Публичная речь и ее просодический строй

М.Я. Блох 

Е.Л. Фрейдина 

ПУБЛИЧНАЯ РЕЧЬ 
И ЕЕ ПРОСОДИЧЕСКИЙ СТРОЙ 

Монография 

2-е издание, стереотипное 

Москва 

Издательство «ФЛИНТА» 

2017 

УДК 80 
ББК  83.70 

 Б70 

РЕЦЕНЗЕНТЫ: 

д-р филол. наук, проф. В. В. Ощепкова; 
д-р филол. наук, проф. Г. М. Вишневская 

Блох М.Я., Фрейдина Е.Л. 

Б70        Публичная речь и ее просодический строй [Электронный ресурс] :  
монография / М.Я. Блох, Е.Л. Фрейдина. — 2-е изд., стер. – М. : 
ФЛИНТА, 2017. — 235 с. 

ISBN 978-5-9765-2934-2 

Монография 
посвящена 
изучению 
современной 
британской публичной речи с позиций теории регуляции речевого 
общения и теории диктемного 
строя 
текста. 
Публичное 
выступление 
получает характеристику как важнейший 
тип дискурса, органически включенный в социокультурный 
контекст. Особое 
внимание 
авторов 
уделяется 
раскрытию 
роли 
просодии 
в 
выражении 
убеждающей 

составляющей     смыслового    содержания 
публичного 
выступления. 
Монография предназначена для 
ученых, 
занимающихся социокультурными проблемами языка, в том 
числе проблемами его жанрово-стилевой дифференциации. Книга 
может 
быть 
использована 
широким 
кругом 
лиц, 
интересующихся вопросами 
теоретической и 
прикладной 
риторики, 
прагматики 
текста, текстовой просодии, а также 
общими вопросами лингвокультурологии и этики речевого 
общения – аспирантами и докторантами, студентами старших
курсов филологических отделений высших учебных заведений. 
Книга адресуется 
и 
тем 
читателям, 
которые 
хотят 
овладеть искусством публичного выступления. 

УДК 80 
ББК  83.70 

ISBN 978-9765-2934-2 
 © Блох М.Я., Фрейдина Е.Л., 2017 
 © Издательство «ФЛИНТА», 2017 

СОДЕРЖАНИЕ

Введение 
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .5

Глава 1. Публичная речь 
как риторический дискурс  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .8
1.1. Публичная речь как объект теории 
и практики риторики  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .8
1.2. Этос современной публичной речи  . . . . . . . . . . . .14
1.2.1. Образ и личность оратора  . . . . . . . . . . . . . .21
1.2.2. Оратор и аудитория. Публичная речь 
как двусторонняя коммуникация  . . . . . . . .29
1.3.  Убеждение как ключевая функция риторики  . . .43
1.3.1.  Способы реализации убеждения 
в публичной речи  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .50
1.3.2.  Аргументация как способ убеждения  . . . . .54
1.4.  Публичная речь как объект лингвистического 
исследования  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .60

Глава 2. Публичная речь как звучащий текст  . . . . .68
3.1.  Фонетическая составляющая публичной речи 
в классической и современной риторике  . . . . . . .68
3.2.  Риторический подход к изучению 
просодии текста  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .78

Глава 3. Современная британская 
академическая публичная речь  . . . . . . . . . . . . . . . . . .86
3.1.  Жанровые и функционально-стилевые 
особенности академической публичной речи  . . . .86
3.1.1.  Цели, задачи и функции академической 
публичной речи  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .91
3.1.2.  Автор академической публичной речи  . . . .95
3.1.3.  Портрет аудитории  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .98
3.1.4.  Тема выступления  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .101
3.2.  Факторы, определяющие стилизацию 
академической публичной речи  . . . . . . . . . . . . .101

3.3. Структура академической публичной речи 
как средство убеждения  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .111
3.4. Композиция академической публичной речи  . .114
3.5.  Риторическая ориентированность 
академической публичной речи  . . . . . . . . . . . . .133
3.5.1.  Персонализация: средства авторизации 
и индивидуальный стиль оратора  . . . . . . .134
3.5.2. Средства адресации и диалогизации  . . . .144
3.6. Экспрессивный аспект академического 
публичного выступления  . . . . . . . . . . . . . . . . . . .154
3.7. Юмор и ирония в современном британском 
риторическом дискурсе  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .162

