Сорок третья страница. Китайская проза XXI века

Составители
А. А. Родионов, Н. А. Спешнев

Институт Конфуция
в СПбГУ

известные
современные авторы

лауреаты
национальных
литературных премий

С65  
Сорок третья страница. Китайская проза XXI века: Пер. с кит. яз. / 
Сост.: А. А. Родионов,  Н. А. Спешнев. — СПб.: КАРО, 2011. — 432 с.

ISBN 978-5-9925-0622-8.

В сборник вошли 16 произведений, написанных уже в XXI в. Ряд произведений удостоились в Китае литературных премий и представляют реалистическое направление. Однако есть и иные примеры: мистическая повесть 
Чэнь Инсуна «Монстр» и авангардный рассказ Хань Шаогуна «Сорок третья 
страница» демонстрируют эксперименты в не столь традиционных для Китая 
жанрах. Большинство авторов совершенно незнакомы российскому читателю, и 
среди них такой крупный мастер как Би Фэйюй. Писателям, представленным в 
сборнике, в основном 35–40 лет, их мировоззренческое и творческое становление 
пришлось на период проведения в Китае политики реформ и открытости. Они 
современные литераторы, чувствующие себя частью глобальных процессов, но 
при этом сохраняющие связь с национальной традицией.

УДК 821.58-93
ББК 83.3(5)

ISBN 978-5-9925-0622-8

© Институт Конфуция в СПбГУ, 2011
© Союз китайских писателей, 2011
© А. А. Родионов, Н. А. Спешнев —
составители, 2011
© Н. Н. Власова и др. – переводчики, 2011
© КАРО, 2011
Все права защищены

УДК 
821.58-93
ББК 
83.3(5)
 
 
С 65

Издание осуществлено при поддержке
Союза  китайских писателей и Института Конфуция
в Санкт-Петербургском государственном университете

Предисловие

Прямым контактам культур России и Китая уже более 300 лет, 
из которых наибольшая активность выпала на ХХ век. При этом 
остается фактом, что осведомленность китайцев о российской 
словесности намного превосходит познания россиян о литературе Китая. Ближе всего к Китаю отечественный читатель был 
в 1950-х гг., когда на гребне советско-китайской дружбы классическая и современная литература Китая пришла к широкой 
советской аудитории. В то время в СССР перевели и издали не 
только шедевры китайской классики и выдающиеся литературные творения 1920—1940-х гг., но и немало произведений, 
созданных после образования КНР в 1949 г. Однако из политических соображений в число последних попали и те произведения о новом Китае, которые не отличались высокими художественными достоинствами. К сожалению, в тот период 
зависимость литературных связей от политической ситуации 
была весьма велика, стоило возникнуть напряженности между 
двумя странами, как распространение в СССР китайской литературы, особенно современной, натолкнулось на значительные 
препятствия. Восстановление литературных контактов произошло только в 1980-х гг. вслед за нормализацией межгосударственных отношений, однако достигнуть объема переводов 
1950-х гг. все же не удалось. В 1980-х гг. в СССР ежегодно вы

ходило до пяти сборников современной китайской литературы. 
В то время на русский язык была переведена большая часть 
произведений, удостоенных всекитайских премий или вызвавших в Китае широкий общественный резонанс. Тиражи отдельных изданий Ван Мэна, Чжан Сяньляна, Фэн Цзицая, Гу Хуа 
в СССР подчас достигали внушительных 100 000 экземпляров. 
Распад СССР в декабре 1991 г. положил конец столь благоприятному ходу вещей. За восемнадцать лет — с 1992-го по 
2010 г. — в России вышло 20 отдельных изданий новейшей китайской прозы, куда вошли 163 произведения 74 литераторов. 
К наиболее переводимым у нас писателям относятся Ван Мэн, 
Фэн Цзицай, Цзя Пинва, Цань Сюэ и Ван Аньи. Однако если 
принять во внимание, что общий тираж этих изданий составил 
всего-навсего 106 000 экземпляров, то становится очевидным, 
что с ними, скорее всего, познакомился лишь ограниченный круг 
специалистов-китаеведов или литературоведов, а широкий российский читатель вряд ли имеет представление о том, чем живет литературный Китай. 
В XIX в. масштабное знакомство Китая с Западом началось 
с материальной культуры, интерес к духовной культуре, включая литературу, пришел несколько позже. Россия ныне находится в несколько похожей ситуации — в повседневной жизни нас окружает множество предметов, произведенных в Китае, — одежда, питание, электроника, а вот китайская литература почти отсутствует. Разумеется, в отношении литературы 
критерий качества играет куда большую роль, чем цена. Однако Китаю, имеющему столь длительную историю и древнюю 
культуру, действительно есть, что предложить читателю современной литературы. Сегодня в Китае немало самобытных 
писателей, чье творчество представляет собой оригинальный 
синтез общечеловеческих ценностей и национального менталитета, является подлинно новаторским. 
Устойчивое экономического развитие и относительная политическая стабильность в Китае привели на рубеже тысячелетий к смещению китайской литературы на периферию общественной жизни. Утилитарный принцип идеологической 
 це лесообразности впервые в ХХ в. отошел на второй план, сменившись диктатом читательских вкусов и интересов. Ныне 
в Китае появляется около тысячи романов в год, количество 
литературной продукции менее крупных жанров вообще не 
поддается учету.

