НИР. Современная коммуникативистика, № 3(4), 2013

Содержание

ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ 
ТЕОРИИ КОММУНИКАЦИИ

Голубкова Е.Е. 
Коммуникология и лингвистика: долговременное 
сотрудничество . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .3

Гуляева Е.В., Дженкова Е.А. 
Ритуальные характеристики речи американского 
адвоката  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .8

Решетников С.Н. 
Моделирование в коммуникативистике: общие 
тенденции . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .14

РЕЧЕВАЯ И МЕЖКУЛЬТУРНАЯ 
КОММУНИКАЦИЯ

Дубовская О.В. 
Особенности деловой телефонной коммуникации . . . . . . .21

Лукьянченко Е.А. 
Метафора в англоязычной молодежной коммуникации 
на примере номинализаций с инкорпорированным 
объектом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .25

Прокопьева О.А.
Современные сценические псевдонимы сквозь призму 
межкультурной коммуникации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .28

КОММУНИКАТИВИСТИКА 
И ОБРАЗОВАНИЕ

Ко Ен Чоль
Методики повышения эффективности обучения 
корейскому языку российских студентов  . . . . . . . . . . . . . . . . .32

Кочкина О.М.
Роль коммуникативных способностей в обучении 
иностранным языкам . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .38

Подписной индекс Агентства «Роспечать» 25179

Присланные рукописи не возвращаются.

Точка зрения редакции может не совпадать с мнением 
авторов публикуемых материалов.

Редакция оставляет за собой право самостоятельно 
подбирать к авторским материалам иллюстрации, 
менять заголовки, сокращать тексты и вносить в рукописи необходимую стилистическую правку без 
согласования с авторами. Поступившие в редакцию 
материалы будут свидетельствовать о согласии авторов принять требования редакции.

Перепечатка материалов допускается с письменного 
разрешения редакции.

При цитировании ссылка на журнал «НИР. Современная 
коммуникативистика» обязательна.

Редакция не несет ответственности за содержание 
рекламных материалов.

Научный журнал

Выходит один раз в два месяца

Свидетельство о регистрации средства массовой 
информации от 19 октября 2012 г. 
ПИ № ФС77-51415

Издатель: 

ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, г. Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1
Тел.: (495) 380-05-40, 380-05-43 
Факс: (495) 363-92-12
E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

Главный редактор:
Гойхман О.Я., д-р пед. наук, профессор, 
заслуженный работник высшей школы РФ, 
Российский новый университет (Москва, Россия)

Ответственный секретарь:
Гончарова Л.М., канд. филол. наук, доцент, 
Российский новый университет (Москва, Россия)

Выпускающий редактор: 
Головнева Т.И.

Отдел подписки: 
Назарова М.В.
Тел.: (495) 363-42-60, доб. 249
e-mail: podpiska@infra-m.ru

Подписано в печать 27.06.2013. 
Формат 60×90/8. Бумага офсетная. 
Тираж 1000 экз. Заказ № 

САЙТ: www.naukaru.ru     
E-mail: mag10@naukaru.ru

© ИНФРА-М, 2013

НАУЧНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ И РАЗРАБОТКИ 
СОВРЕМЕННАЯ  
КОММУНИКАТИВИСТИКА

Издается с 2012 года
№ 3(4)/2013

ISSN 2306-2592
DOI 10.12737/2306-2592

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ

Зам. главного редактора:

Воевода Е.В., д-р пед. наук, доцент, Московский 
государственный институт международных отношений (Университет) (Москва, Россия)

Члены редколлегии:
Абдельгавад Т. Махмуд, PhD (Питтсбургский университет, США), профессор лингвистики, Ассьютский 
университет (Ассьют, Египет)
Бердичевский А.Л., д-р пед. наук, профессор, 
 
Институт международных экономических связей 
(Айзенштадт, Австрия)
Диденко В.Д., д-р филос. наук, профессор, Государственный университет управления (Москва, Россия)
Дубинский В.И., д-р пед. наук, профессор, Московский 
институт открытого образования (Москва, Россия)
Ен Чоль Ко, д-р пед. наук, ректор Института переводчиков (Сеул, Республика Корея)
Клюканов И.Э., д-р филол. наук, профессор, Восточный 
Вашингтонский университет (Вашингтон, США)
Комина Н.А., д-р филол. наук, профессор, Тверской 
государственный университет (Тверь, Россия)
Костикова Л.П., д-р пед. наук, доцент, Рязанский 
государственный университет им. С.А. Есенина 
(Рязань, Россия)
Ларионова А.Ю., д-р филол. наук, профессор, Уральский федеральный университет им. Первого 
Президента России (Екатеринбург, Россия)
Миронова Н.Н., д-р филол. наук, профессор, действительный член РАЕН, Высшая школа перевода МГУ 
им. М.В. Ломоносова (Москва, Россия)
Нижнева Н.Н., д-р пед. наук, профессор, академик 
Международной академии информационных 
технологий, Белорусский государственный университет (Минск, Республика Беларусь)
Нур-Ахмет Д., доктор философии, академик НАН, 
Тюркская академия (Астана, Республика Казахстан)
Просвиркина И.И., д-р пед. наук, доцент, Оренбургский 
государственный университет (Оренбург, Россия)
Романенко Н.Н., д-р пед. наук, профессор, Российский 
государственный социальный университет (Москва, 
Россия)
Силантьева М.В., д-р филос. наук, 
профессор, зав. кафедрой философии, Государственная академия славянской культуры (Москва, 
Россия)
Фолкнер Кристофер Грэм, почетный профессор, 
Университет Карлтон, Институт изучения Литературы, Искусств и Культуры (Оттава, Онтарио, Канада)
Фомина З.В., д-р филол. наук, профессор, Воронежский 
государственный архитектурно-строительный 
университет (Воронеж, Россия)
Шапошников В.Н., д-р филол. наук, профессор, 
Московский городской психолого-педагогический 
университет (Москва, Россия)
Щукин А.Н., д-р пед. наук, профессор, заслуженный 
деятель науки РФ, Государственный институт 
русского языка им. А.С. Пушкина (Москва, Россия)
Яковлева Е.В., д-р филол. наук, доцент, Дипломатическая академия МИД России, факультет психологии 
МГУ им. М.В. Ломоносова (Москва, Россия)

