Право на бунт в культурной традиции: европейский и русский контекст

Москва

ИНФРА-М

2020

ПРАВО НА БУНТ 

В КУЛЬТУРНОЙ ТРАДИЦИИ 

ЕВРОПЕЙСКИЙ И РУССКИЙ КОНТЕКСТ

À.Â. ÑÊÈÏÅÐÑÊÈÕ

МОНОГРАФИЯ

Скиперских А.В.

С42 
 
Право на бунт в культурной традиции: европейский и русский 

контекст : монография / А.В. Скиперских. — М. : ИНФРА-М, 
2020. — 266 с. — (Научная мысль). — www.dx.doi.org/10.12737/13509.

ISBN 978-5-16-012036-2 (print)
ISBN 978-5-16-104705-7 (online)

Сопротивление, проявляющее себя в различных формах, существует 

во всех политических системах, равно как существует и принуждение. 
Правда, одинокая фигура бунтующего человека по-разному воспринимается в том или ином политическом ландшафте, будучи обусловленной 
культурным дискурсом.

Отношения между инстанциями власти и бунтующим человеком по
казываются и интерпретируются автором в различных сюжетах, относящихся к различным культурам. В тексте монографии показывается, что 
в практиках бунтующего человека, в его стремлении к свободе и демонстрации собственной позиции можно найти как особенное, так и общее, 
подчеркивающее целостность политического процесса. 

Авторские гипотезы и выводы могут быть интересны как широкому 

кругу читателей, так и представителям интеллектуальных сообществ, пытающимся искать общее и особенное в экзистенциальных жестах бунтующего человека в европейской и русской культурной традиции.

УДК 321.01+123

ББК 87

УДК 321.01+123
ББК 87
 
С42

©  Скиперских А.В., 2016

ISBN 978-5-16-012036-2 (print)
ISBN 978-5-16-104705-7 (online)

Р е ц е н з е н т ы: 

Нестерчук Ольга Алексеевна — доктор политических наук, профессор 

кафедры политологии и социальной политики Российского государственного социального университета;

Рязанова Светлана Владимировна — доктор философских наук, веду
щий научный сотрудник Пермского научного центра Уральского отделения Российской академии наук

 
ОГЛАВЛЕНИЕ 
 
Введение ........................................................................................................4 
 
Глава 1. Концепт «бунт»: герменевтическое путешествие ....................12 
 
Глава 2. Право на бунт в европейском законодательстве ......................29 
 
Глава 3. Объективация бунта:  
сходство и различие культурных контекстов ...........................................45 
 
Глава 4. Хитрый слуга и молчащий холоп...............................................74 
 
Глава 5. Боль как эксперимент:  
опыты «бунтующего человека» в текстах Ф. Достоевского....................89 
 
Глава 6. Хронотопы бунта в европейской и русской традиции: 
общее и особенное.....................................................................................105 
 
Глава 7. Эстетика бунта:  
мода, аксессуары, места встреч, коммуникации.....................................155 
 
Глава 8. Право на письмо: бунт и поверхность протеста......................210 
 
Заключение ...............................................................................................240 
 
Литература................................................................................................245 
 
Указатель имен ........................................................................................259 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

