Пути новейшей русской прозы

А.В. Татаринов

ПУТИ 
НОВЕЙШЕЙ 
РУССКОЙ ПРОЗЫ

Учебное пособие

3-е издание, стереотипное

Москва
Издательство «ФЛИНТА» 
2017

УДК  821.161.1-3(075.8)
ББК  83.3(2Рос=Рус)6я73

  т23

Татаринов А.В.
   т23              Пути новейшей русской прозы [Электронный ресурс]: 
учеб. пособие / а.В. татаринов. — 3-е изд., стер. — М. : ФлИнта, 
2017. — 248 с.

ISBN 978-5-9765-1916-9 

Учебное пособие предлагает научное освоение пространства современной русской прозы методами и риторическими технологиями литера-турной 
критики. В помощь читателю — лаконизм в изучении ключевых идейнохудожественных 
моделей, 
допустимая 
эмоциональность 
в 
опре-делении 
этического потенциала, парадоксальность историософских суж-дений при 
необходимой актуализации текстов. Основной материал — русские романы, 
опубликованные в 2012—2013 годах. анализ сорока новейших произведений 
— не самоцель, а способ выявления констант литературного процесса наших 
дней. В нем разворачивается позитивный конфликт «нового реализма» («жизнь 
вместо 
судьбы») 
и 
«нового 
модер-низма» 
(«судьба 
вместо 
жизни»), 
настаивающих 
на 
разном 
сюжетном 
соотношении 
повседневного 
существования человека и идеи, способной осветить его путь. Книга призывает 
писателей, литературоведов, критиков и всех заинтересованных читателей к 
познанию современной литературы как «эпоса нового времени», в границах 
которого происходят важные встречи с небытием — главным искушением 
эпохи, интуицией, ощуща-емой многими мастерами словесности XXI века.
Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических 
факульте-тов вузов. 

© татаринов а.В., 2015
© Издательство «ФлИнта», 2015

УДК 821.161.1-3(075.8)
ББК  83.3(2Рос=Рус)6я73

ISBN  978-5-9765-1916-9

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие .................................................................................................... 6

ЗачеМ Мы ПИшеМ О сОВРеМеннОй лИтеРатУРе? .................... 12

стРашнее ПОстМОДеРнИЗМа ........................................................... 21

ЖИЗнь ВМестО сУДьБы: яВленИе «нОВОгО РеалИЗМа» ......... 25

Захар Прилепин: необходимость отца
(«Восьмерка: маленькие повести») ....................................................... 25

андрей Рубанов: полет над собственным гнездом
(«стыдные подвиги») ............................................................................. 28

Дмитрий черный: Митина любовь
(«Верность и ревность») ........................................................................ 31

алиса ганиева: голоса у подножия горы  
(«Праздничная гора») ............................................................................. 35

Игорь савельев: страх полета
(«терешкова летит на Марс») ................................................................ 38

Денис гуцко: реализм под плитой 
(«Бета-самец») ........................................................................................ 41

Роман сенчин: Удальцов не поможет и Путин не спасет 
(«чего вы хотите?») ................................................................................. 44

Дмитрий Данилов: горизонтальная жизнь
(«Описание города») .............................................................................. 46

ВОЗле РеалИЗМа ...................................................................................... 51

сУДьБа ВМестО ЖИЗнИ:
яВленИе «нОВОгО МОДеРнИЗМа» .................................................... 57

евгений Водолазкин и Максим Кантор: вертикаль и горизонталь  
(«лавр» и «Красный свет») .................................................................... 57

Владимир лидский и Борис акунин: страх революции
(«Русский садизм» и «аристономия») .................................................. 64

Дмитрий Быков: скачки на кентавре  
(«ИКс») ................................................................................................... 71

Валерий Попов: как писать о смерти?  
(«Плясать до смерти») ............................................................................ 74

Михаил гиголашвили: взгляд немца  
(«Захват Московии. национал-лингвистический роман») ................. 77

александр терехов: Россия со смещенным центром  
(«немцы») ............................................................................................... 81

Ильдар абузяров и александр Иличевский: новый анархизм  
(«агробление по-олбански» и «анархисты») ...................................... 85

Юрий Козлов: Сталин в аквацентре  
(«sВОбоДа») .......................................................................................... 88

александр Потёмкин: ад русского самоотрицания  
(«Русский пациент») ............................................................................... 90

александр Проханов: эпос против романа  
(«человек звезды») ................................................................................. 97

Петр Краснов: смерть русского героя  
(«Заполье») ............................................................................................ 103

