Идиот

Ф.М. Достоевский 
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

ИДИОТ 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

СОДЕРЖАНИЕ 

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ...........................................................................4 
I ............................................................................................. 4 
II.......................................................................................... 15 
III......................................................................................... 24 
IV ........................................................................................ 36 
V.......................................................................................... 51 
VI ........................................................................................ 67 
VII....................................................................................... 77 
VIII...................................................................................... 89 
IX ...................................................................................... 102 
X........................................................................................ 111 
XI ...................................................................................... 118 
XII..................................................................................... 125 
XIII.................................................................................... 134 
XIV ................................................................................... 145 
XV..................................................................................... 156 
XVI ................................................................................... 165 

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ .......................................................................176 
I ......................................................................................... 176 
II........................................................................................ 187 
III....................................................................................... 201 
IV ...................................................................................... 214 
V........................................................................................ 220 
VI ...................................................................................... 233 
VII..................................................................................... 247 
VIII.................................................................................... 256 
IX ...................................................................................... 273 
X........................................................................................ 286 
XI ...................................................................................... 299 
XII..................................................................................... 313 

2 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.........................................................................319 
I ......................................................................................... 319 
II........................................................................................ 336 
III....................................................................................... 348 
IV ...................................................................................... 362 
V........................................................................................ 377 
VI ...................................................................................... 390 
VII..................................................................................... 407 
VIII.................................................................................... 420 
IX ...................................................................................... 433 
X........................................................................................ 447 

 

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ................................................................454 
I ......................................................................................... 454 
II........................................................................................ 467 
III....................................................................................... 475 
IV ...................................................................................... 486 
V........................................................................................ 499 
VI ...................................................................................... 516 
VII..................................................................................... 531 
VIII.................................................................................... 547 
IX ...................................................................................... 565 
X........................................................................................ 577 
XI ...................................................................................... 589 
XII..................................................................................... 604 
 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ............................................................. 604 

3 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 

 

I 

 
 
В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско–Варшавской железной дороги на всех парах подходил к 
Петербургу. Было так сыро и туманно, что насилу рассвело; в десяти шагах, вправо и влево от дороги, трудно было разглядеть 
хоть что–нибудь из окон вагона. Из пассажиров были и возвращавшиеся из–за границы; но более были наполнены отделения 
для третьего класса, и все людом мелким и деловым, не из очень 
далека. Все, как водится, устали, у всех отяжелели за ночь глаза, 
все назяблись, все лица были бледножелтые, под цвет тумана. 
В одном из вагонов третьего класса, с рассвета, очутились 
друг против друга, у самого окна, два пассажира, – оба люди молодые, оба почти налегке, оба не щегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями, и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом в разговор. Если б они оба знали один 
про другого, чем они особенно в эту минуту замечательны, то, 
конечно, подивились бы, что случай так странно посадил их друг 
против друга в третьеклассном вагоне петербургско–варшавского 
поезда. Один из них был небольшого роста, лет двадцати семи, 
курчавый и почти черноволосый, с серыми, маленькими, но огненными глазами. Нос его был широки сплюснут, лицо скулистое; тонкие губы беспрерывно складывались в какую–то наглую, 
насмешливую и даже злую улыбку; но лоб его был высок и хорошо сформирован и скрашивал неблагородно развитую нижнюю 
часть лица. Особенно приметна была в этом лице его мертвая 
бледность, придававшая всей физиономии молодого человека изможденный вид, несмотря на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что–то страстное, до страдания, не гармонировавшее с 
нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его 
взглядом. Он был тепло одет, в широкий, мерлушечий, черный, 