ВВЕДЕНИЕ 
 
В современной политической практике, кажется, созданы все предпосылки для того, чтобы был обеспечен консенсус между политическими акторами. Политические практики постепенно становятся все более 
технологичными – в течение исторического процесса власть училась понимать возможные издержки диалога с обществом на повышенных тонах. Политическое насилие необходимо было минимизировать, что актуализировало дискуссию о постепенном совершенствовании практик 
власти. Конечно, совершенствование форм диалога власти и общества 
не могло не происходить на фоне увеличения критической массы насилия в целом. Как отмечает Т. Гарр, «институты, личности и политика 
правителей инспирировали вспышки насилия на протяжении всей истории организованной политической жизни»1. 
Необходимость в общественном согласии, а также серьезная зависимость государства и проводимой им политики от общественного одобрения приводят государство к совершенствованию институционального 
дизайна. В настоящий момент новые институты, которые должны служить некими буферами между государством и обществом, создаются 
настолько часто, что у внимательного исследователя должно зародиться 
сомнение по поводу эффективности данных мер. Действительно, получается, что общественное недовольство вырастает одновременно с падением популярности правящей элиты, что объективирует определенные 
импровизации в институциональном дизайне. Общественное недовольство нуждается в постоянном мониторинге и амортизации.  
Достигнутый консенсус поддерживает легитимность политического 
режима, предохраняя его от делегитимации. Создание новых институтов, позволяющих «погашать» деструктивную энергию и предохранять 
правящую элиту от процессов делегитимации, в полной мере связывается с развитием демократии как таковой, предполагающей постепенную 
оптимизацию диалога между обществом и властью, ответственной перед ним. Действительно, предполагается, что общество имеет все права 
требовать с власти, что в рамках демократических политических режимов означает частую сменяемость власти и, соответственно, краткосрочность политических циклов. 
В полной мере это может относиться и к современной России. Можно увидеть, что в каждом субъекте РФ функционируют приемные Президента РФ и партии «Единая Россия», которые с удовольствием отчитываются об обращениях граждан. То же самое можно сказать и об институтах омбудсмена, ювенальной юстиции, Общественных палатах 
                                                 
1 Гарр Т. Почему люди бунтуют [Текст] / Т. Гарр; пер. с англ. – СПб.: Питер, 
2005. – С. 42. 

и различных консультационных центрах. Сам Президент РФ неоднократно выходит к представителям общественности для того, чтобы отвечать на поступающие сигналы из общественных структур. На уровне 
районных центров субъектов РФ практически каждый месяц проводятся 
приемы граждан чиновниками, отвечающими за то или иное направление. В российских судах появляются медиаторы, пытающиеся разгрузить судопроизводство. Созданная структура ОНФ вбирает в себя общественные запросы власти «снизу», растворяет их в себе и перерабатывает «на выходе» в достаточно комплиментарные предложения для власти. Можно приводить еще много примеров, но, в целом, основная идея 
заключается именно в демонстрации обществу неустанной заботы государства о нем и отдельно взятом индивиде. Человека с его проблемами 
должны выслушать, успокоить и пообещать их решение. Оставляя надежду человеку, таким образом, можно выиграть время, потому как в период ожидания человек не думает о том, как же ему попытаться самостоятельно задать вопрос власти. Таким образом, человека искусственно 
отдаляют от необходимости самостоятельно искать правду, погашая 
в нем страсть бунта. Человеку пытаются внушить установку, что его 
участь будет благополучно разрешена. Кажется, что такого человека 
впоследствии может удовлетворить даже элементарная отписка государственной инстанции или официального лица. 
Официальная власть делает довольно много в рамках формальных 
институтов для минимизации общественного недовольства по самым 
различным вопросам повседневной жизни. Сформулированные «правила игры» предполагают, что любые вопросы, возникающие «снизу», 
должны обязательно решаться на уровне официальных диалоговых площадок и в рамках существующих формальных институтов. Все что 
угодно, но только не спонтанное недовольство, потому как власть прекрасно понимает, что именно в этот момент откуда-то вполне легко могут появиться автомобильные покрышки, являющиеся красноречивой 
метафорой несостоявшегося диалога между властью и обществом.  
Властью выработан целый алгоритм взаимодействия с запросами 
«снизу», при котором человеку внушается необходимость выяснения 
правды исключительно в рамках, предлагаемых самой системой. Более 
того, власть вырабатывает даже и такие формы общественной активности, которые как раз и могут создавать ощущение демократичности политического процесса. Предполагается, что в рамках подобного выражения несогласия «снизу» субъект протеста может сбросить свой протестный потенциал. Правда, данная активность происходит при полном контроле власти.  
Продолжая разговор о российской практике, отметим, что власть 
всегда раздражают попытки несогласованного с ней протеста, в котором 
она видит определенную угрозу стабильности и собственной легитим

