Генрих Гейне (ЖЗЛ)


Гейне.

   ЖИЗНЬ ЗАМФЧАТЕЛЬНЫХЪ ЛЮДЕЙ
     БЮГРАФИЧЕСКАЯ БИБЛИОТЕКА Ф. ПАВЛЕНКОВА <
        • »




                ГЕНРИХЪ ГЕЙНЕ




   ЕГО ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ



В1ОГРАФИЧЕОК1Й ОЧЕРКЪ
П. И. Вейнберга.



   Съ портретом! Гвйнв, гравированным! въ Лейпциг! Геданомъ




цъна 25 коп.




С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типография и Литография И. Г. Салона, Мещанская, д. № б 1892.

       Дозволено цензурою, С.-Петербургъ, 26 Декабря 1891 г.

ОГЛАВЛЕН1Е.


 I. Детство и юность Гейне.............................о
П. Университетъ и первые литературные опыты...........17
Ш. Жизнь въ Берлине. Докторсюй дипломъ................33
IV. Литературная деятельность до отъезда въ Парижъ... 65
V.  Въ Париже.........................................70
VI.  Последше годы....................................94
    Заключеше........................................106

        ОТЪ АВТОРА.



   Рамки настоящаго издашя обусловили соединение въ нискольких* листах* того, что могло бы дать богатый матер1алъ на большой томъ. Но я см$ю думать, что ничто существенное не упущено мною изъ виду, и что если по необходимости отсутствуютъ мновя подробности, частности, то сохранено все, находящееся въ гЬсной связи съ главною цЪлью нашего очерка—уяснить по возможности житейскую и литературную физюноййю знаменитаго поэта.
   Главнымъ источникомъ служили мнк собственный сочинешя й письма Гейне; затЬмъ я пользовался известною’бюграф!ей Штродтмана «Н. Heine’s Leben und Worke», болке новымъ сочинешемъ Предьса «Heirich Heine» и разсказами брата поэта, Максимилпша Гейне, его друзей—Лаубе, Мейснера и др., его <мушки> Камиллы Сельденъ, лорда Гоутона и др.
п. В.

I.


        детство и юность Гейне.

Родители Гейне.—Роль матери въ воспиташи «Гарри».—Сиионъ Гельдернъ И его шяше на фантаз!ю будущего поэта.—Первое чтеше: «Донъ Кихотъ> и «Путешествия Гухливера».—Дюссельдорфский лицей и лекщи фихософш.— Релипозный индифферентизмъ въ семье Гейне. — Раннее начало французский) влшшя.—Скептическое отношеше къ школе.- Первый* вспышки любви.—Вероника и Зефхенъ    Гейне въ шутку, безъ которой онъ такъ редко могъ обойтись, называлъ себя первымъ человекомъ девятнадцатаго сто-лепя, уверяя, что онъ родился 1-го января 1801 г. На самомъ же деле будупцй велиюй поэтъ родился 13 декабря 1799 г.—въ Дюссельдорфа на Рейне.
    Гейне по происхождешю еврей, и предки его^не могли похвалиться особенною знатностью своего родословнаго дерева. По матери нашъ поэтъ былъ «знатнее>: она принадлежала къ фамилш Гельдернъ, пользовавшейся большими почетомъ при дворе и обществе, н£ за Самсона Гейия^дмшда_уже_ бедною., девушкой после разорешя ея отца, и мужъ ея завелъ въ Дюссельдорфа торговлю англйскими мануфактурными товарами, однако шедшую плохо.
    Бмграфы Генриха Гейне въ истории его развипя приписы-ваютъ видную роль вл!яшю его матери; внимательно всматриваясь въ обстоятельства детства и юношества нашего поэта, мы не можемъ однако вполне согласиться съ этимъ мнешемъ. Правда, Бетти Гейне (имя матери поэта) была женщина очень образованная; правда, она была жаркою последовательницею Ж. Ж. Руссо, и ея релипозныя убежден!я были построены на почве строгаю деизма; правда наконецъ, что все заботы о воспиташи детей лежали исключительно на ней, и она была вся поглощена этими заботами. Неоспоримо все это, но друпе, гораздо более веск1е факты представляешь делю въ совсемъ нномъ свете. Уже одно то обстоятельство, что эта женщина, какъ истая дочь рацюналистическаго XYIII века, ставила на первомъ плане разумъ и наиболее тревожилась мыслью о томъ, пто ея Генрихъ, пожалуй, сделается когда нибудь поэтомъ— Уже одно это обстоятельство, думаемъ, достаточно говоритъ въ