4 

крытый тулуп, и за ночь не зяб, тогда как сосед его принужден 
был вынести на своей издрогшей спине всю сладость сырой, ноябрьской русской ночи, к которой, очевидно, был не приготовлен. 
На нем был довольно широкий и толстый плащ без рукавов и с 
огромным капюшоном, точь–в–точь как употребляют часто дорожные, по зимам, где–нибудь далеко за границей, в Швейцарии, 
или, например, в Северной Италии, не рассчитывая, конечно, при 
этом и на такие концы по дороге, как от Эйдкунена до Петербурга. Но что годилось и вполне удовлетворяло в Италии, то оказалось не совсем пригодным в России. Обладатель плаща с капюшоном был молодой человек, тоже лет двадцати шести или двадцати семи, роста немного повыше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками и с легонькою, востренькою, почти 
совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и 
пристальные; во взгляде их было что–то тихое, но тяжелое, что–
то полное того странного выражения, по которому некоторые 
угадывают с первого взгляда в субъекте падучую болезнь. Лицо 
молодого человека было, впрочем, приятное, тонкое и сухое, но 
бесцветное, а теперь даже до–синя иззябшее. В руках его болтался тощий узелок из старого, полинялого фуляра, заключавший, 
кажется, все его дорожное достояние. На ногах его были толстоподошвенные башмаки с штиблетами, – все не по–русски. Черноволосый сосед в крытом тулупе все это разглядел, частию от нечего делать, и, наконец, спросил с тою неделикатною усмешкой, 
в которой так бесцеремонно и небрежно выражается иногда людское удовольствие при неудачах ближнего: 
– Зябко? 
И повел плечами. 
– Очень, – ответил сосед с чрезвычайною готовностью, – и заметьте, это еще оттепель. Что ж, если бы мороз? Я даже не думал, 
что у нас так холодно. Отвык. 
– Из–за границы что ль? 
– Да, из Швейцарии. 
– Фью! Эк ведь вас!.. 
Черноволосый присвистнул и захохотал. 
Завязался разговор. Готовность белокурого молодого человека 
в швейцарском плаще отвечать на все вопросы своего черномазого соседа была удивительная и без всякого подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных вопросов. 
Отвечая, он объявил, между прочим, что действительно долго не 

5 

был в России, слишком четыре года, что отправлен был за границу по болезни, по какой–то странной нервной болезни, в роде падучей или Виттовой пляски, каких–то дрожаний и судорог. Слушая его, черномазый несколько раз усмехался; особенно засмеялся он, когда на вопрос: «что же, вылечили?» – белокурый отвечал, что «нет, не вылечили». 
– Хе! Денег что, должно быть, даром переплатили, а мы–то им 
здесь верим, – язвительно заметил черномазый. 
– Истинная правда! – ввязался в разговор один сидевший рядом и дурно одетый господин, нечто в роде закорузлого в подьячестве чиновника, лет сорока, сильного сложения, с красным носом и угреватым лицом: – истинная правда–с, только все русские 
силы даром к себе переводят! 
– О, как вы в моем случае ошибаетесь, – подхватил швейцарский пациент, тихим и примиряющим голосом; – конечно, я спорить не могу, потому что всего не знаю, но мой доктор мне из 
своих последних еще на дорогу сюда дал, да два почти года там 
на свой счет содержал. 
– Что ж, некому платить что ли было? – спросил черномазый. 
– Да, господин Павлищев, который меня там содержал, два года назад помер; я писал потом сюда генеральше Епанчиной, моей 
дальней родственнице, но ответа не получил. Так с тем и приехал. 
– Куда же приехали–то? 
– То–есть, где остановлюсь?.. Да не знаю еще, право… так… 
– Не решились еще? 
И оба слушателя снова захохотали. 
– И небось в этом узелке вся ваша суть заключается? – спросил черномазый. 
– Об заклад готов биться, что так, – подхватил с чрезвычайно 
довольным видом красноносый чиновник, – и что дальнейшей 
поклажи в багажных вагонах не имеется, хотя бедность и не порок, чего опять–таки нельзя не заметить. 
Оказалось, что и это было так: белокурый молодой человек 
тотчас же и с необыкновенною поспешностью в этом признался. 
– Узелок ваш все–таки имеет некоторое значение, – продолжал чиновник, когда нахохотались досыта (замечательно, что и 
сам обладатель узелка начал, наконец, смеяться, глядя на них, что 
увеличило их веселость), – и хотя можно побиться, что в нем не 
заключается золотых, заграничных свертков с наполеондорами и 