ности. Различные формы протеста, объективирующиеся в митингах, пикетах, а также креативных формах протестного позиционирования, не 
могут не ставить под сомнение легитимность действующей власти 
и создавать, тем самым, не очень позитивную репутацию самой власти. 
Эта проблема присутствует на всех уровнях политики. Если говорить 
о муниципальном уровне, то возникновение в пространстве муниципалитета бунтующего человека либо группы бунтующих людей может означать резкое привлечение внимания к проблемам муниципалитета на 
региональном и даже федеральном уровне, что не является выгодным 
для муниципальной власти, привыкшей к непрозрачности собственных 
политических практик. Муниципальная и региональная власть никогда 
не бывает заинтересована в ревизоре «сверху».  
Любые попытки отдельно взятого человека или группы людей добиться правды альтернативным способом, минуя официальные институции, и попытки субъективности «проникнуть в историю и оживить ее 
своим дыханием»2 встречают в лучшем случае неодобрение власти. 
Достаточно вспомнить, какое недовольство со стороны власти вызвали 
зимние протесты 2011–2012 года в России. Проблема как раз и заключалась в том, что попытки диалога не были инспирированы «сверху» самой властью. К тому же многие исследователи отмечали, что это был 
протест, в котором принимал участие «креативный класс». В конце 2013 
года креативный класс оккупирует киевский Майдан, породив удивительную реальность бунта нового измерения, продолжившуюся в 2014 
году. Начатая «креативным» классом – инженерами и специалистами 
IT-технологий, студентами и преподавателями вузов украинская революция значительно приросла социальной базой, что только усилило 
противоречия между социальными слоями и вовлекло политическую 
систему Украины в политический кризис. Мирное стояние на Майдане 
вылилось в вооруженное противостояние на Юго-Востоке, значительно 
затянувшееся и перешедшее в существенное обострение российско-украинских отношений, к человеческим жертвам, в безжалостную и циничную информационную войну, в национальные травмы и с одной, и с 
другой стороны. 
Зачастую властью недооценивается тот факт, что субъект бунта может быть достаточно образован, что увеличивает вероятность адекватности его запроса к правящей элите и выбора средств давления на 
власть. Ненасильственная практика давления на власть совершенствуется и приобретает новые формы и спецификации с учетом новой реальности. Украинская практика показывает, к чему может привести игнорирование требований относительно образованной части протестного 
                                                 
2 Фуко М. Восставать бесполезно? [Текст] // Неприкосновенный запас. 2011. 
№ 5 (79). – С. 19.  

