсь 
в 
квасном 
патриотизме»23. Погодин, Шевырев, 
Бодянский, журналы «Москвитянин» 
и «Маяк» придавали «славянофильству»-славянолюбию 1840-х гг. отчетливую панславистскую окраску.
Необходимость четкого размежевания направлений раньше других 
была осознана русскими ученымиславистами, которые по роду своих 
занятий также были причисляемы к 
«славянофилам», хотя далеко не все из 
них разделяли славянскую программу.
Для истинных славянофилов не были характерны выступления с позиций 
панславизма (правда, его культурнопсихологическое влияние сказывалось, проявляясь в общих утверждениях о «славянском братстве», о будущем славянском единении, об общеславянском сознании и т. п.). В 1842 г. 
Ю. Самарин писал: «Участие к славянскому возрождению… принимает 
такой характер, который, мне кажется, делает противодействие необходимым. Многие стали понимать будущее 
торжество славянизма как торжество 
жизни над наукою»24.
В пореформенное время возникло 
совершенно ошибочное представление, что славянская проблематика — 
центральный пункт воззрения истинных славянофилов. Это представление 
живо и в наше время.
Между тем еще в 1855 г. Н.Г. Чернышевский заметил: «Симпатия к 
славянским племенам не есть существенное начало в убеждениях целой 
школы, названной этим именем… Кто 
же из образованных людей не разделяет ныне с ней эти симпатии?»25
Причина — в многообразных связях истинных славянофилов с южны

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ В ШКОЛЕ      № 5  2019

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

ми и западными славянами. Славистические исследования А.Ф. Гильфердинга, В.И. Ламанского, П.А. Безсонова, А.А. Елагина, А.М. ИванцоваПлатонова, 
публицистика 
«Дня», 
«Москвы», «Москвича», видная роль 
И.С. Аксакова, Ф.В. Чижова, Ю.Ф. Самарина в Московском славянском комитете свидетельствовали об их глубоком, устойчивом интересе к славянству. Однако на самом деле истинное 
славянофильство было течением русской общественной жизни, возникло 
в России и было обращено к России. 
Истинные славянофилы были озабочены, прежде всего, внутрироссийскими делами. Крупные русские ученыеслависты XIX в. А.Ф. Гильфердинг и 
В.И. Ламанский были истинными славянофилами, разделяли общие воззрения Хомякова и И. Аксакова, и в определенной мере эти воззрения повлияли 
на их понимание задач славистики.
В.И. Ламанский 
общественную 
роль славистики рисовал в духе публицистики аксаковского «Дня»: «Изучение славянского мира и пробуждение 
в русском обществе славянского самосознания укрепят и соберут разметавшуюся русскую мысль и дряблую 
волю, сосредоточат наше рассеянное 
общественное сознание»26.
На рубеже XIX–XX вв. слова «славянофил» и «славянофильство» приобрели еще одно — негативное — значение, заведомо не имевшее отношения 
к истинному славянофильству. Они 
стали синонимами таких понятий, как 
«национализм», «великодержавный 
шовинизм», «дворянская реакция», 
«русофикаторство». 
Последовательное отождествление 
славянофильства и национализма мы 
находим в работах В.С. Соловьева. 
Ему принадлежит формула: «Славянофильство есть только систематическая 
форма нашего национализма, и вся 
сущность его состоит именно толь
ко в утверждении непременной удачи 
нашего национального дела»27. Для 
Соловьева «славянофильство» тождественно национализму и отличается 
от «брюшного патриотизма» тем, что 
включает в себя идеи мессионизма 
и славянского единения. В.С. Соловьев имел репутацию «продолжателя славянофильства», его критика 
национализма-славянофильства понималась как проявление «двойственности» славянофильства, смешения в 
нем левых и правых элементов. 
Именуя себя «славянофилами», националисты начала XX в. претендовали быть «продолжателями» Хомякова 
и И. Аксакова, в их представлении — 
безукоризненных рыцарей дворянства, ревностных монархистов ненавистной «эпохи реформ». В либеральной общественной среде об истинных 
славянофилах судили, как правило, 
понаслышке, видели в них прямых 
предшественников реакционеров начала XX в. 
Истинных славянофилов и терминологически, и по существу смешивали со «славянофилами»-националистами. Много сделал для дискредитации 
слова 
«славянофил» 
М.О. Гершензон. Слово «славянофил» 
он безоговорочно употреблял в разных 
контекстах, придавая ему различные 
значения, используя при характеристике разных периодов русской истории, очень разных мыслителей и общественных деятелей. Его оценки редко 
имеют отношение к истинному славянофильству, но для нас они важны 
как пример эволюции общественнополитического понятия. 
С начала XX в. «славянофильство» как условное понятие укоренилось в исторических и историколитературных работах российских 
исследователей (достаточно назвать 
имена Г.В. Плеханова, П.Н. Милюкова, Д.Н. Овсянникова-Куликовского,