Столыпинское землеустройство (1906-1916 гг.)
Покупка
Основная коллекция
Тематика:
История России XIX - начала XX вв.
Издательство:
Арзамасский государственный педагогический институт
Год издания: 1999
Кол-во страниц: 167
Дополнительно
В монографии, главным образом на примере губерний Среднего По-волжья и Приуралья, рассматриваются актуальные вопросы аграрной исто-рии России конца ХIХ – начала XX века. Значительное место отводится изучению особенностей социально-экономического положения крестьян-ства на рубеже веков, выявлению этапов формирования аграрной политики правительства. При этом основное внимание уделено освещению внутри-надельного землеустройства и деятельности Крестьянского поземельного банка в годы столыпинской аграрной реформы, а также тем сложным и про-тиворечивым процессам, которые протекали в русской предреволюционной деревне. Автор касается спорных и малоизученных страниц жизни русского крестьянства начала века. Книга предназначена для широкого круга читателей. Она может оказать-ся полезной специалистам, преподавателям вузов и школ, студентам-историкам, всем, кто интересуется историей родной страны. Автор выражает глубокую признательность проф. Г.А. Герасименко, под руководством которого он начинал заниматься историей русского крестьян-ства, а также всем, кто помогал ему в подготовке и издании книга.
Скопировать запись
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов.
Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в
ридер.
С.В. Максимов СТОЛЫПИНСКОЕ ЗЕМЛЕ УСТРОЙСТВО: (1906-1916 г.г.) Арзамас 1999
ББК 63. 3(2)52-21 М 17 Печатается по решению редакционно-издательского совета Арзамасского государственного педагогического института им. А.П. Гайдара Рецензенты: доктор исторических наук, профессор Седов А.В. доктор исторических наук, профессор Сагателян Г.Ш. Максимов С.В. Столыпинское землеустройство (1906-1916 гг.): Монография. — Арзамас: Изд-во АГПИ им. А.П. Гайдара, 1999. – 167 с. В монографии, главным образом на примере губерний Среднего По волжья и Приуралья, рассматриваются актуальные вопросы аграрной истории России конца ХIХ – начала XX века. Значительное место отводится изучению особенностей социально-экономического положения крестьянства на рубеже веков, выявлению этапов формирования аграрной политики правительства. При этом основное внимание уделено освещению внутринадельного землеустройства и деятельности Крестьянского поземельного банка в годы столыпинской аграрной реформы, а также тем сложным и противоречивым процессам, которые протекали в русской предреволюционной деревне. Автор касается спорных и малоизученных страниц жизни русского крестьянства начала века. Книга предназначена для широкого круга читателей. Она может оказать ся полезной специалистам, преподавателям вузов и школ, студентамисторикам, всем, кто интересуется историей родной страны. Автор выражает глубокую признательность проф. Г.А. Герасименко, под руководством которого он начинал заниматься историей русского крестьянства, а также всем, кто помогал ему в подготовке и издании книга. М 0501000000 6и9(03) - 99 ББК 63. 3(2)52-21 © Арзамасский государственный педагогический институт, 1999 © Максимов С.В., 1999.