П р е д и с л о в и е 

 Ускорение рыночных процессов в начале 1990-х гг. привело к дальнейшей деидеологизации литературы, столкнуло ее 
с массовой культурой и поставило в условия коммерческой 
конкуренции, в том числе и с иностранной литературой. В этих 
обстоятельствах заметное развитие получили неореализм, без 
прикрас и натуралистично показывающий жизнь обыкновенного человека, и психологичная женская проза. В литературу 
пришли молодые авторы — приверженцы «индивидуального 
письма», противостоящие всякой традиции, отрицающие табу 
и запреты. Из-за коммерческих условий существования литературы в 1990—2000-е гг. широко распространились эротические, авантюрные и детективные сюжеты. Отрадно, что среди 
этого вала всегда находятся произведения, способные удовлетворить запросы всех групп читателей — от увлеченных фэнтези школьников до эстетствующих деятелей культуры.
В наш сборник вошли шестнадцать произведений, написанных уже в XXI в. Самые ранние из них — рассказы Вэнь 
Яцзюня «В те дни, когда ходил за водой» и Ван Сянфу «Верхнее» — датированы 2002 г., а самый свежий — рассказ Ши Шуцина «Серый халат» — был опубликован в 2009 г. За исключением Хань Шаогуна, Ши Шуцина и Чи Цзыцзянь, произведения 
других авторов никогда не переводились на русский язык. При 
этом впервые выходящий к российскому читателю Би Фэйюй — не только писатель первой величины в Китае, но и один 
из наиболее переводимых китайских литераторов за рубежом. 
Большинство произведений, вошедших в сборник, удостоились в Китае литературных премий и, таким образом, 
представляют реалистический мэйнстрим. Однако есть и иные 
примеры: мистическая повесть Чэнь Инсуна «Монстр» и авангардный рассказ Хань Шаогуна «Сорок третья страница» демонстрируют эксперименты в не столь традиционных для Китая жанрах. 
Писателям, представленным в сборнике, в основном 35—
40 лет, их мировоззренческое и творческое становление пришлось на период проведения в Китае политики реформ и открытости. Они современные литераторы, чувствующие себя 
частью глобальных процессов, но при этом сохраняющие связь 
с национальной традицией. Неслучайно действие многих произведений происходит в деревне, где тысячелетний уклад сталкивается с реалиями модернизации.
Еще одна особенность отобранных произведений — выраженный региональный и этнический колорит. Китай — огром

ная страна, родина 56 национальностей. Читатель побывает 
в заснеженных лесах северо-восточной провинции Хэйлунцзян, 
на лессовом плато Нинся и Шаньси, в горах южно-китайской 
провинции Гуанси, в деревнях провинции Хэнань на Центрально-китайской равнине, в городах приморского Гуандуна и славящейся историческим наследием провинции Цзянсу.
В последнее десятилетие заметное место на литературной 
арене Китая занимают писатели с Северо-Запада Китая. Не 
забыты они и в нашем сборнике. В почвеннических рассказах 
Чжан Сюэдуна, Го Вэньбиня и Ши Шуцина, происходящих из 
Нинся-Хуэйского автономного района, рельефно предстает этнорелигиозное своеобразие тех суровых мест. 
Институт Конфуция в Санкт-Петербургском государственном университете имеет намерение при поддержке Союза китайских писателей и совместно с издательством «КАРО» выпустить серию переводов современной китайской литературы, 
чтобы познакомить отечественного читателя с ее новейшими 
веяниями и наибольшими достижениями.

