Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Нытьё

Покупка
Основная коллекция
Артикул: 616435.01.99
Чехов, А. П. Нытьё [Электронный ресурс] / А. П. Чехов. - Москва : ИНФРА-М, 2013. - 5 с. - (Библиотека русской классики). - ISBN 978-5-16-007214-2. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/410375 (дата обращения: 08.05.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
А.П. Чехов

НЫТЬЁ

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Нытьё. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 5 с. – (Библиотека русской 

классики).

ISBN 978-5-16-007214-2
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

НЫТЬЁ

Милый друг! Сейчас только кончил с уборкой своей комнаты. 

Утомлен до мозга костей, рука плохо пишет и, тем не менее, сажусь за стол и спешу полакомить себя беседой с таким хорошим 
человеком, как вы. Вчера я переехал на житье в другую деревню, 
поближе к Красноярску, но адрес остается пока прежний. Изба у 
меня теперь просторная и сравнительно светлая, по 3 рубля в месяц с самоваром. Только во время топки бывает чадно, и ночью я 
чувствовал легкую тяжесть в голове. Хозяйка моя старая-престарая 
старушенция, глуха, глуповата и, по всем видимостям, староверка: 
по крайней мере, когда я курю, она чихает и не хочет со мной говорить. Житье мое по-прежнему хмурое, сонное и однотонное. 
День идет за днем, ночь за ночью. Впрочем, уже не так скучно, как 
было раньше. Я привык рано ложиться, учусь рисовать и выпиливаю всякие безделушки. Изредка попадаются газеты, которые я 
прочитываю с жадностью, не пропуская даже объявлений. Пробовал было от скуки написать свою «Исповедь», но получилась какая-то чепуха. Директор банка, прокурор и присяжные вышли у 
меня какими-то зверями, защитник – абрикосовской тянучкой, а 
сам я – барашком. Описание предварительного заключения вышло 
слезливо и натянуто… И к тому же, душа моя, описывать любовь, 
подчеркивать то обстоятельство, что растратил деньги не я, а любимая женщина, – это так пошло! Вы в последнем письме защищаете меня, но, странный вы человек, ведь не она была бухгалтером, а я! Впрочем, не будем говорить об этом…

Третьего дня получил от сестры Нади лукутинский портсигар и 

дюжину носков. Одновременно с посылкой пришло от нее письмо, 
в котором бедная девочка на четырех страницах беспокоится о моем здоровье. Успокойте ее, дружище. Скажите, что я жив и здрав, 
как бык. Уверяю и вас, что я здоров. Говоря, что я не чахну и не 
кашляю, я, честное слово, нисколько не утрирую. Впрочем, в последнее время в моем организме проделываются какие-то непонятные странности, – но серьезные и, вероятно, нервного характера. Я не придаю им значения, но возиться с ними все-таки приходится. Со мною делается что-то вроде припадков. От них я не худею, но штука все-таки неприятная… Спросите-ка вы какогонибудь московского доктора, чем мне от них избавиться? Описать 
вам свою болезнь в общих чертах едва ли сумею, но вот вам история и картина моего последнего припадка. Неделю тому назад, в 
ночь под среду, я вдруг проснулся от страшной зубной боли. Вы 
знаете, я всегда страдал зубами, но на этот раз мои зубы особенно 
отличились. Проснувшись, я едва очнулся от невыносимой боли… 

Стреляло во всю щеку и отдавало даже в руку. Я бегал, прыгал, 
плакал, – то прятал голову под подушку, то выставлял ее в холодные сени… Мысль, что мне негде и нечем лечиться, еще более 
усиливала мою муку… Я старался вспомнить, что я там у себя дома предпринимал в подобных случаях… Я вспомнил одеколон, 
йод, всякого рода эликсиры, спасительный коньяк, т. е. всё то, чего 
у меня здесь нет… Попросил я у хозяев водки, чтобы пополоскать 
зубы, но они не дали, солгав, что у них ее нет. Не могу, дорогой 
мой, передать вам всего того, что я выстрадал в эту ужасную, 
длинную ночь!.. Представьте вы себе потемки, угар, запах овчины… Время тянется, тянется, и нет ему конца, точно оно остановилось на одном месте. Около меня ни одной живой души… Круглое одиночество слышится в каждом моем шаге, в каждом стоне… 
Воспоминания страшны, надежд нет… А тут еще, точно желая показать свое равнодушие к моим страданиям, в темные окна монотонно и неласково стучит холодный осенний дождь… Друг мой, 
простите за сентиментальность: если когда-нибудь в такую ночь 
вам придется встретить больного, холодного, голодного, то, прошу 
вас, дайте ему приют! Не верьте тем, которые, сидя в теплых и 
светлых кабинетах, отрицают копеечную милостыню и временную 
помощь! Не отказывайте в пятаке на ночлег… (Последние строки 
зачеркнуты, но разобрать их все-таки удалось.) Не помню, как рассвело и началось утро…