Глава 4. «Просодический портрет» академической 
публичной речи  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .178
4.1. Просодическая составляющая дискурсивных 
стратегий оратора. Роль просодии 
в формировании референтного 
и метареферентного уровней звучащего 
текста . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .178
4.2. Просодическая организация акта 
аргументации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .197
4.3. Просодические маркеры стилевой 
неоднородности академической 
публичной речи  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .200
4.4. Просодические контрасты в звучащем 
публичном монологе  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .209
4.5. Просодия как отражение индивидуального 
стиля оратора  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .214
4.6. Функции просодии в публичной речи . . . . . . . . .217

Заключение  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .220

Литература  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .225

ВВЕДЕНИЕ

Настоящая монография посвящена изучению современной 
британской академической публичной речи – традиционного 
вида профессионального красноречия, дающего англоязычному человеку образцы национально укорененной культуры речевого общения. 
Материалом для исследования послужили звучащие тексты 
академических публичных выступлений на гуманитарные темы, 
произнесенных преподавателями университетов Великобритании и записанных непосредственно с голоса по ходу выступления. Общее время проанализированного звучания текстов составило приблизительно 30 часов.
Публичная речь рассматривается в монографии с позиций 
теории диктемного строя текста [Блох М. Я. Диктема в уровневой структуре языка. ВЯ, 2000, № 4]. Применение диктемного 
подхода к анализу звучащего текста позволяет включить в сферу 
детального наблюдения сразу весь комплекс составных частей 
текста как материально-идеального знакового образования – 
то есть, с одной стороны, фонематико-интонационную оболочку 
текста, а с другой стороны, его структурно-семантические и жанрово-стилевые составляющие. При этом важно подчеркнуть, что 
изучение просодической составляющей текста в рамках его диктемного развертывания обусловливает возможность и необходимость обращения к контексту как фактору его просодико-семантического варьирования.
Вышеотмеченное комплексное изучение звучащего текста, 
при котором просодия со всей четкостью выступает как органическая часть его строевого состава, активно взаимодействующая с лексико-грамматической частью, позволяет создать 
целостное и максимально объективированное представление 
о глубинных процессах, определяющих движение текстовой 
интонации, и дать интегративную характеристику ее семантико-информационной роли.
Публичная речь, как известно, издревле являлась весьма престижной формой общения и предметом наблюдения и анализа. 
Этот анализ воплотился в замечательное учение о риторике – теорию ораторского красноречия. В наше время информационного 
взрыва теория риторики разделилась на два четко выделенных 
направления – соответственно, узкое и широкое. Предметом узкого направления остается ораторское красноречие, первоначальное учение о котором было провозглашено в глубокой древности. Предметом широкого направления – того, которое получило 

ВВЕДЕНИЕ

модное название «неориторика», – стала убеждающая речь, и 
даже еще шире – убеждающее общение во всех своих формах и 
разновидностях, как языковых («лингвальных»), так и внеязыковых («экстралингвальных»), то есть ситуационно-кинесических, 
сопровождающих языковые.
Современные исследования, посвященные просодии риторического дискурса, интегрируют накопленные многочисленные наблюдения над фонетической стороной рассматриваемой речевой последовательности, соотнося фонетические свойства этой важнейшей 
разновидности речи с ее знаково-смысловыми признаками.
Как для теоретической, так и для практической риторики особое значение имеет вычленение замысла говорящего и 
сопоставление с ним результата общения, реализуемого в сознании и поведении слушающего. Этот результат со всей очевидностью служит пробным камнем эффективности стратегии 
и тактики общения, устанавливаемых говорящим-оратором, 
для которого гипотетический результат общения воплощен в 
замысле, нацеленном на будущее. Предполагаемый результат, 
вместе с текущими реакциями слушающего (индивидуального 
или коллективного, то есть аудитории), служат мощными факторами регуляции речи говорящего-оратора [Блох М. Я. Регуляция речевого общения и теория коммуникативного треугольника. В сб. Актуальные проблемы английской лингвистики 
и лингводидактики. М., «Прометей», 2007]. Таким образом, 
теоретико-риторический подход к процессу речевого общения 
дает возможность проследить сложный путь речеобразования 
от внутренней мысли к звучащему слову и показать участие 
просодии в реализации замысла говорящего-оратора. Просодия 
выступает в качестве носителя важнейших строевых значений 
и прежде всего – в качестве выделителя ремы высказывания, а 
в составе ремы – выделителя пика информативной перспективы [Блох М. Я. Об информативной и семантической ценности языковых элементов. В сб. «Синтаксические исследования 
по английскому языку», вып. 2. МГПИ им. В. И. Ленина, М., 
1971.]. Кроме того, просодия посредством сложных модуляций 
тона играет колоссальную роль в установлении доверительного 
контакта со слушающими, чем объективно способствует обеспечению эффективности риторического общения. 
Природа убеждающей речи, особенно же публичной, ораторской речи, как никакой иной тип коммуникации требует для 
своего адекватного раскрытия неукоснительного учета фактора 
слушающего. Именно по отношению к убеждающей речи слушающий становится в какой-то степени партнером говорящего, как 