А. А. Родионов
заместитель директора Института Конфуция 
в Санкт-Петербургском государственном университете

ПОВЕСТИ

Цяо Е (р. 1972), настоящее имя Ли Цяоянь. 
Публикуется с 1993 г., в 2001 г. была принята в Союз китайских писателей, является 
номинантом многочисленных литературных премий. В настоящее время Цяо Е — 
заместитель председателя Хэнаньского 
 отделения Союза китайских писателей. Занимаясь творчеством более десяти лет, 
Цяо Е выпустила восемь сборников эссе, 
несколько сборников повестей и рассказов, 
среди которых наиболее известной является повесть «Признаю, что больше всего 
на свете я боюсь темноты», опубликованная 
более чем в десяти печатных изданиях. Начав с публицистики, Цяо Е только в 2001 г. 
приступила к созданию художественной прозы. Первой пробой пера в этом 
направлении стал популярный роман «Я действительно тебя обожаю». По 
признанию китайской критики, публицистика Цяо Е, несмотря на молодой 
возраст писательницы, притягивает мудростью и зрелостью суждений, а художественная проза раскрывает богатый душевными переживаниями внутренний мир современных женщин. Произведения Цяо Е ранее на русский 
язык не переводились. 

Цяо Е

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ 
Е СЯОЛИН

1

В городе Яншу четыре главных улицы: три тянутся с востока на запад и одна — с юга на север. Иначе, три горизонтальных и одна вертикальная, которые образуют

• 10

огромный иероглиф «王». Горизонтальные улицы называются так: улица Освобождения, улица Демократии и улица Свободы. Вертикальная 
улица именуется улицей Счастья.
У нас в деревне Янчжуан тоже четыре главных улицы. Нет, тут не 
скажешь главная или неглавная, большая она или нет, но здесь тоже 
три горизонтальные и одна вертикальная образуют маленький иероглиф 
«王». Горизонтальные улицы именуются просто: Первая, Вторая и Третья, а вертикальная имеет вполне очевидные название — Средняя.
И выглядят они в целом одинаково. Да и названия города Яншу и деревни Янчжуан звучат как-то по-родственному. К тому же расстояние 
между ними невелико, не более пяти километров. Говорят, что если 
продлить улицу Счастья дальше на юг, то она может составить с нашей 
Средней прямую линию. 
Только одно дело — деревня, а другое — город. Это, в конце концов, 
разные вещи, очень разные.
Мясной лоток Е Сяолин расположен на пересечении Второй улицы 
и Средней. Это место можно считать центром деревни. Но еще более 
«центровыми» являются сама Е Сяолин и ее лоток.

В обычных деревенских лотках мясо накрывают оконной сеткой, как 
правило, либо синего, либо зеленого цвета. В окне сетки такого цвета, 
естественно, создают ощущение прохлады. Но, положенные на свинину, 
они становятся бледно-сиреневыми, напоминают цвет запекшейся крови, и это пугает людей. А у Е Сяолин мясо накрыто розовой сеткой. 
Правда, розовая быстро пачкается, поэтому ее приходится часто мыть. 
Для Е Сяолин это не проблема. Как говорится, не имея бриллиантов, не 
сваливай в кучу фарфор. Сетку она моет так, что та просто блестит и 
видна каждая прозрачная клеточка. Когда человек работает с увлечением и работа у него спорится, результат ее можно увидеть и в разложенном на лотке мясе. Розовое мясо, покрытое розовой сеткой, кажется еще более розовым, свежим и нежным. Оно хоть и сырое, а невольно заставляет человека проглотить слюну. 
Мясной лоток бросался в глаза, но еще большее внимание привлекала к себе его хозяйка — Е Сяолин. Будь то зима или лето, она всегда 
была в отутюженной одежде, с аккуратной прической, в белоснежном 
с каемочкой в виде лотоса фартуке и белых нарукавниках. Стройная 
и красивая, она стояла у лотка. Когда не было покупателя, они спокойно читала газету «Яншуские новости» или журнал «Читатель». А появлялся покупатель, она тут же надевала белые перчатки, доставала 
из-под сетки блестящий нож и с улыбкой спрашивала: «Что вам предложить?» Она произносила это на чистом, литературном языке без 
местного акцента.