Введение Тема столыпинского землеустройства оказалась в центре нашего вни мания не случайно. Научный интерес к тому периоду в истории страны, когда царской властью была предпринята последняя попытка реформировать крестьянское хозяйство и тем самым дать новый импульс развитию российской монархической государственности, не угасал никогда. По мере роста интереса к истории реформ, проводившихся в России в разное время, особенно же в конце XIX – начале XX века, эта тема приобрела особую актуальность. Наконец, трагическое положение, в которое попало современное сельское хозяйство, еще более обострило внимание к прошлому Родины, в нем заставило искать ответ на вопрос о причинах кризиса, охватившего наше общество в целом и сельское хозяйство в частности. Серьезность темы, сложная мозаика жизни российской деревни в на чале века заставили автора расширить хронологические рамки исследования и не ограничиваться только временем проведения землеустроительной реформы. Поэтому в работе значительное место отведено вопросам социального и экономического положения российского крестьянства на более раннем этапе, а точнее, начиная с конца XIX века. В книге использовался широкий круг источников, которые делятся на три основные группы. К первой относятся архивные документы, ко второй – официальная и земская статистика, к третьей – газетные и журнальные материалы. Из массы документов, которые можно было найти в центральных и областных архивах, в работу в основном вошли фрагменты из жалоб крестьян на действия землеустроительных органов и земских начальников, донесения с мест чиновников землеустроительного ведомства и министерства внутренних дел, отчеты губернаторов. Отобранные материалы дают наглядное представление о сложном и противоречивом ходе реформы, повествуют о различных аспектах землеустройства и той атмосфере, в которой оно осуществлялось. Официальные данные взяты из таких сборников, как «Статистика зем левладения 1905 г. Свод данных по 50 губерниям Европейской России», «Погубернские итоги всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917 г.», «Обследование землеустроенных хозяйств в 1913 году в 12 уездах Европейской России. (Свод поуездных данных)». Использованы ежегодники России за разные годы. Сводные таблицы, имеющиеся в этих изданиях, содержат данные о промежуточных и итоговых результатах укрепительного движения, о темпах образования хуторов и отрубов, о динамике названных процессов по годам и территориям. Однако следует иметь в виду, что использование этого типа источников затруднено, и связано это затруднение с преобладанием в таблицах средних цифровых данных. Поэтому автору приходилось дополнять и конкретизировать их сведениями, почерпнутыми из обзоров землеустроительных комиссий, регулярно издававшихся правительством, и отчетов Крестьянского поземельного банка за 1906-1916 годы.
Более надежные цифры дают материалы земских статистических служб. Земские обследования проводились в основном по инициативе так называемого «третьего элемента» – служившей в органах самоуправления разночинной интеллигенции, оппозиционной, в целом, правительству, и объективно отражали реальное положение дел в районах землеустройства. Критический настрой земских статистиков в данном случае только помогал непредвзято оценивать землеустроительную практику. В этом отношении значительный интерес представляют «Подворная перепись крестьянских хозяйств Самарской губернии Самарского уезда», «Подворное и хуторское хозяйство в Самарской губернии», «Общий свод данных хозяйственно-статистического исследования Казанской губернии. Часть экономическая», «Материалы саратовского областного агрономического совещания», «Земские подворные переписи 1880-1913 гг. Поуездные итоги», статистические ежегодники и сельскохозяйственные обзоры губерний центральной России и т.п. В книге широко представлены сообщения из газет и журналов того времени. Периодическая печать оперативно реагировала на злобу дня, журналисты рассказывали о крестьянских выступлениях в ходе землеустройства, о столкновениях общинников и выделенцев, словом, открывали перед читателем подчас неожиданные, малопривлекательные стороны реформы. Многие публикации неоценимы, так как в них не только передается суть событий, но и чувствуется настроение участников, присутствует колорит времени. В текст вошли выдержки из журнальных статей «Русского богатства», «Современного мира», из газет «Санкт Петербургские ведомости», «Волжское слово», «Новый голос», «Нужды деревни», «Саратовский вестник» и др. В ходе работы привлекались документы и материалы из сборников, опубликованных в печати, таких как «Сельское хозяйство России в XX веке», «Сборник статистико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств», «Крестьянское движение в России. Июнь 1907 – июль 1914 гг.», «Аграрный вопрос в Совете министров. (1906 г.)» и др. Анализ законодательной базы реформы проведен по указам, законам и циркулярам, опубликованным в «Полном собрании законов Российской империи. Собр. 3-е», в «Сборнике узаконений и распоряжений правительства, касающихся крестьянского землеустройства и землепользования», в подборке «Закон 14 июня 1910 г.»