ИДеОлОгИ И УчИтеля .......................................................................... 111

Власть Проханова ................................................................................. 111

лимонов-Фауст в московской промзоне ............................................ 116

Два пути: романы александра Потёмкина  
и Владимира Мединского .................................................................... 120

Виктор Пелевин: доколе каждому нести свой гроб? .......................... 126

Владимир шаров: палиндром вместо Бога ......................................... 131

ИстОРИИ БОльше не БУДет? ............................................................. 136

ЭКсПеРИМенты И стИлИЗацИИ ...................................................... 142

алексей Иванов: чумовой роман  
(«Комьюнити») ..................................................................................... 142

сергей Минаев: кого не любит минаевская Москва?  
(«Москва, я не люблю тебя. городской романс») .............................. 145

Майя Кучерская: опыт житейского богословия
(«тетя Мотя») ....................................................................................... 148

андрей Дмитриев: между безволием и смирением 
(«Крестьянин и тинейджер») ............................................................... 154

Илья Бояшов: офисный Иов с дырявым ведром
(«Эдем») ................................................................................................ 157

александр Иличевский: запах декаданса
(«Орфики») ............................................................................................ 160

Фигль-Мигль: скучно быть человеком
(«Волки и медведи») ............................................................................. 163

ЗаКОнОМеРнОсть БИОгРаФИИ ........................................................ 166

Владимир Бондаренко: северный Лермонтов
(«лермонтов») ...................................................................................... 166

Павел Басинский: «...против Льва и всего святого»  
(«святой против льва. Иоанн Кронштадтский и лев толстой: 
история одной вражды») ...................................................................... 170

Вадим Кожинов и Юрий Кузнецов: творцы эпического романа ...... 179

лИтеРатУРный гОД КаК ПРОцесс И ИтОг .................................. 197

Русские герои одиннадцатого года ..................................................... 197

Русская жизнь в литературе двенадцатого года ................................. 205

ЗаПаДный КОнтеКст сОВРеМеннОй РУссКОй ПРОЗы ......... 214

свободны ли современные англосаксы? 
английские и американские романы наших дней ............................. 214

человек с ощущением конца. О «гонкуровском» 
Уэльбеке и «букеровском» Барнсе ...................................................... 220

сОВРеМенный РОМан: ВстРечИ с неБытИеМ .......................... 233

ПРЕДИСЛОВИЕ

нельзя допустить, чтобы современное неприятие литературы, 
часто объединяющее стратегов российского образования с офисными постинтеллигентами, приблизило нас к миру, в котором художественная словесность окажется делом чудаков, безнадежно оплакивающих смешное прошлое. литература, ставшая за последние века 
поистине русским делом, нуждается в защите. Эта книга написана 
ради ее оправдания.
я говорю не только о великой — психологической — прозе, в 
своей ненавязчивой дидактике поддерживающей цветущую сложность существования, спасающей от самой тяжкой депрессии. есть 
польза и в риторических, подчас опасных экспериментах, которыми 
полна литература наших дней. Даже сталкивая с пустотою, льдом и 
пылью, эстетическая природа состоявшегося произведения знакомит душу с гармонией формы и содержания, с полнотой сюжетно 
оформленного мира. Протяженность и сила художественного слова — 
уже вариант терапевтического действия против многих новых болезней, атакующих сознание фрагментарностью, рваной мыслью о 
том, что бытие — хаотичное сочетание разноцветных лоскутов.
В этой книге много выпадов против конкретных текстов, но 
всегда — это негодование в рамках общего литературного дела. новейшие романы и повести, подчас быстро исчезающие в памяти самих авторов, совсем не трудно представить в мусорном потоке, обновляющем словесность едва ли не каждый месяц. У меня другая 
задача. если тот или иной художественный текст, подчиняясь временной низости писательской установки, не хочет быть эпосом своего времени, его должен создать опытный читатель — литературный 
критик, оценивающий совокупность современных произведений как 
потенциал единого сюжета, сообщающего о главных болях длящегося времени.
Встреча и собеседование с небытием — так я определяю эпос, 
требующий в калейдоскопических играх разных книг находить дви

