Который из трёх

А.П. Чехов

КОТОРЫЙ ИЗ ТРЁХ

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Который из трёх. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 8 с. – (Библиотека 

русской классики).

ISBN 978-5-16-007156-5
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Усл. печ. л. 15,0. Уч.изд. л. 18,72.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

КОТОРЫЙ ИЗ ТРЁХ

(Старая, но вечно новая история) 
На террасе роскошной старинной дачи статской советницы Ма
рьи Ивановны Лангер стояли дочь Марьи Ивановны - Надя и сынок известного московского коммерсанта Иван Гаврилович. 

Вечер был великолепный. Будь я мастер описывать природу, я 

описал бы и луну, которая ласково глядела из-за тучек и обливала
своим хорошим светом лес, дачу, Надино личико... Описал бы и 
тихий шепот деревьев, и песни соловья, и чуть слышный плеск 
фонтанчика... Надя стояла, опершись коленом о край кресла и 
держась рукой за перила. Глаза ее, томные, бархатные, глубокие, 
глядели неподвижно в темную зеленую чащу... На бледном, освещенном луной личике играли темные топи - пятнышки: это румянец... Иван Гаврилович стоял позади нее и нервно, дрожащей рукой пощипывал свою жидкую бородку. Когда ему надоедало щипать бородку, он начинал поглаживать и трепать другой рукой 
свое высокое, некрасивое жабо. Иван Гаврилович некрасив. Он 
похож на свою маменьку, напоминающую собой деревенскую кухарку. Лоб у него маленький, узенький, точно приплюснутый; нос 
вздернутый, тупой, с заметной выемкой вместо горбины, волос 
щетиной. Глаза его, маленькие, узкие, точно у молодого котенка, 
вопросительно глядели на Надю. 

- Вы извините меня, - говорил он, заикаясь, судорожно вздыхая 

и повторяясь, - извините меня, что я рассказываю вам... про свои 
чувства... Но я вас так полюбил, что даже не знаю, в своем ли я уме 
нахожусь, или нет... В груди моей такие чувства к вам, что и выразить этого невозможно! Я, Надежда Петровна, как только вас увидал, так сразу и втюрился, полюбил то есть. Вы извините меня, 
конечно, но... ведь... (Пауза.) Приятная нонче природа! 

- Да... Погода великолепная... 
- И при такой самой природе как приятно, знаете ли-с, любить 

такую приятную особу, как вы... Но я несчастлив! 

Иван Гаврилович вздохнул и дернул себя за бородку. 
- Очень несчастлив-с! Я вас люблю, страдаю, а... вы? Нешто вы 

можете чувствовать ко мне чувства? Вы образованная, ученая... все 
по-благородному... А я? Я купеческого звания и... больше ничего! 
Как есть ничего! Денег-то много, но что толку с тех денег, если нет 
настоящего счастья? Без счастья с этими самыми деньгами одно 
только окаянство да... пустоцвет. Ешь хорошо, ну... пешком не ходишь... пустая жизнь... Надежда Петровна! 

- Ну? 
- Ни... ничего-с! Я хотел, собственно говоря, вас побеспокоить... 

- Что вам? 
- Можете ли вы меня любить? (Пауза.) Я предлагал вашей ма
меньке... мамаше то есть, свое сердце и руку относительно вас, и 
оне сказали, что все от вас зависит... Вы можете, говорит, и без родительской воли... Как вы мне ответите? 

Надя молчала. Она взглянула в темную зеленую чащу, где еле
еле обрисовывались стволы и узорчатая листва... Ее занимали 
движущиеся черные тени от деревьев, которые слегка покачивались от ветерка своими верхушками. Молчание ее душило Ивана 
Гавриловича. На глазах его выступили слезы. Он страдал. "Ну что 
- ежели она откажет?" - думалось ему, и эта невеселая дума морозом резала по его широкой спине... 

- Сделайте милость, Надежда Петровна, - проговорил он, - не 

терзайте мою душу... Ведь я, ежели лезу к вам, то от любви... Потому... (Пауза.) Ежели... (Пауза.) Ежели вы не ответите мне, то 
хоть умирай. 

Надя повернула свое лицо к Ивану Гавриловичу и улыбнулась... 

Она протянула ему свою руку и заговорила голосом, который прозвучал в ушах московского коммерсанта песнью сирены: 

- Очень вам благодарна, Иван Гаврилович... Я уже давно знаю, 

что вы меня любите, и знаю, как вы любите... Но я... я... Я вас тоже 
люблю, Жан... Вас нельзя не полюбить за ваше доброе сердце, за 
вашу преданность... 