«Дружно – не грузно, а врось – хоть брось». (Народная мудрость) «Мелкий земельный собственник ... тру долюбивый, обладающий чувством собственного достоинства, внесет в деревню и культуру, и просвещение, и достаток». (Из речи П.А. Столыпина, произнесенной в Государственной думе 16 ноября 1907 года в ответ на выступление депутата В. Маклакова) Глава 1. ИСТОРИОГРАФИЯ СТОЛЫПИНСКОЙ АГРАРНОЙ РЕФОРМЫ ДОРЕВОЛЮЦИОННАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ Обсуждение грядущих преобразований в сфере крестьянского земле владения и землепользования началось в России задолго до столыпинской реформы. Конец XIX века был временем, когда отечественная научная мысль всерьез занялась анализом аграрного строя. В 1890 году в Варшаве появляется работа А.И. Скворцова «Влияние парового транспорта на сельское хозяйство». Она, по словам П.Б. Струве, становится «первым предвосхищением столыпинской реформы»1. Идея прогрессивности единоличной крестьянской собственности на землю и индивидуального ведения хозяйства, изложенная Скворцовым, уже тогда нашла отклик в общественных и политических кругах. О необходимости перехода от общинного землепользования к единоличному высказывались многие крупные сановники, и среди них Н.Н. Зворыкин, П. Лохтин, С.С. Бехтеев, А.С. Ермолов, М.И. Горемыкин, П.Н. Семенов2. В среде правительственной бюрократии крепло убеждение, что община потеряла привлекательность для крестьян и уже не могла поднять крестьянское хозяйство на нужную агрикультурную высоту. Зворыкин писал по этому поводу: «Русская община утратила всякое экономическое значение... Семья, а не община представляют собой истинный источник человеческого развития»3. В том же ключе высказывался Лохтин4. Все сторонники индивидуализации крестьянского хозяйства сходи лись на отрицании общины. Но причины, по которым она считалась устаревшей, были разными. Бывший министр земледелия и государственных земельных имуществ Ермолов находил их в «недостаточности земли для сохранения стародавних форм экстенсивного хозяйства». Из этого положения им выводилась мысль о необходимости интенсификации крестьянского хозяйства при безусловном сохранения прежнего размера фонда надельной земли5. Аналогично рассуждал Лохтин6. Зворыкин, напротив, рассматривая общину как продукт земельной тесноты, предлагал от нее
избавиться, ликвидировав для этого сословную монополию землевладения. На месте помещичьих латифундий и мирских наделов ему виделись «точно отграниченные участки разных размеров», находящиеся в вечном и «потомственном владении» землепашцев7. Другой характерной особенностью позиции сторонников модерниза ции общинных поземельных отношений было глубокое убеждение в опасности поспешной, необдуманной ломки общины. Не случайно Ермолов уже в годы реформы выступал с критикой столыпинского правительства, указывая на ошибочность «искусственного, форсированного насаждения хуторского хозяйства...»8. Бехтеев также давал понять, что он «далек от мысли насильственного упразднения общины»9. На планомерном переходе к отрубной системе при помощи исключительно вспомогательных и поощрительных мер настаивали Семенов и А.А. Салтыков10. Между тем все эти авторы, так или иначе, затушевывали проблему малоземелья и аграрного перенаселения, которая в центральных районах России в полный рост стояла перед государственной властью. В то же время, выступая за приоритет частной собственности на надельную землю, они, за редким исключением, обходили молчанием факт существования помещичьего землевладения, в то время как вопрос о нем являлся для крестьянского населения России не менее важным, чем вопрос о форме надельного землевладения. Не замечать его после бурных событий 19051907 гг. было уже нельзя. Примерно так в начале ХХ века близкие к правительственным кругам ученые-аграрники представляли себе пути реформирования деревни. забегая вперед, скажем, что эти представления заметно повлияли на формирование взглядов высших слоев российской бюрократии. Со сходных позиций обсуждали крестьянскую проблему участники Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности, среди которых преобладали представители провинциального чиновного дворянства. Выступивший от лица совещания его руководитель С.Ю. Витте в «Записке по крестьянскому делу» развивал широкую мысль о важности «нормирования частноправовых отношений крестьян гражданскими законами» и усматривал в этом решение всей проблемы11. Особая роль в выработке целей и методов проведения реформы при надлежала работам А.А. Кофода. Главной темой его исследований было хуторское расселение. Кофод понимал аграрный кризис, против существования которого он принципиально не возражал, как результат засилья чересполосицы на надельных землях и считал надежным выходом из него «хуторское распределение земли». Последнее виделось ему «лучшим из всех способов разверстания, во всех тех местах, где естественные и бытовые условия позволяют устройство отдельных хуторов»12. Там, где индивидуальное расселение по естественным причинам невозможно, оно может быть заменено «поселковым расселением», считал автор. Основными средством убеждения крестьян в выгодах единоличного хозяйства, по его мнению, могло стать широкое распространение показательных хуторов. В ранних работах Кофод реально оценивал ближайшие перспективы хуторского расселения и ограничивал их западной частью Европейской России.
