Избранные труды. Том I

ОТ АВТОРА 

 

Некоторое время назад обратился ко мне руководитель серьезного 

учебного заведения, в диссертационном совете которого я принимаю 

участие, с предложением издать мои старые работы. Сегодня стало принятым 

иметь к юбилейной дате собственное «собрание сочинений» и даже как-то 

неудобным считается отсутствие такового. Вспомнил я исторический 

анекдот по схожему случаю и … отказался. Суть его в следующем. Одному 

римскому государственному деятелю и философу предложили установить 

его статую, а то спрашивают, почему нет. На это философ ответил: «Не 

нужно. Пусть лучше спрашивают, почему нет статуи, чем удивляются, зачем 

она здесь стоит». 

Однако слаб человек. Когда совершенно неожиданно и уже другой 

руководитель организации, с которой сотрудничаю, предложил собрать 

опубликованное в одну книгу, Лазарев согласился. И это при том, что ранее 

декларировал он известный девиз «проживи незаметно». Теперь приходится 

объясняться, зачем ему прижизненная «статуя». 

Формальный довод: могут больше не предложить. Кто ж отказывается 

от оплаченных услуг, от бескорыстной помощи, от дружеских забот. Довод 

по существу: все-таки сделано что-то за многие годы. Нет, не на уровне 

открытий, но «рационализаторские предложения» имели же место, 

пропаганда права и законности имела свои плоды, просвещение студенчества 

состоялось? Мефистофель предупреждал нас: нет мысли мало-мальской, 

которой бы не знали до тебя! Это и ко мне, тем более, что многие работы 

написаны в учебных целях, и, следовательно, обязательно содержат 

заимствования из книг серьезных теоретиков. Но это и к современным и 

весьма 
многочисленным 
публикаторам. 
Отсюда 
намек 
на 
весьма 

благородную цель избавления молодых современников от предложений по 

усовершенствованию давно изобретенного велосипеда. Перевод рукописей в 

цифру облегчит им перенос затерянных абзацев на новые страницы. 

Папирофобия. Компьютеромания. Fuimus – мы были! 

Очень хотелось бы поколебать скептицизм молодых, сомневающихся в 

достижениях 
на 
поприще 
юридической 
науки 
в 
советское 
время. 

Удивительное дело – в литературе, в кино, в других областях творческой 

деятельности, именно в годы советской власти достигались общепризнанные 

мировые результаты. В постперестроечное время свободы, по признанию 

многих специалистов, их нет. Юриспруденция здесь не исключение и можно 

было бы перечислять имена советских юристов, обогативших сокровищницу 

правовых знаний. Были и другие, но не о том речь. И если о чем-то не 

говорилось, то фиговый листок умолчания только подчеркивал то, что 

пытались скрыть. Конечно, юридическая литература особая разновидность 

литературы, но и в ней можно читать между строк.  

Сейчас между строк не пишут. Еще и потому, что все реже пишут сами. 

Уподобляются римлянам, которые, как говорится в одной исторической 

книге, очень любили писать, а так как писали за них рабы, то каждый 

римлянин, имеющий грамотного раба, считался писателем. Диссертаций 

тогда, кажется, не писали. В советское время господствовал принцип «кто не 

работает, тот не ест», рабство официально отвергалось, писали чаще от руки 

(«Оптимы» были в дефиците) и потому доктора юридических наук были на 

перечет. 

Да, разумеется. Не все было хорошо устроено в СССР. Но ведь не все и 

плохо. Многое оставалось неясным в смысле перспективы. «А там где ясно 

все, вам все б казалось тошным. Повсюду тень тоски в стране, где нет теней». 

И литература делилась: одни апологетично, «хлеба ради», как выразился бы 

Шиллер, пели осанну; другие – пытались вывести пороки из тени; третьи – 

диссиденствовали. Но я бы не осуждал и тех, кто последовательно проводил 

те 
принципы, 
на 
которых 
покоилась 
система. 
К 
сожалению, 

последовательности то и не было. Словоговорение было, а дело – не всегда. 

Теневым образом многое делалось вразрез с официальной идеологией. 

