Познание, понимание, конструирование [Текст]


Российская Академия Наук Институт философии











ПОЗНАНИЕ, ПОНИМАНИЕ, КОНСТРУИРОВАНИЕ


















Москва
2007

УДК 165.0 ББК 15.13
П-47

Редколлегия
академик РАН В.А. Лекторский (отв. ред.), кандидат филол. наук И.П. Фарман, кандидат филос. наук Е.Л. Черткова

Рецензенты
доктор филос. наук Б.И. Пружинин доктор филос. наук В.П. Филатов




П-47 Познание, понимание, конструирование [Текст] / Рос. акад. наук, Ин-т философии ; Отв. ред. В.А. Лекторский. — М. : ИФРАН, 2007. — 167 с. ; 20 см. — Библи-огр. в примеч. — 500 экз. — ISBN 978-5-9540-0089-4.

            Работа посвящена ряду актуальных теоретико-познавательных проблем, характерных для современной эпистемологической ситуации. Основное внимание уделяется дискуссии между реализмом и антиреализмом по поводу фундаментальных оснований наук о природе, обществе и особенно о человеке. Обосновывается продуктивность и перспективность конструктивного реализма. Освещаются проблемы объективности знания, релятивизма, а также ценностные аспекты познания.
            Книга рассчитана на всех, интересующихся современными проблемами теории познания.


ISBN 978-5-9540-0089-4

© ИФ РАН, 2007

                Предисловие





    Антиреалистическая установка в эпистемологии и философии науки, имевшая влиятельных сторонников в западной философии, начиная с XVII в. и кончая веком XX-м (феноменалисты, инструменталисты, операционалисты), во второй половине прошлого столетия приобрела новые измерения.
    Если в прошлом антиреалисты исходили из того, что всё-таки существует нечто «данное» сознанию — ощущения сенсуалистов, чувственные данные логических эмпиристов, приборы и измерительные приспособления инструменталистов и опера-ционалистов, набор априорных категорий неокантианцев — то современные конструктивисты исходят из того, что никаких «данных» вообще нет и быть не может и что все когнитивные образования могут быть представлены как интеллектуальные конструкции. К этому тезису добавляется другой, не менее важный: сегодня антиреалисты в эпистемологии, как правило, являются релятивистами, чего нельзя сказать ни о старых эмпириках, ни о таких конструктивистах, как Кант и неокантианцы. И, наконец, третья особенность нового эпистемологического антиреализма: многие его сторонники дают такую социальную интерпретацию когнитивным процессам, согласно которой в действительности речь идёт не о познании и получении знания, а создании определённых конструкций, имеющих чисто социальный смысл и выражающих отношения между разными группами исследователей. С этой точки зрения в принципиальном отношении знание не отличается от мифа и лучше вообще не говорить о знании, истине и реальности. К подобному истолкованию знания и познания склоняются некоторые влиятельные концепции в эпистемологии, философии науки, истории науки, в социальном анализе научного познания. В этом же направлении движутся и влиятельные сегодня постструктуралистские и постмодернистские концепции.
    Антиреализм и постмодернизм — это не только модные философские течения. Они оказывают серьёзное влияние на культуру, а также на науки о человеке и обществе, в частности на психологию, социологию, историографию. Принятие этих

