В глуши Башкирии


Падение dl. ^1. dlibeuna.



            глуши




                БАШКИР1И





     РАЗСКАЗЫ, ОЧЕРКИ И НАБРОСКИ

нзъ башкирской жизни.


     Детра Добротворвкаго.

€катермяЕурп>.
7ипограф1я газеты „Уральская ^Ккзнь**.
19 0 1.

©Otfcfcu.
СПзъ моихъ воспоминанШ).

   Это было давно, въ годину страшнаго бЪдств1я, которое, на язык'Ь народномъ, но-ситъ очень характерное названхе—„голодовки".
   Наступала весна. Я былъ мпровымъ по-средникомъ, об'ъ’Ьзжалъ свой участокъ и собиралъ свЪдЪнхя о голодающихъ. СнЪгъ, лежавхшй въ степи глубокимъ настомъ, та-ялъ быстро: вершины холмовъ уже оголились, въ низинахъ показалась вода, благодаря которой начинали образовываться зажоры, д’Ьлающхе всякое сообщеше не только затруднительным^ но даже и опасными.
   Я 'Ьхалъ на своихъ: „Мышенокъ"—ры-жШ, красивый меринъ, ходившхй у меня на „гусю", шелъ осторожно, низко опустивши голову и выбирая себЪ дорогу, гдЪ бы не провалиться; запряженный въ середину, бурый „Казакъ", натянувши, какъ струны, постромки, усердно тащилъ „кошевую", а иной разъ и самого коренника, старика


1

          ВЪ глуши БАШКИРИИ.

„Белаго", который усталъ и, надеясь на своихъ вЪрныхъ товарищей, шагалъ лениво, потряхивая то и дело своей косматою головой, точно онъ желалъ отделаться отъ назойливо звенЪвшаго надъ самыми его ушами колокольчика. Мой возница—простой, добродушный парень Нестеръ—шелъ сзади саней пешкомъ, повременамъ пуская впередъ свой длинный, гусевой кнутъ, поддерживая такимъ образомъ бодрость и энергш въ утомившейся тройке.
  День клонился къ вечеру; кругомъ царила тишина: ни одного живаго звука; слышится только какой-то неопределенный глухой шумъ, будто далекШ, далеюй ше-потъ многолюдной толпы, отъ сплывавшихъ водъ въ низины, да когда'замиралъ коло-кольчикъ, слышно было, какъ оступались и проваливались лошади,—ни одного живаго существа
  Было уже совсемъ темно, когда мы съ Нестеромъ добрались до большой башкирской деревни, растянувшейся, какъ и всегда, одной улицей, чуть не на целую версту. Ни огней, ни движешя,—населеше точно вымерло; даже собаки, и те не ветре- * тили насъ своимъ обычнымъ лаемъ, только тамъ, где-то вдали, будто упавшая съ неба звездочка, дрожитъ слабый, одино-шй огонекъ.
  Огонь этотъ, когда мы ^подъехали къ нему, какъ оказалось, горелъ въ одной

  »             — 2 —

,Б А Б А Й“.

избе, которую, по сравнение съ окружающими ее лачужками, право, можно бы смЪ-ло назвать дворцомъ, потому-что у ней были и рамы съ цельными стеклами, и тесовая крыша, да и вся она, освещенная въ эту минуту ярко вспыхнувшей лучиной внутри, смотрела какъ-то особенно уютно и весело.
  — Ну-ка, остановись!—сказаЛъ я моему вознице.
  Парень придержалъ вожжи, лошади стали, я вылезъ изъ „кошевой".
  — Нужно зайти,—здесь кажется; сытые живутъ!—говорю я, обращаясь къ Нестеру, съ которыми мы объехали въ этотъ день не мало деревень, а видели только голую буквально голую нищету, да сотни голо-дающихъ.
  Отворивши тихо ворота, тихо взобравшись на крыльцо, я вошелъ въ избу совершенно неожиданно. Несколько жен-скихъ фигуръ и несколько ребятишекъ, малъ-мала меньше, увидя вошедшаго къ нимъ незнакомца, а быть можетъ и узнавши въ немъ своего начальника, точно кучка исиуганныхъ овецъ, почуявшихъ хищ-наго зверя, шарахнулибь и быстро скры- ' лпсь за занавеской, составляющей необходимейшую принадлежность каждаго помЪ-щешя, въ которомъ живетъ мусульманская •семья, не имеющая у себя особой женской половины.

з

ВЪ глуши БАШКИР1И.