ВВЕДЕНИЕ

бы его «теневым соавтором», поскольку аспект слушательской регуляции речи достигает здесь предельной значимости. 
Теоретико-риторичесский подход к общению предполагает 
оценку творческого аспекта речевого акта. Публичная речь является социально и культурно обусловленной, ритуализованной 
формой общения, регламентированной правилами и предписаниями многовековой ораторской традиции. Вместе с тем публичная речь есть непременно «риторическое событие», требующее 
от говорящего (оратора) мобилизации имеющихся у него выразительных ресурсов и способности к мгновенному улавливанию 
настроения аудитории и должной реакции на его непредсказуемое изменение. Это обусловливает особое место теоретической 
риторики в ряду научных дисциплин. Классическая риторика 
заложила основы стилистики и лингвопрагматики. Современная риторика, инкорпорировавшая фундаметальные положения 
этих наук, тесно соприкасается с такими социальными дисциплинами, как психология и психолингвистика, семиотика, теория 
коммуникации и целый ряд других, близких к поименованным 
по разным аспектам предмета исследования. Авторы учитывают 
эти междисциплинарные связи и обращаются к соответствующим проблемам и понятиям по мере развития своих наблюдений. Авторы учитывают также величайшую важность теоретической риторики для укрепления и развития культуры речевого 
общения, столь необходимой людям в современную эпоху информационного взрыва и бурной демократизации общения по всему 
диапазону контактов – межличностных, межклассовых, межэтнических, межгосударственных, межконфессиональных, межцивилизационных. Отсюда – и важнейшее место теоретической 
риторики в подготовке преподавателей родного и иностранных 
языков и переводчиков. 

Глава 1. ПУБЛИЧНАЯ РЕЧЬ 
КАК РИТОРИЧЕСКИЙ ДИСКУРС

1.1. Публичная речь 
как объект теории и практики риторики

Публичная речь традиционно является главным объектом риторики. В античные времена ораторский монолог был мощным 
инструментом общественно-политического влияния, а обучение 
ораторскому искусству составляло важную часть образования. 
В британской и американской риторической традиции расцвет 
ораторского красноречия приходится на восемнадцатый и девятнадцатый века, когда риторическое мастерство считалось необходимым компонентом общественно-политической деятельности, 
а выдающиеся ораторы пользовались огромным авторитетом. В 
конце девятнадцатого и, особенно, в двадцатом веке с изменением экономических и социальных условий, с демократизацией общественного уклада изменились и представления об эффективной риторической коммуникации. Став более демократичной, 
ориентированной на слушателя, естественной, ораторская речь 
приобрела и другое название, она стала называться «публичной 
речью», именно этот термин используется в современной риторической теории и практике. Представляется, что смена терминов 
была обусловлена определенным понятийным сдвигом, отражающим содержательные и стилевые изменения этого вида риторического дискурса: в самом понятии «ораторская речь» (oratory) 
подчеркивается роль говорящего, оратора, в то время как понятие 
«публичная речь» (public speech) отражает ориентированность на 
публику, аудиторию. 
Наиболее целостная парадигма знания о публичной речи содержится в риторике, в рамках которой, начиная с античных времен, описан весь цикл ее создания и разработаны необходимые 
для этого стратегии и техники. Для реализации цели публичного 
выступления, состоящей в убеждении, риторика предлагает оратору три вида риторических доказательств – этос, пафос и логос.
Безусловно, современная публичная речь во многом отличается от классической ораторской речи, как в риторическом, так 
и в языковом аспекте, отличается по тональности и по «фактуре» 
(термин Ю. В. Рождественского), однако она не утратила ни своего общественного значения, ни качественного уровня. Несмотря 
на появление новых информационных технологий и развитие 

