Стража под стражей

А.П. Чехов 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

СТРАЖА  
ПОД СТРАЖЕЙ 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

СТРАЖА ПОД СТРАЖЕЙ 

Видали ли вы когда–нибудь, как навьючивают ослов? Обыкновенно на бедного осла валят всё, что вздумается, не стесняясь 
ни количеством, ни громоздкостью: кухонный скарб, мебель, 
кровати, бочки, мешки с грудными младенцами... так что навьюченный азинус представляет из себя громадный, бесформенный 
ком, из которого еле видны кончики ослиных копыт. Нечто подобное представлял из себя и прокурор Хламовского окружного 
суда, Алексей Тимофеевич Балбинский, когда после третьего 
звонка спешил занять место в вагоне. Он был нагружен с головы 
до ног... Узелки с провизией, картонки, жестянки, чемоданчики, 
бутыль с чем–то, женская тальма и... чёрт знает чего только на 
нем не было! С его красного лица лился ручьями пот, ноги гнулись, в глазах светилось страдание. За ним с пестрым зонтичком 
шла его жена Настасья Львовна, маленькая весноватая блондинка 
с выдающеюся вперед нижнею челюстью и с выпуклыми глазами 
– точь–в–точь молодая щука, когда ее тянут крючком из воды... 
Заняв после долгих странствований по вагонам место и свалив на 
скамьи багаж, прокурор вытер со лба пот и направился к выходу. 
– Куда это ты? – спросила его жена. 
– Хочу, душенька, в вокзал сходить... рюмку водки выпить... 
– Нечего там выдумывать... Сиди... 
Балбинский вздохнул и покорно сел. 
– Возьми на руки эту корзину... Тут посуда... 
Балбинский взял на руки большую корзину и с тоской взглянул на окно... На четвертой станции жена послала его в вокзал за 
горячей водой, и тут около буфета он встретился со своим приятелем, товарищем председателя Плинского окружного суда 
Фляжкиным, уговорившимся вместе с ним ехать за границу. 
– Батенька, да что же это такое? – налетел на него Фляжкин. – 
Ведь это свинство по меньшей мере. Уговорились вместе в одном 
вагоне ехать, а вас нелегкая в III класс понесла! Зачем вы в III 
классе едете? Денег у вас нет, что ли? 
Балбинский махнул рукой и замигал глазами. 
– Мне теперь всё равно... – проворчал он, – хоть на тендере 
ехать. Гляжу, гляжу да, кажется, кончу тем, что с собой порешу... 
под поезд брошусь... Вы не можете себе, голубчик, представить, 
до чего заездила меня моя благоверная! То есть так заездила, что 
удивительно, как я еще жив до сих пор. Боже мой! Погода вели
2 

колепная... воздух этот... ширь, природа... все условия для безмятежного жития. Одна мысль, что за границу едем, должна была 
бы, кажется, приводить в телячий восторг... Так нет! Нужно было 
злому року навязать мне на шею это сокровище! И ведь какая насмешка судьбы! Нарочно, чтоб избавиться от супруги, придумал 
я болезнь печенок... за границу хотел удрать... Всю зиму о свободе мечтал и во сне и наяву себя одиноким видел. И что же? Навязалась со мной ехать! Уж я и так и этак – ничего! «Поеду да поеду», хоть ты тресни! Ну, вот, поехали... Предлагаю ехать во II 
классе... Ни за что! Как это, мол, можно так тратиться? Я ей все 
резоны представляю... Говорю, что и деньги у нас есть, и престиж 
наш падет, ежели мы будем в III классе ездить, что и душно, и 
вонь... не слушает! Бес экономии обуял... Теперь хоть этот багаж 
взять... Ну для чего мы такую массу с собой тащим? Для чего все 
эти узелки, картонки, сундучки и прочая дрянь? Мало того, что в 
багажный вагон десять пудов сдали, мы еще в нашем вагоне четыре скамьи заняли. Кондуктора то и дело просят расчистить место для публики, пассажиры сердятся, она с ними в пререкания 
вступает... Совестно! Верите ли? В огне горю! А отойти от нее – 
сохрани бог! Ни на шаг от себя не отпускает. Сиди около нее и на 
коленях громадную корзину держи. Сейчас вот за горячей водой 
послала. Ну, прилично ли прокурору суда с медным чайником 
ходить? Ведь тут в поезде, небось, свидетели и подсудимые мои 
едут! Пропал к чёрту престиж! А это, батенька, впредь мне наука! 
Чтоб знал, что значит личная свобода! Иной раз увлечешься и, 
знаете ли, ни за что ни про что человечину под стражу упечешь. 
Ну, теперь я понимаю... проникся... Понимаю, что значит быть 
под стражей! Ох, как понимаю! 
– Небось, рады бы пойти на поруки? – усмехнулся Фляжкин. 
– С восторгом! Верите ли? При всей своей бедности десять 
тысяч залога внес бы... Но однако бегу... Небось, уж горячку порет... Быть головомойке! 
В Вержболово Фляжкин, гуляя рано утром по платформе, увидел в окне одного из вагонов III класса сонную физиономию Балбинского. 
– На минуточку, – закивал ему прокурор. – Моя еще спит, не 
просыпалась. Когда она спит, я относительно свободен... Выйти–
то из вагона нельзя, но зато корзинку можно пока на пол поставить... Хоть за это спасибо. Ах, да! Я вам не говорил? У меня радость! 

