Л.Н. Толстой  
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

ПРИБЛИЖЕНИЕ 
КОНЦА 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

ПРИБЛИЖЕНИЕ КОНЦА 

В нынешнем 1896 году молодой человек Ван-дер-Вер был 
призван в Голландии к поступлению в национальную гвардию. 
На требование командира Ван-дер-Вер ответил следующим 
письмом: 
«Не убий». 
Господину Герману Снейдерс. 
Командиру национальной гвардии Мидельбургского округа. 
Милостивый государь! 
Прошлую неделю я получил бумагу, в которой мне было при-
казано явиться в городскую думу для того, чтобы согласно закону 
быть зачисленным в национальную гвардию. Как Вы, вероятно, 
заметили, я не явился; и настоящее письмо имеет целью довести 
до Вашего сведения откровенно и без обходов, что я не намерен 
явиться перед комиссией; я хорошо знаю, что подвергаю себя тя-
желой ответственности, что Вы можете меня наказать и не пре-
минете воспользоваться этим Вашим правом. Но меня это не 
страшит. Причины, побуждающие меня проявить этот пассивный 
отпор, представляют для меня достаточно значительный проти-
вовес этой ответственности. 
Лучше, чем большинство христиан, я, будучи, если угодно, не 
христианином, понимаю заповедь, стоящую во главе этого пись-
ма, - заповедь, присущую человеческой природе и разуму. Буду-
чи еще ребенком, я позволял обучать себя солдатскому ремеслу, - 
искусству убивать; но теперь я отказываюсь! В особенности я не 
желаю убивать по команде, что является убийством против со-
вести, без всякого личного побуждения или какого-либо основа-
ния. Можете ли Вы мне назвать что-либо более унизительное для 
человеческого существа, нежели совершение подобных убийств 
или резни? Я не могу ни убить, ни видеть убийства какого-либо 
животного, и для того, чтобы не убивать животных, я сделался 
вегетарианцем. А в настоящем случае мне могли бы «приказать» 
стрелять по людям, никогда не сделавшим мне никакого зла: ведь 
не для того же, я полагаю, обучаются солдаты ружейным прие-
мам, чтобы попадать в листья или ветки деревьев. 
Но Вы, быть может, скажете мне, что национальная гвардия 
должна также и прежде всего содействовать поддержанию внут-
реннего порядка. 

2 

Господин командир, если бы действительно порядок царство-
вал в нашем обществе, если бы общественный организм был на 
самом деле здоров, другими словами: если бы не было таких во-
пиющих злоупотреблении в общественных отношениях, если бы 
не было дозволено, чтобы один умирал с голода в то время, как 
другой может позволить себе все прихоти роскоши, - тогда Вы 
увидали бы меня в первых рядах защитников этого порядка; но я 
безусловно отказываюсь содействовать поддержанию теперешне-
го так называемого порядка. К чему, господин командир, пускать 
друг другу пыль в глаза? Ведь оба мы отлично знаем, что означа-
ет поддержание этого порядка: поддержку богачей против нищих 
тружеников, начинающих сознавать свои права. Разве мы не ви-
дели роли, которую, во время последней стачки в Роттердаме, ра-
зыграла Ваша национальная гвардия: без всякого основания эта 
гвардия должна была целыми часами находиться на службе для 
того, чтобы защищать имущество угрожаемых торговых фирм. И 
можете ли Вы на одну минуту предположить, что я поддамся 
участию в защите людей, которые, по моему искреннему убежде-
нию, поддерживают войну между капиталом и трудом, - что я бу-
ду стрелять в рабочих, действующих всецело в пределах своего 
права. Вы не можете быть настолько слепы! Зачем же усложнять 
дело? Не могу же я, на самом деле, позволить вылепить из себя 
послушного национального гвардейца, такого, какого Вы желаете 
и какой Вам нужен. 
На основании всех этих причин, но в особенности потому, что 
я ненавижу убийство по команде, я и отказываюсь от службы в 
качестве национального гвардейца, прося Вас не присылать мне 
ни мундира, ни оружия, так как я имею непреклонное намерение 
не употреблять их. 
Приветствую Вас, господин командир. 
И. К. Ван-дер-Вер. 
Письмо это, по моему мнению, имеет очень большое значение. 
Отказы от военной службы в христианских государствах нача-
лись с тех пор, как в христианских государствах появилась воен-
ная служба, или, скорее, с тех пор, как государства, власть кото-
рых основана на насилии, приняли христианство, не отказавшись 
от насилия. 
В сущности оно и не может быть иначе: христианин, учение 
которого предписывает ему смирение, непротивление злу, лю-
бовь ко всем, даже врагам, не может быть военным, т. е. принад-