Поэтому и затрудняются в оценке советского общества: был ли социализм, а 

если был, то не был ли он феодальным? Это я к тому, что не следует сразу и 

непременно отрицательно реагировать на тех, кто вводил в оборот своих 

публикаций слово «социализм». Сегодня мы знаем, что есть весьма 

успешные «социализмы», например, шведский и китайский. 

Белинский как-то заметил, что мы, русские, не имели своих средних 

веков. Если бы только средних! У нас не было рабства, у нас не успел 

развиться капитализм и Нового времени, своего Возрождения тоже не было. 

Социализма, как выясняется, также не построили, хотя заявляли и о полном, 

и об окончательном. В России сплошные переходные периоды. Поэтому все, 

что кем-либо писалось по тому или другому поводу, несет на себе печать 

определенного «переходного периода». Историку (надо надеяться на 

появление сколько-нибудь беспристрастных историков) полезным может 

оказаться любое свидетельство времени. Один только факт. В Европе с 

середины позапрошлого века дискутировалась проблема пробелов в праве. В 

1903 г. вышла даже небольшая книжка проф. Е. Цительмана «Luken im 

Recht». В России о проблеме знали (статьи проф. Муромцева, например), но в 

силу господства позитивистских воззрений и в силу существования 

монархического режима эта проблема не получила развития. В советское 

время пробельность права всегда давала о себе знать практически и практика 

решала ее прагматично с политическим окрасом. В период утверждения 

советской 
власти 
допускалось 
решение 
вопросов 
исходя 
из 

социалистического правосознания, а затем, даже в уголовном праве (до 1958 

г.), допускалось решение дел по аналогии. Писать же о пробелах в советском 

праве было не принято. Считалось, что оно совершенно и советский 

законодатель всегда вовремя вносит необходимые изменения. Только 

хрущевская оттепель изменила ситуацию, и только шестидесятники (отношу 

себя к ним по целому ряду признаков) могли отважиться исследовать острые 

в политическом отношении вопросы. Кстати, проблема пробелов в праве по 

большому счету – не такая уж и политическая. Здесь наличествуют тонкие 

сугубо юридические вопросы, актуальные для государств с любой правовой 

системой. Как бы то ни было, первые статьи, опубликованные в 1967 г., и 

защита кандидатской диссертации по теме пробелов вызвали реакцию в 

юридическом мире и до некоторой степени характеризуют период, 

предшествующий застойному. 

Веяния времени сказывались на преподавании и на исследовании 

вопросов права. История политической мысли показывает, что даже очень 

большие умы не могли избежать давления реальных событий. Их 

становление обязательно предполагает учет времени жизни. Но это тем более 

относится к остальной части пишущих, которые как раз в своей массе и 

демонстрируют специфику времени. 

Опубликование настоящего сборника суть простое тиражирование 

ранее 
изданного. 
Средство 
расширить 
и 
осовременить 
аудиторию. 

Разумеется, реальна опасность критического отношения к предлагаемым 

работам в свете современного уровня знаний и опыта. Был соблазн пройтись 

по ним и осовременить, дать комментарии, развить многие положения. 

Однако это была бы совсем другая работа, вырванная из контекста времени. 

Предполагалось, что все ранее опубликованное будет собрано в одну 

книгу. Однако выяснилось, что все написанное естественно формируется по 

четырем направлениям. Два из них тесно связаны напрямую (кн. 1 – закон, 

законность, правоприменение; кн. 2 – пробелы в законе), а третье опосредует 

их идеологически (кн. 3 – из истории политической мысли). Четвертое 

направление здесь не представлено. Оно в текущей работе. Оно должно 

вылиться в самостоятельную книгу о конституционном правосудии. В нее 

должны войти и те речи автора, которые были произнесены им в 

Конституционном Суде Российской Федерации. 

И последнее. Все написанное до 1982г. вынашивалось в стенах 

Казанского государственного университета и не в последнюю очередь 

предопределено общением со студентами, которым помимо курсов теории 

государства и права и истории политучений читал два спецкурса: 

применение права и критика буржуазных правовых учений. Творческой 

атмосфере того времени кафедра государственно-правовых дисциплин 

обязана двум замечательным ее руководителям – Р.Х. Яхину и Д.И. 

