Дяденька Жданов и кавалер Чернов (вторая редакция)

Б и б л и о т е к а Р у с с к о й К л а с с и к и

Л.Н. Толстой 
 

ДЯДЕНЬКА ЖДАНОВ 
И КАВАЛЕР ЧЕРНОВ

Л.Н. Толстой 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

ДЯДЕНЬКА ЖДАНОВ 
И КАВАЛЕР ЧЕРНОВ 

Москва 
ИНФРА-М 
2015 

2 

ДЯДЕНЬКА ЖДАНОВ И КАВАЛЕР ЧЕРНОВ 

(Вторая редакция) 

Хочу рассказать простую историю двух людей, которых я знал 
долю и так близко, как знают только товарищей. Одного из них я 
много любил, а над участью другого часто горько задумывался. - 
Это были два солдата в батарее, в которой я служил юнкером на 
Кавказе и которых обоих уже нет на этом свете. В 1828 году в 
партии рекрут пригнали их на линию. 
Один из них, Чернов, из дворовых людей Саратовской губернии, был высокий, стройный мужчина, с черными усиками и бойкими, разбегавшимися глазами. На Чернове была розовая рубаха,- он весь поход играл на балалайке, плясал, пил водку и угащивал товарищей. 
Другой рекрут - Жданов, из крестьян той же губернии, был 
невысокий, мясистый парень лет девятнадцати, с большими 
круглыми голубыми глазами и белым стриженым затылком. 
У Жданова всего имущества было четыре рубахи, складной 
ножик и двугривенный денег. Он не мог поить товарищей, но так 
же, как и они, старался отуманиться вином и весельем. Весела 
его, однако, было как-то неловко, (дико) и жалко. Раз его напоили, и он таки пошел плясать на цыпочках по-солдатски, но вдруг 
расплакался, бросился на шею к Чернову и стал приговаривать 
такую дичь, что всем смешно стало. На другой день онпоставил 
косуху и опять плакал. Большую часть времени по походам он 
спал, а ежели не спал, то подходил к Чернову и, разинув рот, 
слушал его россказни, прибауточки и все смеялся. 
Унтер-офицер, который гнал партию и которого Жданов боялся пуще огня, передал фельдфебелю в роте: «Чернов и другие хорошие есть, а что Жданов вовсе дурачок и что над ним много битья будет». И действительно, Жданову битья много было. Его били на ученье, били на работе, били в казармах. Кротость и отсутствие дара слова внушали о нем самое дурное понятие начальникам; а у рекрутов начальников мною: каждый солдат годом старше его мыкает им куда и как угодно. 
В первое время переход от слабого присмотра, который бывает за рекрутами, к строгости и даже несправедливости обращения 
с молодыми солдатами на место совершенно озадачил бедного 

3 

Жданова. Он вообразил, что он очень дурен и что ему нужно стараться быть лучшим, и начал стараться. Он сделался усердным - 
до глупости, но положение его от этого становилось еще хуже. У 
него не было минуты отдыху: каждый солдат помыкал им, как 
мальчишкой, и считал себя вправе требовать от него того, что он 
делал по собственной охоте, и взыскивать с него. - Когда он наконец понял, что усердие вредит только его положению,- им овладело отчаяние. «Так что же это в самом деле!-думал он,- что 
делать? Так вот оно, солдатство!»-и бедняк не видел исхода и 
горько плакал по ночам на своем наре. 
Моральное состояние это продолжалось недолго- исхода действительно не было. Одно оставалось - терпеть. И он терпел не 
только безропотно, но с убеждением, что одна обязанность его 
терпеть и терпеть. 
Его выгоняли на ученье,-он шел, давали в руку тесак и приказывали делать рукой так,-он делал, как мог, его били - он терпел. 
Его били не затем, чтобы он делал лучше, но затем, что он солдат, а солдата нужно бить. Выгоняли его на работу, он шел и работал, и его били, его били опять не затем, чтобы он больше или 
лучше работал, но затем, что так нужно. Он понимал это. Кончалась работа или ученье, он шел к котлу, брал кусок хлеба, садился поодаль и кусал свой кусок, ни о чем не думая. Как только в 
голову ему заходила мысль, он пугался ее, как нечистого наваждения, и старался заснуть. 
Когда старший солдат подходил к нему, он снимал шапку, вытягивался в струнку и готов был со всех ног броситься, куда бы 
ни приказали ему, и, ежели солдат поднимал руку, чтоб почесать 
в затылке, он уже ожидал, что его будут бить, жмурился и морщился.