Сильные ощущения

А.П. Чехов

СИЛЬНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Сильные ощущения. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 7 с. – (Биб
лиотека русской классики).

ISBN 978-5-16-007274-6
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

СИЛЬНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ

Дело происходило не так давно в московском окружном суде. 

Присяжные заседатели, оставленные в суде на ночь, прежде чем 
лечь спать, завели разговор о сильных ощущениях. Их навело на 
это воспоминание об одном свидетеле, который стал заикой и поседел, по его словам, благодаря какой-то страшной минуте. Присяжные порешили, что, прежде чем уснуть, каждый из них пороется в своих воспоминаниях и расскажет что-нибудь. Жизнь человеческая коротка, но все же нет человека, который мог бы похвастать, что у него в прошлом не было ужасных минут.

Один присяжный рассказал, как он тонул; другой рассказал, как 

однажды ночью он в местности, где нет ни врачей, ни аптекарей, 
отравил собственного ребенка, давши ему по ошибке вместо соды 
цинкового купороса. Ребенок не умер, но отец едва не сошел с ума. 
Третий, еще нестарый, болезненный человек, описал два своих покушения на самоубийство: раз стрелялся, другой раз бросился под 
поезд.

Четвертый, маленький, щеголевато одетый толстяк, рассказал 

следующее:

«Мне было двадцать два – двадцать три года, не больше, когда 

я по уши влюбился в свою теперешнюю жену и сделал ей предложение… Теперь я с удовольствием высек бы себя за раннюю женитьбу, но тогда не знаю, что было бы со мной, если бы Наташа 
ответила мне отказом. Любовь была самая настоящая, такая, как в 
романах описывают, бешеная, страстная, и прочее. Мое счастье 
душило меня, и я не знал, куда мне уйти от него, и я надоел и отцу, 
и приятелям, и прислуге, рассказывая постоянно о том, как пылко 
я люблю. Счастливые люди – это самые надоедливые, самые скучные люди. Я надоедал страшно, даже теперь мне совестно…

Между приятелями был у меня тогда один начинающий адво
кат. Теперь этот адвокат известен на всю Россию, тогда же он 
только что входил в силу и не был еще богат и знаменит настолько, чтобы при встрече по старым приятелем иметь право не узнавать, не снимать шляпы. Бывал я у него раз или два в неделю. Когда я приходил к нему, мы оба разваливались на диванах и начинали философствовать.

Как-то я лежал у него на диване и толковал о том, что нет не
благодарнее профессии, как адвокатская. Мне хотелось доказать, 
что суд, после того как допрос свидетелей окончен, легко может 
обойтись без прокурора и без защитника, потому что тот и другой 

не нужны и только мешают. Если взрослый, душевно и умственно 
здоровый присяжный заседатель убежден, что этот потолок бел, 
что Иванов виновен, то бороться с этим убеждением и победить 
его не в силах никакой Демосфен. Кто может убедить меня, что у 
меня рыжие усы, если я знаю, что они черные? Слушая оратора, я, 
быть может, и расчувствуюсь и заплачу, но коренное убеждение 
мое, основанное большею частью на очевидности и на факте, нисколько не изменится. Мой же адвокат доказывал, что я молод еще 
и глуп и что я говорю мальчишеский вздор. По его мнению, очевидный факт оттого, что его освещают добросовестные, сведущие 
люди, становится еще очевиднее – это раз; во-вторых, талант – это 
стихийная сила, это ураган, способный обращать в пыль даже камни, а не то что такой пустяк, как убеждения мещан и купцов второй гильдии. Человеческой немощи бороться с талантом так же 
трудно, как глядеть, не мигая, на солнце или остановить ветер. 
Один простой смертный силою слова обращает тысячи убежденных дикарей в христианство; Одиссей был убежденнейший человек в свете, но спасовал перед сиренами, и так далее. Вся история 
состоит из подобных примеров, а в жизни они встречаются на каждом шагу, да так и должно быть, иначе умный и талантливый человек не имел бы никакого преимущества перед глупцом и бездарным.

Я стоял на своем и продолжал доказывать, что убеждение силь
нее всякого таланта, хотя, откровенно говоря, сам не мог точно 
определить, что такое именно убеждение и что такое талант. Вероятно, говорил я, только чтобы говорить.

– Взять хоть тебя…– сказал адвокат.– Ты убежден в настоящее 

время, что твоя невеста ангел и что нет во всем городе человека 
счастливее тебя. А я тебе говорю: достаточно мне десяти – двадцати минут, чтобы ты сел за этот самый стол и написал отказ своей 
невесте.

Я засмеялся.
– Ты не смейся, я говорю серьезно,– сказал приятель. – Захочу, 

и через двадцать минут ты будешь счастлив от мысли, что тебе не 
нужно жениться. У меня не бог весть какой талант, но ведь и ты не 
из сильных.

– А ну-ка, попробуй! – сказал я.
– Нет, зачем же? Я ведь это так только говорить. Ты мальчик 

добрый, и было бы жестоко подвергать тебя такому опыту. И к 
тому же я сегодня не в ударе.

Мы сели ужинать. Вино и мысли о Наташе, моя любовь напол
нили всего меня ощущением молодости и счастья. Счастье мое 
было так безгранично велико, что сидевший против меня адвокат с 

его зелеными глазами казался мне несчастным, таким маленьким, 
сереньким…

– Попробуй же! – приставал я к нему.– Ну, прошу!
Адвокат покачал головой и поморщился. Я, видимо, уже начал 

надоедать ему.