3 

– Какая? 
– Две картонки и один мешочек у нас украли... Все–таки легче... Вчера съели гуся и все пирожки... Нарочно больше ел, чтоб 
меньше багажа осталось... Да и воздух же у нас в вагоне! Хоть 
топор вешай... Пфф... Не езда, а чистая мука... 
Прокурор повернулся назад и поглядел со злобой на свою 
спавшую супругу. 
– Варварка ты моя! – зашептал он. – Мучительница, Иродиада 
ты этакая! Скоро ли я, несчастный, избавлюсь от тебя, Ксантиппа? Верите ли, Иван Никитич? Иной раз закрою глаза и мечтаю: а 
что, если бы да кабы она да попала бы ко мне в когти в качестве 
подсудимой? Кажется, в каторгу бы упек! Но... просыпается... 
Тссс... 
Прокурор в мгновение ока состроил невинную физиономию и 
взял на руки корзину. 
В Эйдкунене, идя за горячей водой, он глядел веселее. 
– Еще две картонки украли! – похвастался он перед Фляжкиным. – И уже мы все калачи съели... Все–таки легче... 
В Кенигсберге же он совсем преобразился. Вбежав утром в вагон к Фляжкину, он повалился на диван и залился счастливым 
смехом. 
– Голубчик! Иван Никитич! Дай обнять! Извини, что я тебе 
«ты» говорю, но я так рад, так ехидно счастлив! Я сво–бо–ден! 
Понимаешь? Сво–бо–ден! Жена бежала! 
– То есть как бежала? 
– Вышла ночью из вагона, и до сих пор ее нет. Бежала ли она, 
свалилась ли под вагон, или, быть может, на станции где–нибудь 
осталась... Одним словом, нет ее!.. Ангел ты мой! 
– Но послушай же, – встревожился Фляжкин. – В таком случае 
телеграфировать надо! 
– Храни меня создатель! То есть так я теперь эту свободу чувствую, что описать тебе не могу! Пойдем по платформе пройдемся... на свободе подышим! 
Приятели вышли из вагона и зашагали по платформе. Прокурор шагал и каждый свой вздох сопровождал восклицаниями: 
«Как хорошо! Как легко дышится! Неужели же есть такие люди, 
которым всегда так живется?» 
– Знаешь что, брат? – решил он. – Я сейчас к тебе в вагон переберусь. Развалимся и заживем на холостую ногу. 

4 

И прокурор опрометью побежал в свой вагон за вещами. Минуты через две он вышел из своего вагона, но уже не сияющий, а 
бледный, ошеломленный, с медным чайником в руках. Он пошатывался и держался за сердце. 
– Вернулась! – махнул он рукой, встретив вопросительный 
взгляд Фляжкина. – Оказывается, что ночью вагоны перепутала и 
по ошибке в чужой попала. Шабаш, брат! 
Прокурор остановился перед Фляжкиным и вперил в него 
взгляд, полный тоски и отчаяния. На глазах его навернулись слезы. Минута прошла в молчании. 
– Знаешь что? – сказал ему Фляжкин, нежно беря его за пуговицу. – Я на твоем месте... сам бы бежал... 
– То есть как? 
– Беги – вот и всё... А то ведь этак зачахнешь, на тебя глядючи! 
– Бежать... бежать... – задумался прокурор. – А ведь это идея! 
Так я, братец, вот что сделаю: сяду на встречный поезд и айда! 
Скажу ей потом, что по ошибке сел. Ну, прощай... В Париже 
встретимся...