ГЛАВА 1

массовых коммуникаций, публичная речь, т.е. устное монологическое выступление одного человека перед группой людей, характеризующееся наличием замысла, структурно-композиционной и содержательной завершенностью, целенаправленностью и 
установкой на воздействие, остается одной из самых общественно 
значимых форм человеческого общения. Актуальным остается и 
изучение публичной речи с риторических и лингвистических позиций. Чем объясняется устойчивый интерес современных исследователей к столь традиционному виду речевого общения?
Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо остановиться 
на некоторых теоретических предпосылках, касающихся места 
риторики в системе гуманитарного знания, и определить научную сферу и предмет риторики. Как ни парадоксально, несмотря на то, что риторика является одной из древнейших научных 
дисциплин, эти проблемы остаются дискуссионными в настоящее время. По-видимому, это связано с тем, что новая риторика 
возникла не как прямое развитие классических традиций, а на 
основе их переосмысления с учетом идей, привнесенных из коммуникативной лингвистики, прагматики, дискурс-анализа, герменевтики, психолингвистики. 
Спорным остается вопрос об определении предмета риторики. Большинство авторов согласны с тем, что следует разграничивать «широкий» и «узкий» смыслы термина «риторика». 
Наиболее распространенной является точка зрения, согласно 
которой риторика в узком смысле понимается как комплексная 
дисциплина, изучающая ораторское искусство, ораторскую речь 
(С. И. Гиндин, М. И. Панов), а в широком смысле объектом риторики являются любые формы воздействующей или убеждающей 
коммуникации (или «побудительный» дискурс в терминологии 
У. Эко). Некоторые авторы предлагают рассматривать риторику 
как составляющую наук об общении, изучающую законы эффективной коммуникации во всех ее проявлениях (О. Б. Сиротинина, А. Лунсфорд, Ю. Коннор и др.). Поскольку в настоящей работе рассматривается публичная речь, которая является объектом 
риторики, как в узком, так и в широком понимании, оптимальным представляется следующее определение предмета риторики: «современная риторика – это теория и мастерство эффективной (целесообразной, воздействующей, гармонизирующей) речи» 
[Михальская, 1996: 34]. 
Принципиально важной особенностью риторических исследований является приоритетное значение «человеческого фактора». 
В риторике человек традиционно является ключевой фигурой 
научных построений: риторика изучает то, как человек исполь

ГЛАВА 1

зует язык для создания речевого произведения, нового, уникального, не похожего на другие с тем, чтобы оказать воздействие на 
других людей. По мнению И. В. Пешкова, для «всех конкретноисторических вариантов предмета риторики» инвариантом является следующая формулировка: «Homo verbo agens (говорящий 
человек) есть предмет риторики» [Пешков, 1998: 41].А. А. Волков 
определяет риторику как «персоналистическую философию слова», подчеркивая, что она предоставляет огромные возможности 
для изучения человеческой личности [Волков, 2003: 21]. 
Антропоцентризм научной парадигмы отличает как современную риторику, так и лингвистику. Характеризуя основные тенденции современных лингвистических исследований, М. Пеше отмечает, что «лингвистика речи» (или «акта производства высказывания» 
(«enunciation»), «языкового употребления», «речевого сообщения», 
«текста», «дискурса») продолжает традиции риторики: «здесь вновь 
активизируются некоторые идеи риторики и поэтики сквозь призму 
критики о лингвистическом примате коммуникации» [Пеше, 2002: 
206]. Сближение системной лингвистики и риторики является сегодня общепризнанным фактом и связывается, прежде всего, с изучением речевой коммуникации и включением «человеческого фактора» в сферу научных исследований.«70–80 годы ХХ века – время 
активного возрождения риторической проблематики: глобальный 
поворот лингвистики к изучению речи обеспечил достаточно стабильное внимание филологов к риторике» [Пешков, 1998: 17 ]
Центральной темой лингвистических исследований этого 
направления становится «человек говорящий», что определяет 
сам подход к изучению языка. «Антропоцентризм как особый 
принцип исследования заключается в том, что научные объекты 
изучаются, прежде всего, по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития 
человеческой личности и ее усовершенствования. Он обнаруживается в том, что человек становится точкой отсчета в анализе 
тех или иных явлений, что он вовлечен в этот анализ, определяя 
его перспективу и конечные цели. Он знаменует, иными словами, тенденцию поставить человека во главу угла во всех теоретических предпосылках научного исследования и обуславливает 
его специфический ракурс» [Кубрякова, 1995: 212]. Актуальность 
антропоцентрического направления подчеркивает французский 
лингвист Клод Ажеж: «В последней четверти ХХ века постепенно 
стало очевидным, что интерес к языку есть в то же время интерес к самому человеку, ибо важной характеристикой человека 
является то, как он использует язык. Говорящий субъект должен 
постоянно находиться в центре внимания лингвистов» [Ажеж, 

