Методология науки: проблемы и история


Российская Академия Наук Институт философии











            МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ: ПРОБЛЕМЫ И ИСТОРИЯ

















Москва

2003

УДК 165 ББК 15.13 М 54

В авторской редакции


Рецензенты






доктор искусствоведения О.М.Генисаретский доктор философских наук В.С.Швырев






М 54 Методология науки: проблемы и история. — М., 2003. — 342 с.


               В сборнике, подготовленном на основе докладов на семинаре отдела философии науки и техники, представлены различные подходы к определению существа и проблем методологии науки, ее взаимоотношений с онтологией и теорией познания, ее места в философии науки. Показываются различия между определенными уровнями методологии науки и ее историческими формами — от диалектической теории аргументации Иоанна Солсберийского до трансцендентального метода И. Канта, от аналитической методологии до программ обоснования математики Ф. Гон сета и Московского Методологического движения. Специально обсуждаются соотношения методологии и власти, субъекта и метола. Большое внимание в сборнике уделено различным линиям в методологическом сознании ученых XIX века, которое, сменив приоритеты, перешло от аналитической методологии к методам сравнительно-историческим и историнистским.














    ISBN 5-201-02121-2

©ИФРАН, 2003

РАЗДЕЛ I. МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ: ПРОБЛЕМЫ И ИСТОРИЧЕСКИЕ ФОРМЫ






В. М. Розин



        От панметодологии к методологии с ограниченной ответственностью

    Природа и замысел методологии. В Новой философской энциклопедии, заканчивая статью о методологии, В.С.Швырев пишет следующее: «Вместе с тем провал программы разработки универсальной нормативной методологии науки на основе так называемой стандартной концепции науки, сформулированной логическими позитивистами, стимулировал радикальный отказ от самой идеи методологии (характерен подзаголовок работы П.Фейерабенда — «Против метода»). Эта же «антиметодологическая» идеология активно развивается в настоящее время и в русле постмодернизма. Преодолевая соблазны методологического нормативизма, самосознание науки вместе с тем не должно отказываться от всякой методологической регулируемости» [23, с. 554]. Но что здесь В.Швырев имеет в виду, говоря о соблазне методологического нормативизма? Разве методология по своему замыслу не должна быть нормативной? Может быть, он подразумевает глобалистские претензии методологии, причем не любых направлений методологии, а вполне определенных?
    Например, известно, что Г. П. Щедровицкий никогда не отказывался от экспансии методологии на практически все области человеческой деятельности. В 1983 создатель ММК (Московского методологического кружка) пишет достаточно ясно: «...методология — это не просто учение о методе и средствах нашего мышления и деятельности, а форма организации и в этом смысле «рамка» всей мыследея-тельности и жизнедеятельности людей...» [25, с. 118]. В прекрасной статье «Методологический смысл оппозиции натуралистического и системодеятельностного подходов» (1991) Г.Щедровицкий утвержда