3

эпистемологических установок — а они разделяются сегодня не только философами, но и многими исследователями в специальных дисциплинах — влечёт ряд важных методологических следствий относительно возможности проведения эксперимента, возможности создания теории и её характера, относительно возможности науки о человеке вообще. Некоторые исследователи приходят к выводу о том, что в этих дисциплинах в действительности можно говорить не о познании, а только лишь о понимании, так как предмет познания (человек) вступает во взаимодействие с познающим, в результате чего возникает новая реальность. Другие считают, что даже о понимании не может быть речи, ибо в этих случаях якобы имеет место простое конструирование реальности, создание некоего мифа. Старая проблема отношения познания и мифа вновь становится актуальной.
    Одновременно сегодня существует мощное междисциплинарное движение изучения познавательных процессов в рамках т.н. когнитивной науки: когнитивная психология, исследования искусственного интеллекта, когнитивная лингвистика, когнитивные нейронауки. Эти исключительно интенсивно развивающиеся исследования исходят из реалистической эпистемологической установки. При этом эпистемологический реализм, который вновь стал модным, существует сегодня в разных вариантах, начиная от натуралистического и кончая конструктивным, принимающим во внимание особую когнитивную роль человеческой деятельности и коммуникационных процессов.
    В данной книге авторы пытаются в первом приближении проанализировать ряд важных эпистемологических проблем, связанных с современным этапом развития философии и специальных наук, особенно наук о человеке и когнитивных наук. По нашему представлению, речь идёт о в значительной степени новом понимании познания, науки и научности. Это понимание стало возможным прежде всего в контексте современных трансформаций в культуре и науках о природе и человеке.
В.А. Лекторский

В.А. Лекторский





                Дискуссия антиреализма и реализма в современной эпистемологии




            Старый спор


    Спор реалистов и антиреалистов в эпистемологии идёт почти на протяжении всей истории западной философии, особенно с XVII в., времени т.н. эпистемологического поворота. Сам предмет этого спора — имеет ли познание дело с существующей независимо от него реальностью или же с продуктами собственной деятельности — можно отнести к разряду вечных философских проблем. И даже заявить о неразрешимости этой проблемы (как и других, ей подобных) и добавить, что при всей увлекательности подобных дискуссий они не имеют прямого отношения ни к жизни, ни к реальному познанию. Ведь человек будет продолжать делать то, что делал раньше: работать, растить детей, создавать новую технику, заниматься наукой безотносительно к тому, правы ли эпистемологические реалисты или их противники¹ .
    Я попытаюсь показать, что в действительности дело обстоит не так. Во-первых, потому, что исторически то или иное предлагавшееся решение этого спора было связано с философским обоснованием специфического отношения человека к миру. При этом философия, с одной стороны, легитимизировала тот или иной тип культуры, а с другой — была важным фактором его трансформации. Во-вторых, то или иное решение определяло программу познавательной деятельности: то, какие вопросы может ставить познание, в частности научное, какая стратегия познавательной деятельности является предпочтительной.



5

    Сегодня этот спор приобрёл ряд новых измерений. Уже к началу XX в. стало ясно, что он касается фундаментальных оснований наук о природе и обществе. Например, от того, как понимается существование математических объектов (в рамках таких разных программ обоснования математики, как платоновский реализм, формализм или конструктивизм) зависит не только истолкование, но и принятие той или иной части математики. Эпистемологический феноменализм в лице Э.Маха ориентировал физиков на создание «феноменологических» теорий, а реализм в лице М.Планка — на предпочтение т.н. «трансцендентных» теорий. Новый материал для дискуссии реалистов и их противников возник в связи с интерпретацией квантовой механики: какова роль человека и создаваемой им приборной ситуации в процессе измерения квантово-механических состояний?
    Самые острые дискуссии реалистов и антиреалистов ведутся ныне вокруг философского понимания наук о человеке: эти дисциплины привлекают особое внимание, многие мыслители связывают с их развитием цивилизацию XXI в. При этом речь идёт не просто о повторении старых аргументов в этом споре. Как развитие техники философского анализа, так и появление новых идей и подходов в специальных науках придают этому старому спору существенно новую форму и делают возможными новые оценки тех или иных предлагаемых решений.
    Деконструкция, дискурсивная и нарратологическая психология, конструктивистская социология — всё это не просто философское (в данном случае антиреалистическое) истолкование существующих дисциплин, а конкретные программы работы в этих областях. Принятие такого рода установок ведёт, в частности, к отрицанию возможностей эксперимента в этих дисциплинах, возможностей предвидения и создания теорий. В итоге сторонники такого понимания гуманитарного знания последовательно приходят к отрицанию научного статуса этих дисциплин (например, с иронией говорят о научной психологии или социологии) и считают невозможным исследовать что бы то ни было, когда мы имеем дело с таким особым предметом, как человек, который сам вступает в коммуникативные отношения с тем, кто пытается его исследовать. Многие сторонники модной сегодня антиреалистической эпистемологи

