Форум молодых кантоведов (По материалам Международного конгресса, посвященного 280-летию со дня рождения и 200-летию со дня смерти Иммануила Канта)

Российская Академия Наук
Институт философии

ФОРУМ МОЛОДЫХ КАНТОВЕДОВ

(По материалам Международного конгресса, посвященного
280-летию со дня рождения и 200-летию со дня смерти
Иммануила Канта)

Москва
2005

УДК 14
ББК 87.3
Ф–80

Ответственные редакторы:
доктор филос. наук Т.Б.Длугач
доктор филос. наук В.А.Жучков

Рецензенты:
доктор филос. наук М.А.Абрамов
доктор филос. наук: В.В.Васильев

Ф–80 
Форум молодых кантоведов (По материалам Международного конгресса, посвященного 280-летию со дня рождения 
и 200-летию со дня смерти Иммануила Канта). — М., 
2005 — 208 с.

В книгу вошли тексты докладов и сообщений молодых ученых из 
различных вузов Москвы и других городов России, которые были сделаны на Международном юбилейном Кантовском конгрессе в Москве, 
в Институте философии РАН (24–28 мая 2004 г.). Охвачена широкая 
проблематика: теоретический анализ различных аспектов философского 
наследия Канта; кантовские идеи в историко-философском контексте, 
их влияние на последующее развитие философии, их роль и значение для 
решения актуальных проблем современной философской, социальнополитической и научной мысли. Книга рассчитана на специалистов, 
а также на всех интересующихся вопросами философии и истории 
философии.

ISBN 5–9540–0020–4 
© ИФ РАН, 2005

Предисловие

Одним из самых приятных открытий для участников Московского 
Кантовского конгресса стал тот огромный интерес, который проявили 
к его работе, (правильнее сказать — к Канту) молодые ученые. Заявки 
на участие в работе конгресса поступили от студентов и аспирантов вузов Москвы (МГУ, РГГУ, ГУГН) и других городов (Санкт-Петербурга, 
Калининграда, Екатеринбурга, Нижневартовска и др.), причем не 
только философских или политологических факультетов, но и других 
специальностей — психологии, филологии, физики и т.п. Общее число 
поступивших заявок, а также диапазон их тематики оказались столь 
обширными, что Оргкомитет организовал — и сделал это с подлинным удовлетворением — две дополнительные секции для проведения 
форума молодых ученых.
Нужно сказать, что Оргкомитет предъявлял довольно строгие 
требования к научному качеству представленных текстов, но тем 
приятнее было то удивление, которое молодые ученые вызвали у 
всех (особенно зарубежных) участников конгресса как содержанием 
своих выступлений, так и ответами на вопросы, живой полемикой с 
оппонентами. Практически все их доклады отличались высоким, далеко не «ученическим» теоретическим уровнем, отличным владением 
текстами Канта, серьезным и продуманным осмыслением его идей, 
знанием отечественной и зарубежной кантоведческой литературы 
и т.п. Но что особенно ценно, молодые ученые продемонстрировали 
живое стремление к осмыслению наследия Канта с точки зрения проблем именно современной действительности, насущных задач и забот 
нашей сегодняшней жизни.
Впрочем, читатель сам сможет судить обо всем этом, прочитав 
представленные здесь тексты докладов. И нам очень хотелось бы, чтобы 
читатель почувствовал ту атмосферу искренности и непосредственности, в какой проходили заседания молодежных секций конгресса, а 
также ту неподдельную и живую заинтересованность, с какой молодые 
авторы говорили о Канте, находя в его идеях что-то свое, им близкое, 
важное и очень нужное.

М.Ю. Васильева

Внешний мир у И.Канта:
эволюция представлений в докритический период

Вопрос о внешнем мире как мировоззренческая и собственно философская проблема был заявлен как таковой задолго до 
метафизико-методологических построений Канта и проявился во 
множестве различных форм, одной из которых были идеи Канта в 
докритический период. Ранний (или так называемый докритический) 
период в философском развитии Канта начинается с конца 40-х годов 
XVIII века («Мысли об истинной оценке живых сил») и заканчивается 
примерно к 1770 году (диссертация «О форме и принципах чувственно 
воспринимаемого и интеллигибельного мира»).

Душа и тело: способ взаимодействия

Еще в самом начале своей философской работы Кант попытался 
разрешить проблему принципиальной позиции человека по отношению к окружающему миру, прежде всего через исследование вопроса о 
согласовании внешнего и внутреннего в том смысле, что признавалась 
некая связь между внешним миром и внутренним, а эта связанность 
и взаимозависимость будет интересовать Канта и в его критическое 
время, когда он постулирует для возможности познания «один опыт, 
который даже не мог бы быть внутренним, если бы он в то же время не 
был (отчасти) внешним»1 . В первой своей работе, написанной в бытность студентом, то есть в «Мыслях об истинной оценке живых сил» 
(1749), Кант, пока еще находясь в русле традиционной проблематики 
предшествующей метафизики, обращался к теме влияния материи на 
душу человека и того способа, посредством которого порождаются в 
последней представления.

I. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ КАНТА 
И ЕЕ ПРЕДШЕСТВЕННИКИ

В «Грезах духовидца, поясненных грезами метафизики» 1766 года 
Кант подчеркивал необоснованность отдельного рассмотрения телесного и духовного миров, определяя вытекающий из этого вопрос о 
местонахождении души, или мыслящей субстанции, как содержащий 
«нечто каверзное». Почти все, что касается природы духовного, представлялось Канту как нечто непостижимое и познаваемое только в 
оппозиции пространственно–протяженному, с обязательным, однако, 
условием признания соответствия целостности тела и души в нем, посредством которого человек соотносит себя с миром. Кант заявлял: я 
есть там, где ощущаю — и это положение взято из обыденного опыта; 
невозможно разделить человека на части и сказать: вот это тело, а это — 
душа, ибо человек есть некое единое целое, равно присутствующее как 
в «кончике пальца, так и в голове»2 .
Кант справедливо отамечал: так как материи присуще движение и 
она обладает способностью воздействовать на предметы извне, то это 
должно распространяться и на душу, поскольку она также занимает 
в пространстве какое–то место; «но как это возможно, — спрашивал 
Кант, — чтобы сила, вызывающая только движения, могла порождать 
представления и идеи?»3 .
Для Канта материальное начало и начало духовное (скажем 
так) — вещи в принципе разные, разные роды вещей, а это поднимает 
вопрос о том, как материальное могло стать порождающей причиной 
(«источником») духовного. Подобная же трудность касается и вопроса 
обратного влияния души на материю. Но Кант снимает ее, обращаясь 
к более привлекательной для него теме, которая и останется у него 
на достаточно долгое время, — теме взаимодействия (общения) субстанций.
Душа оказывается способной действовать вовне, не только на 
безличную материю, но и на другие души посредством тел. И таким 
же образом материя как общее целое всех субстанций может вызывать 
в душе представления, именно за счет того, что душу возможно полагать как занимающую место, а материя и воздействует на подобные 
предметы. И раз душа оказывается «пространственной» и ее сущность 
составляют всевозможные представления и идеи, то отсюда и получаем 
ответ: как же выходит, что душа приобретает идеи от материи.
Опять-таки в работе 1764 года «Исследование отчетливости 
принципов естественной теологии и морали» Кант обращался к 
проблеме соответствия души и материи, поставив вопрос: «каким 
образом дух присутствует в пространстве» — и характеризуя его как 
нечто непостижимое.

Представляется, в этом отрывке содержатся определенные зачатки критики идеализма, так как Кант предостерегал против того, 
чтобы душу совершенно лишали материальной природы, поскольку 
это ведет к утверждению, что душу вообще нельзя понять как элемент 
материи.
В еще одном своем значительном произведении — диссертации 
1755 года, заявленной на право читать лекции, — в «Новом освещении 
первых принципов метафизического познания» его концепция внешнего и внутреннего взаимодействия, или общения между субстанциями выявлена достаточно отчетливо: Кант выдвигал тезис о том, что 
«субстанции могут подвергаться изменениям, лишь поскольку они 
связаны с другими, и их зависимость друг от друга определяет тогда 
взаимное изменение их состояния»4  («Nulla substantiis accidere potest 
mutatio […]»).
Итак, с чего начинает Кант? С утверждения, что сама по себе простая субстанция без допущения корреляции с внешними ей объектами 
никакого положительного (или даже отрицательного) прироста не 
даст, продолжая так и оставаться именно вследствие своей простоты 
неспособной к какой-либо трансформации.
Для установления факта изменения (смены) состояния необходимо ощутимое (для данной субстанции) присутствие чего-то другого, с 
чем бы наша первая субстанция могла бы вступить во взаимовыгодную 
связь. Но здесь есть и оговорка: если субстанция в эту внешнюю связь 
вступает, но остается предоставленной исключительно самой себе, 
никак не реагируя на воздействие извне, то есть если ее отношения с 
другой субстанцией (или еще чем-то иным) не меняются, а остаются в 
каком-то перманентном «замороженном» виде, то и нужные изменения 
в ее внутреннем состоянии не происходят.
Кант называл этот процесс «явлением измененной связи» и относил его к числу наиболее важных аспектов существования, ибо если 
во внутреннем состоянии не будет никакого изменения, а основной 
характеристикой внутреннего состояния признано время, и время 
является именно тем, что обусловливает движение любого рода, то 
соответственно при исчезновении внешних связей, заключает Кант, 
«исчезнут последовательность и время»5  («[…] successio et tempus pariter 
facessunt»).
При этом следует отметить, что изначально субстанция уже 
имеет в себе свои собственные внутренние определения и, отсюда, 
не может противопоставить им ничего противоположного по определению, так как «определять — значит полагать предикат с исключением противоположного ему»6  («Determinare est ponere praedicatum 