Иван Гаврилович раскрыл широко рот, засмеялся и, счастли
вый, провел себя ладонью по лицу: не сон ли, мол? 

- Я знаю, что если я выйду за вас замуж, - продолжала Надя, - то 

я буду самая счастливая... Но знаете что, Иван Гаврилович? Подождите немножко ответа... Ответить положительно сейчас я не могу... Я должна этот шаг обдумать хорошенько... Подумать надо... 
Потерпите немного. 

- А долго ждать? 
- Нет, немного... День, много два... 
- Это можно-с... 
- Вы сейчас уедете, а ответ я дам письмом... Уезжайте сейчас 

домой, а я пойду думать... Прощайте... Через день... 

Надя протянула руку. Иван Гаврилович схватил ее и поцеловал. 

Надя кивнула головой, поцеловала воздух, спорхнула с крыльца и 
исчезла... Иван Гаврилович постоял минуты две-три, подумал и 
отправился через маленький цветник и рощу к своим лошадям, 
которые стояли на просеке. Он раскис и ослабел от счастья, точно 
его целый день продержали в горячей ванне... Он шел и смеялся от 
счастья. 

- Трофим! - разбудил он спавшего кучера. - Вставай! Едем! На 

чай пять желтеньких! Понял? Ха-ха! 

Между тем Надя прошмыгнула сквозь все комнаты на другую 

террасу, спустилась с этой террасы и, пробираясь сквозь деревья, 
кусты и кустики, побежала на другую просеку. На этой просеке 
ожидал ее друг ее детства, молодой человек лет двадцати шести, 
барон Владимир Штраль. Штраль миленький толстенький немецкарапузик, с уже заметной плешью на голове. Он в этом году кончил курс в университете, едет в свое харьковское именье и пришел 
в последний раз, проститься... Он был слегка пьян и, полулежа на 
скамье, насвистывал "Стрелочка". 

Надя подбежала к нему и, тяжело дышащая, утомленная бегом, 

повисла на его шее. Звонко хохоча и теребя его за шею, за волосы 
и воротник, она осыпала его жирное, потное лицо поцелуями... 

- Я тебя уже целый час жду, - сказал барон, обнимая ее за та
лию... 

- Ну что - здоров? 
- Здоров... 
- Едешь завтра? 
- Еду... 
- Противный... Возвратишься скоро? 
- Не знаю... 
Барон поцеловал Надю в щеку и ссадил ее с колен на скамью. 
- Ну, будет целоваться, - сказала Надя. - После... Впереди еще 

много времени. Теперь потолкуем о деле. (Пауза.) Ты, Воля, подумал? 

- Подумал... 
- Ну что ж, как? Когда... свадьба? 
Барон поморщился. 
- Ты опять о том же! - сказал он. - Ведь я тебе еще вчера дал... 

положительный ответ... Ни о какой свадьбе не может быть и речи! 
Я тебе еще вчера сказал... Зачем заводить разговор о том, что уже 
тысячу раз было пересказано?.. 

- Но, Воля, должны наши отношения чем-нибудь кончиться! 

Как ты это не поймешь? Ведь должны? 

- Должны, но не свадьбой... Ты, Nadine, повторяю я в сотый раз, 

наивна, как трехлетнее дитя... Наивность к лицу хорошеньким 
женщинам, но не в данном случае, душа моя... 

- Не хочешь жениться, значит! Не хочешь? Ты говори прямо, 

бессовестная твоя душа, говори прямо: не хочешь? 

- Не хочу... С какой стати я буду себе портить карьеру? Я люб
лю тебя, но ведь ты сгубишь меня, если я на тебе женюсь... Ты мне 
не дашь ни состояния, ни имени... Женитьба должна, мой друг, 

быть половиной карьеры, а ты... Плакать нечего... Надо рассуждать 
здраво... Браки по любви никогда не бывают счастливы и оканчиваются обыкновенно пуфом... 

- Лжешь... Ты лжешь! Вот что! 
- Женись, а потом с голоду умирай... Нищих плоди... Рассуж
дать нужно... 

- А отчего ты тогда не рассуждал... помнишь? Ты тогда дал мне 

честное слово, что ты на мне женишься... Ведь дал? 

- Дал... Но теперь изменились мои планы... Ведь ты не выйдешь 

за бедного человека? Зачем же ты заставляешь меня жениться на 
бедной? Я не имею желания поступить с собой по-свински. У меня 
есть будущее, за которое я должен ответить пред своею совестью. 

Надя утерла платком глаза и вдруг неожиданно, нечаянно бро
силась опять на шею к православному немцу. Она припала к нему 
и принялась осыпать его лицо поцелуями. 