6

ческой установки вообще сомневаются в возможностях научного знания. В этом же пытаются убедить нас и сторонники т.н. социологического анализа научного знания в его «сильном варианте» (т.н. «эдинбургская школа»). Согласно их представлениям не только теории, создаваемые учёными, но и сами факты, с которыми они имеют дело, — не что иное, как социальные конструкции, продукт взаимодействий, борьбы за влияние, соглашений и договорённостей между разными учёными внутри той или иной исследовательской группы и между разными группами учёных. С этой точки зрения нет различия между истинными и ложными теориями, между теми из них, которые соответствуют реальности, и теми, которые ей не соответствуют, — можно говорить лишь о том, какие теории данное научное сообщество в конкретных исторических условиях в силу каких-то социальных причин принимает и какие нет.
    К влиятельным антиреалистам в современной эпистемологии относятся не только представители постмодернистского деконструктивизма, но и такие известные философы, работающие в рамках аналитической философской традиции, как «ир-реалист» Н.Гудмен и последователь Л.Витгенштейна М.Даммитт, ряд немецких учёных и философов, которые, исходя из идей биокибернетики, создали концепцию радикального эпистемологического конструктивизма ² .
    Нужно признать, что идеи эпистемологического конструктивизма, социального конструкционизма и постмодернистского деконструктивизма весьма популярны сегодня у многих отечественных философов и специалистов в области гуманитарных дисциплин.
    Но наряду с этим движением в современной философии и науке существует другое — не менее влиятельное. Это движение эпистемологического реализма. Часто оно сопровождается натуралистической интерпретацией познания и науки — иногда говорят о «натуралистическом повороте» в современной эпистемологии. Правда, реализм не обязательно означает натурализм, существуют и иные его разновидности. Сегодня плодотворно развиваются такие разновидности эпистемологического реализма, как метафизический реализм (в числе его сторонников многие представители аналитической философии, в

7

частности такие известные философы, как К.Поппер, Дж. Срл, С.Крипке, П.Чрчленд, Ф.Дретцке, Р.Милликэн и др.), «прямой реализм» Х.Патнэма, критический реализм М.Бунге, «гипотетический реализм» ряда представителей эволюционной эпистемологии, научный реализм (ранний Х.Патнэм, Ф.Бойд и др.), референциальный реализм (Р.Харре, Я.Хэкинг и др.), конструктивный реализм (Г.Ленк и др.)³ . К реалистическим относятся такие влиятельные в современной эпистемологии концепции, как экстернализм (Х.Патнэм и др.) и реляйэбилизм (А.Голдмен и др.).
    Сторонники современного эпистемологического реализма опираются на интерпретацию научного знания, а также на философское осмысление бурно развивающихся в последние 30 лет когнитивных наук: когнитивная психология, исследования в области искусственного интеллекта, когнитивная лингвистика, когнитивные нейронауки, эволюционная эпистемология и др.
    В данной статье я попытаюсь привести аргументы в пользу эпистемологического реализма, при этом той его версии, которую можно назвать конструктивным реализмом и которая с моей точки зрения в определнном отношении снимает жсткое противостояние конструктивизма и натуралистического реализма. Я попытаюсь показать, что позиция реализма вообще, а конструктивного реализма в особенности, не только лучше других эпистемологических концепций интерпретирует факты познания — как обыденного, так и научного, — но и задат такую стратегию развития познавательной деятельности, которая плодотворнее той, на которую ориентирует эпистемологический антиреализм. Учитывая размеры статьи, я ограничусь только самыми общими аргументами, не вдаваясь в детали и не разбирая подробно разные существующие концепции, хотя это было бы в высшей степени поучительно.
    Мысль о том, что познающий человек имеет дело с существующей независимо от него реальностью, с бытием — исходная предпосылка философствования как в античности, так и в Сред