3 

лежать к сословию людей, предназначенных только для убийства 
себе подобных. 
И потому истинные христиане всегда отказывались и теперь 
отказываются от военной службы. 
Но истинных христиан всегда было мало; огромное большин-
ство людей христианских государств только числились христиа-
нами, исповедуя церковную веру, не имеющую ничего общего, 
кроме имени, с истинным христианством. То, что изредка появ-
лялся, на десятки тысяч поступающих в военную службу, один, 
отказавшийся от нее нисколько не смущало те сотни тысяч, мил-
лионы людей, которые каждый год поступали в военную службу. 
«Не может же быть, чтобы заблуждалось всё огромное боль-
шинство христиан, поступающих в военную службу, а были пра-
вы только исключения, часто малообразованные люди, отказы-
вающиеся от военной службы, тогда как архиепископы и ученые 
люди признают ее совместной с христианством», говорили себе 
люди большинства, и спокойно, считая себя христианами, посту-
пали в ряды убийц. 
Но вот является человек не христианин, как он сам заявляет о 
себе, и отказывается от военной службы не по религиозным, а по 
самым: простым причинам, понятным и общим всякому челове-
ку, какого бы он ни был исповедания и какой бы ни был нацио-
нальности - католик, магометанин, буддист, конфуцианец, испа-
нец, араб, японец... 
Отказывается Ван-дер-Вер от военной службы не потому, что 
он следует заповеди «не убий», и не потому, что он христианин, а 
потому, что он считает убийство противным разуму человека. Он 
пишет, что просто ненавидит всякое убийство, и ненавидит его 
до такой степени, что стал вегетарианцем, только бы не быть уча-
стником в убийстве животных; главное же, он говорит, что отка-
зывается от военной службы потому, что считает убийство по 
приказанию, т. е. обязательство убивать тех людей, которых ему 
велят убивать (в чем собственно и состоит военная служба), де-
лом несовместимым с достоинством человека. На обычное же 
возражение о том, что если он не будет служить, и по его приме-
ру не будут служить и другие, то нарушится существующий по-
рядок, он отвечает тем, что он и не хочет поддерживать сущест-
вующий порядок, потому что порядок этот дурной, такой, в кото-
ром властвуют богатые над бедными, а этого не должно быть, так 
что если бы у него и было какое-нибудь сомнение о том, нужно 