ЖИЗНЬ ЗАМЪЧАТЕЛЬНЫХЪ ЛЮДЕЙ.

пользу того, что своимъ собственно поэтическимъ развипемъ Гейне обязанъ отнюдь не матери.
    <Въ насъ самихъ заключаются звЪзды нашего счастья>, замЪчаетъ онъ въ своихъ Мемуарахъ, сообщая тутъ же, что мать «боялась поэз1и, вырывала изъ рукъ сына вопий романъ, какой находила въ нихъ; запрещала ему ходить въ театръ, отстраняла отъ всякаго учаспя въ народныхъ играхъ, наблюдала за его знакомствами, бранила прислугу, которая въ его присут-ств1и разсказывала исторй о привпдЪшяхъ,— делала однимъ словомъ все возможное, чтобы отдалят!» отъ него cyeelipie и поэз1ю>.
    Не отъ нея, по его собственному заявлешю, унаследо-валъ онъ «наклонность къ фантастическому и романтическому», т. е. къ тому, чтб вошло самымъ существеннымъ элементомъ въ первоначальное творчество поэта;—а если къ вышеприведенному прибавимъ еще одно заявлеше сына, что «на господство надъ действительнымъ направлешемъ его мысли она никогда не покушалась, и относительно его была олицетворешемъ деликатности и любви»—то, кажется, имЪемъ достаточное осно-ваше утверждать, что собственно на поэтическое развитее Гейне мать не только не оказала благопр!ятнаго вл!яшя, но даже противодействовала ему.
    Съ последнимъ заявлешемъ объ отсутствш «покушешя на господство надъ действительнымъ направлешемъ мысли» сына находятся однако въ противореча те сведешя о системе вое-питашя Генриха, которыя находимъ въ его Мемуарахъ, и который являются для насъ доказательствомъ, что и житейсюй путь,* по которому пошелъ нашъ поэтъ и съ котораго онъ не сходилъ до конца своей жизни, былъ проложенъ ему отнюдь не матерью. Всю свою систему воспиташя она сообразовала съ теми «широкими и блистательными планами», которые строила для своего «Гарри», усматривая въ его умственныхъ способностяхъ великолепные задатки для осуществлешя этихъ плановъ. То она, ослепленная блескомъ первой французской импер!и, подчинившей себе въ эту пору Гермашю, и видя напримеръ, какъ одна изъ ея подругъ, дочь железнаго фабриканта, сделалась женой герцога и известнаго генерала,—начинаетъ тоже грезить для своего Генриха «о самыхъ золотыхъ эполетахъ или о самыхъ почет-ныхъ должностяхъ при дворе Наполеона» и, сообразно этому, заставляетъ его учиться разнымъ военнымъ наукамъ. То съ падешемъ имперш она отказывается отъ этихъ стремлешй и, будучи свидетельницей сказочнаго возвышешя дома Ротшиль-довъ, решаетъ, что и сынъ ел можетъ и долженъ «сделаться

ГЕНРИХЪ ГЕЙНЕ.