8

ние Века. Отличие знания от эпистемической (нерелигиозной) веры состоит в том, что знание может быть только истинным, т.е. соответствовать тому, что есть на самом деле, в то время, как вера может быть как истинной, так и ложной. Для того, чтобы понять, что есть знание, нужно исходить из теории бытия — метафизики, или онтологии в более позднем наименовании. Метафизика и есть первая философия, а теория познания производна и зависима от теории бытия. Подобная реалистическая эпистемологическая установка сопровождалась определёнными предписаниями о том, что можно и чего нельзя делать в научном исследовании. Правильное постижение того, что существует, осуществимо только в том случае, если человек не вмешивается в изучаемое явление, а описывает его таким, каково оно есть. Иными словами, эксперимент как средство изучения реальности с этой точки зрения невозможен. Ведь в эксперименте человек пытается «перехитрить» природу, поставить естественные явления в сконструированные им неестественные условия. В действительности согласно этой позиции «естественное» и «искусственное» несовместимы друг с другом. Техническая деятельность, создающая мир искусственных предметов, рассматривается как не имеющая отношения к познанию, а с точки зрения ценностной ставится не очень высоко — в отличие от деятельности теоретика: теория в переводе с греческого и означает «созерцание» того, что есть на самом деле.
    В основе цивилизации Нового Времени лежит иная система установок, задающих отношение человека к природе, к самому себе и себе подобным, которая является весьма специфичной и не существовала ранее в истории. Речь идёт о понимании природы и вообще всего естественно данного как простого ресурса человеческой деятельности, как некоторого пластичного материала, в принципе допускающего возможность безграничного человеческого вмешательства, переделки и преобразования в интересах человека, который как бы противостоит природным процессам, регулируя и контролируя их. Снимается противопоставление «естественного» и «искусственного»: природа выступает как гигантский механизм, выявить скрытые пружины которого можно только путём его разборки. Познание теперь понимается уже не как описание того, что дано

9

в опыте, а как вмешательство в природные процессы с целью выявить «под пыткой» их тайну и как создание того, что сама природа создать не может. Факты не столько описываются с помощью эксперимента, сколько препарируются и конструируются в нём. Познание понимается в рамках проективноконструктивного отношения к миру.
    Иначе, чем во времена античности, понимается и строится научная теория как высшая форма познавательного отношения к миру. Теоретическое мышление осуществляется в форме особого рода деятельности теоретика со специфическими объектами — объектами теоретическими. Научная теория как бы содержит в потенции производство эмпирических феноменов в реальном эксперименте, а последний не что иное, как вид технической конструктивной деятельности.
    В этой связи получает распространение мысль о том, что если знание сущности вещи предполагает знание её ближайшей причины (идея, идущая от Аристотеля), то человек имеет наиболее адекватное знание лишь о том, что он создал собственными действиями.
    Но поскольку предмет, созданный человеком, включается в цепь природных взаимодействий, независимых от человека, постольку возможности контроля за тем, что происходит с продуктами человеческой деятельности, ограничены. А значит, ограничено и знание об этих предметах. Самое адекватное знание человек может иметь только о состояниях собственного сознания и о том, что сознание производит. Возможность иметь знание о внешней сознанию реальности — включая природные события и процессы, бытие других людей и даже бытие собственного тела — становится проблематичной. Проблематичным оказывается даже само существование бытия. Декартовское «открытие сознания» как центра не только познавательной деятельности, но и в известном смысле самого бытия определило развитие западной философии на несколько столетий и вместе с тем повлияло на европейскую науку.
    Отношение европейской науки и эпистемологии на протяжении трёх столетий было не простым. С одной стороны, наука не могла не исходить из того, что она имеет дело с изучением существующей независимо от познания реальности. Это как

10