4 

ли или не нужно служить в военной службе, одна мысль о том, 
что, служа в военной службе, он оружием и угрозой убийств бу-
дет поддерживать угнетающих богатых против угнетенных бед-
ных, заставила бы его отказаться от военной службы. 
Если бы Ван-дер-Вер выставлял причиною отказа свою при-
надлежность к какому-нибудь христианскому исповеданию, лю-
ди, которым предстоит поступление в военную службу, могли бы 
сказать: «Я не сектант и не признаю христианства, и потому не 
считаю нужным поступать так же». Но причины, выставляемые 
Ван-дер-Вером, так просты, ясны и так общи всем людям, что не-
возможно не применить их к себе. Теперь для того, чтобы при-
знать причины эти необязательными для себя, надо сказать: «Я 
люблю убийство и готов убивать не только врагов, но и своих уг-
нетенных и несчастных соотечественников и не нахожу ничего 
дурного в том, чтобы обещаться по приказанию первого встреч-
ного начальника убивать всех тех, кого он прикажет». 
Ведь дело очень просто. 
Живет молодой человек; в какой бы среде и семье и исповеда-
нии он ни вырос, его учат тому, что надо быть добрым, что очень 
дурно не только бить и убивать человека, но и животного, учат 
его тому, что человек должен дорожить своим достоинством, а 
достоинство состоит в том, чтобы поступать сообразно своей со-
вести. Этому учат одинаково и китайца-конфуцианца, и япон-
ца-шинтоиста или буддиста, и турка-магометанина. И вдруг по-
сле того, как его научили всему этому, он поступает в военную 
службу, где от него требуют обратного тому, чему его учили: ему 
велят готовиться ранить и убивать не животных, а людей, велят 
ему отказаться от своего человеческого достоинства и повино-
ваться в деле убийства неизвестным и незнакомым ему людям. 
Что может отвечать на такое требование человек нашего време-
ни? Очевидно, только одно: «Не хочу и не буду». 
Это самое сделал Ван-дер-Вер. И трудно придумать, что мож-
но ответить ему и всем тем людям, которые, находясь в таком же, 
как и он, положении, должны поступать так же. 
Можно не видать того, на что не обращено еще внимания, и не 
понимать значения поступка, пока оно не разъяснено, но раз ука-
зано и разъяснено, нельзя уже не видать или притворяться, что не 
видишь того, что совершенно ясно. 
Может найтись и теперь человек, который не думал о том, что 
он делает, поступая в военную службу; могут найтись и такие 

5 

люди, которые желают войны с чужими народами, или желают 
продолжать угнетать рабочих, или даже такие люди, которые лю-
бят убийство для убийства. Такие люди могут еще быть военны-
ми, но и эти люди теперь не могут не знать, что есть люди, и са-
мые лучшие люди всего мира среди не только христиан, но маго-
метан, браминов, буддистов, конфуцианцев, которые с отвраще-
нием и презрением смотрят на войну и военных, и что количество 
этих людей с каждым часом увеличивается. Никакие аргументы 
не могут разговорить ту простую истину, что человеку, уважаю-
щему себя, нельзя идти в рабство к неизвестному или хотя бы из-
вестному, но имеющему убийственные цели, хозяину. А в этом 
самом только и состоит военная служба с своей дисциплиной. 
«Но ответственность, которой подвергается отказывающийся? 
- говорят мне на это.-Хорошо вам, старику, уже не подлежащему 
этому испытанию и обеспеченному своим положением, пропове-
довать мученичество; но каково тем, которым вы проповедуете и 
которые, поверив вам, отказываются и губят свою молодую 
жизнь?» - Но что же мне делать? отвечаю я тем, которые говорят 
мне это. Неужели потому, что я старик, мне надо не указывать на 
то зло, которое ясно и несомненно вижу именно потому, что я 
старик и много жил и думал. Разве человек находящийся на дру-
гой стороне реки и потому недоступный для разбойника, видя-
щий, как этот разбойник хочет заставить одного человека убить 
другого, не должен кричать убивающему человеку, чтобы он не 
делал этого, хотя бы такое вмешательство озлобило бы еще 
больше разбойника? Кроме того, я никак не вижу, почему прави-
тельство, подвергая гонениям тех, которые отказываются от во-
енной службы, но обратит свои кары на меня, признав меня под-
стрекателем этих отказов. Я не настолько стар, чтобы не мог под-
вергнуться гонениям и всякого рода казням, и положение мое во-
все не ограждает меня. Во всяком случае будут или не будут 
осуждать и преследовать меня, будут или не будут осуждать и 
преследовать тех, которые отказываются от военной службы, я, 
пока жив, не перестану говорить то, что говорю, потому что не 
могу перестать поступать по своей совести. 
Тем-то и могущественно и непобедимо христианство, т. е. 
учение истины, что оно, для воздействия на людей, не может ру-
ководствоваться никакими внешними соображениями. Молод 
или стар человек, подлежит он за это гонениям или нет, человек, 
усвоивший себе христианское, т. е. истинное жизнепонимание, не 