жение кризисного сознания. Оно оценивает человека в общении с 
собственной смертью, приходящей в масках, не допускающих однообразия.
П. Краснов обнаруживает в новейшей истории вирус самоубийства, который входит в хорошего русского человека, не справляющегося с отчаянием. а. Проханов в каждом романе выстраивает эсхатологический сюжет, показывая лучшие силы всех русских империй в противостоянии с коллективным антихристом. В. лидский и 
М. гиголашвили находят садизм и тоску небытия в национальной 
истории, совмещая при этом сюжеты древности и нового века. Для 
В. Пелевина злой пустоте рационализма противостоит чистая пустота 
освобождения от всех уровней внешней власти и внутренней зависимости. Э. лимонов, повествуя о себе, жене и детях, вдруг начинает вещать о том, что главное небытие — это боги, питающиеся людской энергией и заинтересованные в нашей жертвенности. а. Иличевский показывает интеллигентного мужчину под атакой интуиций, 
приближающих уничтожение, и пытается создать «сюжет выздоровления». В романах а. Потёмкина черной воронкой предстает особый тип сознания, сочетающий религиозную метафизику, алкоголизм, наркоманию и национальное стремление к самоуничижению. 
В. шаров продолжает говорить о том, какая бездна открывается в 
русской истории там, где наше понимание христианства соединяется с нашим пониманием революции.
Без преувеличения можно сказать, что В. шаров и а. Проханов, 
П. Краснов и а. Потёмкин, В. Пелевин и В. лидский воссоздают логику идей и жизнь героев, приближающих конец мира. Как они оценивают эти действия — другой вопрос, убеждающий, что мы имеем 
дело с эпосом действительно нового времени: даже те мастера слова, 
кто мыслит себя категорическим борцом с небытием, оказываются в 
сфере его сильного влияния. что делать, это и природа литературы: 
полюса добра и зла теряют свои жесткие очертания в контексте распространяющихся полутонов.
новаторской формой и искренним содержанием литературное 
произведение должно поднимать человека над житейской пылью, 
убеждая и в реальности бессмертной души, и в необходимости смелого искусства. Заинтересованный читатель, анализируя трансфор

мацию прежних и рождение новых архетипов, не просто переживает 
эмоции отдельного текста, но следит за формированием сюжета литературного процесса, который не может быть низким. Об этой и 
других задачах критики в первой главе «Зачем мы пишет о современной литературе?».
едва начинаешь говорить о романах, которые пишутся сейчас, 
сразу появляются оппоненты, утверждающие, что высокая литература кончилась, что все, создаваемое после В. астафьева, В. Белова 
и В. Распутина — постмодернизм. часто его воспринимают как знак 
разрушения бытийных основ, нового вавилонского смешения, медленно приходящей смерти. Об этом можно дискутировать, но печально, когда сильные люди, считая победу постмодернизма состоявшейся, слабеют на глазах, обволакиваются депрессией и видят 
Россию лежащей в гробу. ладно бы они верили в гибель литературы, но тоска, которая «страшнее постмодернизма», распространяется и на другие сферы. Об этой проблеме сообщает вторая глава.
Казалось, что с двумя бедами справится «новый реализм», заявивший о себе на рубеже двух веков. Во-первых, борьба с постмодернизмом, со всеми пелевинами и павичами, которые погружают 
читателя в иронию и элитарные игры со словом, не проявляя никакого интереса к реальной жизни. Во-вторых, несогласие с унынием, 
с вселенским нытьем, лишающим солнца и веры в возможность счастья. Экспериментам — идейным и лингвистическим — «новый реализм» противопоставил лихой автобиографизм, упоение молодостью, страстно переживаемым настоящим. Даже минорная, пустынная обыденность, регулярно воссоздаваемая Р. сенчиным и порою 
дотягивающаяся до продуманной идеи существования, не способна 
затмить основной принцип «нового реализма»: жизнь вместо судьбы. В специальном разделе — размышления о новых текстах З. Прилепина, а. Рубанова, Д. черного, а. ганиевой, И. савельева, Д. гуцко, Д. Данилова и Р. сенчина.
Противоположный принцип в следующем разделе: судьба вместо жизни. Здесь наш «новый модернизм»: многословная, достаточно экспрессивная повседневность человека, выходящего в мир, 
похожий на настоящий, здесь мало кого интересует. Давление авторской идеи сжимает реальность до энергичного знака и превраща