ИМИДЖЕВАЯ, РЕКЛАМНАЯ 
И БИЗНЕС-КОММУНИКАЦИЯ

Кивилева Е.Б. 
Деловое общение и факторы, препятствующие 
успешной деловой коммуникации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .44

Николаева А.В. 
Анимационная деятельность как специфическая 
форма рекламной коммуникации туристского 
предприятия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .49

Ленкова Т.А. 
Визуальные композиционные формы как способ 
привлечения внимания целевой аудитории 
в современной публицистике . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .52

Тортунова И.А. 
Формы прямой номинации и речевой игры 
в современных рекламных именах . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .55

НОВОСТИ  КОММУНИКАТИВИСТИКИ . . . . . . . . . . . . . . . . . . 61

Информация для авторов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .63

Коммуникология и лингвистика: долговременное 
сотрудничество

Communicology and linguistics: a long-term cooperation

DOI: 10.12737/590                                             Получено 23 апреля 2013 г. / Одобрено 10 мая 2013 г. / Опубликовано 28 июня 2013 г.

Е.Е. Голубкова 
Д-р филол. наук, профессор
Московский государственный 
лингвистический университет 
119034, Москва, ул. Остоженка, д. 38
е-mail: katemg@yandex.ru 

Е.Е. Golubkova 
Doctor of Philology, Professor
Moscow State Linguistic University
38, Ostozhenka ul., Moscow, 119034, Russia
е-mail: katemg@yandex.ru

Аннотация 
В статье описывается вклад исследований, проведенных в русле когнитивно-дискурсивной парадигмы, в развитие науки о коммуникации 
или коммуникологии. При этом вербальная коммуникация рассматривается как динамичный творческий процесс, имеющий когнитивные 
основания и, в свою очередь, преобразующий язык.

Abstract
The article looks at the contribution of cognitive-semantic approach in linguistics into communication science. It is argued that verbal communication 
is viewed as a creative process that has cognitive background. It performs 
a reshaping function towards the language in its turn, too.  

Ключевые слова: коммуникология; когнитивная лингвистика; инференция; салиентность; дискурс; фрейм.
Keywords: communicology; cognitive linguistics; inference; salience; discourse; frame.

ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ КОММУНИКАЦИИ

Цель настоящей статьи — попытка очертить круг 
проблем, которые входят в коммуникативную лингвистику как раздел науки о коммуникации, и в 
частности, рассмотреть зоны взаимодействия коммуникативистики (коммуникологии) и когнитивной 
лингвистики. Как ни парадоксально, такой науки, 
как наука о коммуникации, не существует [4]. Имеется огромное число трудов по такому социальному 
феномену, как коммуникация. Это теории, изучающие взаимодействие или общение в самом широком смысле и разнообразных проявлениях. О проблеме теоретической идентификации науки о коммуникации подробно писали, в частности, социологи [4] и лингвисты на страницах данного 
журнала (О.Я. Гойхман, А.В. Кравченко). Однако в 
настоящее время ряд обстоятельств способствует 
тому, чтобы оформилась специальная наука о взаимодействии людей в социуме, которую предлагается называть коммуникологией, или коммуникативистикой. Существует много теорий коммуникации, 
но они не обобщены в науку, не сведены в единую 
парадигму. Так, по утверждению американских ученых, при анализе содержания только семи учебников по теории коммуникации можно насчитать 249 
различных теорий [9, с. 73]. По данным исследователей, в работах американских коммуникативистов 

насчитывается 126 определений коммуникации [9, 
с. 116].
В своем кратком, но емком обзоре социологических исследований в русле коммуникативистики 
петербуржский социолог и политолог М.А. Василик, 
возвращаясь к обстоятельствам, диктующим необходимость укрепления статуса коммуникологии (как 
будем здесь называть науку о взаимодействии или 
общении людей), отмечает следующие.
1. Глобальная трансформация индустриального 
общества в информационно-коммуникативное общество, возникновение и развитие качественно 
нового типа коммуникативных структур и процессов, глубокое переосмыслением коммуникативной 
природы социальной реальности [3], современных 
изменений в социально-коммуникативной сфере, 
места и роли коммуникаций в развитии общества. 
2. Наличие в настоящее время сложившегося 
континуума науки о коммуникации, который, по 
мнению Д.П. Гавры, включает следующие дисциплины (цит. по [4]): 
Общая теория коммуникации; 
Межличностная и деловая коммуникации; 
Теория массовой коммуникации; 
Теория организационной коммуникации; 
Коммуникационный менеджмент; 