6 

может отступить от требований своей совести. В этом сущность и 
особенность христианства от всех других религиозных учений и 
в этом его неодолимое могущество. 
Ван-дер-Вер говорит, что он не христианин, но мотивы его от-
каза и поступок его христианские: отказывается он потому, что 
не хочет убивать брата; не повинуется же потому, что ведение его 
совести для него обязательнее повелений людских. От этого-то и 
особенно важен отказ Ван-дер-Вера. Отказ этот показывает, что 
христианство не есть какая-либо секта или исповедание, которого 
могут держаться одни люди и не держаться другие, но что хри-
стианство есть не что иное, как следование в жизни тому свету 
разумения, который просвещает всех людей. Значение христиан-
ства не в том, что оно предписывало людям такие или иные по-
ступки, а в том, что предвидело и указывало тот путь, по которо-
му должно было идти и пошло всё человечество. 
Люди, поступающие теперь добро и разумно, поступают так 
не потому, что следуют предписаниям Христа, а потому, что то, 
что 1800 лет назад высказывалось как направление деятельности, 
теперь стало сознанием людей. 
Вот потому-то я и думаю, что поступок и письмо 
Ван-дер-Вера имеют большое значение. 
Как пущенный по степи или по лесу огонь до тех пор не поту-
хает, пока не выжигает всего сухого, мертвого, и потому подле-
жащего горению, так и раз выраженная словом истина до тех пор 
не перестанет действовать, пока не уничтожит всю ту ложь, под-
лежащую уничтожению, которая со всех сторон окружает и 
скрывает истину. Огонь долго тлеет, но как скоро он вспыхнул, 
он сжигает всё сгорающее очень скоро. Так же и мысль долго 
просится наружу, не находя выражения; но стоит ей найти ясное 
выражение в слове, и ложь и зло уничтожаются очень скоро. Од-
но из частных проявлений христианства - мысль о том, что чело-
вечество может жить без рабства, хотя и включена была в идею 
христианства, ясно была выражена, как мне кажется, только у пи-
сателей конца 18 столетия. До этого же времени не только древ-
ние язычники - Платон и Аристотель, но люди близкие к нам по 
времени и христиане не могли себе представить человеческого 
общества без рабства. Томас Мур не мог себе представить и Уто-
пию без рабства. Точно так же и люди начала нынешнего столе-
тия не могли себе представить жизни человечества без войны. 
Только после наполеоновских войн была ясно выражена мысль о 

7 

том, что человечество может жить без войны. И вот прошло сто 
лет с тех пор, как ясно была выражена мысль о том, что челове-
чество может жить без рабства, и среди христиан уже нет рабст-
ва; и не пройдет ста лет после того, что ясно была выражена 
мысль о возможности человечеству жить без войны, и воины не 
будет. Очень может быть, что уничтожится война не совершенно, 
как не совершенно уничтожено рабство. Очень может быть, что 
военное насилие еще останется, как остался наемный труд после 
уничтожения рабства, но во всяком случае будут уничтожены 
война и войско в той противной и разуму и нравственному чувст-
ву грубой форме, в которой они существуют теперь. 
Признаков того, что время это близко, очень много. Признаки 
эти в безвыходном положении правительств, всё увеличивающих 
и увеличивающих свои вооружения, и в всё растущей тяжести 
податей и недовольстве народов, и в доведенной до последней 
степени убийственности военных орудий, и в деятельности и 
конгрессов и обществ мира, главное же в отказах вообще отдель-
ных лиц от военной службы. В этих отказах - ключ к разрешению 
вопроса. 
«Вы говорите, что военная служба необходима, что если бы ее 
не было, нас постигли бы страшные бедствия. Всё это может 
быть, но с тем понятием о добре и зле, которое обще всем людям 
нашего времени и вам самим, я не могу убивать людей по прика-
занию. Так что, если военная служба, как вы говорите, очень 
нужна, то устройте ее так, чтобы она не была в таком противоре-
чии с моею и вашею совестью. Пока же вы не устроили этого, а 
требуете от меня того, что прямо противно ей, я никак не могу 
повиноваться». 
Так неизбежно должны ответить, и в очень скором времени, 
все честные и разумные люди не только нашего христианского 
мира, но и магометане и так называемые язычники - брамины, 
буддисты и конфуцианцы. Может быть, по инерции военное дело 
еще продержится некоторое время, но вопрос уже решен в созна-
нии людей, и с каждым днем, каждым часом всё большее и боль-
шее число людей приходит к тому же решению, и остановить это 
движение уже нет никакой возможности. 
Всякое признание людьми какой-либо истины или скорее ос-
вобождение от какого-либо заблуждения - так это было на наших 
глазах с рабством достигается всегда борьбою между уяснением 
сознания людей и инерцией прежнего состояния. Сначала инер-