   Я остался одинъ въ совершенно пустой избе: голыя нары, да „светецъ", въ котб-ромъ дымила, начинавшая тухнуть, лучина; ни перинъ, ни подушекъ, сложенныхъ обыкновенно целой горой на нарахъ, ни самовара, всегда красующегося на виду, ни даже „кунгана" съ тазомъ, которые необходимы для обычныхъ мусульманскихъ омовешй,—ничего не было. Въ избе, какъ говорится, хоть шаромъ покати.
   Впрочемъ, одиночество мое продолжалось не долго: сельское начальство скоро проведало о моемъ пр^зд'Ь и тотчасъ жеяви-лось. Первымъ пришелъ десятникъ, малень-Kiii, неуклюжШ башкиръ.
   - Здрастуй, хазретъ (господинъ),—ска-залъ онъ, приветствуя меня и низко кланяясь.
   — Отчего тутъ такая пустота?—говорю я, показывая рукою на окружающую насъ обстановку или, вернее говоря, на отсут-ств1е всякой обстановки.
   Десятникъ понималъ русскШ языкъплохо, почему мне пришлось еще разъ .по вторить свой вопросы, мешая башкирсгая слова съ ломаннымъ, на татарсюй манеръ русскимъ языкомъ.’
   — А, понималъ, хазретъ,—сказалъ онъ радостно, внимательно выслушавши меня, —понималъ. Становой наша деревня былъ;. перина, подушка, самоваръ, кунганъ—все недоимка писалъ,—отвечали онъ такимъ

4

,Б А Б А Й“.

тономъ, какимъ обыкновенно д^ти разска-зываютъ страшныя сказки.
   Ответь этотъ нисколько не удивилъ меня, потому что я уже зналъ не одинъ случай, когда одною рукою—рукою мироваго посредника—выдавалось noco6ie, а другою рукою одновременно съ этимъ взыскивались недоимки.
   — Все описалъ?—спрашиваю я, усаживаясь на пустую бездонную кадку, на которой вместо сиденья была положена простая дощечка.
   Началось „талалаканье" съ бывшими за занавесью женщинами.
   Между тЬмъ подошелъ сотский, атлети-ческихъ формъ и огромнаго роста, какимъ и надлежать быть полицейскому стражу хранителю тишины и спокойств!я; наконецъ, приб’Ьжалъ, запыхавшись, и староста, который, какъ оказалось, жилъ на протпвопо-ложномъ краю селешя.
   Пришлись повторить вопросъ. Староста хорошо понималъ и говорилъ по русски, почему и разговоръ погаелъ теперь живйе.
   — НЪтъ, хазретъ, не все. Хасянъ лиш-н!й одежа къ Архипки, въ русск!й деревня въ закладъ ташилъ, — отвЪчалъ староста.
   Архипка—простой, русскШ, зажиточный мужикъ. ЗдЪсь, по деревнямъ, такихъ Ар-хипокъ множество. Bcfe они занимаются тЬмъ, что ссужаютъ нуждающихся то хлЪ-

ВЪ ГЛУШИ БАШКИР1И.

 бомъ, то деньгами; съ русскими они не церемонятся, обобрать же башкира счита-ютъ чуть ли не за „спасенье¹¹. Проценты берутся ими, особенно во время такихъ бедствий, какъ „голодовка¹¹, громадные, величину ихъ определить даже невозможно. Подобные Архипки есть и въ деревняхъ, населенныхъ мусульманами; они, конечно, носятъ свои нащональныя имена: Ахме-токъ, Махмутокъ или что-нибудь въ этомъ роде, но, говоря по совести, последшй и лучше, и честнее русскаго „паука"—крестьянина.
   — Где же хозяпнъ?—спрашиваю я, не замечая въ избе его присутствия.
   — Хасянъ? Хасянъ Оренбургъ пошелъ, „работка" искать, хазретъ,—отвечалъ староста, продолжая держать руки по швамъ, по-военяому.
   Башкиры—народъ дисциплинированный: недаромъ они составляли отдельное войско.
   — Кто же у него въ доме остался?— задаю я новый вопросъ.
   — Кто? Вабамъ, девкамъ, „баранчукъ" (ребятишки) остался, да еще „бабай" (дедушка) —перечислили староста.
   Затемъ начинается уже опросъ, который приходилось мне въ то время делать въ каждомъ доме, где указывали голодаю-щихъ: сколько душъ? сколько раоотниковъ? есть ли хлебъ? чемъ питаются? и т. д., и т. д.

6

БАБА Й“.