[…]»), а, как известно, любое изменение возможно только с приятием 
чего-то другого, чуждого, в данном случае — иного основания, которое 
бы не присутствовало в субстанции как заданное.
Соответственно должно возникнуть некое совершенно отличное 
определение, которое могло бы быть принято в имеющийся реестр 
внутренних определений, так как сама дефиниция изменения есть, по 
Канту, «смена определений». В субстанции возникает определенного 
рода диссонанс, как если бы в стройную игру одного инструмента 
вклинивалось бы звучание другого, и субстанция по необходимости 
вынуждена принимать это вмешательство и этот диссонанс, изменяясь 
сама, поскольку прежнее единство существования было утеряно.
Даже сведения о нашем собственном теле во всем разнообразии 
его определений мы не смогли бы получить, если бы действительно 
вне нашей души не было бы такого объекта, как наше тело, и если бы 
не осуществлялась реально эта пресловутая связь, это общение между 
телом (материей) и душой.
Вместе с тем Кант отвергал утверждение об обусловленности 
изменений внутренним принципом самой субстанции и говорил 
противоположное — из одних лишь внутренних определений каждой 
субстанции, рассматриваемой самой по себе, эти изменения не проистекают7 , но причину (исток последних) можно попытаться найти во 
взаимной связи вещей мира, иначе говоря, из взаимной зависимости 
их определений. И выводы Кант делал отсюда вполне очевидные, с помощью принятого им принципа определяющего основания отстаивая 
бытие внешнего мира, или «действительное существование тел»: душе 
оказывается присуще некое «внутреннее чувство», которое способно 
констатировать и обусловливать собственно внутренние изменения, т.е. 
изменения, происходящие внутри самой субстанции вне какого-либо 
внешнего влияния, только в рамках уже заданных определений самой 
субстанции. Но это опять-таки лишь внутренняя сфера.
Однако Кант подчеркивал «неразрывность» такой связи, конституирующей всю нашу способность приобретать опытные знания о 
внешнем мире и невозможность отказаться от допущения подобной 
возможности, хотя и отмежевывался в то же время от какого-либо упрека в «пагубном взгляде материалистов», утверждая, что своей теорией 
он совершенно не лишает душу способности иметь и (создавать) свои 
собственные представления, просто эта способность, эта сила души 
осталась бы нереализованной, если бы не было импульса извне и душа 
постоянно пребывала бы в невозмущаемом состоянии равности самой 
себе и несвязанности с внешними предметами.

Но если между субстанциями обязательно должно быть какое-то 
общение, то это безусловно требует некой причины, обусловившей их 
взаимодействие. И этой причиной является Бог как общий принцип 
всего существующего.
Что касается проблемы Бога, то Кант говорил о нем как об «источнике всякой реальности», или, точнее, как о безусловно необходимом начале всякой возможности. Без Бога и его существования ни 
о какой возможности не осталось бы даже понятия, и обращение к 
нему оказывается наиболее приемлемым выходом в сложной ситуации 
объяснения достоверного наличия как мира, так и вещей в нем. Если 
устранить Бога, то этим будет совершенно утрачено не только всякое 
существование вещей, но и сама внутренняя возможность их8 .

Методология основания: истина и существование

Если устранить внутреннюю возможность, то будет уничтожено 
и все мыслимое. А если нет ничего мыслимого, то не должно быть 
ничего существующего, вместе с этим уничтожается и сама возможность вещей, так как возможность пропадает не только тогда, когда 
есть противоречие, но и тогда, когда нельзя мыслить ничего содержательного, ничего данного. Всякое возможное есть «нечто мыслимое», чему присуще определенное логическое отношение согласно 
закону противоречия. Таким образом, утверждение, что есть нечто 
возможное и в то же время нет ничего действительного, по Канту, 
есть утверждение, заключающее в себе противоречие, так как между 
существованием и нашим его осознанием есть четкая связь, которую 
Кант и постулирует как реальное основание познания. Наряду с 
основанием истины, касающегося принципов и законов мышления, 
обсуждается не только формальная сторона понятия, но и содержательная, материальная, что в свою очередь отражает проведенное 
Кантом различие между основанием истины и основанием существования. Именно данной теме в основном и была посвящена кантовская 
работа «Новое освещение первых принципов метафизического познания» — критике закона противоречия и достаточного основания и 
установлению двух новых принципов — тождества и определяющего 
основания. Кант пытался решить, таким образом, проблему бытия и 
мышления. Закон противоречия Кант отодвинул в сторону по причине невозможности наличия одного-единственного, «безусловно 
первого и всеобъемлющего принципа для всех истин», так как могут 
быть сразу два принципа: один для положительных истин, другой — 
для отрицательных. Закон противоречия Кант заменил на прин