з

ет, что методологическое мышление является «универсальной формой мышления», рефлексивно «охватывающей все другие формы и типы мышления» [27, с. 152).
    Вторая проблема, косвенно прозвучавшая в высказывании Щедровицкого, что же такое методология: учение о методах или что-то другое? А.П.Огурцов в той же НФЭ показывает, что первоначально и отчасти в дальнейшем методология мыслится как учение о методах мышления (Лейбниц, X.Вольф, Д.С.Милль, В.Вунд и др.), но затем и параллельно она рассматривается как часть логики и наукоучения (Кант), как эвристика (Б.Больцано), как часть метафизики (Гербарт), как техническая дисциплина, использующая логические формы и нормы в методах различных наук (Виндельбанд). «Для неокантианцев вообще, — замечает А.Огурцов, — характерен панметодологизм, то есть превращение методологии в универсальное философское учение, определяющее и форму, и содержание, и предмет научного познания и вообще своеобразие тех или иных научных дисциплин» [14, с. 556]. Нельзя ли и позицию Г.П.Щедровицкого квалифицировать как панметодологическую?
    Третья проблема — когда методология возникает, но частично это проблема о сущности методологии? С точки зрения большинства исследователей методология появляется еще в античности, хотя все соглашаются, что в самостоятельную дисциплину она выделяется не раньше середины XX столетия. Например, В.Швырев утверждает, что методы мышления начинают описываться и конструироваться именно в античности, начиная с Сократа («Идеи и практика философской методологии развивались также в трудах других крупнейших представителей античной философии, прежде всего Платона и Аристотеля») [23, с. 553]. Но и Г.Щедровицкий ведет происхождение методологии отантичности. «Наделе получилосьтак, — пишетон, — что во всех переломных точках, характеризующих основные этапы становления науки, — в античности, в позднем средневековье и в XVII—XVIII вв. — методология складывалась раньше, а наука появлялась и оформлялась внутри нее, по сути дела, как специфическая организация некоторых частей методологии». Но дальше, говорит затем Щедровицкий, «всегда происходила очень странная, на первый взгляд, вещь: научное мышление закреплялось в своих специфических организованностях и начинало развиваться по своим внутренним, имманентным законам, а методологическое мышление, породившее науку, наоборот, не закреплялось ни в каких специфических организованностях, пригодных для автономного и имманентного развертывания, начинало распадаться...» [27, с. 151].

4

    Не правда ли, удивительно, что методологическое мышление, порождающее науку, которая дальше имманентно развивается, сама, напротив, распадается? И как это согласовать с тем фактом, что понятие «методология» возникает не раньше нового времени, а то понятие, которым пользуется Г.Щедровицкий, создается им самим. В статье «Принципы и общая схема методологической организации системо-структурных исследований и разработок» (1981) Щедровицкий четко определяет признаки понятия методологии. Это работа, предполагающая не только исследование, но создание новых видов деятельности и мышления; последнее в свою очередь предполагает критику, проблематизацию, исследование, проектирование, программирование, нормирование [28, с. 95—96]. Создание новых видов деятельности и мышления Щедровицкий мыслит преимущественно как «организацию» и «нормирование» деятельности и мышления; «и этим же, — пишет он, — определяется основная функция методологии: она обслуживает весь универсум человеческой деятельности прежде всего проектами и предписаниями» [28, с. 95]. Инженерное истолкование методологической работы смыкается у Щедровицкого с оргуп-равленческим. Методология стала складываться тогда, считает он, когда стала «развертываться полипрофессиональная и полипредмет-ная работа, которая нуждалась в комплексной и системной организации и насаждалась в первую очередь оргуправленческой работой, которая в последние 100 лет становилась все более значимой, а после первой мировой войны стала господствующей» [27, с. 149].
    Вторая особенность методологии — она «стремится соединить и соединяет знания о деятельности и мышлении со знаниями об объектах этой деятельности и мышления» [28, с. 97]. Такая работа предполагает специальную реконструкцию, где показывается, что объекты, как они представляются нам существующими, являются «подлинными лишь с исторически ограниченной точки зрения», а на самом деле — это организованности деятельности и мышления. Одно из следствий подобного понимания онтологии состоит в том, что «в методологии связывание и объединение разных знаний происходит прежде всего не по схемам объекта деятельности, а по схемам самой деятельности» [28, с. 99]. Третья особенность методологии — «учет различия и множественности разных позиций деятеля в отношении к объекту» [28, с. 98].
    Задамся теперь простым вопросом: а когда, собственно говоря, складывается такой тип работы, который соответствует данному понятию? В античности, в средних веках, в XVII—XVIII вв. нового времени или только в рамках ММ К? Ответ очевиден — только в последнем случае. А следовательно, ни о какой методологии, как ее пони