Фельдману. И хотя обе диссертации защищались, а кандидатская даже и 

писалась под руководством проф. А.И. Денисова, в МГУ, двухсотлетний  

императорский и ленинский Казанский университет по-прежнему бередит 

яркими 
воспоминаниями. 
Благодарность 
всем, 
кто 
способствовал 

творческому 
настрою. 
Вот 
и 
теперь 
остается 
выразить 
глубокую 

признательность тем, кто инициировал издание предлагаемых книг, кто 

провел серьезную техническую работу. 

 

Заслуженный деятель науки Российской Федерации 

доктор юридических наук, профессор                        В. Лазарев 

Подпись и регалии? 

ОБ АВТОРАХ, О КНИГАХ1

Монография В.М. Горшенева посвящена теоретическому анализу 

природы и содержания правового регулирования в социалистическом 

обществе, организационно-правовых форм деятельности органов Советского 

государства, функций и особенностей норм процессуального права. Автор 

предпринял успешную, на наш взгляд, попытку по-новому изложить ряд 

актуальных в исследовательском и практическом отношении вопросов 

государственно-правового воздействия на отношения людей в развитом 

социалистическом обществе. Тем самым рецензируемая книга является 

продолжением и развитием проводимых советскими учеными исследований 

структуры и действия правового регулирования в СССР. Предлагаемое 

автором решение многих спорных в науке проблем, классификация способов, 

форм и методов организационного воздействия государства и права на 

общественную 
жизнь, 
рекомендации 
в 
адрес 
правотворческих 
и 

правоприменительных органов, несомненно, послужат стимулированию 

дальнейших 
научных 
поисков 
и 
окажут 
действенную 
помощь 
в 

совершенствовании 
правового 
регулирования, 
повышении 
его 

эффективности и укреплении социалистической законности. 

Заслуживает внимания стремление В.М. Горшенева рассматривать 

правовое регулирование в свете общей категории «социальное управление». 

Такой подход предопределил, в частности, исходные в книге положения об 

«организуемых» общественных отношениях и «организационных» связях, о 

необходимости наиболее рационального построения самой управляющей 

системы, равно как и отношений ее с системой управляемой (с. 10, 15). 

Выделяя при этом государственное управление в качестве особой 

разновидности социального управления, автор, к сожалению, не очерчивает 

объект его воздействия, ограничиваясь лишь указанием на специфику 

1 Рецензия на книгу: В.М. Горшенев. Способы и организационные формы правового 
регулирования в социалистическом обществе. М.: Юридическая литература, 1972. 258 с. 
Опубликовано: Советское государство и право. 1973. № 11. 

предмета науки государственного управления. Между тем социальное 

управление в современных условиях выступает преимущественно как 

государственное, 
и, 
следовательно, 
проблема 
пределов 
правового 

регулирования приобретает важное значение. 

Поддерживая инициативу автора в исследовании правовых явлений в 

рамках более широкой категории, нежели само понятие права (с. 17–21), 

отметим, что ему следовало бы использовать в качестве таковой категорию 

«юридическое воздействие», которая как раз способна охватить все формы и 

средства государственно-правового влияния на общественные отношения. 

Предлагаемый В.М. Горшеневым и некоторыми другими учеными термин 

«правовое регулирование» больше подходит для описания динамики 

воздействия на общественную жизнь посредством норм права1. В противном 

случае его употребление отдает дань справедливо критикуемым концепциям, 

согласно которым в право входят правоотношения, правосознание и т.д. 

Между 
тем, 
автор 
придерживается 
иного 
понимания 
правового 

регулирования, о чем свидетельствуют его возражения (с. 128) одному из 

теоретиков, полагающему, что последствием правотворчества является 

правовое урегулирование определенных видов общественных отношений. 

Объявлять 
нормы 
права 
лишь 
создающими 
«возможность 
для 

урегулирования тех или иных общественных отношений» – значит 

неоправданно перенести центр тяжести на правореализующие субъекты. 