УДК 372.881
НИР. Современная коммуникативистика (№ 3, 2013). 64:3–7

История коммуникаций; 
Методы коммуникационных исследований; 
Теория кросс-культурных коммуникаций; 
Теория вербальной коммуникации; 
Теория визуальной коммуникации; 
Политическая экономия и экономия коммуникаций; 
Коммуникативные исследования; 
Международные и глобальные коммуникации; 
Теория виртуальных коммуникаций и т.д. 
На этом фоне, как справедливо отмечает И.П. Яковлев, «…парадоксально выглядит отсутствие интеграции знаний о коммуникационных процессах в 
виде особой науки. Объект, предмет, теории, отрасль 
имеются, а науки нет» [14, с. 212]. В качестве такой 
науки, по мнению И.П. Яковлева, выступает коммуникология, которая «…должна быть наукой о 
месте и роли коммуникации в обществе, ее развитии, 
структуре, коммуникационных процессах, средствах 
и др.» [15, с. 14]. За формирование науки о коммуникации выступают и другие отечественные и зарубежные ученые, вкладывая при этом в ее предмет 
различное содержание. Так, по мнению Г.Е. Третьяк, предметом изучения науки о коммуникации 
являются ее структура, функции, типологии, средства и способы коммуникации [11]. 
3. Наличие у коммуникативного направления в 
изучении социальной действительности глубоких 
корней и существенных теоретических и практических достижений, полученных в рамках действующих 
в настоящее время исследовательских парадигм и 
научных сообществ. Известно, что в американских 
и западноевропейских университетах с конца 1930х гг. читаются курсы по коммуникации, существуют 
специализации и присваиваются степени МА, MS, 
Ph.D. по специальностям «communications», «communications management», «communications studies», «mass 
communications» и т.д. Издается более двух десятков 
научных журналов, посвященных коммуникации, 
таких, как, например, Communication Research, Journal 
on Communication Inquiry, Communication Abstracts, 
Management Communication Quarterly, Written Communication, Human Communication Research и др. Созданы профессиональные ассоциации: Международная 
коммуникативная ассоциация; Национальная коммуникативная ассоциация США, Европейский коммуникативный конгресс (European Communication 
Congress). В декабре 2000 г. Была образована Российская коммуникативная ассоциация (РКА).
В 1999 г. в Нью-Йорке был переиздан Стандартный словарь по коммуникации, насчитывающий 

более 1200 страниц; несколькими годами раньше 
появилась международная энциклопедия по коммуникации, подводящая своеобразный итог более 
чем пятидесятилетней истории научных исследований, практики и преподавания социальной коммуникации [16]. 
С социологической точки зрения в самом общем 
плане коммуникологию можно определить как науку о месте и роли коммуникации в обществе, коммуникационных системах, структурах и процессах, 
закономерностях их развития и функционирования 
[4]. М.В. Василик отмечает, что коммуникология — 
это формирующаяся наука, находящаяся на начальном этапе своего становления и развития, хотя 
имеет древние корни и богатые коммуникативные 
и мультидисциплинарные традиции. Научный потенциал коммуникологии может быть реализован 
наилучшим образом, с его точки зрения, не в виде 
мультидисциплинарных коммуникативных теорий, 
а на основе диалектического единства, взаимопроникновения и дополнения коммуникологии и мультидисциплинарных коммуникативных теорий. Наука может включать несколько теорий, объясняющих 
явление с различных позиций. 
4. Осознание роли ориентирующего воздействия 
процесса коммуникации именно как процесса влияния коммуникантов друг на друга и координации 
различных точек зрения и в конечном итоге — совместное изменение «универсума дискурса», его 
конструирование, помимо функции передачи информации, о чем пишет в своей статье на страницах 
данного журнала А.В. Кравченко [8].
В связи с этим представляется, что лингвистика 
как наука, изучающая основную знаковую систему — 
язык, занимает особое место среди других наук, к которым можно «приставить» прилагательное «коммуникативный». Представляется, что существует 
еще два фактора, способствующих развитию коммуникологии: во-первых, формирование и стремительное расширение когнитивно-дискурсивного 
направления (Е.С. Кубрякова) в лингвистике, и, 
во-вторых, последствия так называемой Корпусной 
революции, начавшейся около 40 лет назад, приведшей к созданию образцов естественных языков 
в виде размеченных текстов, загруженных в память 
компьютера. Рассмотрим упомянутые факторы более подробно. 
Критикуя оторванность коммуникологии от биологии развития индивидуума, А.В. Кравченко подчеркивает необходимость исследования коммуникации в связи с онтогенезом человека и процессом 