5

мает Г.Щедровицкий, нельзя говорить вплоть до 60-х годов XX столетия. Другое дело, если методологию понимать как учение о методах. Но и в этом случае методология возникла не раньше, чем сформировалось понятие «метод», то есть после работ Ф.Бекона и Декарта; а учение о методах мы видим, например, у В.Вундта. Последний, «пытаясьответить на запросы своего времени, усматривал цель методологии в изучении методов отдельных наук и посвятил специальный том своей «Логики» анализу методов математики, физики, химии, биологии, психологии, филологии, истории, экономики, юриспруденции» [14, с. 556].
    Однако как же тогда быть с рефлексией способов мыслительной работы, которая, безусловно, началась еще в античности. Например, в «Федре» Платон описывает два основных способа диалектического размышления: «Первый — это способность, охватывая все общим взглядом, возводить к единой идее то, что повсюду разрозненно, чтобы, давая определение каждому, сделать ясным предмет поучения... Второй вид — это, наоборот, способность разделять все на виды, на естественные составные части» 115, с. 176|. Разве это не метод?
    С точки зрения Декарта, конечно, метод. «Под методом же, — писал Декарт, — я разумею точные и простые правила, строгое соблюдение которых всегда препятствует принятию ложного за истинное, и, без излишней траты умственных сил, но постепенно и непрерывно увеличивая знания, способствует тому, что ум достигает истинного познания всего, что ему доступно... Весь метод состоит в порядке и размещении того, на что должно быть направлено острие ума в целях открытия какой-либо истины... ибо метод является для этих незначительных искусств не чем иным, как постоянным соблюдением порядка, присущего им самим по себе или введенного в них остроумной изобретательностью» |5, с. 89, 951.
    Но для Платона все им сказанное в «Федре» и мело другой смысл: не минимизация траты умственных сил, а, напротив, сложная диалектическая работа, позволяющая человеку «выращивать духовные плоды», не управление умом и его организация, а его пробуждение. Само понимание метода предполагает понятие мыслящего новоевропейского субъекта. «В Новое время, — весьма точно замечает В.Швырев, — учение о методе оказывается предпосылкой и идейным стержнем всех классических философских доктрин этого периода (Ф. Бэкон, Декарт, Лейбниц), что обусловлено принципиальными установками философии Нового времени на рефлексивный контроль над содержанием знаний, артикулируемость и прозрачность этого со

6

держания для познающего субъекта. Метод в понимании классической рационалистической философской методологии и выступает средством прозрачности для самосознания субъекта» [23, с. 553].
    Для Платона такого субъекта, обеспечивающего посредством рефлексии прозрачность своего самосознания, просто не существовало. Как же тогда можно квалифицировать его работу в «Федре»? Думаю, как методическую рефлексию, то есть как описание и конституирование собственной работы в сфере размышлений с целью ее распространения и понимания другими, а также как попытку обосновать (соотнося с идеями) подобное описание. Эта методическая работа, действительно, начинается с античности и продолжается до сих пор. Конструирование же методов — особая работа, относящаяся к новому времени, она предполагает другое функциональное место для «конструкции метода», а именно новоевропейскую науку или практику.
    В качестве контрпримера нашему тезису можно привести и такую реконструкцию рассуждений Аристотеля в «Физике». Ему нужно разрешить апорию Зенона, утверждавшего, что не существует движения, поскольку любой отрезок, изображающий путь, делится до бесконечности, а в бесконечное время никакой путь не может быть пройден. Вместо того, чтобы обсуждать, что собой представляет движение, Аристотель начинает анализировать, как мыслит Зенон, то есть по Щедровицкому выходит в рефлексивную позицию. Дальше Аристотель показывает, что Зенон, строя апорию, использует в своем рассуждении разнородные модели (понятия): пути, который изображается геометрическим отрезком и делится до бесконечности, и времени движения, которое измеряется уже не отрезком, а натуральным рядом чисел. Чтобы снять апорию, Аристотель предлагает ввести новое понятие времени, которое бы подобно пути изображалось геометрическим отрезком и делилось до бесконечности; тогда, как он пишет в «Физике», «бесконечность пути проходится бесконечностью времени» |2, с. 107|. Указанные здесь три момента — смена предметной точки зрения на рефлексивную, анализ понятий, используемых Зеноном, и построение нового понятия времени движения, являются по Щедровицкому типичными характеристиками методологической работы.
    Однако заметим, что это ведь реконструкция, причем сделанная с использованием современного понятия методологии. Аристотель не был знаком ни с понятием рефлексии, ни с идеями нового времени о том, что можно перестраивать понятия. Более того, именно Аристотель в работе «О душе» впервые обсуждает, а по сути, конституирует представление о мышлении. Потребовалось не менее двух сто

