Рассуждение о формах текста в общении

В.Г. Костомаров

Рассуждение о фоРмах теКста
В общении

Учебное пособие

Москва
Издательство «ФЛИНТА» 
2019

3-е издание, стереотипное

УДК 81(075.8)
ББК 80я73

К72

К72 

Костомаров В.Г.
Рассуждение о формах текста в общении [Электронный 
ресурс] : учеб. пособие / В.Г. Костомаров. — 3-е изд., стер. — М. : 
ФЛИНТА, 2019. — 93 с.
ISBN 978-5-9765-1817-9 

Нынешний технический прогресс позволяет фиксировать и хранить 
тексты не только в алфавитно-буквенной, но и в «дисплейной» 
форме. Она позволяет воспроизводить не только его собственно 
языковую составляющую, но и звучание, мимику, движение, цвет, 
все невербальные носители смысла. Автор исследует, насколько 
избыточная передача всей полноты реального контактного общения 
полезнее, чем недостаточность письма, печати, сосредоточенных на 
сущности информации, отсекая лишнее, второстепенное. Иными 
словами, победит ли Дисплей Книгу, или же жизнь приведет их к 
сосуществованию с разделением труда.
Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических 
факультетов вузов, а также всех, кого интересуют проблемы, встающие 
перед русским языком в начале XXI столетия.

УДК 81(075.8)
ББК 80я73

ISBN 978-5-9765-1817-9  
© Костомаров В.Г., 2014
© Издательство «ФЛИНТА», 2014

оГлаВление

Введение  ...........................................................................................................................4

Глав а  I. 
Письменные («бумажные») тексты  ...............................................8

Глав а  II. Вечный поиск форм овеществления текстов  ............................22

Глав а  III. Звучащие (устные) тексты  ..............................................................41

Глав а  IV. Синтезирующие («дисплейные») тексты  ..................................54

Глава  V. Восприятие текстов разных видов в разных формах  .............72

Библиография  ..............................................................................................................91

ВВедение

Письменная форма до сих пор главенствует, даже обоготворяется в нашем русском, исторически лингвоцентрическом 
сознании. Этому много причин, важнейшая из которых в том, 
что именно письменно (печатно) опредмеченные тексты стали 
основой, на которой развилась книжность и ее книжный язык. 
Литература, главным образом художественная, служит у нас 
непререкаемым образцом правильности языкового выражения.
Скепсис по отношению к иному оформлению текстов ведет 
к паническим слухам то о гибели книги, то к восторгам от обретения экранных носителей информации — ярких, красочных, 
звучных, наглядных, действующих не столько на разум, сколько на чувства, легче воспринимаемых. Мы далеки пока от трезвого осмысления ситуации.
Разные формы реализации и воплощения текста своеобразно преломляются в видах общения, развивающихся в 
диапазоне между персональным двух человек и массовым 
многих миллионов сразу. Открывая новые, вербальные и изобразительные горизонты представления обсуждаемых сведений, они углубляют специфику разных сфер деятельности 
и типов информации, дифференцируют ситуации и условия 
общения, учитывают характер контактирующих людей. В них 
своеобразно сосуществуют звуковая, письменная, аудио-визу  альная формы реализации и воплощения текста (можно 
вспомнить и о таких его презентациях, как диалог, монолог, 
пение, речитатив, проза, стих и пр.).
Наряду с непосредственным и дистанционным (например, через переписку, книгу, по телефону, радио), личностным 
и групповым (дома семейным, на работе производственным, в 
магазине и в учреждении деловым, с властями и начальством 
официальным, в школе образовательно-воспитательным и т.д.) 
общением получают впечатляющее развитие виды массовой 
коммуникации — театр и радио- и телевещательные его версии, 
книжное и газетно-журнальное дело, кино и телевидение в целом, Интернет.