сообщества, способной как бы «в отместку» катализировать развитие 
политического кризиса.  
Необходимость адресации власти запросов, связанных с улучшением 
собственного положения, все чаще начинает исходить от образованных 
людей, умеющих обрабатывать информацию. Как отмечает Т. Гарр, 
в качестве главных источников возрастания экспектаций оцениваются 
грамотность и западное образование. Предполагается, что «дитя традиционного общества, вкладывающее свое время и энергию в формальное 
образование, побуждается к движению по направлению к новым целям – вначале смутным, но по мере прогресса образования все более отчетливым»3. Подобные поиски справедливости, предпринятые в переходный период, безусловно, понижают легитимность правящей элиты, 
потому как ставят под сомнение ее авторитетность и компетентность 
как власти «пожарной» – способной срабатывать быстро и максимально 
безболезненно. Зачастую элита оказывается неспособной отвечать на 
поступающие «снизу» запросы в рамках официальных институций. 
Иными словами, складывается ситуация, которая побуждает субъекта 
запроса искать свой путь достижения справедливости.  
Так человек выбирает путь бунта. Бунт требует конкретизации – человека больше не устраивают формальности власть имущих, их холодная декларативность. Как отметит А. Камю, «бунт хочет, бунт кричит 
и требует, чтобы скандальное состояние мира прекратилось и наконецто запечатлелись слова, которые безостановочно пишутся вилами по воде»4.  
Попытки самостоятельного поиска ответов на вопросы, предпринимаемые индивидом, не могут удовлетворять власть. Это чувствуется 
в довольно жестких оценках тех, кого не могла впечатлить созданная 
властью трансмиссия удовлетворения гражданских запросов.  
Вообще, а может ли быть оправдан человек, выбирающий путь бунта 
и сопротивления системе? На наш взгляд, да. В данном исследовании 
мы попытаемся оправдать такого человека, несмотря на существующие 
табу со стороны самой власти, для которой любое проявление свободомыслия разрушает монолит подчинения.  
Необходимо отметить, что изначально формальные институты, 
функция которых как раз и заключается в работе с запросами и обращениями граждан, не могут быть совершенны, а стало быть, они не могут 
удовлетворить ожидания граждан. Если бы удовлетворялась даже половина запросов и обращений граждан, то не выдержала бы сама система, 
                                                 
3 Гарр Т. Почему люди бунтуют [Текст] / Т. Гарр; пер. с англ. – СПб.: Питер, 
2005. – С. 145–146.  
4 Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство [Текст] / 
А. Камю; пер. с фр. – М.: Политиздат, 1990. – С. 126. 

выживающая за счет репрессии и подавления, жесткой фискальной политики и ограничения свобод и выборов людей. По сути дела, удовлетворение достаточной части запросов и обращений «снизу» поставило 
бы под сомнение ее легитимность, а вместе с ней и политическую элиту, 
обеспечивающую ее функционирование. Таким образом, сама система 
и ее институты изначально не могут удовлетворить людей, что превращает институты в декорацию, в симулякр справедливого воплощения 
желания и сатисфакции. 
Но что в такой ситуации делать человеку? Возможны варианты. Для 
некоторых данный урок оказывается показательным, и они всеми силами стремятся избежать новых тяжб. Для других, наоборот, стремление 
добиться удовлетворения иска к системе становится делом всей оставшейся жизни. Задетое честолюбие стоит дорого, и человек, выставляющий власти счет, не пытается забыть о нем. Страсть к сатисфакции оказывается очень серьезным мотиватором. Страсть к сатисфакции может 
быть страстью возмущения и более категоричной его формой – негодованием. Как справедливо отмечает итальянский политический философ 
М. Вироли, «рядом со страстью к свободе, я ставлю страсть к негодованию, понимаемую как глубокое чувство отвращения к несправедливости, которое свойственно великодушным людям, и которое совершенно 
неизвестно душам раболепным и низким»5. 
Таким образом, необходимо бороться не только за свободу, но и за 
негодование, за право возмущаться и публично демонстрировать свое 
несовпадение с доминирующими, обволакивающими тебя нарративами. 
Нас интересует именно такой человек, и в своем исследовании мы 
постараемся представить его в благородном деле восстановления справедливости.  
Нас интересует субъект – перформер, вступающий «в конфликт 
с разлинованностью и предначертанностью социального порядка, на которых как раз и делается акцент властью, а также ее дисциплинарной 
машиной. Как правило, власть держит под контролем практики демонстраций и представлений. Когда появляется нечто, выпадающее из представлений власти о порядке и согласованности, конфликт является неизбежным»6. Подобное появление перечеркивает выгодный для власти исторический ритм, размер, делающий спокойным ее дыхание. Ведь появление бунтующего человека перед лицом власти моментально разрывает рамки, ставя под сомнение благочинность власти, ее цельность и ле                                                 
5 Вироли М. Свобода слуг [Текст] / М. Вироли; пер. с итал. И. Кушнаревой. – 
М.: Изд. Дом Высшей школы экономики, 2014. – С. 141. 
6 Скиперских А.В., Гарбуз А.А. Концепт «перформанс»: появление субъекта 
[Текст] // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные 
науки. 2013. № 3–1. – С. 175.  