7

летий, чтобы греки стали рассуждать, направляя и контролируя свою мыслительную деятельностьс помощью аристотелевских правил и категорий, и поэтому мышление для них стало реальностью. В этом смысле Аристотель не мог рефлексировать мышление Зенона, поскольку такой реальности еще не существовало.
    Посмотрим теперь, как замышляется подход, который сегодня мы может истолковать как предпосылки методологии. В «Великом восстановлении наук» Френсис Бэкон утверждает, что руководящей наукой является «наука о мышлении», но само мышление предварительно должно быть подвергнуто сомнению и «новому суду» [4, с. 76, 293]. И о «методе» Бэкон заговорил первым, а вовсе не Декарт, как обычно считается. И хотя Бэкон, говоря о методе, имел в виду прежде всего способы изложения знаний («мудрость сообщения»), однако в его работах намечается и более привычное для нас понимание. «Знание же передается другим, подобно ткани, которую нужно выткать до конца, и его следует вкладывать в чужие умы таким же точно методом (если это возможно), каким оно первоначально найдено» [4, с. 343]. Стоит обратить внимание: с самого начала метод задавался на пересечении двух подходов — педагогического и гносеологического. С одной стороны, метод — это то, что можно передать другим и воспроизвести в их деятельности, с другой — это направляющая и операциональная характеристика философского или научного мышления (на это обстоятельство обратил внимание в своем докладе А.Огурцов; статьям этого сборника предшествовали доклады по методологии, прочитанные в 2002—2003 году на семинаре отдела философии науки и техники).
    Что же произошло в Новое время, почему Бэкон и Декарт рассматривают мышление как руководящую науку, одновременно подвергая традиционное мышление «принципиальному сомнению» (критике)? И каким образом мышление может направлять мысль, на что оно само при этом опирается, ведь Бог уже не участвовал непосредственно в социальной «игре», не определял поведение человека? Однако остается разум (ум, мышление), который еще в предыдущую эпоху все больше начинал пониматься в качестве направляющего и осмысляющего начала. Вспомним хотя бы Кузанца, отождествившего ум с душой и приписавшего ему руководящее значение («Ум есть живая субстанция, которая, как мы знаем по опыту, внутренне говорит в нас и судит и которая больше любой другой способности из всех ощущаемых нами в себе духовных способностей уподобляется бесконечной субстанции и абсолютной форме» [11]).