- Женись! - залепетала она. - Женись, голубчик! Ведь я люблю 

тебя! Ведь я жить без тебя не могу, моя прелесть! Ты меня убьешь, 
если расстанешься со мной! Женишься? Да? 

Немец подумал и решительным тоном сказал: 
- Не могу! Любовь хорошая вещь, но на этом свете она не пре
жде всего... 

- Так не хочешь? 
- Нет... Не могу... 
- Не хочешь? Верно, что не хочешь? 
- Не могу, Nadine! 
- Подлец, негодяй... нот что! Мошенник! Немчура! Я тебя тер
петь не могу, ненавижу, презираю! Ты гадок! Я тебя и не любила 
никогда! Если я в тот вечер и поддалась тебе, то только потому, 
что считала тебя честным человеком, думала, что ты женишься на 
мне... Я тебя и тогда терпеть не могла! Хотела выйти за тебя, потому что ты барон и богач! 

Надя замахала руками и, отступив на несколько шагов от 

Штраля, пустила в него еще несколько колкостей и отправилась 
домой... "Напрасно я ходила сейчас к нему, - думала она, идя домой. - Ведь знала же я, что он не захочет жениться? Вот негодяй! 
Дура была я в тот вечер! Не поддайся я ему тогда, теперь бы не 
было надобности унижаться перед этой... немчурой". 

Придя во двор дачи, Надя не пошла в комнаты. Она походила 

по двору и остановилась у одного слабо освещенного окна. Окно 
это выходило из комнаты, в которой обитала на летнем положении 
молодая, только что выпущенная из консерватории, первая скрипка, Митя Гусев. Надя начала глядеть в окно. Митя, плечистый, 
курчавый блондин, недурной собой, был дома. Он без сюртука и 

жилетки лежал на кровати и читал роман. Надя постояла, подумала 
и постучала в окно. Первая скрипка подняла голову. 

- Кто там? 
- Это я, Дмитрий Иваныч... Отворите-ка окно на минутку!.. 
Митя быстро надел сюртук и отворил окно.
- Идите сюда... Лезьте ко мне... - сказала Надя. 
Митя показался на окне и через секунду был уже . возле Нади. 
- Что вам угодно? 
- Пойдемте! - сказала Надя и взяла Митю под руку. 
- Вот что, Дмитрий Иваныч, - сказала она. - Не пишите мне, го
лубчик, любовных писем! Пожалуйста, не пишите! Не любите меня и не говорите мне, что вы меня любите! 

Слезы сверкнули на глазах Нади и полились струей по щекам, 

по рукам... 

Слезы были самые настоящие, горючие, крупные... 
- Не любите меня, Дмитрий! Не играйте для меня на скрипке! Я 

гадкая, противная, нехорошая... Я такая, которую нужно презирать, 
ненавидеть, бить... 

Надя зарыдала и положила свою головку на грудь Мити. 
- И я самая гадкая, и мысли мои гадкие, и сердце... 
Митя растерялся, забормотал какую-то ерунду и поцеловал На
дю в голову... 

- Вы добрый, хороший... Я, честное слово, люблю вас... Ну, а вы 

не любите меня! Я люблю больше всего на свете деньги, наряды, 
коляски... Я умираю, когда думаю, что у меня нет денег... Я мерзкая, эгоистка... Не любите, душечка, Дмитрий Иваныч! Не пишите 
мне писем! Я выхожу замуж... за Гаврилыча... Видите - какая я! А 
вы еще... любите меня! Прощайте! Я вас буду любить и замужем... 
Прощай, Митя! 

Надя быстро обняла Гусева, быстро поцеловала его в шею и по
бежала к воротам. 

Придя к себе в комнату, Надя села за стол и, горько плача, на
писала следующее письмо: "Дорогой Иван Гаврилыч! Я ваша. Я 
вас люблю и хочу быть вашей женою... Ваша Н." 

Письмо было запечатано и сдано горничной для отправки по 

адресу. 

"Завтра... что-нибудь привезет..." - подумала Надя и глубоко 

вздохнула. 

Этот вздох был финалом ее плача. Посидев немного у окна и 

успокоившись, Надя быстро разделась, и ровно в полночь дорогое 
пуховое одеяло, с вышивками и вензелями, уже грело спящее, изредка вздрагивающее тело молодой, хорошенькой, развратной гадины. 

В полночь Иван Гаврилович шагал у себя по кабинету и мечтал 

вслух. 

В кабинете сидели его родители и слушали его мечтания... Они 

радовались и были счастливы за счастливого сына... 

- Девица-то она хорошая, благородная, - говорил отец. - Совет
ника дочь, да и красавица. Одна только беда: фамилия у нее немецкая! Подумают люди, что ты на немке женился... 

1882 г.