НИР. Современная коммуникативистика (№ 3, 2013). 64:3–7

его «встраивания» в существующую систему социализации в обществе [8]. Психологическая ориентация когнитивной науки, ее антропоцентрические 
установки и основная проблематика, в частности, 
исследование связи языка и мышления, позволяют 
обсудить проблемы коммуникации в новом контексте и профилировать ряд проблем, удачная постановка которых уже способствовала развитию коммуникологии.
Диапазон направлений взаимодействия когнитивной лингвистки и коммуникологии обширен. 
Перечислю лишь некоторые из многочисленных 
направлений, которые непосредственно связывают 
эти две науки. Согласно теоретическим принципам, 
положенным в основание когнитивно-дискурсивной 
парадигмы, каждое языковое явление должно изучаться в двух аспектах: когнитивном и коммуникативном. При изучении языка с когнитивных позиций (competence) анализу подвергается роль языка в познавательных процессах, в фиксации, хранении информации и опыта. Коммуникативный 
аспект уделяет внимание самой дискурсивной деятельности (performance), включая механизм порождения текстов разного типа [10, с. 65]
Отметим, таким образом, круг проблем, объединяющий исследования порождения и понимания 
дискурса и текста. С одной стороны, они связаны 
с попытками моделирования процессов и структур, 
обеспечивающих продуцирование, понимание, запоминание, репродуцирование и другие виды когнитивной обработки информации. С другой — они 
призваны объяснять, как происходит планирование, 
производство и понимание речевых актов. Т.А. ван 
Дейк назвал это направление когнитивной теорией 
прагматики, которая стремится к изучению условий 
успешности речевых актов в конкретных ситуациях 
[6, с. 12]. В качестве единицы или метода моделирования прагматических ситуаций здесь используются фреймы, скрипты или схемы, организованные 
вокруг некоторого концепта и содержащие некоторую типическую информацию, которая ассоциирована с данным концептом и показывает, что в данном обществе является «характерным» или «типичным». Это касается таких форм социальной деятельности, как посещение кинотеатра, поездки на 
транспорте или обед в ресторане, или, напротив, 
организации относительно статичных речевых произведений, подобно детективным романам, разнообразие типов которых (например, полицейский 
роман, классический детектив, судебный детектив, 
саспенс, иронический детектив, политический де
тектив и пр.) также сводится к исчислимому набору типизированных моделей [1]. Моделирование 
таких ситуаций имеет относительно конвенциональный и ритуальный характер, более того, оно, 
безусловно, обусловлено национально-культурными и психологическими особенностями пользователей каждого отдельно взятого языка и приводят 
нас еще к одной проблеме коммуникации — межкультурной коммуникации. 
Это направление в коммуникологии широко 
представлено многими школами и учеными. Особенно интересным мне представляется исследование 
прагмалингвистических основ межкультурной коммуникации, направления, в котором центральным 
понятием стало понятие контекста. Типизированный 
прагматический контекст включает структурированно организованные три типа контекстов: дейктический (межличностные отношения участников 
коммуникации, дейксис речевой ситуации), общий 
дискурсивный (текстовой) и общекультурный, закодированный в конвециональных нормах поведения и общения и лексиконе данного сообщества [7, 
с. 329]. 
Так, знание контекста предъявляет требования 
к компетенции участников коммуникации. В качестве примера приведу комический случай, рассказанный мне коллегой-переводчицей, про ошибку 
русскоязычного участника переговоров: «…русский 
модератор попросил канадца рассказать о способах 
голосования (show of hands, roll call, secret ballot). 
Я, радуясь тому, что все это знакомо, перевожу (путем поднятия руки, поименное, тайное). На что 
русский модератор, постоянно выезжающий в Женеву и сидящий на всех заседаниях постоянного 
комитета одной из международных конвенций, 
говорит: “Позвольте, вы говорите о roll call, а это 
ведь голосование катящимся шаром”. Благо другие 
участники были вменяемыми, поэтому быстро объяснили, что переводчик прав и это не шар, а поименное». В данном случае участник коммуникации 
не владел минимумом общекультурного контекста.
Пунктуация, как известно, порой играет решающую роль в «вычислении» смысла высказывания, 
как в примере анекдота: 
— Дорогая, мне посуду мыть или ты сама помоешь? 
— Хорошо мой любимый? 
— Уточни, пожалуйста: «хорошо, мой любимый», 
«хорошо, мой, любимый» или «хорошо мой, любимый»?
Успешность коммуникации не ограничивается 
знанием контекста. Языковая коммуникация имеет дело со знаками, которые в каждом новом сооб
НИР. Современная коммуникативистика (№ 3, 2013). 64:3–7

щении требуют новой интерпретации. В силу того, 
что в коммуникативном событии задействованы 
конкретные участники, одни и те же высказывания 
могут означать в разных коммуникативных событиях разные вещи. Вспомним хорошо известный 
пример Ван Дейка: если кто-нибудь во сне скажет: 
«Can you open the window?», — вряд ли кто-то откроет окно, так как известно, что во сне происходят 
неконтролируемые и несознательные действия [6, 
с. 18–19]. Коммуникативное событие, таким образом, представляет собой взаимодействие (трансакцию), в которой каждая из сторон в режиме реального времени выполняет роль как источника, так и 
получателя. Для интерпретации сообщения, т.е. для 
создания взаимоприемлемого смысла, при этом 
требуется кооперация [2] и, добавим, способность 
к конструированию значения в режиме on-line. Это 
требует, в свою очередь, от участников коммуникации не только «знания» прагматического контекста 
в трех его разновидностях, но и способность к инферированию значения (смысла) высказывания в 
зависимости от него. Как известно, инференция есть 
операция семантического вывода, фактически обеспечивающая успех коммуникации. Возможность ее 
осуществления основывается не только на правильном логическом построении мысли, например, избегать ошибок в силлогизмах типа: Penguins are black 
and white, some old TV shows are black and white. Therefore, 
some penguins are old TV shows — Пингвины чернобелые, некоторые старые телевизионные передачи 
черно-белые. Следовательно, некоторые пингвины — это старые телевизионные передачи, но и на 
способности правильно инферировать значение или 
смысл высказывания, основываясь на так называемом backstage knowledge (закулисные знания (термин 
Ж. Фоконье)). Здесь можно говорить о сложном 
диалектическом взаимодействии прагматики и семантики в аспекте стратификационной вариативности. Так, слово, употребленное носителем иного 
социолекта или жаргона, приобретает новое значение: например, слово feedback (обратная связь) из 
компьютерного жаргона (the portion of output fed back 
to the input in an automatic control circuit or system) 
мигрировало в общеупотребительный пласт, развив 
новое значение response. Или более свежий пример: 
читарюга в русском в жаргоне игроков в компьютерные игры означает нечестного игрока, который 
использует «читы» (видимо, от англ. сheat — обман, 
вирусы) для получения бонусов в игре, вне компьютерного контекста расширяет значение до дружественного: У тебя одни пятерки по контрольным! Ну, 

