Елка для взрослых

К.М. Станюкович 
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

ЕЛКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

I 

Лев Сергеевич Озорнин только что закончил утренний туалет 
основательной отделкой ногтей, удовлетворенно взглянул на 
свои красивые смугловатые большие руки с длинными пальцами 
и стал пробегать газету, отхлебывая маленькими глотками чай из 
стакана и попыхивая папироской. 
Когда часы на письменном столе пробили десять, он поднялся 
с кресла и легкой походкой вышел из своего небольшого, недурно обставленного кабинета, весело напевая какой-то мотив и, 
по-видимому, находясь в том хорошем расположении духа, в каком бывают люди, которым жизнь улыбается. 
Это был высокий, статный, красивый брюнет лет тридцати с 
коротко остриженными волосами и небольшой остроконечной 
бородкой, свежий, цветущий и элегантный в своем щегольски 
сшитом темно-синем вестоне 1 с ослепительно белыми стоячими 
воротничками, загнутыми у горла, и в мягких ботинках без каблуков. 
В гостиной, убранной не без претензий на роскошь, к Озорнину подбежал хорошенький мальчик лет пяти с распущенными по 
плечам волнистыми волосами и весело воскликнул: 
– А елку уж принесли, папа! 
– Принесли? – улыбнулся Озорнин и, приподнимая ребенка, 
поцеловал в его обе пухлые щеки. 
– Она в кухне. Няня видела… Мама говорила, что завтра ее 
зажгут… 
– Завтра, Володя. И она будет очень красивая, когда ее уберут, – отвечал Озорнин. 
И, опустив мальчика на пол, он обратился к молодой пригожей няне в большом белом, с закинутыми назад лентами, чепце, 
какие носят парижские бонны, и внушительным, слегка строгим 
тоном, каким Озорнин говорил обыкновенно с прислугой, спросил, скользнув взглядом по хорошо развитому, крепкому бюсту 
свежей и румяной няни: 
– Барыня встала? 
– Встали-с. Сейчас выйдут! – отвечала няня и вся вдруг 
вспыхнула и потупила свои бойкие и лукавые карие глаза. 
                                                 
1 пиджаке (фр.  veston) 
 

2 

Озорнин приблизился к опущенной портьере и, раздвинув ее, 
постучал в двери. 
– Можно! – раздался из-за дверей необыкновенно мягкий, 
нежный и слегка певучий голос, низкий и грудной. 
Лев Сергеевич вошел в уютную, устланную ковром комнату, 
убранную с тонким вкусом и изящным кокетством женщины, 
любящей комфорт и хорошо понимающей значение и обаяние 
уютного женского гнездышка. 
Расписанные по белому фону атласа цветами низенькие изящные ширмочки, скрывавшие пышную двуспальную кровать, комод, умывальник и маленький киот с образами, отделяли роскошный кабинет-будуар с мягкой мебелью, обитой шелком нежно-голубого цвета, с массой дорогих безделок на этажерке, письменном столике, на нарядном туалете, с фонариком и несколькими пейзажами на стенах. 
В комнате было свежо и пахло какими-то вкусными духами. 
– Это ты, Лева? 
С этими словами маленькая женщина с роскошными белокурыми, отливавшими золотом волосами, надевавшая у туалета 
блестящие кольца на тонкие пальцы своих маленьких белых рук, 
повернула головку и улыбнулась, открывая ряд мелких жемчужных зубов, нежной и в то же время властной улыбкой женщины, 
сознающей свою обаятельность. Улыбались и эти большие голубые глаза под густыми, искусно подведенными бровями, глаза с 
тем светлым, кротким и будто загадочным взглядом, который называется «ангельским» и служит источником многих заблуждений, – улыбалось и это свежее лицо с ослепительной белизной 
кожи рыжеватой блондинки, отливавшее нежным, розоватым румянцем и дышавшее здоровьем. 
– Здравствуй, Лина… 
– Здравствуй, Лева… 
Она поднялась с табуретки – молодая, стройная, грациозная, 
хорошо сложенная, с тонкой талией и с роскошными формами 
груди, вырисовывающимися из-под шерстяной ткани безукоризненно сидевшего платья, – вся свежая, выхоленная, благоухающая, – протягивая свои алые, сочные и пышные губы. 
Муж поцеловал сперва маленькую руку, душистую и атласную, и затем поцеловал жену в губы. 
– Экая ты хорошенькая, Лина! – проговорил он, оглядывая 
жену, и прибавил: – Недаром ты всем так нравишься! 