– Я знаю,– сказал он,– после моего опыта ты мне спасибо ска
жешь и назовешь меня спасителем, но ведь нужно и о невесте подумать. Она тебя любит, твой отказ заставил бы ее страдать. А какая она у тебя прелесть! Завидую я тебе.

Адвокат вздохнул, выпил вина и стал говорить о том, какая 

прелесть моя Наташа. У него был необыкновенный дар описывать. 
Про женские ресницы или мизинчик он мог наговорить вам целую 
кучу слов. Слушал я его с наслаждением.

– Видел я на своем веку много женщин,– говорил он,– но даю 

тебе честное слово, говорю, как другу, твоя Наталья Андреевна –
это перл, это редкая девушка. Конечно, есть и недостатки, их даже 
много, если хочешь, но все же она очаровательна.

И адвокат заговорил о недостатках моей невесты. Теперь я от
лично понимаю, что это говорил он вообще о женщинах, об их 
слабых сторонах вообще, мне же тогда казалось, что он говорит 
только о Наташе. Он восторгался вздернутым носом, вскрикиваниями, визгливым смехом, жеманством, именно всем тем, что мне 
так в ней не нравилось. Все это, по его мнению, было бесконечно 
мило, грациозно, женственно. Незаметно для меня он скоро с восторженного тона перешел на отечески назидательный, потом на 
легкий, презрительный… Председателя суда с нами не было, и некому было остановить расходившегося адвоката. Я не успевал рта 
разинуть, да и что я мог сказать? Приятель говорил не новое, давно 
уже всем известное, и весь яд был не в том, что он говорил, а в 
анафемской форме. То есть черт знает какая форма! Слушая его 
тогда, я убедился, что одно и то же слово имеет тысячу значений и 
оттенков, смотря по тому, как оно произносится, по форме, какая 
придается фразе. Конечно, я не могу передать вам ни этого тона, 
ни формы, скажу только, что, слушая приятеля и шагая из угла в 
угол, я возмущался, негодовал, презирал с ним вместе. Я поверил 
ему даже, когда он со слезами на глазах заявил мне, что я великий 
человек, что я достоин лучшей участи, что мне предстоит в будущем совершить что-то такое особенное, чему может помешать женитьба!

– Друг мой! – восклицал он, крепко пожимая мне руку.– Умо
ляю тебя, заклинаю: остановись, пока не поздно. Остановись! Да 
хранит тебя небо от этой странной, жестокой ошибки! Друг мой, 
не губи своей молодости!

Хотите – верьте, хотите – нет, но в конце концов я сидел за сто
лом и писал своей невесте отказ. Я писал и радовался, что еще не 
ушло время исправить ошибку. Запечатав письмо, я поспешил на 
улицу, чтобы опустить его в почтовый ящик. Со мной пошел и адвокат.

– И отлично! Превосходно! – похвалил он меня, когда мое 

письмо к Наташе исчезло во мраке почтового ящика.– От души 
тебя поздравляю. Я рад за тебя.

Пройдя со мной шагов десять, адвокат продолжал:
– Конечно, брак имеет и свои хорошие стороны. Я, например, 

принадлежу к числу людей, для которых брак и семейная жизнь –
все.

И он уже описывал свою жизнь, и предо мною предстали все 

безобразия одинокой, холостой жизни.

Он говорил с восторгом о своей будущей жене, о сладостях 

обыкновенной, семейной жизни и восторгался так красиво, так искренне, что, когда мы подошли к его двери, я уже был в отчаянии.

– Что ты делаешь со мной, ужасный человек?! – говорил я, за
дыхаясь.– Ты погубил меня! Зачем ты заставил меня написать то 
проклятое письмо? Я люблю ее, люблю!

И я клялся в любви, я приходил в ужас от своего поступка, ко
торый уже казался мне диким и бессмысленным. Сильнее того 
ощущения, которое испытал я в то время, и представить, господа, 
невозможно. О, что я тогда пережил, что перечувствовал! Если бы 
нашелся добрый человек, который подсунул мне в ту пору револьвер, то я с наслаждением пустил бы себе пулю в лоб.

– Ну, полно, полно…– сказал адвокат, хлопая меня по плечу, и 

засмеялся.– Перестань плакать. Письмо не дойдет до твоей невесты. Адрес на конверте писал не ты, а я, и я его так запутал, что на 
почте ничего не поймут. Все это да послужит для тебя уроком: не 
спорь о том, чего не понимаешь.

Теперь, господа, предлагаю говорить следующему».
Пятый присяжный поудобней уселся и раскрыл уже рот, чтобы 

начать свой рассказ, как послышался бой часов на Спасской башне.

– Двенадцать…– сосчитал один из присяжных.– А к какому, 

господа, разряду вы отнесете ощущения, которые испытывает теперь наш подсудимый? Он, этот убийца, ночует здесь в суде в арестантской, лежит или сиди и, конечно, не спит и в течение всей 
бессонной ночи прислушивается к этому звону. О чем он думает? 
Какие грезы посещают его?

И присяжные как-то все вдруг забыли о «сильных ощущениях»; 

то, что пережил их товарищ, писавший когда-то письмо к своей 

Наташе, казалось неважным, даже не забавным; и уже никто не 
рассказывал, стали тихо, в молчании ложиться спать…