ты и читарюга! (т.е. везет тебе, как ты умудряешься 
так учиться?). 
Приведем примеры необходимости использования инференции из распространенных ныне в Интернете мемов (единица передачи культурной информации, распространяемая от одного человека к 
другому посредством имитации, научения, др.): Чем 
отличается фальшивая любовь от настоящей? — 
Фальшивая: мне нравятся снежинки на твоих волосах! 
Настоящая: Дура, где шапка?! Буратино вел себя 
плохо, и на Новый год ему подарили бобренка. Или 
еще пример словотворчества: Навикипеденный человек эрудированней огугленного. Инференция становится еще более ощутимой при интерпретации 
анекдотов, например, высказывание остроумнейшей 
актрисы Ф.Г. Раневской: Четвертый раз смотрю 
этот фильм и должна вам сказать, что сегодня актеры играли как никогда.
Помимо инференции, которая «работает» на 
получателя информации в рамках когнитивной 
лингвистики, особое значение имеет изучение, как 
пишет Е.С. Кубрякова, цепочки: «внимание — селекция — фокус» с привлечением лингвокогнитивных феноменов конструирования и салиентности. 
Распределение внимания (англ. windowing of attention — термин Л. Тэлми) в процессе коммуникации 
связано, с одной стороны, с необходимостью фокусироваться на свойствах внешних референтов, а 
с другой — учитывать и арсенал конкретной знаковой ситуации, в том числе выбор языковых средств. 
Каждый раз язык «предлагает» говорящему альтернативные способы конструирования ситуации, из 
которых коммуникантом выбирается то, которое 
наилучшим образом отвечает требованию салиентности, т.е. сфокусировано на важных в данный 
момент свойствах объекта или особенностях коммуникативной ситуации [10, с. 191]. Например, 
тривиальное объявление на заднем стекле автомобиля может звучать как: «Продаю» или звучать иронично-неграмотно: «Меняю на Дэньги». Когнитивные исследования многих языковых фактов показали, что существует некий континуум салиентности, включающий фон, фигуру и дефокусированный 
задний план [12, с. 11]. Так, в высказывании So then 
I’m like: Wow, I don’t believe this! фраза to be like выдвигает на первый план не только значение последующего фрагмента, но и жаргонный стиль и возбужденное состояние собеседника [12, с. 32–36]. 
Все это приводит к выводу о том, что распределение 
внимания чувствительно к контексту употребления 
и, следовательно, полноценное исследование вни
НИР. Современная коммуникативистика (№ 3, 2013). 64:3–7

мания невозможно без обращения к прагматическим 
факторам. Особенно ярко это свойство коммуникации проявляется в языковой игре и языковом 
творчестве (ср.: В маршрутке водитель: У Родины 
выходят? — Кто-то из салона: уродины едут дальше!); 
пример словотворчества в английском меме, призывающем пересаживаться на велосипеды: evolution — 
revolution — velorution).
Таким образом, в реальном функционировании 
языка, пишет Е.С. Кубрякова, в процессах построения и расшифровки дискурса функции когниции и 
коммуникации не могут быть жестко противопоставлены друг другу. При такой интерпретации сам 
язык как средство обеспечения когнитивной деятельности протекает в постоянных актах коммуникации, либо же осуществление дискурсивной деятельности обязательно имеет когнитивные основания. Поэтому дихотомия когниции и коммуникации 
носит достаточно условный характер в силу того, 
что каждое языковое явление обнаруживает свои 
истоки в речевой деятельности, в то время как каждый акт коммуникации имеет отношение к когнитивному процессу и может быть описан либо по 
своим «когнитивным предпосылкам», либо по своим «когнитивным последствиям» [10, с. 66–67]. 
Важно, что данная дихотомия отражает два типа 
ориентации человека: его взаимодействие со средой 
и другими людьми и его ориентацию в ментальном 
мире (сознании). Именно поэтому в последнее время язык рассматривается как средство доступа к 
мыслительной деятельности, призванное творчески 
обработать поступающую информацию и сконструировать образ окружающего мира, выбирая или создавая новые языковые конструкции из арсенала 
присутствующих в каждом языке. При этом, вспоминая мысль А.В. Кравченко о неразрывной связи 
человека как биологического носителя языка и языка, отметим особую роль коммуникации в онтогенезе речи. Нормальное вхождение ребенка в мир 
обязательно связано с общением с окружающими 
и постижением правил конструирования мира как 
процесса осмысления человеком события или ситуации on-line. Проблема конструирования мира 
имеет отношение и к постоянной динамике образов 
и картин мира, особенно под воздействием новых 
технологий и информационных сетей в сфере межкультурной коммуникации. Новые виды массовой 
коммуникации и разнообразие семиотических систем, задействованных в них (изображение, звук, 
текст) привели лингвистов к необходимости изучения полимодального дискурса, в котором значение 

и смысл являются не суммой семиотических систем, 
а результатом их взаимодействия и взаимовлияния, 
своеобразной «гармонизацией» или «оркестровкой», 
подобно совместному исполнению произведения 
оркестром [13, с. 199]. 
В статье мы лишь фрагментарно затронули некоторые зоны пересечения интересов лингвистики, 
в частности, когнитивного направления, и коммуникологии. Важно, что в отличие от других семиотических сфер, язык «демократичен» [13, с. 199], 
так как в вербальной коммуникации нет дискриминации между теми, кто «умеет» или «не умеет 
творить», так как языковой способностью обладают 
все люди, с разной степенью успешности «творящие» 
дискурс в процессе коммуникации, творящие «новую реальность» и в ходе этой деятельности преобразующие и сам инструмент — язык.