При этом один и тот же вид общения может по-разному 
реализовать свой текст: Интернет служит и массовой коммуникации, и сугубо личностным чатам, мобильные телефоны одинаково пригодны для письменных эсэмэсок и для устных разговоров.
Возможность воспроизводства черт реального общения в 
опредмечиваемых текстах серьезно меняет соотношение разновидностей функционирования языка, прежде всего кодифицированной (литературной, стандартной, образовательной) и 
разговорной. Можно думать, что русскому языку нашей эпохи 
в стилистическом плане суждено быть «всепригодным», более 
единым, живым, выразительным (к сожалению, и грубоватым, 
поглощающим не только здоровые соки народных говоров, но 
и просторечие, даже жаргоны), а его стилевому применению — 
более разнообразным в зависимости от внеязыковых условий, 
интересов, целей, содержания множащихся видов общения.
Наличие разных форм реализации и воплощения текста перестраивает наше языковое существование, создает новые разновидности функционирования языка и новые их соотношения, меняет направление языкового прогресса. К сожалению, 
мы пока далеки от понимания и тем более серьезного осмысления, оценки положения, сложившегося к началу ХХI столетия. 
Ксерокс, телевизор, компьютер ворвались в нашу жизнь и стали ее неотъемлемой частью, вызывая меньше радости и возмущения, нежели до них являвшиеся постепенно и медленнее, не 
без опаски входившие в обиход телеграф и телефон, гектограф, 
фотография, граммофон, патефон и электрофон, радио, кино, 
магнитофон, пишущая машинка, линотип. Конечно и сейчас, 
раздаются панические сетования, что экран погубит книгу и, 
напротив, восторги в связи с тем, что «скучная книга» заменится звуковой, красочной, веселой, даже агрессивной подачей информации.
На фоне субъективно-вкусовой озабоченности общества 
представляется своевременным рассуждение на темы, которые 
возникают в связи с формами осуществления текстов и многие из которых нуждаются в серьезном исследовании. Только 
объективный научный анализ поможет воспринять и органи

чески ввести в сознание опасности и преимущества наступающей (наступившей!) информационно-коммуникативной эпохи, не растеряться перед нею, незыблемо оставаясь на догматах 
предыдущих эпох, своевременно принять меры к сохранению и 
приумножению их истинных ценностей и критикуя, отвергая 
связанные с ними предрассудки.
Трудно, например, оспорить очевидную сегодня возможность в принципе любой текст облечь в любую форму. Но значит ли это, что выбор форм или их сочетание безразличны, что 
один и тот же текст можно преподнести в любой форме? Среди 
образованных и думающих людей подобного не происходит, да 
и вообще не должно происходить. Надо провести разделение 
труда между разными формами, соотнося их с разными видами 
общения. Эта демаркация предполагает учет разных факторов, 
но вероятно, главным будет характер восприятия текста, облеченного в ту или иную форму.
Еще труднее оспорить факт, что мы стали богаче с получением новых форм реализации и овеществления текстов. Но известная беда нуворишей состоит в том, что они не знают, что 
делать с привалившим богатством.
Обилие возможностей оформления текста ставит, в частности, такие вопросы:
 
— безразлично ли для текста, в какой форме он реализуется?
 
— если в принципе любой текст можно реализовать в любой 
форме, то в каких пределах она может деформировать 
его?
 
— привязаны ли формы к видам общения?
 
— каковы в сравнении преимущества и недостатки разных 
форм?
 
— можно ли говорить о конкуренции форм, об их исторической смене?
 
— каковы перспективы «синтезирующей» формы, не вытеснит ли Экран (дисплей) Книгу?
 
— существенны ли различия восприятие текста/текстов в 
разных формах?

— как достичь сосуществования и сотрудничества всех 
форм?
 
— меняется ли общественная оценка текстов в разных формах?

Эти вопросы рассматриваются по большей части интуитивно на основе существующей литературы и не подвергаются 
самостоятельному научному исследованию, отчего работа и названа рассуждением, а не иначе.