Помню только, что и утром я плакал, прыгал и держался обеи
ми руками за щеку. Обыкновенно моя зубная боль продолжается 
дня три-четыре, в этот же раз она кончилась гораздо раньше. Дело 
в том, что часу в девятом утра я получил от почтенного Осипа 
Ивановича, о котором я писал вам, несколько номеров газеты. (Он 
снабжает меня не только чайной посудой, но и газетами, которые в 
свою очередь получает из третьих рук.) В одном из этих номеров я 
увидел место, очерченное красным карандашом, вероятно, рукою 
услужливого Осипа Ивановича. Можете представить мое изумление! Это место касалось моей особы… В нем описывается, как 
бывший бухгалтер такого-то банка, осужденный за подлог и растрату, живет в ссылке… Из этого «слуха, сообщаемого нам из достоверного источника», я узнал, что я катаюсь на рысаках, выписываю для содержанок платья из Парижа, пью шампанское, как воду, 
вращаю судьбами клуба и т. д. Я, не имеющий глотка водки для 
больного зуба, считаюсь местным законодателем мод, заражаю 
округ своим распутством и наглостью, бравирую положением вора, много укравшего и умевшего спрятать! Вся эта ложь пересыпана такими лестными для меня эпитетами, как душка, хлыщ, валет, 
шулер и т. п. В общем, читатели приглашаются посетовать на слабость кары, посмеяться и плюнуть по моему адресу…

Прочел я этот «достоверный слух» раза три, точно не веря гла
зам своим… Человек я маленький, натура не крупная… Я не пренебрег, как бы следовало, не плюнул, а дал полную волю своей 
тряпичности. Со мной начался припадок. Сначала я заплакал горько и громко, как ребенок. Потом всего меня охватила злоба… Не 
помня себя, я, как бешеный, изорвал газету на мельчайшие кусочки, стал топтать ее ногами и посылать в воздух самые отборные, 
извозчицкие ругательства… Я бегал по всей избе, жаловался, топал ногами, стучал кулаками, ударил скамьей ни в чем не повинную собаку… Сознание полной беззащитности, воспоминания, 
тоска по родине, чувство погибшей молодости, зубная боль – всё 
это сконцентрировалось в одну тяжелую гирю, которая давила мой 
мозг и возбуждала меня до ярости, до безумства. Помню, в конце 
концов я лежал на кровати и просил, чтобы меня не держали, что 
моей голове и без воды холодно… Зубной боли я уже не чувствовал – не до нее мне было…

И что у них за охота бить лежачего? Впрочем, не в них дело… 

Дня два после припадка я ходил, как разбитый, с головной болью и 
с ломотой во всем теле. Вот и всё. Спросите какого-нибудь из ваших знакомых эскулапов, что означают сии припадки и как от них 
избавиться? Если доктор по письму поймет мою болезнь, то пусть 
пропишет что-нибудь, буде пожелает; вы же купите лекарство и 
вышлите мне его, взяв денег на расходы у сестренки. О моих припадках Наде – ни полслова.

Пришлите в письме почтовых марок. Послезавтра день моего 

рождения. Мне стукнет ровно 28 лет. В эти годы добрые люди едва 
только науки кончают, а я на манер «нашего пострела», который 
всюду поспел, ухитрился уже пройти – всю жизнь от аза до ижицы: и науки кончил, и своим домом жил, и под судом был, и в Сибирь попал… Бывают же на свете такие редкие, даровитые натуры! 
И то сказать: одному талант, другому два, а иному кукиш с маслом. Если вздумаете расщедриться, то денег мне не присылайте. 
Пришлите лучше табаку, чаю по возможности не плохого и какихнибудь духов (голубчик, английских!). Теперь только вижу, до какой степени я избалован. Например, меня всего коробит от того, 
что я пишу на дешевой почтовой бумаге… Мне как-то странно, 
что бумага не гибка, не лоснится и не пахнет тем незабвенным ветерком, который вносила с собой всегда N-e, когда приходила ко 
мне…

Однако прощайте. Не забывайте и пишите. Крепко жму руку.
Весь ваш N. N.
С подлинным верно:

А. Чехонте.