3 

– Будто уж и всем? – улыбнулась маленькая женщина, видимо 
довольная комплиментом, и снова поцеловала мужа долгим поцелуем. 
Назвать ее красивой было нельзя, – черты лица Лины были 
неправильны: вздернутый нос не отличался красотой, лоб был 
мал, губы слишком крупны, – но и в этом лице, и во всей ее роскошной фигурке было что-то привлекательное, что-то вызывающее и чувственное, несмотря на ее «ангельские» глаза и сдержанно-строгий вид, и она нравилась мужчинам, особенно юнцам и 
господам «второй» молодости. Ей было двадцать восемь лет, что, 
впрочем, тщательно скрывалось, тем более что на вид ей можно 
было дать не более двадцати двух-трех. 
Маленькая женщина отлично понимала исключительный характер своей красоты и своего обаяния на мужчин и недаром холила свое тело, возведя заботу о нем в какой-то культ и предусмотрительно заботясь о сохранении своих чар на возможно долгое время. Она решительно отказалась иметь детей, кроме единственного своего первенца, и соблюдала строжайший режим 
жизни: брала ежедневно ванну, гуляла каждый день пешком, избегала есть мучное и сладкое, чтобы не пополнеть, и не любила 
засиживаться поздно. 
– А ты вчера, Лева, верно, поздно вернулся? 
– Поздно, Лина, в третьем часу. 
– У Волковых был? 
– Да, в карты играл… Вернулся и не хотел тебя будить, чтобы 
поделиться приятным известием… Ты так сладко спала… 
– Каким известием?.. 
– Я получил вчера наградные деньги. 
При слове «деньги» лицо Лины вдруг приняло серьезное, деловое выражение, и она с живостью спросила: 
– Сколько ты получил? 
– Много, Лина… Я и не ожидал: четыреста рублей. 
– Очень рада за тебя, Лева! – радостно промолвила Лина. – 
Твою службу, значит, ценят. 
Озорнин едва заметно улыбнулся глазами и шутливо промолвил: 
– Ну, милая, служба тут ни при чем… 
– Как ни при чем?.. Ты ведь такой усердный чиновник… 

4 

– Положим, работаю, как и другие… Но все-таки… спасибо 
Ветвицкому… и твоим прелестным глазкам… Ведь из-за них, 
Лина, мне дали такую награду. 
– Ты вздор говоришь! – промолвила, краснея, жена. – При чем 
тут мои глаза? Ветвицкий просто расположен к нам: и к тебе и ко 
мне одинаково. 
– Ну, ну, не сердись, Линочка… Ведь я шучу… 
– Глупые шутки! 
– Не буду больше, моя хорошенькая женушка! – с виноватым 
видом промолвил Левушка, целуя руку жены. – Ведь я знаю, что 
Ветвицкий… ну, одним словом… я нисколько не ревную тебя к 
нашему директору. 
– Еще бы ревновать к такому уроду! – весело рассмеялась Лина, глядя на своего красивого молодого мужа нежным взглядом. – 
Пусть ходит к нам изредка… Знакомство с ним для тебя же полезно… 
– Да разве я что-нибудь говорю? Конечно, пусть ходит… Было 
бы совсем глупо его не принимать… Он такой милый, Иван 
Александрович… Ну, получай деньги, моя хозяюшка. Вот тебе 
триста рублей, а сто я оставлю себе. 
– Оставь себе двести, Лева… Мне довольно двухсот… Я 
справлюсь. 
– Справишься?! Что ж, я очень рад… Спасибо тебе… Ты у меня просто золото… Самый настоящий министр финансов! – говорил Озорнин, пряча в бумажник две сотенные бумажки. – Я только восхищаюсь твоими хозяйственными талантами… право… 
Как это ты только справляешься на двести пятьдесят рублей в 
месяц?.. Живем мы прилично, едим хорошо, бываем в театре… 
Ты всегда одета прелестно… Долгов у нас нет… Даже мой портной не надоедает мне, как прежде… И все это благодаря тебе… 
– Во все вхожу, потому и справляюсь, – скромно отвечала Лина. – Ну, иногда у мамы возьму, мама дает… вот и сводим концы 
с концами, – прибавила Лина и втайне порадовалась, что ее Левушка совсем наивный человек, хоть и считает себя умным. 
В свою очередь и Левушка, отлично знавший, что у тещи, 
кроме маленькой пенсии, ровно ничего нет, с самым невинным 
видом прибавил: 
– Я так и думал… Твоя мать такая добрая… такая любящая, 
Лина… Ну, однако, мне пора… Надо покупать подарки… Кстати, 