7

Щежной державой»^. вследств5е чего—какъ увидимъ ниже— знакомигь^^е^^                         съ торговлею, чрезъ
посредство учителей найиваетъ его голову всевозможными предметами, имеющими отношеше къ сухопутной и морской торговле, къ промышленности и т. п. То, когда вокругъ ея на-чинаютъ лопаться одно торговое предпр!япе за другимъ, она начинаетъ придумывать для сына новую карьеру, и заметивъ общее процветаше юридическаго, собственно адвокатскаго, сосло-Bin, решаетъ, что Генриху непременно надо сделаться адвока-томъ—и отправляетъ его въ университетъ, слушать лекщи по юридическому факультету. Мало того: мы имеемъ даже указаше, что она, сперва энергически отклонившая предложеше одного изъ учителей Генриха—окрестить этого прследняго въ катрли-. ческую^ веру и посвятить ею._ духовному^ звашю,' впоследствш раскаявалась, что не сделала этого... И только «после столь-кихъ ф1аско—говоритъ сынъ, безпрекословно повиновавпийся ея распоряжешямъ — она отказалась отъ верховнаго руководительства моею жизнью»,—и прибавляетъ, что «именно она была виновата въ безплодности большинства моихъ попытокъ и стрем-лешй на общественномъ поприще, такъ какъ ни одна изъ представлявшихся мне должностей не соответствовала моей натуре». Это не мешало однако поэту всю жизнь питать къ матери глубочайшую, до благоговешя доходившую, любовь, которую онъ выразилъ и въ несколькихъ изъ задушевнейшихъ своихъ стихотворешй. Да она и заслуживала этой любви, потому что только и жила мыслью и заботами о своихъ детяхъ, и если Генрихъ Гейне, какъ поэтъ, нисколько не обязанъ ея вддянпо, то въ его умственномъ и нравственномъ развитш вообще она все таки не осталась безъ довольно видной роли.
    Очень любилъ Гейне и своего отца; но то, чтд намъ известно объ этомъ человеке по разсказамъ самого сына, представляетъ намъ его—не смотря на нежность, которою проникнуты эти разсказы—въ свете далеко не привлекательномъ, и по крайней мере въ такомъ, при которомъ уже ни о малейшемъ нрав-ственно-благотворномъ, а ужъ подавно умственномъ, образова-тельномъ вл1яши не можетъ быть и речи. Это человекъ очень Добрый, помогаюпцй беднымъ, насколько позволяютъ его средства, общительный, но весьма пустой, суетный, въ душе ко-тораго, по очень меткому и образному выражешю сына, «было вечное ярмарочное увеселеше». Въ ранней молодости пров!ант-

ЖИЗНЬ ЗАМЪЧАТЕЛЬНЫХЪ ЛЮДЕЙ

мейстеръ или коммисаръ въ свите принца Кумберландскаго (впослЪдств!и короля Гановерскаго), онъ прюбрЪтаетъ въ этой служба безграничную любовь къ солдатскому сослов!ю, «или, вернее, къ игре въ солдаты, склонность къ той веселой праздной жизни, въ которой золотая мишура и яршя тряпки скрываютъ внутреннюю пустоту, и упоенное тщеслав1е можетъ выдавать себя за мужество»; парады, ловко скроенный мун-диръ, звяканье шпоръ — вотъ что составляетъ предметъ вос-хищешя отца нашего поэта, и эти наклонности онъ продол-жаетъ сохранять и тогда, когда мы видимъ его уже скромнымъ дюссельдорфскимъ купцомъ, торгующимъ мануфактурными товарами. Переезжая въ Дюссельдорфъ после женитьбы, онъ привозить туда съ собой двенадцать лошадей, свиту охотничьихъ собакъ, какого-то негодяя—шталмейстера, и разстается со всЪмъ этимъ только по настояшямъ своей жены, женщины благоразумной и экономной. Умственныя способности и развиве этого человека тоже стояли далеко не на высокой степени, и все, чему училъ щеголь-купецъ сына, заключалось въ благотворительности; да и благотворительность эта имела более внешшй характеръ, проявляясь въ форме ежедневной раздачи пятаковъ беднымъ...
    Но между ближайшими родственниками будущего поэта нашелся одинъ, въ общеши съ которымъ мальчикъ Гарри нахо-дилъ почву для разработки своихъ чисто-поэтическихъ задат-ковъ и своихъ склонностей къ 'умственной работе вообще. Это былъ его дядя по матери, Симонъ Гельдернъ, большой чудакъ во внешнихъ проявлешяхъ, съ наружностью, вызывавшею даже непочтительный смехъ, но съ прекраснейшимъ и благородней-шимъ сердцемъ. Бывппй воспитанникъ коллеви {езуитовъ, где онъ окончилъ курсъ такъ называемыхъ гуманитарныхъ на-укъ, страстный библюманъ, плохой авторъ политическихъ статей, живо интересуюпцйся всеми современными вопросами, этотъ человекъ старался сообщать племяннику свои знашя и прививать свои вкусы, дарилъ ему прекрасный книги, отдавалъ въ его распоряжеше свою библиотеку, богатую классическими сочи-нешями и важными современными брошюрами, и всемъ этимъ, какъ прямо заявдялъ впоследствш Гейне, оказывалъ большое вл!яше на его развиве.
    Симонъ Гельдернъ жилъ въ старомъ доме, доставшемся ему отъ отца, и чердакъ котораго продставлялъ собою складъ все-