Однако позже, уже в годы проведения землеустройства, ему стало казаться возможным и даже своевременным создание хуторов в центре и на востоке страны13. Таким образом, со временем Кофод полностью перешел в лагерь сторонников ускоренного землеустройства. В истории столыпинской реформы особое место занимают земства. Их деятельность была реальной альтернативой курсу П.А. Столыпина, она отличалась конкретностью и находила подкрепление в практике работы на селе. В 1894 году департамент земледелия разослал в губернии запрос о нуждах сельского хозяйства. Еще тогда, на исходе ХIХ века, земские собрания единодушно указывали на бедственное положение крестьянства, но не предлагали при этом уничтожить общину. Земцы считали необходимым приступить к срочной работе по скорейшему развитию крестьянской экономики и с этой целью улучшать породы скота и лошадей, вводить усовершенствованные орудия труда, распространять качественные семена и новые виды удобрений, развивать мелиоративный кредит, снижать налоги и выкупные платежи и т. д.14 Иными словами, земства призывали к практической деятельности в общинной деревне и не видели необходимости в корне ломать традиционные начала ее хозяйственного уклада. С самостоятельной, но часто политизированной оценкой ситуации в аграрной сфере страны, выступали в то время лидеры крупных политических партий. Кадеты, в лице своих видных теоретиков М.Я. Герценштейна, П.Д. Долгорукова, А.А. Кауфмана и некоторых других, не упускали случая навести критику на царское правительство, но не шли дальше признания проблеме малоземелья. Этого было для них достаточно. Отталкиваясь от мысли о народном представительстве, как гаранте будущих реформ, они выдвигали в качестве первоочередной меры задачу увеличение площади крестьянского землевладения, т.е. ликвидацию малоземелья15. Будучи приведенной в исполнение, эта мера подорвала бы дворянскую опору самодержавной власти, приблизив тем самым, как полагали кадеты, момент введения конституционного строя в России. Нежелание кадетов сотрудничать с правительством было абсолютным. И когда, например, Кауфман, утверждал, что в русской деревне малоземелье носит относительный характер, что вызвано оно, в том числе и кризисом системы самого хозяйства (а это было созвучно представлениям правительства), кадеты и высшая власть не слышали друг друга. И не могли услышать, потому что кадеты, не забывая своих главных политических целей, добавляли, что решение одной из этих проблем в отрыве от другой не приведет к успеху16, правительство же не собиралось ликвидировать помещичье землевладение. Взгляды народнического лагеря в научной литературе отстаивали та кие крупные экономисты, как А.С. Постников, Н.А. Карышев, А.И. Чупров, Ф.А. Щербина. Исследуя влияние урожаев и хлебных цен на русское народное хозяйство по материалам статистики 80-90 годов XIX века, они обнаружили крайне низкий уровень развития и натуральный характер крестьянского хозяйства большинства губерний Европейской России17. Другой представитель народников, А.В. Пешехонов, известный публи
цист и партийный деятель писал, продолжая эту мысль, что в российской деревне не хватало «ресурсов на пропитание ... не отдельным селениям, а многомиллионным массам». Еще в 1905 году он сумел предугадать многое из того, к чему вскоре привело насаждение личной собственности на землю. В его прогнозе присутствовали «чумазые ленд-лорды – новые латифундисты, которые станут продавать землю теми же мелкими клочками в аренду». Предвидел он и то, что создание «рациональных хозяйств» столкнется с большими трудностями, а индивидуализация еще больше обострит положение крестьянства, так как «затяжное разорение примет быстротечный характер» 18. С аналогичных позиций оценивал ситуацию В.В. Святловский, когда подчеркивал невозможность осуществления на практике «удивительного по своей неожиданности и непоследовательности указав ноября»19. Пожалуй, наиболее последовательно прообщинные убеждения народ ников были изложены К.