5 

Лина, что тебе подарить?.. Я присмотрел уж у Фаберже хорошенькое кольцо… Ты любишь кольца… Я тебе куплю. 
– Кольцо?! Не надо, не надо, Лева! Видишь ли: у меня были 
старые кольца, еще мама их подарила – и я отдала их ювелиру, и 
сегодня у меня будет хорошенький брильянтовый кабюшон 1 на 
мизинец… Спасибо за желание, Лева… Спасибо, голубчик… 
– Ну так не хочешь ли серьги? 
– У меня есть… Не траться… Что-нибудь, какой-нибудь пустяк подари… 
– Ну я уж на свой вкус выберу… До свидания… Обедать меня 
не жди… Я сегодня обещал обедать у Зотова, а потом… 
– Но как же, Лева… Сегодня к нам хотел прийти Ветвицкий 
обедать… 
– Ну что ж… Пообедаете вдвоем… Ты извинись за меня, а я 
не могу… дал честное слово… 
И Озорнин, поцеловав руку жены, вышел из комнаты. 
«Бедный! он ни о чем не догадывается!» – подумала Лина и 
вышла в столовую пить кофе. 
 

II 

 
«Лева» был одним из тех молодых людей, которые смотрят на 
жизнь «трезво», как они выражаются, и отлично понимал и причину хозяйственных талантов жены, и того благополучия, которое совсем неожиданно снизошло на него вскоре после знакомства его патрона, директора департамента Ветвицкого, с его Линочкой… И эта внезапная дружба с ним, и повышение по службе, и 
новая обстановка квартиры, и появление брильянтов у жены, и 
эта особенная внимательная заботливость, которою окружала его 
Линочка в течение последних двух лет, и эти страстные ласки, 
какими дарила она его, точно в вознаграждение за обман, и эти 
горячие уверения в любви, в горячей любви вместе с допросами: 
любит ли Лева ее так же, как и она его, – все это не оставляло в 

                                                 
1 Драгоценный камень, отшлифованный соответственно его природной форме (искаж. фр.  cabochon). 
 

6 

нем сомнения, что она, Лина, с ее «ангельским» взглядом и страстным темпераментом, – близкая подруга его превосходительства 
Ивана Александровича Ветвицкого, довольно некрасивого господина второй молодости. Не из-за поцелуев же одних рук в самом 
деле дарит он ей брильянты, дает деньги и протежирует супруга. 
Не такой он дурак, тем более что, несмотря на свои пятьдесят три 
года, его превосходительство еще крепок и бодр и смотрит молодцом. 
Надо отдать справедливость обоим. Они вели себя с осторожностью. Связь их сохранялась в тайне, и в департаменте об этом 
не знали. Таким образом, апарансы 1 были соблюдены, и Лина в 
глазах всех родных и знакомых пользовалась по-прежнему репутацией недоступной женщины, преданной и влюбленной в мужа, 
и имя его не трепалось с обидной кличкой. 
Было бы совсем глупо ревновать к Ветвицкому. Пусть себе 
пользуется, каналья, пока он сам не оперился… Благодаря этому 
он сделает карьеру… С такими соблазнительными и осторожными женщинами легко сделать карьеру… Досадно только, что Лина все заботится более о брильянтах и все получает их от маменьки, вместо того чтобы поскорей устроить ему повышение. 
Вот и теперь… дали к празднику только денежную награду, а 
между тем в департаменте открывается вакансия начальника отделения… Уж он говорил об этом жене, но она, по-видимому, не 
довольно настойчиво просила эту «обезьяну»… Он вчера виделся 
с Ветвицким, и тот ни полслова… А таким случаем не воспользоваться грешно. Когда еще откроется новая вакансия?! 
Такие трезвые мысли пробегали в голове Льва Сергеевича, когда он ехал на Невский… 
И вдруг голову его осенила блестящая мысль. Он весело 
улыбнулся, велел остановиться у Милютиных лавок и потел есть 
устрицы. 

III 

Часов в десять вечера Озорнин подъехал к дому и поднялся к 
дверям своей квартиры. Отперев ее своим ключом, он снял с себя 

                                                 
1 Здесь: приличия (от фр.  apparence – видимость, внешность). 
 