Ц я о  Е  •  И С Т О Р И Я  Б О Л Е З Н И  Е  С Я О Л И Н 

Отрезав кусок мяса, она клала его в полиэтиленовый пакет, снимала перчатки и только затем доставала из кошелька аккуратно сложенные купюры, отсчитывая одну за другой сдачу. Все движения ее были 
лаконичными, выверенными и изящными. Поэтому после появления 
этого мясного лотка наши деревенские перестали ездить в поселок и в 
город за мясом. Всем было ясно: раз она встала у лотка, значит, это 
и есть эталон продавца мяса города Яншу. 

Е Сяолин взялась за продажу мяса неожиданно для всех. Такое поначалу никому и в голову не могло прийти. Но Е Сяолин всегда удивляла людей, и люди к этому привыкли. Так же как и к Е Сяолин, стоявшей за лотком. Такая на вид привлекательная, бодрая, работящая, 
но все в деревне знали, что ее гложет недуг.
Ей еще не было сорока, но болела она по меньшей мере уже лет 
десять. Нет, больше, по крайней мере лет двадцать. А может, и еще 
больше. Помню, где-то я читала, что хороший сон — это и есть мечта. 
Слова «грезы» и «грезить» произошли именно от слова «мечта». А если 
сон плохой? В книгах про это ничего не сказано, а наши, деревенские, 
знают. Они сказали, что если сон плохой, значит, это душевная болезнь.
Е Сяолин страдала от душевной боли. 

2

Обычно в крестьянских семьях больше внимания уделяют мальчикам, чем девочкам. Тут уж ничего не поделаешь. Кто велел им быть 
опорой семьи? Вставать спозаранок и поливать поля, в случае смерти 
родственников нести гроб и соблюдать траур, проявлять сыновнее почтение к старшим, защищать родных, когда их обижают, — это удел 
мальчиков. Тут им и флаг в руки. Если же в семье мальчиков многовато, тут уж не миновать головной боли, связанной с будущей свадьбой 
и строительством для них жилья. На душе-то радостно, да беднота, жуткая беднота. Это все равно что присматривать за растущей рощицей. 
Когда глядишь, как год от года подрастают деревья, начинаешь понимать, 
что жизнь все же имеет какой-то смысл. В душе разливается радость: 
когда деревья вырастут, появится возможность отдыхать в их тени. 
А девочки? Они как цветочки. Даже если они будут еще прелестней, 
они все равно станут нектаром или урожаем, собранным для других. 
Это как теплая стеганая куртка, которая тоже последует своим чередом 
в другую семью, и не исключено, что будет согревать кого-то чужого, 
а не своих. Поэтому на девочку жалко тратить силы — всегда чувствуешь 
какую-то несправедливость, и все твои помыслы поневоле тускнеют.

• 12

Однако у Е Сяолин, что живет напротив нас, твердый характер, что 
сильно отличает ее от других девочек. Она с рождения была окружена 
особой заботой. Родилась она весьма кстати, и это дало повод ее баловать, но главное, что тут все было как по пословице: вещь дорога своей 
редкостью. В семье Е была только одна девочка — Е Сяолин. Она была 
старшей, а еще три младших брата. Когда в семье три мальчика и одна 
девочка, то в перспективе это три свадьбы и одно приданое. А если 
смотреть еще дальше, то, если сыновья женятся и невестки будут докучать свекру и свекрови, то, желая успокоиться и отдохнуть душой, 
они могут несколько дней пожить у единственной дочери. Таким образом, Е Сяолин росла избалованным ребенком.
Говоря по правде, в деревне всякому баловству есть предел. Только 
у Е Сяолин было иначе. Во-первых, глава семейства — отец девочки. 
В деревне он слыл умельцем-строителем. В свободное от сельскохозяйственных забот время он организовывал бригаду из штукатуров и каменщиков и отправлялся по деревням на строительные работы. В сезон 
можно было заработать тысячу юаней за постройку трехкомнатного 
дома с черепичной крышей, а за пятикомнатного — тысячу пятьсот. По 
завершении каждого строительства бригадиру полагалось двести—
триста юаней, а то и триста—четыреста. Это без особого напряжения. 
В год несколько строек приносили такой же доход, как и годовой урожай. Поэтому в доме водились свободные деньги, и отец чувствовал 
себя ни чем не связанным. Когда опускались сумерки и отец, дядя Е, 
должен был вернуться, Е Сяолин поджидала его у ворот дома. Дядя Е 
уже издали примечал свою дочь, и на его лице появлялась улыбка. Он 
нежно восклицал: «Сяолин, смотри скорее, что тебе купил папа!» Е Сяолин неслась навстречу, стягивала висевшую на руле велосипеда черную 
сумку, раскрывала ее, а там были если не семечки, так фрукты или 
разные сладости. В крайнем случае сезонные фрукты: два яблока, три 
апельсина или что-нибудь вроде этого. В общем, хоть гостинцев было 
и немного, но они всегда были разные.
Другое отличие Е Сяолин — это ее тетка. Она работала в городе. 
Обратите внимание: в городе, а не в городке. Городок иногда называют 
городом, иногда уездным городком. А город — он и есть город. Он крупнее. В противном случае с чего бы появились такие названия крупных 
торговых точек, как «городок одежды», «городок электроники, домашней мебели, игрушек»? Кто посмеет их называть городом одежды, городом электроники, городом мебели или игрушек?
Город — это Яншу. Тетушка там работала на механическом заводе. 
Родом она тоже была из деревни. Но потом ее выдали замуж за военного, то есть за дядю Е Сяолин. После демобилизации его распределили на сталепрокатный завод в городе Яншу, так он стал горожанином. 