цип тождества, поскольку последний способен не просто ссылаться 
на наличие противоположного, но и раскрывать истину путем понимания тождества между субъектом и предикатом. Канту представлялось странным стремление именно отрицающий принцип сделать 
важнейшим в «сфере истин», если утверждающий принцип не менее 
значителен, и все истины сводить в итоге к отрицательной дефиниции 
как к «пробному камню».
Предпочтение принципа тождества принципу противоречия было 
необходимо Канту, чтобы представить новый принцип, взамен достаточного основания дать определяющее основание. И здесь отправным 
моментом было то, что истина добывается из постепенного раскрытия 
тождества между предикатом и субъектом, а так как это тождество 
основано на некоем основании и это основание сразу же исключает 
возможность противоположного, то оно и есть с необходимостью 
основание определяющее, ибо определение — это полагание предиката 
с исключением ему противоположного.
В принципе достаточного основания Кант находил некую двусмысленность, так как оно скорее апеллирует к возможности, чем 
к действительности и не устанавливает необходимой связи между 
субъектом и предикатом. Таким образом, можно было признать не 
только необходимую истину, но и истину случайную, а это уже вело 
к примешиванию к метафизическим истинам истин эмпирических, 
что служило подтверждением наличия некоего сбоя в хорошо обоснованной системе. Кант поэтому приводил новое разграничение основания предшествующее-определяющего и основания последующееопределяющего, где предшествующее приобретает статус не только 
логического, но и реального, обусловливающего не только истину, но 
и само существование. Это основание «предваряет определяемое» и 
без его допущения невозможно «понять определяемое»9 .
Последующее основание, в свою очередь, является основанием 
истины, которое устанавливает тождественные отношения между 
субъектом и предикатом; оно не могло бы появиться, если бы уже не 
было дано из чего–то другого. Это основание отвечает на вопрос «что» — и 
есть основание познания, а основание предшествующее, отвечая на 
вопрос «почему», — основание бытия или становления.
Данное различение было необходимо Канту по нескольким причинам, в первую очередь потому, что он считал неприемлемым факт, 
согласно которому опыт вместе со своими логическими инструментами 
познания может утверждать что–либо об истоках становления или о 
происхождении мира или просто о существовании, случайном или 
тем более — необходимом. Вот здесь Кант обратился к проблеме как 

рационалистической философии, так и эмпирической, а именно — к 
проблеме достоверности существования внешнего мира, объектов окружающей действительности и возможности познания их нами.
Во-вторых, все это приводит Кантва к выводу о нежелательности 
выведения всеобщих и необходимых истин из каких-либо научных 
законов или просто эмпирических фактов, касающихся непостоянных, случайных и изменчивых вещей в мире. Потому-то и не может 
один и тот же принцип быть распространенным и на сферу истины, 
и на сферу существования; так же и основание познания не должно 
смешиваться с основанием бытия, а это является, в свою очередь, 
лишним подтверждением наличия объективного момента в кантовской 
философии, почему несправедливы те, кто обращает внимание лишь 
на его «чистую» гносеологию.
Кант развивал мысль о невозможности выведения серьезных 
метафизических положений, касающихся природы мира или его происхождения просто из результатов логических выводов человеческого 
рассудка, что было характерной особенностью предшествующей метафизики. То, что наши логические заключения непротиворечивы и 
для них нельзя представить противоположного, еще совершенно не 
означает, что истина, выраженная в них, есть истина объективная и 
действительно отражающая реальное состояние внешнего мира.
Случайное предстает перед Кантом двояко: как случайное в логическом смысле и как случайное в реальном смысле. Случайное в 
логическом смысле, в качестве предиката для некоего субъекта есть то, 
«противоположное чему не противоречит этому субъекту»10 . Случайное 
же в реальном смысле есть «то, небытие чего можно мыслить, то есть 
снятие чего не снимает всего мыслимого»11 .

Диалектика логического и реального

После рассмотрения проблемы случайного и необходимого 
следует обратиться к теме реального основания познания. Говоря 
о логическом и реальном, мы должны иметь в виду формальное 
и материальное, причем в том смысле, что формальной стороной 
является, в первую очередь, основание логической возможности 
понятия; без нее наше знание так и осталось бы неупорядоченным 
сгустком хаотичных мыслей, не находящих выхода и достойного своего 
оформления. Но формальная сторона ничего не говорит нам о действительном положении дел в мире, ничего — о знании не как знании 
как таковом, а как знании в его значении для нас. Об этом говорит 
материальная сторона — именно она насыщает сухую форму поня