7 

пальто, увидал, что черно-бурый медведь Ветвицкого висит на 
вешалке, и, весело улыбаясь, прошел через гостиную, остановился у дверей спальни и приложил ухо. Ничего не слышно. Лев 
Сергеевич не решался войти – это не входило в его расчеты. Тогда он заглянул в замочную дырочку и увидал картину, вызвавшую улыбку на его лице. Прямо против дверей, на маленьком диванчике («надо непременно переставить диванчик!» – подумал 
Лев Сергеевич) сидел Ветвицкий и рядом Лина… Лампа освещала ее лицо, улыбающееся обычной кроткой ангельской своей 
улыбкой, в то время как его превосходительство жадно целовал 
ее руки из-под широких рукавов капота. 
И Озорнин тихо отворил двери и вошел. 
Его превосходительство, красный как рак и несколько растерянный, уже сидел в низеньком кресле и слегка сопел, не то от 
испуга, не то от волнения, а Лина, чуть-чуть побледневшая, откинулась в уголок дивана. 
– Здравствуйте, Иван Александрович… Очень рад, что вас застал! – проговорил самым любезным и добродушным тоном 
Озорнин, пожимая слегка вздрагивающую руку его превосходительства. – Спасибо, что не оставили скучать Лину одну… А я, 
Линочка, – обратился он к жене, целуя ее руку, на мизинце которой сверкал новый кабюшон, – рано уехал от Зотовых… И голова 
болела, и, главное, карта не шла… И то тридцать рублей проиграл… Вообразите, Иван Александрович, два раза без трех остался 
на большом шлеме… 
– Неужели?! – поспешил удивиться его превосходительство. 
– Уж такое несчастье… Видно, Лина меня уж очень любит… 
Хоть бы одна игра… 
– Это, Лев Сергеич, бывает… Уж если не повезет, то ничего не 
поделаешь… Однако пора… Одиннадцатый час… И то я заговорил Полину Николаевну… Уж вы простите… Старики – болтливый народ. 
– Куда вы, Иван Александрович?.. Еще рано… 
– Нет, пора… 
И его превосходительство, торопливо простившись, вышел из 
комнаты, провожаемый Львом Сергеевичем. 
– Не забывайте же нас, ваше превосходительство… Мы с женой всегда рады вас видеть! – говорил Озорнин, крепко пожимая 
руку Ветвицкому… 

8 

– И я… поверьте… Я вас так уважаю и люблю, Лев Сергеич! – 
повторял его превосходительство и улыбался как-то жалко и растерянно. 
– А ты что, Лина, такая печальная… Или Ветвицкий тебя усыпил? – говорил Озорнин, возвращаясь в спальню. – Ну, пора 
спать, моя милая… Пойдем? 
И он привлек ее к себе и нежно поцеловал. 
Безмолвная и смущенная, она горячо прильнула к губам мужа 
и прошептала: 
– Лева… Лева… Ведь я тебя одного люблю… Одного тебя… 
– А то кого же? 
– Ты, может быть, думаешь… 
– Ничего я не думаю… Полно, Линочка, – перебил Озорнин 
готовое сорваться признанье. – Отчего и не позволить Ветвицкому поцеловать руку… Пусть целует… и даже дарит за это такие 
прелестные кольца… Я не в претензии… А ты и мне устрой подарок завтра на елку… Попроси Ветвицкого, чтобы он назначил 
меня начальником отделения… Он ведь для тебя все сделает… 
особенно теперь! – подчеркнул Озорнин. 
– Я ему скажу! – робко прошептала Линочка. 
– Да знаешь ли что?.. Ужасно неудобно стоит у тебя этот диван… Прямо против дверей… Как-то не к месту… 
– Я велю переставить. 
– То-то переставь, милая… И какая же ты хорошенькая! – проговорил Лев Сергеевич, любуясь женой. – Просто прелесть… 
И он стал целовать жену… 
Изумленная, та отвечала горячими поцелуями. 
На другой день вечером зажжена была хорошенькая елка. Маленький Володя был в восхищении, но едва ли не в большем восхищении Лев Сергеевич, только что получивший от его превосходительства записку о назначении его начальником отделения. 
– Милая… Спасибо тебе! – говорил Лев Сергеевич, целуя хорошенькую ручку Лины и надевая на ее мизинец рядом с брильянтом красивую бирюзу… 
Лина, в свою очередь, поблагодарила мужа нежным поцелуем, 
и оба они чувствовали себя бесконечно счастливыми. 
 
1894