8

    При этом мышление (ум, разум) аналогично природе тоже начинает пониматься двояко: в естественном залоге и искусственном, то есть и просто как природная способность человека и как способность, так сказать, искусственная, иначе говоря, способность окультуренная, «стесненная» искусством. «С XVII в., — пишет Косарева, — начинается эпоха увлечения всем искусственным. Если живая природа ассоциировалась с аффектами, отраслями, свойственными «поврежденной» человеческой природе, хаотическими влечениями, разделяющими сознание, мешающими его «центростремительным» усилиям, то искусственные, механические устройства, артефакты ассоциировались с систематически-разумным устроением жизни, полным контролем над собой и окружающим миром. Образ механизма начинает приобретать в культуре черты сакральности; напротив, непосредственно данный, естественный порядок вещей, живая природа, полная таинственных скрытых качеств, десакрализуется» |9, с. 30].
    Именно такое окультуренное («законно приниженное») мышление вводится Бэконом и рассматривается как руководящее начало на том пути, который должен вывести человека из хаоса и помочь овладеть природой. «Здание этого нашего Мира, — пишет Бэкон, — и его строй представляют собой некий лабиринт для созерцающего его человеческого разума, который встречает здесь повсюду столько запутанных дорог, столь обманчивые подобия вещей и знаков, столь извилистые и сложные петли и узлы природы... Надо направить наши шаги путеводной нитью и по определенному правилу обезопасить всю дорогу, начиная от первых восприятий чувств... но, прежде чем удастся причалить к более удаленному и сокровенному в природе, необходимо ввести лучшее и более совершенное употребление человеческого духа и разума... путь к этому нам открыло не какое-либо иное средство, как только справедливое и законное принижение человеческого духа» [4, с. 68-69].
    Обратим внимание на два момента. Во-первых, начиная с эпохи Возрождения, когда элиминируется непосредственное участие Творца в управлении мышлением человека, возникает сложнейшая проблема понять, как, «стоя» в мышлении, не выходя из него, управлять мышлением? Во-вторых, законное принижение человеческого духа Бэкон, вероятно, понимает именно в ключе управления. Как иначе можно понимать термины «направить», «обезопасить», «принижение»?
    Но окультуренное, законно приниженное, «стесненное искусством» мышление Бэкон понимает и еще одним образом: такое мышление подчинено новой логике, ориентированной на создание инженерии, и очищено критикой, позволяющей усвоить новые пред

9

ставления. Последнее требование—естественное условие развития мышления: чтобы мыслить по-новому, необходимо было преодолеть традиционное сложившееся мышление и представления. Новая логика вкупе с критикой традиционного разума и есть по Бэкону то искусство, которое превращает «предоставленный сам себе разум» в разум (мышление), которым человек может руководствоваться.
    «Действительно, — пишет Бэкон, — ведь и обычная логика заявляет, что она производит и доставляет поддержку и помощь разуму; в этом одном они совпадают. Но резкое различие между ними заключается главным образом в трех вещах: в самой цели, в порядке доказательства и в началах исследования. В самом деле, перед нашей наукой стоит задача нахождения не доказательств, а искусств, не того, что соответствует основным положениям, а самих этих положений, и не вероятных оснований, а назначений и указаний для практики. Но за различием в устремлениях следует и различие в действиях. Там рассуждениями побеждают и подчиняют себе противника, здесь — делом природу... Индукцию мы считаем той формой доказательства, которая считается с данными чувств и настигает природу и устремляется к практике, почти смешиваясь с нею... Ибо и основания наук мы полагаем глубже и укрепляем, и начала исследования берем от больших глубин, чем это делали люди до сих пор, так как мы подвергаем проверке то, что обычная логика принимает по чужому по-ручательству... истинная логика должна войти в области отдельных наук с большей властью, чем та, которая принадлежит их собственным началам, и требовать отчета от самих этих мыслительных начал до тех пор, пока они не окажутся вполне твердыми. Что же касается первых понятий разума, то среди того, что собрал предоставленный самому себе разум, нет ничего такого, что мы не считали бы подозрительным и подлежащим принятию лишь в том случае, если оно подвергнется новому суду, который и вынесет свой окончательный приговор» |4, с. 74—76].
    Как мы видим, Бэкон (кстати, и Декарт) считает, что человек в том случае сможет доверять указаниям мышления, если последнее будет критически осмыслено, обосновано в логическом плане (то есть если мыслитель сможет убедиться в «твердости», «основательности» самых первых начал), наконец, ориентировано на практические приложения в инженерном духе (победа над природой, использование ее сил и энергий).
    Более того, задача построения «науки о мышлении», которую сформулировал Бэкон в своих трудах, показывает, что формирующийся инженерный подход распространяется им на само мышление. Be

lt)