Кухарка женится

А.П. Чехов

КУХАРКА ЖЕНИТСЯ

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Кухарка женится. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 6 с. – (Библиоте
ка русской классики).

ISBN 978-5-16-007163-3
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Усл. печ. л. 15,0. Уч.изд. л. 18,72.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

КУХАРКА ЖЕНИТСЯ

Гриша, маленький, семилетний карапузик, стоял около кухон
ной двери, подслушивал и заглядывал в замочную скважину. В 
кухне происходило нечто, по его мнению, необыкновенное, доселе 
невиданное. За кухонным столом, на котором обыкновенно рубят 
мясо и крошат лук, сидел большой, плотный мужик в извозчичьем 
кафтане, рыжий, бородатый, с большой каплей пота на носу. Он 
держал на пяти пальцах правой руки блюдечко и пил чай, причем 
так громко кусал сахар, что Гришину спину подирал мороз. Против него на грязном табурете сидела старуха нянька Аксинья Степановна и тоже пила чай. Лицо у няньки было серьезно и в то же 
время сияло каким-то торжеством. Кухарка Пелагея возилась около печки и, видимо, старалась спрятать куда-нибудь подальше свое 
лицо. А на ее лице Гриша видел целую иллюминацию: оно горело 
и переливало всеми цветами, начиная с красно-багрового и кончая 
смертельно-бледным. Она, не переставая, хваталась дрожащими 
руками за ножи, вилки, дрова, тряпки, двигалась, ворчала, стучала, 
но в сущности ничего не делала. На стол, за которым пили чай, она 
ни разу не взглянула, а на вопросы, задаваемые нянькой, отвечала 
отрывисто, сурово, не поворачивая лица. 

- Кушайте, Данило Семеныч! - угощала нянька извозчика. - Да 

что вы всё чай да чай? Вы бы водочки выкушали! 

И нянька придвигала к гостю сороковушку и рюмку, причем 

лицо ее принимало ехиднейшее выражение. 

- Не потребляю-с... нет-с... - отнекивался извозчик. - Не неволь
те, Аксинья Степановна. 

- Какой же вы... Извозчики, а не пьете... Холостому человеку 

невозможно, чтоб не пить. Выкушайте! 

Извозчик косился на водку, потом на ехидное лицо няньки, и 

лицо его самого принимало не менее ехидное выражение: нет, мол, 
не поймаешь, старая ведьма! 

- Не пью-с, увольте-с... При нашем деле не годится это малоду
шество. Мастеровой человек может пить, потому он на одном месте сидит, наш же брат завсегда на виду в публике. Не так ли-с? 
Пойдешь в кабак, а тут лошадь ушла; напьешься ежели - еще хуже: 
того и гляди, уснешь или с козел свалишься. Дело такое. 

- А вы сколько в день выручаете, Данило Семеныч? 
- Какой день. В иной день на зелененькую выездишь, а в другой 

раз так и без гроша ко двору поедешь. Дни разные бывают-с. Нониче наше дело совсем ничего не стоит. Извозчиков, сами знаете, 
хоть пруд пруди, сено дорогое, а седок пустяковый, норовит всё на 
конке проехать. А всё ж, благодарить бога, не на что жалиться. И 

сыты, и одеты, и... можем даже другого кого осчастливить... (извозчик покосился на Пелагею)... ежели им по сердцу. 

Что дальше говорилось, Гриша не слышал. Подошла к двери 

мамаша и послала его в детскую учиться. 

- Ступай учиться. Не твое дело тут слушать! 
Придя к себе в детскую, Гриша положил перед собой "Родное 

слово", но ему не читалось. Всё только что виденное и слышанное 
вызвало в его голове массу вопросов. 

"Кухарка женится... - думал он. - Странно. Не понимаю, зачем 

это жениться? Мамаша женилась на папаше, кузина Верочка - на 
Павле Андреиче. Но на папе и Павле Андреиче, так и быть уж, 
можно жениться: у них есть золотые цепочки, хорошие костюмы, у 
них всегда сапоги вычищенные; но жениться на этом страшном 
извозчике с красным носом, в валенках... фи! И почему это няньке 
хочется, чтоб бедная Пелагея женилась?" 

Когда из кухни ушел гость, Пелагея явилась в комнаты и заня
лась уборкой. Волнение еще не оставило ее. Лицо ее было красно и 
словно испуганно. Она едва касалась веником пола и по пяти раз 
мела каждый угол. Долго она не выходила из той комнаты, где сидела мамаша. Ее, очевидно, тяготило одиночество и ей хотелось 
высказаться, поделиться с кем-нибудь впечатлениями, излить душу. 

- Ушел! - проворчала она, видя, что мамаша не начинает разго
вора. 

- А он, заметно, хороший человек, - сказала мамаша, не отрывая 

глаз от вышиванья. - Трезвый такой, степенный. 

- Ей-богу, барыня, не выйду! - крикнула вдруг Пелагея, вся 

вспыхнув. Ей-богу, не выйду! 

- Ты не дури, не маленькая. Это шаг серьезный, нужно обду
мать хорошенько, а так, зря, нечего кричать. Он тебе нравится? 

- Выдумываете, барыня! - застыдилась Пелагея. - Такое скажут, 

что... ей-богу... 

"Сказала бы: не нравится!" - подумал Гриша. 
- Какая ты, однако, ломака... Нравится? 
- Да он, барыня, старый! Гы-ы! 
- Выдумывай еще! - окрысилась на Пелагею из другой комнаты 

нянька. Сорока годов еще не исполнилось. Да на что тебе молодой? С лица, дура, воды не пить... Выходи, вот и всё! 