Литература

1. Беляевская Е.Г. Моделирование исторической динамики литературного жанра // Динамические процессы 
в германских языках: материалы чтений памяти 
В.Н. Ярцевой. — Вып. 4. — М.; Калуга: Эйдос, 2012. — 
 
C. 210–216.
2. Бергельсон М.Б. Совместные учебные программы: баланс 
интересов в межкультурном пространстве. URL: http://
www.ruscomm.ru/rca_biblio/b/bergelson02.shtml 
3. Бергер П., Лукман К. Социальное конструирование 
реальности. Трактат по социологии знания: пер. с англ. 
Е. Руткевич. — М., 1995.
4. Василик М.А. Актуальные проблемы теории коммуникации // Сб. науч. тр. — СПб.: Изд-во СПбГПУ, 2004. — 
 
C. 4–11. 
5. Гойхман О.Я. Коммуникативистика в современном обществе // Современная коммуникавистика. — 2012. — 
 
№ 1. — С. 4–8.
6. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. — М.: 
Прогресс, 1989.
7. Заботкина В.И. Слово и смысл. — М.: РГГУ, 2012.
8. Кравченко А.В. Коммуникация и язык: некоторые соображения о предметной области коммуникативистики. 
// Современная коммуникативистика 2013. — № 1 (2). — 
 
С. 4–9.
9. Крейг Р.Т. Теория коммуникации как область знания // 
Компаративистика III: альманах сравнительных социогуманитарных исследований. — СПб., 2003. 
10. Кубрякова Е.Е. В поисках сущности языка. Когнитивные 
исследования. — М.: ЯСК, 2012.
11. Третьяк Г.Е. Сущность коммуникации и ее место в 
социокультурной реальности. URL: http://www.festu.ru 
12. Тэлми Л. Феномены внимания // Вопросы когнитивной 
лингвистики. 2006. — № 2 — С. 23–44.
13. Языковое творчество в динамике семиотических взаимодействий: Монография / Колл. авт. — М.: ИПК МГЛУ 
«Рема», 2011.
14. Яковлев И.П. О коммуникологии как науке о коммуникационных процессах // Вестн. Моск. ун-та. — Сер. 18. 
Социология и политология. — 1999. — № 3.
15. Яковлев И.П. Основы теории коммуникаций. — СПб., 
2001.
16. URL: http://jf.pu.ru 

НИР. Современная коммуникативистика (№ 3, 2013). 64:3–7

Ритуальные характеристики речи американского 
адвоката
Ritual characteristics of an American lawyer discourse

DOI: 10.12737/591                                             Получено 15 апреля 2013 г. / Одобрено 13 мая 2013 г. / Опубликовано 28 июня 2013 г.

Е.В. Гуляева
Канд. филол. наук, доцент
Волгоградский филиал Российской академии 
народного хозяйства и государственной 
службы при Президенте РФ
400131, г. Волгоград, ул. Гагарина, 8
e-mail: guevgenia@yandex.ru

Е.A. Дженкова
Канд. филол. наук, доцент
Волгоградский государственный социальнопедагогический университет
400131, г. Волгоград, просп. Ленина, 27
e-mail: ekaterina.dzhenkova@rambler.ru

E.V. Gulyaeva
PhD in Philology, Associate Professor
Volgograd branch of the Russian Presidential 
Academy of National Economy and Public 
Administration
400131, Volgograd, Gagarin ul., 8
e-mail: guevgenia@yandex.ru

E.A. Dzhenkova
PhD in Philology, Associate Professor
Volgograd State Social Pedagogical University
400131, Volgograd, prospect Lenina, 27
e-mail: ekaterina.dzhenkova@rambler.ru

Аннотация
В данной статье рассматриваются коммуникативное поведение и характеристики речи американского адвоката, делается вывод о важной роли эмоционального воздействия речи адвоката в суде, с учетом 
специфики ситуации общения. Кроме того, в статье рассматриваются 
тактики и стратегии коммуникативного поведения американского адвоката через призму ритуализации судебного дискурса. Рассматриваются разные точки зрения на сущность ритуала и дается его определение.

Abstract
The author looks at the communicative behaviour of American lawyers and 
stresses the importance of the persuasive emotional factor of their speeches in court in specific professional situations. The tactics and strategies of 
communicative behaviour of American lawyers are studied in the light of 
courtroom discourse rituals. The article gives a definition of "ritual" and offers opinions on its essence. 

Ключевые слова:ритуал; дискурс; ритуальный дискурс; судебный дискурс; коммуникативные тактики и стратегии.
Keуwords: ritual; discourse; ritual discourse; courtroom discourse; communicative tactics and strategies.

