Статистические источники по мелкой промышленности Нижегородского края (вторая половина XIX - начало ХХ вв.)

С.В. Максимов, 
к.и.н., доцент Арзамасского филиала РУК 

Статистические источники по мелкой промышленности 
Нижегородского края (вторая половина XIX - начало XX вв.): 
перспективы новых подходов к изучению 

Если рассматривать массовые источники по нижегородским кустарям 
для указанного в названии статьи периода, то легко будет заметить, что таковых источников не так уж и много. К ним в основном относятся земские обследования (наиболее известны подворные переписи), да сведения губернского статистического комитета. Даже если кто-то из земцев брался за серьезное изучение той или иной кустарной отрасли, - а это было сплошь и рядом, - все равно основой для работы им служила все та же первичная статистика. Кроме того, индивидуальное (авторское) исследование - это принципиально иной вид источника, где, кроме цифровых сводок, присутствуют 
свидетельства очевидцев, результаты устных опросов, собственные впечатления, экскурсы в предысторию, анализ, синтез и прочее, и прочее. Словом, 
труды земцев-статистиков, впервые обобщивших кустарную тему, содержат 
массу ценнейших сведений, однозначно исключенных из арсенала массовых 
источников. 

С другой стороны, статистика и статистические источники обладают 
целым рядом неоценимых достоинств, каковых нет и не может быть, например, у источников нарративных. К названным достоинствам следует отнести 
массовость, широту охвата, сравнимость, комплексность, структурность и 
т.д. 

С тех самых пор, когда наши земские и государственные статистические комитеты начали проводить и публиковать результаты своих обследований, без статистики не может обойтись ни одно мало-мальски серьезное 
исследование по сельской социально-экономической проблематике. За более 
чем столетний период существования опубликованной статистики изучению 
подверглись все регионы, все виды и типы деятельности, все отрасли и подотрасли, все внешние и внутренние связи, словом, все, что только мог отыскать пытливый исследовательский ум в тысячах страниц бесчисленных 
цифровых сводок. Казалось бы, за столь долгий срок статистику «выжали» до 
конца. Теперь, как отработанную руду, ее можно выбросить и забыть. Однако 
в предыдущем сборнике' нам уже приходилось указывать на некоторые до
См.: Максимов. С.В. Источники по мелкой (кустарной) промышленности Нижегородской губернии начала XX века // Вопросы архивоведения и источниковедения в 
высшей школе. Выпуск II: Сборник материалов научно-практической конференции 
(26 декабря 2006 г.) / Под общ. ред. В.И. Грубова. - Арзамас, 2006. С. 53-56. 

70 

ныне неизвестные (неопубликованные) статистические данные, хранящиеся в 
Центральном архиве Нижегородской области. Аналогичные материалы имеются в других областных и региональных архивах. А это значит, что списывать статистику с исторических счетов еще рано, новые данные могут серьезно повлиять на сложившиеся представления о мелкой промышленности 
России рубежа Х1Х-ХХ веков. Однако дальше речь хотелось бы повести о 
другом. 

Не секрет, что XX век был веком кризиса исторической науки. В западном мире он был продиктован кризисом либеральных ценностей, спровоцированным итогами двух глобальных войн, а в России прямым вмешательством государства в ее развитие и общественно-политической дезориентацией, 
ставшей итогом постоянного идеологического диктата. Если Ф. Фукуяма в 
1992 г. хоть как-то успокоил Запад относительно перспектив демократии и 
политического либерализма, мы такого спокойствия не обрели до сих пор. 
Более того, для нас кризис истории углубился в 1991 году. 

Одна из главных проблем современной отечественной истории заключена в самих историках. Нам, чтобы объяснять прошлое, нужно как минимум 
согласиться с настоящим, принять его таким, как оно есть. В противном случае получится не объяснение, а подтасовка фактов, использование прошлого 
в корыстных целях. Но настоящее слишком неоднозначно, чтобы не предъявлять ему счеты, и мы постоянно оглядываемся назад, пытаясь с помощью 
давних событий оправдать свои политические взгляды. В этом смысле у отечественной историографии богатые традиции (от Н.И. Костомарова до В.И. 
Ленина, не говоря о более поздних временах). 

Азарт, с которым еще недавно велись полемические битвы, поистине 
достоин лучшего применения, но мало кто собирается складывать оружие. И 
здесь пора сказать о еще одной важной проблеме современной истории, из-за 
которой научный кризис может принять куда более угрожающие формы. 
Проблема эта связана с тематикой и масштабом исследования. Большинство 
тем, на которые ориентируется современный историк, так или иначе, достались нам в наследство от XX века, а точнее от семидесяти советских лет, когда над нами господствовала всепроникающая и все охватывающая идея 
классовой борьбы. Не вдаваясь в подробности, отметим, что классовый подход, с одной стороны, обезличивал историю, делая ненужными и малоинтересными историю малых форм и отдельные личности, а с другой, ограничивал ее рамками узких социальных групп. Класс на долгое время стал единственным мерилом в познании социальных и экономических явлений прошлого. Но разве нет и никогда не было таких явлений как нация, народ, культура, 
континент, сторона света и т.д.? Конечно, были. Только ни то, ни другое, ни 
третье не стали для нас исследовательским императивом. 

71 

Поскольку европейская наука начала выходить из названного кризиса 
задолго до нас, понятно, что ей уже кое-что удалось сделать. В связи с этим, 
в частности, хотелось бы вспомнить такие имена, как Л. Февр и Ф. Бродель. 
Один из корифеев французской исторической школы призывал к «другой 
истории», включающей в себя изучение всех сторон обыденной жизни человека, другой предлагал концепцию «ГЛОБАЛЬНОЙ ИСТОРИИ (времени 
большой длительности)». У него, между прочим, речь также идет о синтезе 
социальных наук, о чем сейчас мы только начинаем робко задумываться. 

Субъектом истории при подобном подходе оказываются медленно изменяющиеся во времени структуры - «системы достаточно устойчивых отношений между социальной реальностью и массами», как формулировал 
Бродель. Например, городские или сельские экономики, агротехнические 
изменения, торговля и т.д. 

Всякое изменение диктуется временем. В переходе европейской науки 
от описания королей и диктаторов к истории многомиллионных масс, создающих своими действиями «другую историю», отчетливо просматривается 
растущий эгалитаризм ушедшего века. Однако для самой исторической науки причины не важны. Для нее важнее новые рубежи и возможности. Во всяком случае, идея разноуровневой истории, как можно было бы ее назвать, на 
редкость удачно стыкуется с проблемой использования «старых» источников, 
к разряду которых впору отнести нашу видавшую виды статистику. 

В самом деле, по-новому задействовать статистические источники можно, как минимум, расширив объект исследования и переменив его ракурс. В 
нашем случае назрела необходимость взглянуть на мелкого кустаря не Изолированно, как делалось раньше, а в совокупности с мелким крестьянским 
хозяйством, частью которого он - мелкий производитель - сплошь и рядом 
являлся. Подчеркнем еще раз, что и крестьянин, и кустарь были мелкими товаропроизводителями (говоря современным языком, предпринимателями). 
Отсюда появляется новый ракурс и новая задача - рассмотреть проблему 
обобщенно как особое явление, условно претендующее на название народного предпринимательства. Помимо того, что новый взгляд (конечно, возможны и даже необходимы другие) дает заскучавшей науке серьезный картбланш, он еще и заново открывает для нас хорошо знакомые и испытанные 
источники. 

72