6 

фридрихсдорами, ниже с голландскими арабчиками, о чем можно 
еще заключить, хотя бы только по штиблетам, облекающим иностранные башмаки ваши, но… если к вашему узелку прибавить в 
придачу такую будто бы родственницу, как, примерно, генеральша Епанчина, то и узелок примет некоторое иное значение, разумеется, в том только случае, если генеральша Епанчина вам действительно родственница, и вы не ошибаетесь, по рассеянности… 
что очень и очень свойственно человеку, ну хоть… от излишка 
воображения. 
– О, вы угадали опять, – подхватил белокурый молодой человек, – ведь действительно почти ошибаюсь, то–есть почти что не 
родственница; до того даже, что я, право, нисколько и не удивился тогда, что мне туда не ответили. Я так и ждал. 
– Даром деньги на франкировку письма истратили. Гм… по 
крайней мере, простодушны и искренны, а сие похвально! Гм… 
генерала же Епанчина знаем–с, собственно потому, что человек 
общеизвестный; да и покойного господина Павлищева, который 
вас в Швейцарии содержал, тоже знавали–с, если только это был 
Николай Андреевич Павлищев, потому что их два двоюродные 
брата. Другой доселе в Крыму, а Николай Андреевич, покойник, 
был человек почтенный и при связях, и четыре тысячи душ в свое 
время имели–с… 
– Точно так, его звали Николай Андреевич Павлищев, – и, ответив, молодой человек пристально и пытливо оглядел господина 
всезнайку. 
Эти господа всезнайки встречаются иногда, даже довольно 
часто, в известном общественном слое. Они все знают, вся беспокойная пытливость их ума и способности устремляются неудержимо в одну сторону, конечно, за отсутствием более важных 
жизненных интересов и взглядов, как сказал бы современный 
мыслитель. Под словом: «все знают» нужно разуметь, впрочем, 
область довольно ограниченную: где служит такой–то? с кем он 
знаком, сколько у него состояния, где был губернатором, на ком 
женат, сколько взял за женой, кто ему двоюродным братом приходится, кто троюродным и т. д, и т. д, и все в этом роде. Большею частию эти всезнайки ходят с ободранными локтями и получают по семнадцати рублей в месяц жалованья. Люди, о которых они знают всю подноготную, конечно, не придумали бы, какие интересы руководствуют ими, а между тем, многие из них 
этим знанием, равняющимся целой науке, положительно утеше
7 

ны, достигают самоуважения и даже высшего духовного довольства. Да и наука соблазнительная. Я видал ученых, литераторов, 
поэтов, политических деятелей, обретавших и обретших в этой 
же науке свои высшие примирения и цели, даже положительно 
только этим сделавших карьеру. В продолжение всего этого разговора черномазый молодой человек зевал, смотрел без цели в 
окно и с нетерпением ждал конца путешествия. Он был как–то 
рассеян, что–то очень рассеян, чуть ли не встревожен, даже становился как–то странен: иной раз слушал и не слушал, глядел и 
не глядел, смеялся и подчас сам не знал и не помнил чему смеялся. 
– А позвольте, с кем имею честь… – обратился вдруг угреватый господин к белокурому молодому человеку с узелком. 
– Князь Лев Николаевич Мышкин, – отвечал тот с полною и 
немедленною готовностью. 
– Князь Мышкин? Лев Николаевич? Не знаю–с. Так что даже 
и не слыхивал–с, – отвечал в раздумьи чиновник, – то–есть я не 
об имени, имя историческое, в Карамзина истории найти можно и 
должно, я об лице–с, да и князей Мышкиных уж что–то нигде не 
встречается, даже и слух затих–с. 
– О, еще бы! – тотчас же ответил князь: – князей Мышкиных 
теперь и совсем нет, кроме меня; мне кажется, я последний. А что 
касается до отцов и дедов, то они у нас и однодворцами бывали. 
Отец мой был, впрочем, армии подпоручик, из юнкеров. Да вот 
не знаю, каким образом и генеральша Епанчина очутилась тоже 
из княжен Мышкиных, тоже последняя в своем роде… 
– Хе–хе–хе! Последняя в своем роде! Хе–хе! Как это вы оборотили, – захихикал чиновник. 
Усмехнулся тоже и черномазый. Белокурый несколько удивился, что ему удалось сказать довольно, впрочем, плохой каламбур. 
– А представьте, я совсем не думая сказал, – пояснил он, наконец, в удивлении. 
– Да уж понятно–с, понятно–с, – весело поддакнул чиновник. 
– А что вы, князь, и наукам там обучались, у профессора–то? – 
спросил вдруг черномазый. 
– Да… учился… 
– А я вот ничему никогда не обучался. 

