Месть

А.П. Чехов 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

МЕСТЬ 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

МЕСТЬ 

Лев Саввич Турманов, дюжинный обыватель, имеющий капиталец, молодую жену и солидную плешь, как–то играл на именинах у приятеля в винт. После одного хорошего минуса, когда его 
в пот ударило, он вдруг вспомнил, что давно не пил водки. Поднявшись, он на цыпочках, солидно покачиваясь, пробрался между 
столов, прошел через гостиную, где танцевала молодежь (тут он 
снисходительно улыбнулся и отечески похлопал по плечу молодого, жидкого аптекаря), затем юркнул в маленькую дверь, которая вела в буфетную. Тут, на круглом столике, стояли бутылки, 
графины с водкой... Около них, среди другой закуски, зеленея луком и петрушкой, лежала на тарелке наполовину уже съеденная 
селедка. Лев Саввич налил себе рюмку, пошевелил в воздухе 
пальцами, как бы собираясь говорить речь, выпил и сделал страдальческое лицо, потом ткнул вилкой в селедку и... Но тут за стеной послышались голоса. 
– Пожалуй, пожалуй... – бойко говорил женский голос. – 
Только когда это будет? 
«Моя жена, – узнал Лев Саввич. – С кем это она?» 
– Когда хочешь, мой друг... – отвечал за стеной густой, сочный бас. – Сегодня не совсем удобно, завтра я целешенький день 
занят... 
«Это Дегтярев! – узнал Турманов в басе одного из своих приятелей. – И ты, Брут, туда же! Неужели и его уж подцепила? Экая 
ненасытная, неугомонная баба! Дня не может продышать без романа!» 
– Да, завтра я занят, – продолжал бас. – Если хочешь, напиши 
мне завтра что–нибудь... Буду рад и счастлив... Только нам следовало бы упорядочить нашу корреспонденцию. Нужно придумать какой–нибудь фокус. Почтой посылать не совсем удобно. 
Если я тебе напишу, то твой индюк может перехватить письмо у 
почтальона; если ты мне напишешь, то моя половина получит без 
меня и наверное распечатает. 
– Как же быть? 
– Нужно фокус какой–нибудь придумать. Через прислугу посылать тоже нельзя, потому что твой Собакевич наверное держит 
в ежовых горничную и лакея... Что, он в карты играет? 
– Да. Вечно, дуралей, проигрывает! 

2 

– Значит, в любви ему везет! – засмеялся Дегтярев. – Вот, мамочка, какой фортель я придумал... Завтра, ровно в шесть часов 
вечера, я, возвращаясь из конторы, буду проходить через городской сад, где мне нужно повидаться со смотрителем. Так вот ты, 
душа моя, постарайся непременно к шести часам, не позже, положить записочку в ту мраморную вазу, которая, знаешь, стоит 
налево от виноградной беседки... 
– Знаю, знаю... 
– Это выйдет и поэтично, и таинственно, и ново... Не узнает ни 
твой пузан, ни моя благоверная. Поняла? 
Лев Саввич выпил еще одну рюмку и отправился к игорному 
столу. Открытие, которое он только что сделал, не поразило его, 
не удивило и нимало не возмутило. Время, когда он возмущался, 
устраивал сцены, бранился и даже дрался, давно уже прошло; он 
махнул рукой и теперь смотрел на романы своей ветреной супруги сквозь пальцы. Но ему все–таки было неприятно. Такие выражения, как индюк, Собакевич, пузан и пр., покоробили его самолюбие. 
«Какая же, однако, каналья этот Дегтярев! – думал он, записывая минусы. – Когда встречается на улице, таким милым другом 
прикидывается, скалит зубы и по животу гладит, а теперь, поди–
ка, какие пули отливает! В лицо другом величает, а за глаза я у 
него и индюк и пузан...» 
Чем больше он погружался в свои противные минусы, тем тяжелее становилось чувство обиды... 
«Молокосос... – думал он, сердито ломая мелок. – Мальчишка... Не хочется только связываться, а то я показал бы тебе Собакевича!» 
За ужином он не мог равнодушно видеть физиономию Дегтярева, а тот, как нарочно, неотвязчиво приставал к нему с вопросами: выиграл ли он? отчего он так грустен? и проч. И даже имел 
нахальство, на правах доброго знакомого, громко пожурить его 
супругу за то, что та плохо заботится о здоровье мужа. А супруга, 
как ни в чем не бывало, глядела на мужа маслеными глазками, 
весело смеялась, невинно болтала, так что сам чёрт не заподозрил 
бы ее в неверности. 
Возвратясь домой, Лев Саввич чувствовал себя злым и неудовлетворенным, точно он вместо телятины съел за ужином старую калошу. Быть может, он пересилил бы себя и забылся, но 