гитимность. «Русскую историю писали смерды»7, – отметит В. Розанов 
в «Мимолетном». Именно это, кажется, и задевает бунтующего человека, всеми силами стремящегося превозмочь удел нахождения со «смердами» вместе. 
Именно данный конфликт и раскрывает перед нами образ нашего лирического героя – бунтовщика.  
Вспомним, как А. Камю изображает своего Сизифа: «мы можем 
представить только напряженное тело, силящееся поднять огромный камень, покатить его, взобраться с ним по склону; видим сведенное судорогой лицо, прижатую к камню щеку, плечо, удерживающее покрытую 
глиной тяжесть, оступающуюся ногу, вновь и вновь поднимающие камень науки измазанными землей ладонями»8. 
Необходимость сопротивления появилась вместе с самим принуждением. Навязчивая идея преодоления предначертаний судьбы (предначертаний быть управляемым) преследует людей с момента появления 
отношений власти. Причем, практики преодоления давления репрессивных институтов, устранения постыдной классовой стратификации отмечают исторический процесс вне зависимости от пространственно-временных спецификаций. В истории практически каждого государства мира найдутся примеры индивидуального/массового сопротивления власти в самых различных формах.  
Вообще, невозможно тотальное подчинение, потому как тотальность 
предполагает постоянство давления, его равномерность и упорядоченность. Любой перебой в осуществлении репрессии, в прохождении репрессивного сигнала уже ставит под сомнение чистоту коммуникации 
между властью и подчиненными. Следует отметить, что асинхронность 
репрессии может быть еще опаснее, потому как после передышки на индивидов обрушивается умноженное в силе принуждение. Как не предположить, что в ответ индивиды будут адресовать власти просьбу прекратить давление. Тем самым, последуют апелляции к неким абстрактным гуманитарным ценностям.  
А если ответом на запрос будет не уступка, а всего лишь молчание, 
холодная усмешка, гримаса или демагогия (в рамках официальных институтов, без конкретного решения проблемы и ослабления репрессии)? 
Можно ли в данной ситуации представить, что и впредь все индивиды 
будут исполнительно и скрупулезно следовать установкам власти? Видимо, нет. Как раз именно подобные ситуации неудовлетворения экспектаций способствуют накоплению в некоторых индивидах протестно                                                 
7 Розанов В. Собрание сочинений. Когда начальство ушло… [Текст] / В. Розанов. – М.: Республика, 1997. – С. 512.  
8 Камю А. Изнанка и лицо: Сочинения [Текст] / А. Камю; пер. с фр. – М.: 
ЗАО Эксмо-Пресс, Харьков: Фолио, 1998. – С. 203.  