Р. Кочаровским. В своих исследованиях он пришел к важному выводу, что община только на западе страны «идет к упадку и разложению». В центре и особенно на востоке община имеет все необходимое для развития и с ней следует считаться20. Интересно, что, несмотря на различные политические взгляды, научные выводы Качаровского и Кофода (если брать ранние работы последнего) в основном совпадали. Их можно свести к следующему: на огромной территории страны крестьянское землевладение и землепользование переживает разные этапы развития, а значит, и реформировать крестьянское хозяйство нужно с учетом особенностей каждого региона в отдельности. Итак, либеральная общественность страны склонялась к поддержке крестьянства и своими выступлениями старалась внушить власть имущим собственную программу действий, принципиальными пунктами которой было признание крестьянского малоземелья и необходимости выкупа части помещичьих земель21. В публицистике того времени отношение к аграрной проблеме соци ал-демократов было представлено, в частности, работами П. Маслова и Н. Суханова. Оба исходили из марксистского постулата о неизбежности победы капитализма в России. Только Маслов рассчитывал, что при этом произойдет «уничтожение насильственной связи с землей», искусственно удерживающей в деревне избыток населения. Затем возникнут, пользуясь его терминологией, «земледельческие заводы», где земледелие примет промышленные формы22. Суханов же утверждал противоположное. «Земледельческий капитализм, – писал он, – умирает с ростом индустриализации», так как не может обеспечить сельскохозяйственных рабочих заработной платой на уровне рабочих промышленности23. Между тем в 1906 году правительство Столыпина приступило к про ведению собственного варианта аграрной реформы, который значительно отличался от того, что было предложено тогдашней научной и общественно-политической мыслью. С этого времени стала быстро увеличиваться в объеме литература, касавшаяся практически всех направлений аграрной политики кабинета Столыпина.
Первые отклики после вступления в силу указа 9 ноября послышались со стороны поместного дворянства. Помещики укоряли правительство за уклон «в направлении, ведущем к неизбежной гибели частного землевладения». С его концом, негодовали они, придет конец и всему «культурному сельскохозяйственному промыслу»24. Указ расценивался дворянами как явно выраженное стремление «навязать стране новые государственные и общественные отношения, которых она не хочет» 25. Такой была изначальная позиция многих дворян-помещиков. В правительстве о ней знали и, безусловно, учитывали, приступая к реформе. Но съезд Объединенного дворянства, исходя из политических соображений, в 1906 году поддержал меры Столыпина и голоса противников были проигнорированы. Теперь же, чем дальше продвигалась реформа, тем шире в среде помещиков распространялось недовольство. Для реформаторов оно не могло не послужить определенным сигналом и действительно отразилось на курсе Крестьянского поземельного банка, более всего вызывавшем нарекания местных землевладельцев. Интересен взгляд на реформу известного экономиста Н.П. Огановско го. Его выводы, основанные на анализе первых результатов реформы, не содержали даже следа дворянской обреченности. Но и он нашел серьезные поводы для критики. Огановский считал, что в начинаниях правительства политические мотивы преобладали над экономическими и подлинной целью реформы было создание класса мелкой сельской буржуазии, как оплота против остальной массы крестьянства24. Этот класс политически консервативных, экономически сильных и хозяйственно прогрессивных крестьян, по его оценке, в будущем виделся правительству довольно многочисленным, но фундаментом для его создания должен был стать «уже сейчас имеющийся... обширный слой «сильных»»25. Поэтому Огановский считал, что у реформы была еще одна скрытая цель - предварительное разрушение общины26. Оценивая результаты землеустройства, он уже в 1911 году заявлял, что они в значительной