   Такъ поступить я и тутъ.
   — Сколько ихъ? — спрашиваю я, доставая записную книжку и приготовляясь дЪлать заметки.
   Новые переговоры съ невидимками, пос-л+> которыхъ и сл-Ьдуетъ ответь:
   — Десять люди, хазрегъ, — работникъ одинъ.
   — Ну, а „икмекъ“ (кл’Ьбъ) у нпхъ есть? —спрашиваю я.
   — Баръ, баръ, баръ,—кричать невидимки въ нисколько голосовъ.
   Слово „баръ“ значить есть.
   — Покажите,—говорю я, желая видЪть количество и качество им^ющагося хл'Ьба.
   Опять слышится долгое „талалаканье“, причемъ не разъ упоминается слово „ба-бай“, который и самъ появляется на сцену,—появляется какъ-то совсЬмъ неожиданно, откуда то изъ-за моей спины.
   Это былъ сгорбленный, совсЬмъ согнув-шШся старикъ — худой, какъ мум!я, на которомъ его старенькШ халатишка ви-сЬлъ какъ на вйшалкЪ. Лицо у него было темное, землистаго цв^та, тогда какъ подбритые усы и маленькая клинообразная бородка были бЪлы, какъ снЪгъ.
   Мы поздоровались. „Бабай“ почтительно, но съ достоинствомъ поклонился и протянулъ руку, я подалъ свою. Узнавши, въ чемъ д’Ьло, старикъ засуетился.
   — Баръ, баръ,—говорилъ онъ, шамкая

7

ВЪ ГЛУШИ БАШКИРИИ

своими старческими языкоми; наклонился и полЪзъ подъ нары.
  „Бабай“ кряхтити, — сундуки, который онъ силился вытащить, не поддается, староста и десятникъ бросаются помогать старику; съ помощью ихъ большой деревянный сундукъ, запертый висячими за-мочкоми, выдвигается на самую середину комнаты.
  Ключи оказывается у „бабая“; онъ шарить по карманамъ, ищетъ его, наконецъ нашелъ,—начинаетъ отпирать. Движешя старика нервны, глаза горятъ фосфориче-скимъ блескомъ, руки трясутся, точно въ этомъ грязномъ, старомъ сундучишкЪ хранятся у него и не—весть как!я сокровища. Замокъ отпертъ, крышка -поднята. Я заглянули туда: сундукъ былъ пусть, по крайней мЪрЪ, онъ мне показался пустыми. „Бабай" пошарили на дни и вынули оттуда какихъ-то темныхн три круга, которые дрожащими руками и подалъ мне.
  „Что это такое? Насмешка, что ли, надъ начальствомъ?“ подумали я.
  — Что это такое?—спрашиваю я, возвышая голоси поначальнически.
  — „Икмекн, хазретп, икмекн¹¹,—отвечали „бабай", спокойно смотря на меня съ некоторыми удивлешеми.
  Я взялъ изъ руки старика одинъ кру-жокъ,—кружокн оказался твердыми какъ камень.

8

БАБА Й“.

   — Изъ чего это испечено?—спросилъ я, разсматривая каменную лепешку вершковъ пяти въ д!аметрЪ и немного толще пальца.
   — Изъ муки, хазретъ,—отвтЬчалъ староста, видимо удивленный, что ихъ „мировой" не знаетъ того, что у нихъ въдерев-нЪ знаетъ каждый, даже самый малень-юй „баранчукъ".
   Я попробовалъ было отгрызть кусочекъ: зубы не берутъ, на зубахъ хруститъ, какъ песокъ, да и цвЪтомъ-то лепешка похожа на грязный суглинокъ.
   — Откуда вы такую муку берете? Сами что ли приготовляете ее, изъ чего?—задаю я вопросъ за вопросомъ.
   Староста опять перебросился нисколькими словами съ скрывавшимися невидимками.
   -- Хасянъ, хазретъ, обработка бралъ, жнитно взялъ, такъ ему тамъ муки давали,—пояснилъ староста.
   — Какъ давали?
   — Вместо деньга давали,—сказалъ онъ, ухмыляясь моей наивности.—Тридцать ко-п'Ьекъ пудъ бралъ, — добавплъ староста, спросивши опять предварительно жен-щивъ.
   Пока шли Bet эти разспросы, ребятишки совсЬмъ освоились съ моимъ присут-ствгемъ у нихъ въ избЪ. Одинъ по одному они вылезли изъ-за занавески, за которой скрывались, и теперь, поджавши но

9