Гл ав а I

Письменные («бумажные») тексты

Очевидный ответ на вопрос об оценке обществом разных 
форм реализации текстов заставляет начать рассуждение с напоминания истории письменной формы. Письмо оказалось 
самым древним и удачным, бесконечно стойким техническим 
изобретением, и его вес, его последствия в социальной и духовной истории каждого народа трудно переоценить.
Наиболее естественно, казалось бы, овеществлять тексты 
рисунками, символически изображающими смысл; развитая 
китайцами на этой основе иероглифика убедительными тысячелетиями доказала плодотворность и живучесть этого приема. 
По каким-то причинам для большинства, в том числе и для русских, предпочтительнее оказалось передавать не смысл, а звучание, и связать себя с весьма изощренными фонетическими 
алфавитами. В отличие от многих других буквенных письменностей (например, от слоговых, от не передающих гласные звуки и пр.) русская менее условна и весьма точно приспособлена 
к русской фонетике.
Первое решение идеи кодировать действие в вещь больше 
обособляет написанный текст от звукового общения, а второе 
органически сохраняет связь со звучащим текстом. Неосторожно было бы говорить о том, что лучше, но ясно, что гоголевский 
образ кучера Селифана, получавшего удовольствие, не вникая 
в смысл написанного, от самой музыки чтения по слогам, непереводим: китаец бы, скорее, понимал, но затруднялся проговорить.
В истории развития цивилизации и культуры человечества 
избранный способ фиксации текстов сыграл и играет столь важную, основополагающую роль, что люди склонны к его обожествлению. Тем более мы, русские, как и многие другие народы, 
кто без малого тысячу лет успешно пользуется азбукой, кото

рая пришла с православной верой. Древняя Русь приняла и насаждала православие через греческую и церковно-славянскую 
переводную книжность, исполненную кирилло-мефодиевской 
азбукой, изобретенной Святыми первоучителями.
Русская церковь, жестко преодолевая опасения и протесты, 
решительно приобщала «лутшие чада» к «грамоте», к «учению 
книжному» затем, чтобы они «услышали (так!) глухие слова 
книжные», в коих дано Священное Писание. Книжность, в первую очередь как Собрание святых книг (Библия), понималась 
посланием всевышних сил, которое должно непосредственно 
входить в сознание человека. Понятие чтения как познания 
божественного откровения (скажем, заповедей на скрижалях 
Моисея) алогично для нас сегодняшних предшествовало рукотворному человеческому писанию. Чтение и на Руси сравнивалось с вкушением благодати: «яко птицы Божии не сеють, не 
жнуть, а сыти бывають».
Уместно вспомнить детские восприятия, тонко и великолепно описанные И.С. Шмелевым: «Таинственные слова, священные яко кадило пред Тобою, наищевати вины о гресех...чаю 
Воскрешения мертвых...целомудрие — будто звон слышится? 
Другие это слова, не наши: Божьи это слова»»; и еще: «подарил 
книжечку про Св. Кирилла-Мефодия, которые написали буковки, чтобы читать Писание» (Лето Господне. СПб., 1996. С. 15—
16, 140).
В история немало случаев, когда языком богослужения, в 
целом книжности служит чужеземный язык, отличный от родного. Русские в какой-то мере тоже испытали двуязычие, но, к 
счастью, церковно-славянский язык был близкородствен всем 
восточным славянам; он легко взаимодействовал и с живым народным русским языком в создании нашего нынешнего книжного языка. Грамотный у нас и сегодня значит не просто обученный читать и писать, выучивший «Свод правил орфографии 
и пунктуации», но образованный, просвещенный, культурный, 
знающий книжный язык и господствующее вероучение.
Мы высоко чтим братьев Кирилла и Мефодия, наших Святых Первоучителей, их подвижничество в создании церковнославянского языка и азбуки. Гениальное ее соответствие 

самобытности славянских языков обеспечило ей успех и поразительную жизнестойкость. Она цельно существует в наши дни, 
хотя, конечно, совершенствовались состав и очертания букв, 
манера написания (устав, скоропись, гражданка Петра Великого и пр.), орфографические правила, правда, слишком медленно, отставая от изменений языка и всей жизни.