степени противоречат целям правительства. Разрушение общины шло главным образом в районах, отсталых в сельскохозяйственном отношении. Следовательно, прогресса в единоличном секторе ожидать не приходилось, поскольку там, по его мнению, выделялись в большинстве случаев не «крепкие» и «сильные», а малоземельная беднота27. Общий вывод Огановского гласил: реформа не решает и не сможет решить аграрного вопроса28. Со значительной долей пессимизма отнесся к реформе С. Прокопович, изложивший результаты своих исследований в книге «Аграрный вопрос и мероприятия правительства». Книга появилась в 1912 году. К земельной политике Совета министров у Прокоповича было двойственное отношение. Он считал, что хуторизация сельского хозяйства возможна, но лишь при одновременном переходе к интенсивным формам земледелия и животноводства. А это, заключал он, было доступно только крестьянам «достаточно обеспеченным землей» 29. Впрочем, отнюдь не все экономисты – современники реформы – вы ражались о ней в единодушно-скептических тонах. Нередко можно было услышать, что землеустроительная реформа отвечала интересам «значи
тельных масс крестьянства, получила широкое применение и имеет серьезный характер». Ее положительное значение находили в создании некоторых условия для возникновения «свободной общины вместо принудительной» 30. Серьезным вкладом в историографию вопроса явилось исследование И.В. Чернышева «Крестьяне об общине накануне 9 ноября 1906 г.» и его же двухтомная работа «Община после указа 9 ноября». Автором были обработаны анкеты Вольного экономического общества, полученные в 1911 году из 10 губерний Европейской России. Многочисленные выдержки из анкет дают возможность ознакомиться с крестьянской оценкой аграрных изменений. В собственных выводах Чернышев завышал уровень капиталистических отношений в деревне, когда утверждал, что указ 9 ноября был ею «принят» 33. Непосредственно по поводу аграрной реформы много и остро писал лидер большевистского движения в социал-демократии В.И. Ленин. На его взглядах следует остановиться особо. Долгие годы фигура вождя довлела над советскими историками, не давая возможности расширить рамки изучения реформы, мешая высказывать иные, не схожие с ленинскими идеи и трактовки. Не зная этого, трудно оценивать советскую историографию столыпинского землеустройства. Ленин однозначно считал реформу прогрессивным явлением, поскольку она вела к развитию капиталистических отношений. Капитализм же обеспечивал социал-демократии огромную армию последователей среди промышленных рабочих, расширяя тем самым ее социальную базу в борьбе с самодержавием. Однако возможность успешного завершения реформы казалась Ленину нереальной. В 1912 году лидер большевизма следующим образом оценивал перспективы землеустройства: «Это – последний шаг, который только может сделать старое... И именно потому, что этот шаг к новому сделан сохранившим свое всевластие старым, этот шаг не мог привести и не привел ни к чему прочному». Создание индивидуальных хозяйств на месте разрушаемой общины он считал полумерой, так как при этом сохранялось землевладение частных лиц площадью в миллионы десятин, оставалась без изменения сословная политика правительства в поддержку крупного помещичьего хозяйства. Реформа, считал Ленин, проводилась правительством за счет самих же крестьян, не соответствовала интересам крестьянского большинства, а потому была обречена на провал34. Среди многочисленных публикаций того времени уже вскоре стали появляться работы, посвященные лично Столыпину. Об инициаторе новой аграрной политики писали его апологеты А. Изгоев, П. Полежаев. А. Еропкин, В.А. Скрипицын35. На страницах их изданий Столыпин представал безукоризненным государственным деятелем, а сама реформа – лучшим лекарством от всех бед многострадальной деревни. Эпигоны мало погрешили против истины, говоря о личных качествах премьера, но серьезный критический разбор аграрных мер правительства Столыпина у них полностью отсутствовал.