ГЕНРИХЪ ГЕЙНЕ.

9

возможнаго домашняго мама, разныхъ глобусовъ, колбъ и ре-тортъ, свидетельствовавшихъ объ астрологическихъ и алхими-ческихъ заняйяхъ прежняго домовладельца, книгъ медицинскаго, философскаго и каббалистическаго содержашя. ЗдЪсь проводилъ целые часы будущей романтикъ, въ этой обстановке все «представлялось ему облитымъ фантастическими лучами*, и въ да-леюя, неведомый пространства устремлялось его богатое вообра-жеше, когда въ этой таинственной пыли находилъ онъ таюя вещи, какъ, напримеръ, записная книжка одного изъ его пред-ковъ по матери—весьма загадочнаго человека, странствовавшаго по всему свету, преимущественно по Востоку, бывшаго и на-божнымъ пилигримомъ, и предводителемъ бедуинскаго племени, и чемъ-то вроде чернокнижника. Гейне, характеризуя его въ Мемуарахъ, какъ «полу-фантазера, занимавшагося пропагандою космополитическихъ, осчастливливающихъ м!ръ, утошй, и полуавантюриста, который, въ сознаши своей индивидуальной силы, разрушаетъ или переступаетъ гнилые пределы гнилого общества*,— свидетельствуетъ о сильномъ вл!яши, которое производило на его детское, впечатлительное воображение и то, что онъ могъ понять въ этой уцелевшей записной книжке, и сохранившаяся въ семье разсказы и традицш объ этой таинственной личности.
    «Я такъ глубоко — говорить онъ—погружался въ его странствы и приключешя, моя юношеская фантаз!я до такой степени занималась имъ к ночью, что я совершенно сжился съ нииъ, и по временамъ, средн бела дня, охватывало меня непр!ятное, тревожное чувство, и мне казалось, будто я саиъ — мой помойный дЪдъ, и моя жизнь есть только иродолжеше жизни его, давно умершего!.. Ночью то-же самое отражалось ретроспективно въ моихъ сновидешяхъ. Жизнь моя походила въ ту пору на большую газету, где въ верхней части страницы помещалось настоящее, все собыпя и ироисшеств!я дня, между темъ какъ въ нижней фантастически, непрерывными ночными грезами, точно рядъ фельетоновъ-романовъ, давало себя знать поэтическое прошедшее... Не одну свою идюсинкраз!ю, не одну фатальную симпапю и антипапю, которая, быть можетъ, находится въ противореча съ моею натурой, даже мнопе поступки мои, противоречанце моему образу мыслей — я объясняю себе, какъ отражеше того времени грезъ, когда я былъ моимъ собственныиъ дедомъ. Оно обусловила мою последующую деятельность, какъ писателя и какъ человека. Когда я делаю ошибки, ис-точникъ которыхъ мне представляется непонятнымъ, то охотно ставлю ихъ на счетъ моего восточнаго двойника...»
    Записная книжка этого дяди, какъ выше замечено, не могла Давать мальчику значительный матер!адъ собственно для чтения, уже потому, что большая часть ея была написана арабскими, сирийскими и коптскими буквами. За то не однимъ