Овеществление текстов письмом прошло длинный путь. 
Став идеальной формой, оно имеет и тварную сторону — инструментальные носители: материалы (береста, пергамен, бумага, киноэкран, дисплей компьютера, светочувствительные, 
электронные, цифровые кодировки) и орудия (стилос, птичье 
или золотое перо, вечная ручка, пишущая машинка, наборный 
стан, линотип, ксерокс, струйный принтер). Их многовековое 
совершенствование делает письменную форму долговечной, 
если не вечной.
Поражает прогресс способов размножения (от рукописных 
списков через книгопечатание и копировальные устройства до 
ксерокса), рассылки (от посыльных через почту-телеграф до 
E-mail) и хранения (на полках частных и ставших великим государственным делом общедоступных библиотек, причем все 
чаще в экономном фото и цифровом виде) письменных текстов. 
Сегодня любой текст, любая книга в буквенной кодировке на 
бумаге может кодироваться цифровым способом.
Недавно Библиотека Конгресса США триумфально сообщила, что уже 25% ее хранилищ существуют в цифровой форме, 
экономной и удобной для безопасного надежного сохранения, 
быстрого поиска, воспроизведения по желанию пользователя 
в разной форме (буквенной на бумаге или экране, звучащей, 
иллюстрируемой, в азбуке Брайля). И все же имена Иоганна 
Гуттенберга и Ивана Федорова навсегда останутся в памяти 
человечества, так как без книги оно не могло бы развиваться. 
Управление и судопроизводство по закону, прогресс науки, производства и хозяйства, образование, поэтико-художественное 
творчество — да буквально всем люди обязаны книге.
Исходное значение действия «изображать чем-либо на 
чем-либо буквы, означающие звуки» расширилось до во

обще фиксации и хранения: запись симфонии на магнитофоне, компакт-кассета с видеозаписью балета. Но и в основном 
своем значении читать/писать оно охватило колоссальную 
часть жизни общества. Достаточно упомянуть книгопечатанье, 
библиотечное дело, периодическую печать. Всю эту обширную 
постоянно развивающуюся деятельность именуем письменностью.
В русском национальном лингвоцентричном сознании книга сама по себе, по исходному значению слова Библия, окружена сияющим нимбом. Русская интеллигенция живет культом книги, в традиции читать и беречь книгу, любоваться ею 
как произведением ума и искусства, без которого жизнь теряет 
аромат. Привычный вид книги, бумажные страницы, переплет 
окружены таким ореолом почтения в повседневном сознании, 
что до сих пор плохо воспринимаются письменные тексты на 
экране, старшее поколение не принимает, не осваивает «книги» 
на сайтах Интернета.
Автор, воспитанный в этих традициях и разделяющий их, 
не может все-таки умолчать о том, что самая идея опредмечивания текстов в целях их хранения и распространения, тем более письменность как способ ее претворения, далеко не сразу 
и не всегда вызывала одобрение, тем более восторг. Всеобщего восхищения не сопровождало и появление, так сказать, искусственной, облегчающей труд ума и чувств возможности 
работать с текстами и над текстом. Становление книжности 
как таковой и как колыбели, в которой вырос книжный язык, 
проходили в борьбе с убеждением, что подсобные технические 
ухищрения могут лишь искажать правильную мысль.
Выдающиеся авторитеты верили в то, что истинное знание 
вызревает сокровенно в душе как часть сознания и памяти, а не 
припоминается извне посредством каких-то кастрированных 
знаков. Считая, что истинная мудрость должна передаваться не 
на бумаге, а из уст в уста, Сократ, например, возражал против 
записи «Диалогов», а Пифагор не написал ни одной книги. Со 
времен древнего Китая повсюду думали, что письменное хранение мудрых мыслей уступает их запоминанию в естественном 
звучании, не сохраняет тонкостей и оттенков, а, главное, явно