Трудно 
также 
согласиться 
с 
утверждением, 
будто 
в 
ходе 

правоприменительной деятельности происходит наделение участников 

отношений правами и возложение на них обязанностей (с. 166). Правильнее 

исходить из того, что в процессе правоприменения лишь устанавливается 

наличие у кого-либо субъективных прав и юридических обязанностей, 

определяется момент их действия или прекращения, а также осуществляется 

контроль за приобретением прав и несением обязанностей. Такое понимание 

правоприменительной деятельности соответствует ее целям даже в тех 

1 См. подробнее: Советское государство и право. 1970. № 11. С. 39–40, 143. 

формулировках, которые используются В.М. Горшеневым в дальнейшем 

(например, на с. 180). Изложенное позволяет поставить под сомнение 

употребление понятия «право-наделение» по отношению к явлениям, 

происходящим в сфере реализации права. В книге же оно используется 

весьма широко и чаще всего именно в связи с классификацией 

неправотворческих видов деятельности (с. 167, 179–181, 196 и др.). 

Представляется плодотворным разграничение В.М. Горшеневым 

активной стороны правового регулирования (способы и формы воздействия 

права на общественные отношения) и его результативной стороны, 

заключающейся в формах реализации права (с. 44, 48, 55). Оправданно также 

выделение между ними некоторых промежуточных звеньев, которые 

одновременно выступают в том и другом качестве. Однако в развиваемых 

далее частных классификациях автор делает, на наш взгляд, шаг назад по 

сравнению с достигнутыми наукой результатами (критикуемые в книге 

взгляды С.С. Алексеева более обоснованны). Это выражается, во-первых, в 

забвении такого способа воздействия на отношения людей, как возложение 

обязанности (в книге названы только дозволение и запрет), а, во-вторых, в 

игнорировании в качестве формы реализации исполнения права. 

Формы реализации права различаются в зависимости от характера 

норм права, содержания и целей совершаемых субъектами действий. Отсюда 

исполнение обязанности, в отличие от осуществления права, следует в 

обязательном порядке, а сами действия носят активный характер. 

Воздерживаться от предписываемого поведения при данной форме не 

представляется 
возможным. 
Разграничение 
соблюдения, 
исполнения, 

применения и осуществления права не может быть ограничено рамками 

теоретических 
рассуждений. 
Оно 
имеет 
существенное 
практическое 

значение, так как в каждом случае избираются неодинаковые средства для 

обеспечения процесса реализации права. Кстати, автор книги, отмечая 

особенности предписаний процессуальных норм, приходит к правильному 

выводу о том, что они, как правило, не требуют по отношению к себе 

правоприменения (с. 215). Следует лишь иметь в виду, что исполнение 

процессуальных правил – не единственная форма их реализации, ибо ряд 

таких требований реализуется соблюдением. 

Своеобразен взгляд В.М. Горшенева на применение права. Он не без 

оснований полагает, что правоприменение тяготеет к способам правового 

воздействия и играет роль юридического факта. Но в таком случае его 

следовало бы отнести к промежуточным звеньям в процессе перевода 

нормативных актов в упорядоченность общественных отношений и не 

отказывать ему в качестве формы реализации права (с. 54–55). Впрочем, в 

другом месте автор признает применение в качестве специфического способа 

реализации правовых норм (с. 67, 69). 

Отдельные погрешности в анализе форм реализации права в известной 

мере связаны с попыткой автора «упростить представления о правовых 

формах деятельности органов Советского государства» (с. 123) и выделить в 

качестве самостоятельных лишь две из них – правотворческую и 

правоприменительную. 
Такое 
решение 
вопроса 
оставляет 
меньше 

возможностей для развернутого, всестороннего исследования проблемы. 

Признание 
наукой 
правоисполнителъной 
и 
правоохранительной 

деятельности государственных органов оправданно как раз с позиции 

предложенного автором критерия – отношение форм к действующей системе 

права. Правоисполнительная деятельность, как и правоохранительная или 

контрольно-надзорная, не всегда укладываются в рамки правоприменения. 

Следует, на наш взгляд, решительно возразить против включения в 

правоприменительную деятельность всех форм, результатом которых 

являются предписания индивидуального характера (с. 125). При такой 

постановке вопроса затушевывается собственная цель правоприменения, и, 

думается, именно это обстоятельство могло служить одним из оснований для 

упрека в том, что автор отождествляет правоприменение с реализацией 

права, хотя сам он объявлял это «досадным недоразумением» (с. 165).