Длинный язык

А.П. Чехов 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

ДЛИННЫЙ ЯЗЫК 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

ДЛИННЫЙ ЯЗЫК 

Наталья Михайловна, молодая дамочка, приехавшая утром из 
Ялты, обедала и, неугомонно треща языком, рассказывала мужу о 
том, какие прелести в Крыму. Муж, обрадованный, глядел с умилением на ее восторженное лицо, слушал и изредка задавал вопросы... 
– Но, говорят, жизнь там необычайно дорога? – спросил он 
между прочим. 
– Как тебе сказать? По–моему, дороговизну преувеличили, папочка. Не так страшен чёрт, как его рисуют. Я, например, с Юлией Петровной имела очень удобный и приличный номер за двадцать рублей в сутки. Всё, дружочек мой, зависит от уменья 
жить. Конечно, если ты захочешь поехать куда–нибудь в горы... 
например, на Ай–Петри... возьмешь лошадь, проводника, – ну, 
тогда, конечно, дорого. Ужас как дорого! Но, Васичка, какие там 
го–оры! Представь ты себе высокие–высокие горы, на тысячу раз 
выше, чем церковь... Наверху туман, туман, туман... Внизу громаднейшие камни, камни, камни... И пинии... Ах, вспомнить не 
могу! 
– Кстати... без тебя тут я в каком–то журнале читал про тамошних проводников–татар... Такие мерзости! Что, это в самом 
деле какие–нибудь особенные люди? 
Наталья Михайловна сделала презрительную гримаску и мотнула головой. 
– Обыкновенные татары, ничего особенного... – сказала она. – 
Впрочем, я видела их издалека, мельком... Указывали мне на них, 
но я не обратила внимания. Всегда, папочка, я чувствовала предубеждение ко всем этим черкесам, грекам... маврам!.. 
– Говорят, донжуаны страшные. 
– Может быть! Бывают мерзавки, которые... 
Наталья Михайловна вдруг вскочила, точно вспомнила что–то 
страшное, полминуты глядела на мужа испуганными глазами и 
сказала, растягивая каждое слово: 
– Васичка, я тебе скажу, какие есть без–нрав–ствен–ны–е! Ах, 
какие безнравственные! Не то чтобы, знаешь, простые или среднего круга, а аристократки, эти надутые бонтонши! Просто ужас, 
глазам своим я не верила! Умру и не забуду! Ну, можно ли забыться до такой степени, чтобы... ах, Васичка, я даже и говорить 
не хочу! Взять хотя бы мою спутницу Юлию Петровну... Такой 

2 

хороший муж, двое детей... принадлежит к порядочному кругу, 
корчит всегда из себя святую и – вдруг, можешь себе представить... Только, папочка, это, конечно, entre nous... Даешь честное 
слово, что никому не скажешь? 
– Ну, вот еще выдумала! Разумеется, не скажу. 
– Честное слово? Смотри же! Я тебе верю... 
Дамочка положила вилку, придала своему лицу таинственное 
выражение и зашептала: 
– Представь ты себе такую вещь... Поехала эта Юлия Петровна в горы... Была отличная погода! Впереди едет она со своим 
проводником, немножко позади – я. Отъехали мы версты три–
четыре, вдруг, понимаешь ты, Васичка, Юлия вскрикивает и хватает себя за грудь. Ее татарин хватает ее за талию, иначе бы она с 
седла свалилась... Я со своим проводником подъезжаю к ней... 
Что такое? В чем дело? «Ох, кричит, умираю! Дурно! Не могу 
дальше ехать!» Представь мой испуг! Так поедемте, говорю, назад! – «Нет, говорит, Natalie, не могу я ехать назад! Если я сделаю 
еще хоть один шаг, то умру от боли! У меня спазмы!» И просит, 
умоляет, ради бога, меня и моего Сулеймана, чтобы мы вернулись назад в город и привезли ей бестужевских капель, которые 
ей помогают. 
– Постой... Я тебя не совсем понимаю... – пробормотал муж, 
почесывая лоб. – Раньше ты говорила, что видела этих татар 
только издалека, а теперь про какого–то Сулеймана рассказываешь. 
– Ну, ты опять придираешься к слову! – поморщилась дамочка, нимало не смущаясь. – Терпеть не могу подозрительности! 
Терпеть не могу! Глупо и глупо! 
– Я не придираюсь, но... зачем говорить неправду? Каталась с 
татарами, ну, так тому и быть, бог с тобой, но... зачем вилять? 
– Гм!.. вот странный! – возмутилась дамочка. – Ревнует к Сулейману! Воображаю, как это ты поехал бы в горы без проводника! Воображаю! Если не знаешь тамошней жизни, не понимаешь, 
то лучше молчи. Молчи и молчи! Без проводника там шагу нельзя сделать. 
– Еще бы! 
– Пожалуйста, без этих глупых улыбок! Я тебе не Юлия какая–нибудь... Я ее и не оправдываю, но я... пссс! Я хоть и не корчу из себя святой, но еще не настолько забылась. У меня Сулейман не выходил из границ... Не–ет! Маметкул, бывало, у Юлии 

3 

всё время сидит, а у меня как только бьет одиннадцать часов, 
сейчас: «Сулейман, марш! Уходите!» И мой глупый татарка уходит. Он у меня, папочка, в ежовых был... Как только разворчится 
насчет денег или чего–нибудь, я сейчас: «Ка–ак? Что–о? Что–о–
о?» Так у него вся душа в пятки... Ха–ха–ха... Глаза, понимаешь, 
Васичка, черные–пречерные, как у–уголь, морденка татарская, 
глупая такая, смешная... Я его вот как держала! Вот! 
– Воображаю... – промычал супруг, катая шарики из хлеба. 
– Глупо, Васичка! Я ведь знаю, какие у тебя мысли! Я знаю, 
что ты думаешь... Но, я тебя уверяю, он у меня даже во время 
прогулок не выходил из границ. Например, едем ли в горы, или к 
водопаду Учан–Су, я ему всегда говорю: «Сулейман, ехать сзади! 
Ну!» И всегда он ехал сзади, бедняжка... Даже во время... в самых 
патетических местах я ему говорила: «А все–таки ты не должен 
забывать, что ты только татарин, а я жена статского советника!» 
Ха–ха... 
Дамочка захохотала, потом быстро оглянулась и, сделав испуганное лицо, зашептала: 
– Но Юлия! Ах, эта Юлия! Я понимаю, Васичка, отчего не 
пошалить, отчего не отдохнуть от пустоты светской жизни? Всё 
это можно... шали, сделай милость, никто тебя не осудит, но глядеть на это серьезно, делать сцены... нет, как хочешь, я этого не 
понимаю! Вообрази, она ревновала! Ну, не глупо ли? Однажды 
приходит к ней Маметкул, ее пассия... Дома ее не было... Ну, я зазвала его к себе... начались разговоры, то да сё. Они, знаешь, препотешные! Незаметно этак провели вечер... Вдруг влетает 
Юлия... Набрасывается на меня, на Маметкула... делает нам сцену... фи! Я этого не понимаю, Васичка... 
Васичка крякнул, нахмурился и заходил по комнате. 
– Весело вам там жилось, нечего сказать! – проворчал он, 
брезгливо улыбаясь. 
– Ну, как это глу–упо! – обиделась Наталья Михайловна. – Я 
знаю, о чем ты думаешь! Всегда у тебя такие гадкие мысли! Не 
стану же я тебе ничего рассказывать. Не стану! 
Дамочка надула губки и умолкла.