8 

ция так сильна и сознание так слабо, что первая попытка освобо-
ждения от заблуждения встречается только удивлением. Новая 
истина представляется безумием. «Разве можно жить без рабст-
ва? Кто же будет работать? Разве можно жить без войны? Всякий 
придет и завоюет нас». Но сила сознания всё растет, инерция всё 
ослабевает и удивление всё сменяется насмешками и презрением. 
Священное писание признает господ и рабов. Такое отношение 
существовало вечно; и вдруг нашлись такие умники, которые хо-
тят переделать весь мир», - говорили о рабстве. «Все ученые и 
мудрецы признавали законность и даже святость воины, и вдруг 
мы поверим, что не нужно воевать!» - говорят о воине. Но созна-
ние всё растет и уясняется: людей, признающих новую истину, 
становится всё больше и больше, и насмешки и презрение сме-
няются хитростью и обманами. Люди, поддерживающие заблуж-
дение, делают вид, что они понимают и признают несообраз-
ность, жестокость той меры, которую они защищают, но считают 
уничтожение ее невозможным теперь, откладывая ее уничтоже-
ние на неопределенное время. «Кто же не знает, что рабство дур-
но, но люди еще не готовы для свободы, и освобождение произ-
ведет страшные бедствия», - говорили про рабство 40 лет тому 
назад. «Кто же не знает, что война есть зло? Но пока человечест-
во еще так зверообразно, уничтожение войска произвело бы 
больше зла, чем добра», говорят теперь про войну. Но мысль де-
лает свое дело, растет и сжигает ложь, и наступает то время, ко-
гда безумие, бесцельность, вред и безнравственность заблужде-
ния до такой степени ясны (так было на нашей памяти с рабством 
в 60-х годах в России и Америке), что уже нельзя защищать его. 
Так это теперь в деле войны. Как тогда уже не пытались оправ-
дывать рабство, а только поддерживали его, так и теперь уже не 
пытаются оправдывать войну и войско, а только отмалчиваются, 
пользуясь той инерцией, которая еще поддерживает войну и вой-
ско, зная очень хорошо, что вся эта кажущаяся столь могущест-
венной жестокая и безнравственная организация убийства всякую 
минуту может рухнуть с тем, чтобы и никогда уже не возобнов-
ляться. Но стоит просочиться сквозь плотину одной капле воды, 
или из огромного здания вывалиться одному кирпичу, или из са-
мой твердой сети распуститься одной петле, и прорывается пло-
тина, заваливается здание, распускается сеть. Такой каплей, та-
ким камнем, такой распущенной петлей представляется мне отказ 
Ван-дер-Вера, мотивированный причинами, общими всему чело-

9 

вечеству. За отказом Ван-дер-Вера должны последовать всё чаще 
и чаще такие же отказы, а как только таких отказов будет много, 
так тотчас же те самые люди, которые вчера еще говорили (а имя 
им легион), что без войны нельзя жить, скажут, что они уже дав-
но проповедуют безумие и безнравственность войны, советуют 
вам поступать так, как поступил Ван-дер-Вер, и от войны и вой-
ска в том виде, в котором они существуют теперь, останется одно 
воспоминание. 
И время это близко. 
Ясная Поляна 
24 сентября 1896.