Поведение человека вариативно и многообразно 
и, как известно, находит свое выражение как в речевых, так и в невербальных характеристиках. Вместе с тем поведение человека типизировано и подчиняется нормам, выработанным в обществе, и поэтому во многих отношениях стандартно. Любое 
общество, заботясь о своей целостности, вырабатывает систему социально приемлемых программ 
поведения, предписываемых членам социума. Некоторые сферы жизни общества остаются нерегламентированными, поскольку не расцениваются как 
социально значимые. При этом прослеживается 
закономерность: чем более значимы сферы поведения, тем более жестко они регламентированы, тем 
сильнее контроль над соблюдением стандартов и 
образцов [1, с. 5]. 
Представляется, что сфера юридического дискурса является одной из социально значимых и 

институционально маркированных, поскольку участники коммуникации выступают как представители 
определенного социального статуса или института 
в рамках установленных статусно-ролевых и ситуационно-коммуникативных норм. Институциональный характер рассматриваемого дискурса обусловливает ролевые характеристики агентов и клиентов 
общественного института суда, типичные хронотопы, символические действия, трафаретные жанры 
и речевые клише [14, с. 12]. Следовательно, в данной 
сфере будет прослеживаться высокая степень стереотипизации и клишированности поведения, заданная внешними социальными факторами. Вслед 
за Д.Б. Гудковым назовем такое поведение ритуальным [4, с. 29, 30] и кратко рассмотрим его основные 
характеристики. 
С одной стороны, под ритуалом понимается 
«…всякое традиционное стереотипное поведение, 

УДК 39:316
НИР. Современная коммуникативистика (№ 3, 2013). 64:8–13

при котором индивид действует по некоторым нормам и правилам, выработанным и санкционируемым 
определенным социумом, отказываясь от свободы 
выбора формы и содержания своего поступка» [11, 
с. 151]. В таком понимании ритуал противопоставляется поступку как осознанному действию индивида, которое предполагает свободу выбора личности и принятие на себя ответственности за это действие [Там же]. С другой стороны, на первый план 
в понимании ритуала выходят ценностная и эмоциональная составляющие, благодаря которым ритуал воспринимается как некое сакральное действие, 
которое с течением времени претерпевает изменение, становясь символически нагруженным поступком, действием, не теряя своей эмоциональной 
составляющей. В рамках данного подхода под ритуалом понимается закрепленная традицией последовательность символически значимых действий 
[9, с. 397].
На наш взгляд, две представленных точки зрения 
не являются взаимоисключающими, поскольку 
соотношение ритуальности и клишированности, 
стереотипизации дает понимание градуального характера ритуального дискурса. По степени жесткости фиксации тех или иных параметров исходной 
ситуации можно противопоставить ритуальные 
действия с мягкой и жесткой формализацией ритуального действия. В первом случае содержательная 
суть ритуала допускает вариативность форм выражения соответствующего действия, во втором случае форма становится приоритетной и приобретает 
собственную сверхценную значимость [Там же]. 
Наиболее жестко ритуальность проявляется в 
религиозном и юридическом дискурсах, относящихся к числу многочисленных институциональных 
форм общения и характеризующихся рядом строгих 
правил и схем построения и функционирования, 
знание которых необходимо для успешного общения 
участников [7, с. 59—63]. 
Таким образом, рассматриваемый в данной статье 
судебный дискурс как часть юридического дискурса предстает как сложное коммуникативное образование, в котором пересекаются конститутивные 
признаки институционального и ритуального характера. Дискурс судебного заседания получает 
статус ритуального события, поскольку приобретает 
характер ритуала с присущими ему сценарностью, 
ролевой структурой и символичностью. Судебное 
заседание — это давно сложившийся ритуал с легко 
узнаваемым сценарием [13, с. 52]. Тем не менее 
степень ритуализации отдельных стадий судебного 

разбирательства, а также речевого поведения участников судебного дискурса различна и зависит от 
формальных показателей ситуации. Рассмотрим 
данный тезис подробнее.
Прототипными участниками судебного дискурса выступают, с одной стороны, профессиональные 
агенты, т.е. непосредственно те, кто принимает 
активное участие в осуществлении правосудия: судья, прокурор (обвинитель), адвокат (защитник). 
С другой стороны, на судебном процессе присутствуют обвиняемый и потерпевший, а также привлекаемые к делу свидетели. За каждым участником 
дискурса закреплена определенная роль, которая 
соответствует его статусу, поскольку «институциональное общение — это коммуникация в своеобразных масках» [8, с. 12]. Наиболее клишированным 
и стереотипным является речевое поведение судьи, 
поскольку статус обязывает судью быть нейтральным 
и независимым экспертом, воплощать власть и справедливость, по сути, репрезентировать институт 
государства в суде. Даже само обращение к судье 
является типизированным и звучит как «Ваша Честь» 
(«Your Honor»).
Что касается коммуникативного поведения и 
речи адвоката, то в какой-то мере они напоминают 
речь прокурора, так как посвящены одному предмету, в частности, защите или обвинению подсудимого, хотя освещают его с разных сторон. В данном 
случае, однако, речь не идет о таких жестких правилах, которые определяют построение речи обвинителя, выступающего от имени государства [13, 
с. 44]. 
В первую очередь универсальной характеристикой анализа коммуникативного поведения личности 
является, на наш взгляд, изучение мотивационных 
характеристик коммуниканта. Под данным термином понимается исследование мотивов и целей 
коммуникативной деятельности исследуемой личности, так как именно ими во многом объясняется 
выбор конкретных языковых средств и стилистических приемов, вербальных и невербальных средств 
общения, коммуникативных стратегий и тактик. 
Данный выбор оказывается во многом типизированным и в этом смысле подверженным ритуализации.
Так, адвокат ведет себя в соответствии с ситуацией, в которой он оказывается. Все зависит от 
цели, которую он преследует. Встречаясь с клиентом 
впервые, юристу необходимо создать доверительную 
обстановку, поэтому он выбирает соответствующую 
манеру общения.