8 

– Да ведь и я так кой–чему только, – прибавил князь, чуть не в 
извинение. – Меня по болезни не находили возможным систематически учить. 
– Рогожиных знаете? – быстро спросил черномазый. 
– Нет, не знаю, совсем. Я ведь в России очень мало кого знаю. 
Это вы–то Рогожин? 
– Да, я Рогожин, Парфен. 
– Парфен? Да уж это не тех ли самых Рогожиных… – начал 
было с усиленною важностью чиновник. 
– Да, тех, тех самых, – быстро и с невежливым нетерпением 
перебил его черномазый, который вовсе, впрочем, и не обращался ни разу к угреватому чиновнику, а с самого начала говорил 
только одному князю. 
– Да… как же это? – удивился до столбняка и чуть не выпучил 
глаза чиновник, у которого все лицо тотчас же стало складываться во что–то благоговейное и подобострастное, даже испуганное: 
– это того самого Семена Парфеновича Рогожина, потомственного почетного гражданина, что с месяц назад тому помре и два с 
половиной миллиона капиталу оставил? 
– А ты откуда узнал, что он два с половиной миллиона чистого 
капиталу оставил? – перебил черномазый, не удостоивая и в этот 
раз взглянуть на чиновника: – ишь ведь! (мигнул он на него князю), и что только им от этого толку, что они прихвостнями тотчас 
же лезут? А это правда, что вот родитель мой помер, а я из Пскова через месяц чуть не без сапог домой еду. Ни брат подлец, ни 
мать ни денег, ни уведомления, – ничего не прислали! Как собаке! В горячке в Пскове весь месяц пролежал. 
– А теперь миллиончик слишком разом получить приходится, 
и это, по крайней мере, о, господи! – всплеснул руками чиновник. 
– Ну чего ему, скажите пожалуста! – раздражительно и злобно 
кивнул на него опять Рогожин: – ведь я тебе ни копейки не дам, 
хоть ты тут вверх ногами предо мной ходи. 
– И буду, и буду ходить. 
– Вишь! Да ведь не дам, не дам, хошь целую неделю пляши! 
– И не давай! Так мне и надо; не давай! А я буду плясать. Жену, детей малых брошу, а пред тобой буду плясать. Польсти, 
польсти! 
– Тьфу тебя! – сплюнул черномазый. – Пять недель назад я, 
вот как и вы, – обратился он к князю, – с одним узелком от родителя во Псков убег к тетке; да в горячке там и слег, а он без меня 

9 

и помре. Кондрашка пришиб. Вечная память покойнику, а чуть 
меня тогда до смерти не убил! Верите ли, князь, вот ей богу! Не 
убеги я тогда, как раз бы убил. 
– Вы его чем–нибудь рассердили? – отозвался князь, с некоторым особенным любопытством рассматривая миллионера в тулупе. Но хотя и могло быть нечто достопримечательное собственно 
в миллионе и в получении наследства, князя удивило и заинтересовало и еще что–то другое; да и Рогожин сам почему–то особенно охотно взял князя в свои собеседники, хотя в собеседничестве 
нуждался, казалось, более механически, чем нравственно; как–то 
более от рассеянности, чем от простосердечия; от тревоги, от 
волнения, чтобы только глядеть на кого–нибудь и о чем–нибудь 
языком колотить. Казалось, что он до сих пор в горячке, и уж, по 
крайней мере, в лихорадке. Что же касается до чиновника, так тот 
так и повис над Рогожиным, дыхнуть не смел, ловил и взвешивал 
каждое слово, точно бриллианта искал. 
– Рассердился–то он рассердился, да, может, и стоило, – отвечал Рогожин, – но меня пуще всего брат доехал. Про матушку нечего сказать, женщина старая, Четьи–Минеи читает, со старухами 
сидит, и что Сенька–брат порешит, так тому и быть. А он что же 
мне знать–то в свое время не дал? Понимаем–с! Оно правда, я тогда без памяти был. Тоже, говорят, телеграмма была пущена. Да 
телеграмма–то к тетке и приди. А она там тридцатый год вдовствует и все с юродивыми сидит с утра до ночи. Монашенка не монашенка, а еще пуще того. Телеграммы–то она испужалась, да не 
распечатывая в часть и представила, так она там и залегла до сих 
пор. Только Конев, Василий Васильич, выручил, все отписал. С 
покрова парчевого на гробе родителя, ночью, брат кисти литые, 
золотые, обрезал: «они дескать эвона каких денег стоят». Да ведь 
он за это одно в Сибирь пойти может, если я захочу, потому оно 
есть святотатство. Эй ты, пугало гороховое! – обратился он к чиновнику. – Как по закону: святотатство? 
– Святотатство! Святотатство! – тотчас же поддакнул чиновник. 
– За это в Сибирь? 
– В Сибирь, в Сибирь! Тотчас в Сибирь! 
– Они все думают, что я еще болен, – продолжал Рогожин князю, – а я, ни слова не говоря, потихоньку, еще больной, сел в вагон, да и еду; отворяй ворота, братец Семен Семеныч! Он родителю покойному на меня наговаривал, я знаю. А что я, действи
10