ГЛАВА 1

2003: 225]. Как мы уже отмечали, особое внимание к человеку 
как «пользователю языка», характерное для современной лингвистики, является органическим развитием риторических идей.
Антропоцентрический подход к изучению публичной речи 
представляется весьма продуктивным, поскольку он позволяет 
выйти за пределы описательного исследования и объяснить особенности функционирования языковых средств в звучащем тексте в контексте взаимодействия участников риторической коммуникации. Антропоцентризм парадигмы исследования имеет 
следующие важные следствия: во-первых, «неизбежный интерес 
к пресуппозитивным факторам в речевой коммуникации» [Николаева, 2000: 17], что определяет значимость анализа социо-культурного аспекта коммуникации, во-вторых, учет творческого характера риторического дискурса. 
В целом, проблема поиска оптимального соотношения нормативного и творческого компонентов весьма актуальна для риторической теории и практики. Как известно, риторическая традиция предписывает определенные правила (канон) для каждого 
этапа создания текста (от изобретения до исполнения), причем 
само понятие «канон» подчеркивает наличие ритуала, которому 
необходимо следовать. Риторика как «инженерная филология» 
(А. А. Волков) содержит набор предписаний, регулирующих риторическое поведение оратора, в то же время каждое риторическое произведение является актом речевого творчества, уникальным и неповторимым «риторическим событием». Таким образом, 
возникает оппозиция таких категорий как традиция, ритуал, 
стереотип, канон, с одной стороны, и нарушение ритуала, отклонение от стереотипа, творчество, с другой стороны. Вопрос о 
разграничении и соотношении этих категорий применительно к 
риторическому дискурсу освещается во многих современных риторических концепциях.
Так, И. В. Пешков, развивая идеи М. Бахтина, выдвигает 
тезис о «кризисе ритуала» как главном принципе порождения 
речи. Согласно этой теории, ритуал как «обычное, традиционное, 
не нарушающее стандартных норм социума» поведение, «имеющее определенный традицией инвариант», противопоставляется 
«ответственному поступку» как отклонению от ритуала. «Всякое 
реальное поведение объективно «создает» события, вольно или 
невольно отклоняется от ритуала» [Пешков, 1998: 57]. 
Существует и другая точка зрения, согласно которой традиционный и творческий компоненты не следует противопоставлять 
(Ю. М. Лотман, У. Эко). Во-первых, любой текст опосредован традицией. «Она выступает всегда как система текстов, хранящихся 

ГЛАВА 1

в памяти данной культуры, или субкультуры, или личности. Она 
всегда реализована как некоторый частный случай, рассматриваемый как прецедент, норма, правило» [Лотман, 2004: 210]. В 
то же время, реализуясь в условиях современности, каждый раз 
по-новому актуализуется в процессе взаимодействия между его 
создателем и адресатом и становится «живым генератором новых 
сообщений» [там же]. 
Эта концепция согласуется с пониманием стереотипа и канона в рамках современных когнитивных теорий. Не углубляясь 
в сущность дискуссии о разграничении категорий «стереотип» и 
«прецедентный феномен», «канон» и «эталон» (И. В. Захаренко, 
В. В. Красных, Д. Б. Гудков), следует отметить, что публичная 
речь представляет собой стереотип речевого поведения и базируется на каноне, который является инвариантом этой деятельности и выполняет прескриптивную функцию. Характеризуя 
понятие «канон» в рамках сферы прецедентных феноменов и 
сравнивая его с «эталоном», В. В. Красных выделяет следующие 
его особенности: канон – это норма, в соответствии с которой осуществляется деятельность; в рамках канона возможно тиражирование, по нему строят, создают; он допускает творчество и представляет собой активно-деятельностное начало [Красных, 2002: 
109]. Все указанные характеристики проявляются в публичной 
речи. Действительно, она создается в рамках активной риторической деятельности в соответствии с определенными нормами и 
«тиражируя» эти нормы, в каждой конкретной реализации несет 
творческое начало. Важно подчеркнуть, что творческий элемент 
не противопоставляется нормативному, а рассматривается как 
одна из составляющих канона.
По мнению Д. Б. Гудкова, «канон тесно связан с ритуалом, восходящим к обряду, в основе которого, в свою очередь, лежит прецедент» [Гудков, 2003: 117]. В рамках этих рассуждений публичная 
речь представляет собой прецедентный феномен, хорошо известный всем представителям определенного лингво-культурного сообщества и постоянно воспроизводимый в их речевой деятельности. 
Таким образом, публичная речь реализуется как диалектическое единство традиционного и нового, ритуала (регламентированного речевого поведения) и отклонения от ритуала, стереотипа и творчества. 
В связи с этим возникает вопрос: чем должна заниматься 
риторика – изучением ритуальных, отработанных, проверенных многовековым опытом способов убеждения или выявлением и анализом различных форм «отклонения» от стереотипа? 
Оригинальный ответ на этот вопрос дает У. Эко, предложив