НИР. Современная коммуникативистика (№ 3, 2013). 64:8–13

«“May I call you Wolf?”— he towered over his guest.
Wolf allowed his hand to be enveloped. “Sure.” The 
guy must be six-five or six-six, he thought.
“I’m Ed. I’m six-foot-seven, plus another couple of 
inches for the boots. Everybody always wonders.” He waved 
Wolf to the other chair, smiling a little. “I expect you can 
use a drink. I’m having a very nice single-malt Scotch 
whisky”».
«— Можно называть вас Вольф? — Игл склонился 
над гостем, как башня.
Вольф позволил своей руке утонуть в его ладони. 
“У этого парня рост шесть футов пять, а то и все 
шесть дюймов!” — подумал он.
— А я Эд. Мой рост шесть футов семь дюймов, 
плюс парочка дюймов за счет сапог. Все обязательно 
удивляются. — Он, слегка улыбнувшись, пригласил 
Вольфа сесть в кресло. — Вы не откажетесь выпить. 
У меня очень хорошее натуральное солодовое шотландское виски» [17, p. 66].
В данном примере мы видим, что адвокату необходимо, чтобы его клиент почувствовал себя расслабленно, чтобы он воспринял его как друга и 
«по-дружески» поделился секретами дела, которое 
вскоре ему придется вести. Адвокат всегда интересуется всеми деталями, даже если они указывают 
на прямую вину клиента. Поэтому защитник в этом 
примере предпочитает впервые встретиться с обвиняемым в неформальной обстановке — у себя дома, 
а не в офисе. Соответствующим образом выбирается и тональность общения: адвокат улыбается клиенту, предлагает ему выпить, стараясь создать доверительную атмосферу.
В данном контексте релевантным представляется обратить внимание на саму личность адвоката, 
его социальную принадлежность. Мы согласны с 
О.А. Леонтович в том, что сигналами «…классовой 
идентичности являются одежда, машина, качество 
жилья, еда, читаемая пресса, а также язык личности, 
как свидетельство полученного воспитания и образования» [10, с. 249]. Американский адвокат — человек, получивший прекрасное образование, соответственно, владеющий литературным английским 
языком. Несмотря на терпимость американцев к 
акцентам, хороший английский язык по-прежнему 
считается средством продвижения вверх по социальной лестнице. Произношение, выбор лексики, 
грамматика, некоторые паралингвистические особенности, специфика невербального поведения и 
речевые стратегии играют роль социальных маркеров.
Представляя своего клиента в суде, адвокату, 
прежде всего, необходимо уметь завладеть вниманием слушателей. 

Чаще всего это происходит благодаря особой 
тональности общения, достигаемой эмоциональной, 
но хорошо поставленной речью: 
«Мордехай размахивал руками, повышая голос. Он 
оказался весьма красноречивым оратором. Я представил, как убедительно звучали бы его слова для жюри 
присяжных» [3, с. 99].
Как уже упоминалось, адвокат вправе выбирать 
между различными коммуникативными тактиками 
и стратегиями. Как гласит древняя мудрость: лучшая 
защита — это нападение. Избираемая тактика отличается тем, что адвокат в своих высказываниях 
прямо или косвенно обвиняет иное лицо в совершении преступления, тем самым строя свою линию 
защиты подсудимого. Коммуникативная тактика 
обвинения в выступлениях профессиональных участников судебного процесса комбинируется с тактикой отвода подозрения, а также совмещается и дополняется тактиками предположения, нападения, 
констатации фактов, давления. В последующем 
примере адвокат умело оперирует средствами и 
приемами, которые помогают убедить аудиторию и 
воздействовать на нее путем использования фактического содержания, убедительности аргументов, 
логичности, обоснованности выводов. Мы уверены: 
богатство слов, разнообразие конструкций, выразительность поддерживают у публики интерес, усиливают значение аргумента, помогают привлечь 
внимание к предмету речи и тем самым воздействуют 
на слушателей и собеседников [5, c. 51].
«Nate, however, had yet to look at the pages of questions 
prepared for him. He could peel the skin off any witness 
simply by staring at his eyes and using one question to lead 
to another. No detail was too small for him to investigate. 
Where was your wife’s first high school, college, first job? 
Was it her first marriage? Give us her employment history. 
Let’s talk about the divorce. How much was your child 
support? Did you pay all of it?
For the most part it was useless testimony, evoked not 
for the sake of information, but rather to annoy the witness 
and put him on notice that the skeletons could be summoned 
from the closet. He filed the lawsuit. He had to suffer the 
scrutiny.
His employment history took them to the brink of lunch. 
He stumbled badly when Nate grilled him about his various 
jobs for his father’s companies. There were dozens of witnesses 
who could be called to rebut his version of how useful he’d 
been. With each job, Nate asked for the names of all his 
co-workers and supervisors. The trap was laid».
«Однако Нейт не спешил. Он сделал вид, что смотрит в список вопросов, приготовленный для него 

НИР. Современная коммуникативистика (№ 3, 2013). 64:8–13