ет произведение в сюжетное становление романа-монолога. на смену автобиографическому слову и яркой обыденности молодого человека приходит идеологическая риторика, ищущая эффектные 
формулы для символизации человеческого пути. В разделе, посвященном концепциям судьбы, — статьи о новых романах е. Водолазкина, М. Кантора, В. лидского, Б. акунина, Д. Быкова, В. Попова, 
М. гиголашвили, а. терехова, И. абузярова, а. Иличевского, Ю. Козлова, а. Потёмкина, а. Проханова, П. Краснова.
Кстати, почему мы называем наших модернистов «новыми»? У 
большинства из них не философский, свойственный классике модерна, а публицистический задор, лишающий высоколобого одиночества 
и бросающий в тот же котел, где варятся «новые реалисты», давно 
убедившиеся: у колонки, размещенной на посещаемом сайте, читателей в десятки раз больше, чем у самого удавшегося романа.
В раздел «Идеологи и учителя», возможно, стоило включить З. Прилепина. И все же, думаю, его идея жизни еще зреет. а готова она у представителей модерна. Угаданный в ничтожной современности героический эпос, призванный поднять на борьбу. Это а. Проханов — главный 
строитель V Империи. Перманентная революционность, осознавшая 
небо и всякую земную власть как источник человеческого рабства. 
Это Э. лимонов, считающий себя Фаустом XXI в. необуддийская 
пустотность, пытающаяся совместить литературную нирвану с напряженным интересом к последним достижениям цивилизации. В. Пелевин — проповедник освобождения сознания от материальных и 
духовных образов. Жесточайшее отождествление зависимости от 
веществ, изменяющих сознание, и зависимости от сознания, заставляющего страдать и приносить страдание. Это а. Потёмкин, убежденный, что освоенный им тезис об «отмене человека» давно соответствует правде времени. Мысль о главном усилии русского человека: веруя в своего неповторимого Христа и участвуя в социальной 
революции, он занимается только одним делом — разговаривает с 
Богом, заставляя его завершить земную историю, полную несчастий. Это В. шаров, с постоянным вдохновением повторяющий, что 
русский путь — рукотворный апокалипсис.
Далее раздел об экспериментах и стилизациях или — возможно, 
это точнее — об экспериментах в форме стилизации. Женского ро

мана и непосредственно «анны Карениной» («тетя Мотя» М. Кучерской). Деревенской и городской прозы в их настойчивом синтезе 
(«Крестьянин и тинейджер» а. Дмитриева). Романа воспитания и 
поэтики декаданса, тут же поглощающей все образы нравственного 
процесса («Орфики» а. Иличевского). социальной прозы и побеждающего ее триллера («Комьюнити» а. Иванова). Притчи, склонной 
к назиданию, совмещенной с фарсом, провоцирующим хохот («Эдем» 
И. Бояшова). серьезной, очень серьезной антиутопии («Волки и 
медведи» Фигля-Мигля). Во всех перечисленных романах есть 
стремление решить одну из главных проблем новейшей литературы: 
создать текст, который покажет жизнь и судьбу в идейно-эстетическом равновесии. я готов сказать добрые слова о романах М. Кучерской и а. Дмитриева, но даже в них слишком ощутимая легкость 
внутренней формы, желание стать офисным чтением. У с. Минаева 
(«Москва, я не люблю тебя») это желание доходит до неприличия.
Раздел «Закономерность биографии» — о литературе non fiction. 
И все же в книге о новейшей прозе он закономерен. В серии «Жизнь 
замечательных людей» а. Варламов пишет о Пришвине и Платонове, 
Быков — о Пастернаке, Прилепин — о леонове, шаргунов — о Фадееве. я остановился на двух книгах: В. Бондаренко — о лермонтове, П. Басинский — о толстом и о. Иоанне Кронштадтском. Это житейские и одновременно бытийные романы, которые заранее знают 
о величии своего героя, активно вводят в современный контекст, показывая идею давно ушедшего гения как безусловно актуальную 
проблему. В подобных книгах гармония жизни и судьбы, утраченная 
в новейшей прозе, достигает серьезного уровня. В этом же разделе я 
единственный раз позволил себе размышления, не опирающиеся на 
только что изданные тексты — главу о Вадиме Кожинове и Юрии 
Кузнецове. Дело в том, что В. Кожинов и Ю. Кузнецов — примеры 
превращения лирики, критики, литературоведения, а также своей 
биографии в столь интересующий меня по-настоящему эпический 
роман, которого так не хватает в сегодняшней словесности.
Кратко о последних трех частях исследования. Календарные годы — 2011 и 2012 — решил показать как два состоявшихся литературных процесса со своей логикой и определившейся философией. 
Западные романы — новые тексты Дж. Барнса, И. Макьюэна, М. Эми

са, М. Каннингема, Дж. Франзена, М. Уэльбека — прочитаны в их 
существенных отличиях от нашей прозы. гаснет интерес к религии, 
историософии, политике. на первый план выходит обыкновенный человек, подводящий итоги завершающейся жизни и пытающийся увидеть в ней признаки судьбы, которые не противоречат общему движению всемирной печали. название последней главы — «современный 
роман: встречи с небытием» — лейтмотив всей книги. Большинство 
художественных текстов, рассмотренных в ней, — романы, изданные 
в 2012—2013 годах.