3 

болтовня супруги и ее улыбки каждую секунду напоминали ему 
про индюка, гуся, пузана... 
«По щекам бы его, подлеца, отхлопать... – думал он. – Оборвать бы его публично». 
И он думал, что хорошо бы теперь побить Дегтярева, подстрелить его на дуэли как воробья... спихнуть с должности или положить в мраморную вазу что–нибудь неприличное, вонючее – дохлую крысу, например... Недурно бы женино письмо заранее выкрасть из вазы, а вместо него положить какие–нибудь скабрезные 
стишки с подписью «твоя Акулька» или что–нибудь в этом роде. 
Долго Турманов ходил по спальной и услаждал себя подобными мечтами. Вдруг он остановился и хлопнул себя по лбу. 
– Нашел, браво! – воскликнул он и даже просиял от удовольствия. – Это выйдет отлично! О–отлично! 
Когда уснула его супруга, он сел за стол и после долгого раздумья, коверкая свой почерк и изобретая грамматические ошибки, написал следующее: «Купцу Дулинову. Милостивый Государь! Если к шести часам вечера сиводня 12–го сентября в мраморную вазу, что находица в городском саду налево от виноградной беседки, не будит положено вами двести рублей, то вы будете убиты и ваша галантирейная лавка взлетит на воздух». Написав такое письмо, Лев Саввич подскочил от восторга. 
– Каково придумано, а? – бормотал он, потирая руки. – Шикарно! Лучшей мести сам сатана не придумает! Естественно, 
купчина струсит и сейчас же донесет полиции, а полиция засядет 
к шести часам в кусты – и цап–царап его, голубчика, когда он за 
письмом полезет!.. То–то струсит! Пока дело выяснится, так успеет, каналья, и натерпеться и насидеться... Браво! 
Лев Саввич прилепил марку к письму и сам снес его в почтовый ящик. Уснул он с блаженнейшей улыбкой и спал так сладко, 
как давно уже не спал. Проснувшись утром и вспомнивши свою 
выдумку, он весело замурлыкал и даже потрогал неверную жену 
за подбородочек. Отправляясь на службу и потом сидя в канцелярии, он всё время улыбался и воображал себе ужас Дегтярева, когда тот попадет в западню... 
В шестом часу он не выдержал и побежал в городской сад, 
чтобы воочию полюбоваться отчаянным положением врага. 
«Ага!» – подумал он, встретив городового. 

4 

Дойдя до виноградной беседки, он сел под куст и, устремив 
жадные взоры на вазу, принялся ждать. Нетерпение его не имело 
пределов. 
Ровно в шесть часов показался Дегтярев. Молодой человек 
был, по–видимому, в отличнейшем расположении духа. Цилиндр 
его ухарски сидел на затылке и из–за распахнувшегося пальто 
вместе с жилеткой, казалось, выглядывала сама душа. Он насвистывал и курил сигару... 
«Вот сейчас узнаешь индюка да Собакевича! – злорадствовал 
Турманов. – Погоди!» 
Дегтярев подошел к вазе и лениво сунул в нее руку... Лев Саввич приподнялся и впился в него глазами... Молодой человек вытащил из вазы небольшой пакет, оглядел его со всех сторон и пожал плечами, потом нерешительно распечатал, опять пожал плечами и изобразил на лице своем крайнее недоумение; в пакете 
были две радужные бумажки! 
Долго осматривал Дегтярев эти бумажки. В конце концов, не 
переставая пожимать плечами, он сунул их в карман и произнес: 
«Merci!» 
Несчастный Лев Саввич слышал это «merci». Целый вечер потом стоял он против лавки Дулинова, грозился на вывеску кулаком и бормотал в негодовании: 
– Трррус! Купчишка! Презренный Кит Китыч! Трррус! Заяц 
толстопузый!..