- Ей-богу, не выйду! - взвизгнула Пелагея. 
- Блажишь! Какого лешего тебе еще нужно? Другая бы в ножки 

поклонилась, а ты - не выйду! Тебе бы всё с почтальонами да лепетиторами перемигиваться! К Гришеньке лепетитор ходит, барыня, 
так она об него все свои глазищи обмозолила. У, бесстыжая! 

- Ты этого Данилу раньше видала? - спросила барыня Пелагею. 
- Где мне его видеть? Первый раз сегодня вижу. Аксинья отку
да-то привела... чёрта окаянного... И откуда он взялся на мою голову! 

За обедом, когда Пелагея подавала кушанья, все обедающие за
сматривали ей в лицо и дразнили ее извозчиком. Она страшно 
краснела и принужденно хихикала. 

"Должно быть, совестно жениться... - думал Гриша. - Ужасно 

совестно!" 

Все кушанья были пересолены, из недожаренных цыплят сочи
лась кровь и, в довершение всего, во время обеда из рук Пелагеи 
сыпались тарелки и ножи, как с похилившейся полки, но никто не 
сказал ей ни слова упрека, так как все понимали состояние ее духа. 
Раз только папаша с сердцем швырнул салфетку и сказал мамаше: 

- Что у тебя за охота всех женить да замуж выдавать! Какое те
бе дело? Пусть сами женятся, как хотят. 

После обеда в кухне замелькали соседские кухарки и горнич
ные, и до самого вечера слышалось шушуканье. Откуда они пронюхали о сватовстве - бог весть. Проснувшись в полночь, Гриша 
слышал, как в детской за занавеской шушукались нянька и кухарка. Нянька убеждала, а кухарка то всхлипывала, то хихикала. Заснувши после этого, Гриша видел во сне похищение Пелагеи Черномором и ведьмой... 

С другого дня наступило затишье. Кухонная жизнь пошла сво
им чередом, словно извозчика и на свете не было. Изредка только 
нянька одевалась в новую шаль, принимала торжественно-суровое 
выражение и уходила куда-то часа на два, очевидно, для переговоров... Пелагея с извозчиком не видалась, и когда ей напоминали о 
нем, она вспыхивала и кричала:

- Да будь он трижды проклят, чтоб я о нем думала! Тьфу! 
Однажды вечером в кухню, когда там Пелагея и нянька что-то 

усердно кроили, вошла мамаша и сказала: 

- Выходить за него ты, конечно, можешь, твое это дело, но, Пе
лагея, знай, что он не может здесь жить... Ты знаешь, я не люблю, 
если кто в кухне сидит. Смотри же, помни... И тебя я не буду отпускать на ночь. 

- И бог знает что выдумываете, барыня! - взвизгнула кухарка. 
Да что вы меня им попрекаете? Пущай он сбесится! Вот еще навязался на мою голову, чтоб ему... 

Заглянув в одно воскресное утро в кухню, Гриша замер от 

удивления. Кухня битком была набита народом. Тут были кухарки 
со всего двора, дворник, два городовых, унтер с нашивками, мальчик Филька... Этот Филька обыкновенно трется около прачешной 

и играет с собаками, теперь же он был причесан, умыт и держал 
икону в фольговой ризе. Посреди кухни стояла Пелагея в новом 
ситцевом платье и с цветком на голове. Рядом с нею стоял извозчик. Оба молодые были красны, потны и усиленно моргали глазами. 

- Ну-с... кажись, время... - начал унтер после долгого молчания. 
Пелагея заморгала всем лицом и заревела... Унтер взял со стола 

большой хлеб, стал рядом с нянькой и начал благословлять. Извозчик подошел к унтеру, бухнул перед ним поклон и чмокнул его в 
руку. То же самое сделал он и перед Аксиньей. Пелагея машинально следовала за ним и тоже бухала поклоны. Наконец отворилась наружная дверь, в кухню пахнул белый туман, и вся публика с 
шумом двинулась из кухни на двор. 

"Бедная, бедная! - думал Гриша, прислушиваясь к рыданьям 

кухарки. Куда ее повели? Отчего папа и мама не заступятся?" 

После венца до самого вечера в прачешной пели и играли на 

гармонике. Мамаша всё время сердилась, что от няньки пахнет 
водкой и что из-за этих свадеб некому поставить самовар. Когда 
Гриша ложился спать, Пелагея еще не возвращалась. 

"Бедная, плачет теперь где-нибудь в потемках! - думал он. - А 

извозчик на нее: цыц! цыц!" 

На другой день утром кухарка была уже в кухне. Заходил на 

минуту извозчик. Он поблагодарил мамашу и, взглянув сурово на 
Пелагею, сказал: 

- Вы же, барыня, поглядывайте за ней. Будьте заместо отца
матери. И вы тоже, Аксинья Степанна, не оставьте, посматривайте, 
чтоб всё благородно... без шалостев... А также, барыня, дозвольте 
рубликов пять в счет ейного жалованья. Хомут надо купить новый. 

Опять задача для Гриши: жила Пелагея на воле, как хотела, не 

отдавая никому отчета, и вдруг ни с того ни с сего явился какой-то 
чужой, который откуда-то получил право на ее поведение и собственность! Грише стало горько. Ему страстно, до слез захотелось 
приласкать эту, как он думал, жертву человеческого насилия. Выбрав в кладовой самое большое яблоко, он прокрался на кухню, 
сунул его в руку Пелагее и опрометью бросился назад.