Ц я о  Е  •  И С Т О Р И Я  Б О Л Е З Н И  Е  С Я О Л И Н 

Как член семьи военного, тетушка также стала жительницей города. 
Потом завод расширился, и когда стали набирать новых рабочих, ее 
взяли, как члена семьи рабочего, и она стала заправским рабочим. У нее 
было два сына, но не было дочери, и она относилась к Е Сяолин как к 
своей дочери. Какие юбки носили девчонки в городе, такие же она покупала для Е Сяолин. Какие шелковые платочки носили девочки в городе, такие же она покупала для Е Сяолин. Если в городе модно было 
завивать челку, ее завивала и Е Сяолин. Во время каникул тетя приглашала Е Сяолин погостить у нее несколько дней. Тетушка говорила, 
что, когда она с Е Сяолин шла по улице, никто и подумать не мог, что 
она из деревени.
— Сразу видно, что городская штучка! — довольно заявляла тетушка.
После возвращения Е Сяолин становилась еще интереснее, еще привлекательнее. Левой рукой она обнимала тряпичную куклу, в правой 
держала большой воздушный шарик, и мы, деревенские девчонки, просто лопались от зависти. Завидовать-то мы завидовали, но никто с ней 
не играл. Не осмеливались. Она была такая нежная, такая хрупкая, 
такая опрятная, как стебелек сельдерея, — тронешь и сломаешь. Мыто, вывалянные в грязи, во что могли с ней играть? Конечно, и Е Сяолин 
было не с руки с нами играть. Поэтому мы развлекались сами кто как 
может. Свора сумасшедших ребят, девчонки, мальчишки, большие, маленькие, гоняли по двору, лазили на деревья за птичьими яйцами, подставляли лестницу, чтобы сбить осиное гнездо. Носились с утра до ночи 
в свое удовольствие. А Е Сяолин сидела дома, во двор не выходила, 
читала книжки с картинками, играла со своими платочками и, как принцесса, обитала в дворцовых покоях.
Окончив начальную школу, она поступила в поселковую среднюю 
школу, куда из их деревни поступило еще четыре-пять человек, и среди них две девочки. Как правило, люди из одной и той же деревни ведут себя как родственники. Особенно девчонки, которые любят шептаться, хихикать и ходить в школу всей компанией. Но с Е Сяолин все 
было не так. Она не ходила со всеми вместе, никогда никого не дожидалась и не просила кого-либо ее подождать. 
В школе учился мальчик, который, как и она, был не очень общителен. Его звали Дин Цзюшунь, и в нашей деревне в их семье было больше всего мальчиков. Все говорили, что у его матери такая судьба — рожать только сыновей. Дашунь стал только запятой, а вот Цзюшунь 
оказался точкой. Всего девять мальчишек. Поначалу родители были 
заняты рождением детей, потом одного за другим воспитывали, а вырастив, занялись строительством домов для них и устройством свадеб. 
Потому семья и считалась самой бедной, причем настолько, что в доме,