го потенциала, негативных оценок в отношении власти и вызреванию 
бунта. Именно в подобные моменты человек начинает понимать, что 
любая просьба, адресованная власти, будет иметь те же самые последствия. Человек понимает, что его заставляют испытывать унижение, возможно, еще большее, чем непосредственное принуждение. В такой момент бунт как раз и демонстрирует себя, производя «рождение злобы во 
имя чувства попранной правды, рычащей злобы, звериной и страшной… чем больше живешь, тем больше накопляешь это чувство неправды, и, наконец, получается невозможно всякое обыкновенное бытие»9. 
Отказываясь от новых запросов власти и накапливая внутри себя 
протестный потенциал, человек сознательно оказывается вне благосклонности власти – ему уже не нужен ее жест – жалкая, ничтожная подачка. Объем сатисфакции со стороны власти оказывается оскорбительно не соизмерим с психологическими и физическими затратами, которые уже были инвестированы индивидом в попытку диалога с властью 
на равных.  
Как отмечают некоторые авторы, подобное несоответствие служит 
причиной поиска новых моделей преодоления сложившейся ситуации. 
По мнению Т. Гарра, именно в данных условиях возникают основания 
для инновационного поведения как поведения противостоящего поведению, обычно востребованному в процессе социализации: «процесс социализации учит людей избегать неприятных стимулов (т.е. репрессирует их, убаюкивает от деструктивных действий. – Прим. А.С.), и только 
новые жесткие конфликты способны преодолеть адаптивные способности, приобретаемые в таком процессе»10.  
Объективность подобных противостояний безусловна. В свое время 
М. Фуко отметил неискоренимость движений, когда «человек, группа, 
меньшинство или весь народ говорит: “Я больше не подчиняюсь” – 
и бросает в лицо власти, которую он считает несправедливой, собственную жизнь»11. Подобные практики неподчинения существуют в любой 
политической системе, в различных формах и вариантах, и, на наш 
взгляд, абсолютно неправильно в данном случае приписывать стремление к бунту исключительно европейским буйным и мятежным толпам12, 
как это делают некоторые авторы. Одновременно с этим, М. Фуко гово
                                                 
9 Пришвин М. Собрание сочинений в восьми томах [Текст]. Т. 8. Дневники. 
1905–1954 / М. Пришвин. – М.: Художественная литература, 1986. – С. 65.  
10 Гарр Т. Почему люди бунтуют. [Текст] / Т. Гарр; пер. с англ. – СПб.: Питер, 2005. – С. 60.  
11 Фуко М. Восставать бесполезно? [Текст] // Неприкосновенный запас. 2011. 
№ 5 (79). – С. 16. 
12 Гарр Т. Почему люди бунтуют. [Текст] / Т. Гарр; пер. с англ. – СПб.: Питер, 2005. – С. 45. 

рил и о загадочности бунта как такового, о невозможности измерения 
его сколько-нибудь однозначно, что придает отдельно взятому бунтующему человеку таинственную необъяснимость. Действительно, разве 
можно оставлять без внимания фигуру одинокого бунтовщика? Того самого «начальника бунта», о котором будет вести разговор А. Пушкин 
в «Истории Пугачева»? Естественно, фигура одинокого бунтовщика 
просто обязана периодически проявляться в политическом ландшафте, 
а сам бунтовщик – действовать. 
Как правило, когда возникает разговор о бунте конкретного человека, критический фокус размещается именно на нем самом. Именно человек бунтующий является причиной, следствием которой являются деструктивность, сбой в системе, увеличение трещины в монолите власти. 
Именно человек бунтующий аккумулирует на своем теле ответственность за это, что позволяет предъявлять ему самые ужасные обвинения. 
Безусловно, в такой ситуации бывает не совсем выгодно рассматривать 
человека бунтующего не как причину, но как следствие равнодушия 
конкретных институтов, спровоцировавших человека на бунт. Власть 
всеми силами выводит себя из-под подобного удара, да и «убедительные» аргументы у нее всегда найдутся. Но, на наш взгляд, было бы не 
совсем правильно избежать обвинений именно ей самой и попробовать 
найти ответственность в себе. Но этого никогда не произойдет, потому 
как, тем самым, система будет сомневаться в себе самой.  
Бунтующие люди в своих запросах удивительно схожи, равно, как 
и различны. Сходство и различие бунтующих людей – это как раз то, на 
чем мы и попробуем акцентировать внимание в данной монографии. 
Общий посыл нашего исследования будет базироваться на утверждении 
о том, что сходство и различие выборов бунтующего человека во многом становятся следствием культурного контекста, в котором воспитывается сам человек, в котором формируется его мировоззренческая картина, его культурный капитал, его эстетическая претензия.  
Увидеть данное сходство и акцентировать внимание на различиях – 
задача нашего исследования.