ЗАЧЕМ МЫ ПИШЕМ 
О СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ?

Как же ты не видишь, что писатели наших дней духовно обнищали, 
перестали быть созерцателями красоты и учителями жизни, способными 
дать нравственную идею? Неужели не убеждает тебя, что оставшиеся 
в живых мастера русской словесности — Распутин, Лихоносов — замолчали, перестали создавать художественную прозу, показывая, что все понастоящему серьезное осталось в прошлом? Не боишься растратить 
себя на пустых позёров, знающих только грязный секс, мат и дешевые 
игры? Мало тебе классики — великого музея риторики? Зачем ты пишешь 
о современной литературе?

Этот каскад вопросов, меняющих форму, но не суть, я слышу 
часто, в том числе в стенах университета, на филологическом факультете. Вопросы стандартны. Задают их и навсегда уставшие, и те, 
кому действительно больно от настроений национального слова. От 
качества ответа многое зависит: судьба в русской памяти современных писателей, место литературы в школьных/вузовских программах, наша традиционная способность с помощью художественного 
слова решать не только эстетические задачи.
Хороший ответ получен от Захара Прилепина, написавшего «Книгочёт» — «пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями»: 450 страниц размышлений о рассказах, 
романах, стихах, о прозаиках, поэтах, критиках и биографах. Почему 
Прилепин, больше других преуспевший в создании востребованного 
художественного мира, тратит время на других литераторов?
Предположение первое. Он уже сейчас немало сделал для русской словесности, хочет остаться в ней и вполне достоин своего персонального, активно обсуждаемого места. необходимо одно условие: сохранение самой русской литературы — не как маргинального 
закоулка ветшающей культуры, а в силе и правде живой помощи, 
которая должна поступать к человеку от сейчас создаваемых произведений. Прилепин, заботливо собирая факты современной словесно

сти, часто улыбаясь, радуясь и, реже, гневаясь, сообщает, что литература не только жива, но хорошо себя чувствует и обещает быть 
разнообразной и даже душевно полезной.
сразу второе предположение: «Книгочёт» — сообщение о своем 
творческом мировоззрении и жизненной философии в слове о чужих текстах, в создании портретов коллег, друзей и недругов. Здесь 
не критик рассуждает о прозаике или поэте, а наоборот: писатель 
Прилепин размышляет о критике Владимире Бондаренко, находя в 
нем сочетание духовной силы, интеллектуальной воли, доброты и 
справедливости по отношению к текстам, вроде бы враждебным, написанным противниками. Бондаренко в слове Прилепина — герой, 
готовый «встать в полный рост за друзей и русское слово», но и «кот 
леопольд» — «незлобливый человек», говорящий правду без лишнего пафоса. способный отметить успехи либеральных писателей и 
сообщить патриотам о крахе их малоподвижной методологии борьбы, 
Бондаренко — пример состоявшегося пути в словесности, олицетворение здоровья в литературной деятельности, отсутствия праздности. 
создается ощущение, что если бы Захар не был Прилепиным, он хотел 
бы стать Владимиром Бондаренко. собственно, такая модель характерна для целого ряда глав прилепинской книги, посвященных Проханову, терехову, шаргунову, садулаеву, Михаилу тарковскому.
Много сказано против лени. Одних она заставляет отстраняться 
от бед собственной страны равнодушием и словом о своевременной 
уплате налогов, чего, мол, достаточно. Другие, поддавшись внутреннему безделию, никак не могут добраться до книги, считая, что 
свое на интеллектуальном фронте они давно уже отработали. Житейская идеология Прилепина, переносимая на литпроцесс, подразумевает присутствие нравственного здоровья, нормальности разума, 
трудолюбия и таланта. Вряд ли это удивит нас, но автор делает ставку не на экстремизм самовыражения и яркость сгорания, а на долгую, не приносящую усталости жизнь. Об этом еще одна автобиографическая глава («алкогон»), посвященная преодолению ежедневного пьянства, когда от избытка бытия ты все добавляешь и 
добавляешь, не в состоянии найти хоть несколько дней трезвости 
«за семь минувших лет». Похмелье слишком пессимистично, в нем 
глубокий, никем не выдуманный декаданс. Декаданса, в любом из