Предисловие к сочинениям Гюи де Мопассана

Л.Н. Толстой  
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

ПРЕДИСЛОВИЕ  
К СОЧИНЕНИЯМ  
ГЮИ ДЕ МОПАССАНА 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

ПРЕДИСЛОВИЕ К СОЧИНЕНИЯМ ГЮИ ДЕ 
МОПАССАНА 

Кажется, в 1881 году Тургенев, в бытность свою у меня, достал из своего чемодана французскую книжечку под заглавием 
«Maison Tellier» («Заведение Телье» (фр.)) и дал мне. 
«Прочтите как-нибудь», - сказал он как будто небрежно, точно 
так же, как он за год перед этим дал мне книжку «Русского богатства», в которой была статья начинающего Гаршина. Очевидно, 
как и по отношению к Гаршину, так и теперь он боялся в ту или 
другую сторону повлиять на меня и хотел знать ничем не подготовленное мое мнение. 
«Это молодой французский писатель, - сказал он, - посмотрите, недурно; он вас знает и очень ценит», - прибавил он, как бы 
желая задобрить меня. «Он, как человек, напоминает мне Дружинина. Такой же, как и Дружинин, прекрасный сын, прекрасный 
друг, un homme d'un commerce sur (человек, на которого можно 
положиться (фр.)), и, кроме того, он имеет сношения с рабочими, 
руководит ими, помогает им. Даже и своим отношением к женщинам он напоминает Дружинина». И Тургенев рассказал мне 
нечто удивительное и неимоверное о поступках Мопассана в 
этом отношении. 
Время это, 1881 год, было для меня самым горячим временем 
внутренней перестройки всего моего миросозерцания, и в перестройке этой та деятельность, которая называется художественной и которой я прежде отдавал все свои силы, не только потеряла для меня прежде приписываемую ей важность, но стала прямо 
неприятна мне по тому несвойственному месту, которое она занимала в моей жизни и занимает вообще в понятиях людей богатых классов. 
И потому в то время меня совершенно не интересовали такие 
произведения, как то, которое мне рекомендовал Тургенев. Но, 
чтобы сделать ему удовольствие, я прочел переданную им мне 
книжку. 
По первому же рассказу «Maison Tellier», несмотря на неприличный и ничтожный сюжет рассказа, я не мог не увидать в авторе того, что называется талантом. 
Автор обладал тем особенным, называемым талантом, даром, 
который состоит в способности усиленного, напряженного внимания, смотря по вкусам автора, направляемого на тот или дру
2 

гой предмет, вследствие которого человек, одаренный этой способностью, видит в тех предметах, на которые он направляет свое 
внимание, нечто новое, такое, чего не видят другие. Этим-то даром видеть в предметах то, чего не видят другие, очевидно, обладал Мопассан. Но, судя по тому томику, который я прочел, он, к 
сожалению, был лишен главного из трех, кроме таланта, необходимых условий для истинного художественного произведения. 
Из этих трех условий: 1) правильного, то есть нравственного, отношения автора к предмету, 2) ясности изложения или красоты 
формы, что одно и то же, и 3) искренности, то есть непритворного чувства любви или ненависти к тому, что изображает художник, из этих трех условий Мопассан обладал только двумя последними и был совершенно лишен первого. Он не имел правильного, то есть нравственного, отношения к описываемым 
предметам. Судя по тому, что я прочел, я убедился, что Мопассан 
обладал талантом, то есть даром внимания, открывающим ему в 
предметах и явлениях жизни те свойства их, которые не видны 
другим людям; обладал тоже прекрасной формой, то есть выражал ясно, просто и красиво то, что хотел сказать; обладал и тем 
условием достоинства художественного произведения, без которого художественное произведение не производит действия, - искренностью, то есть не притворялся, что любит или ненавидит, а 
точно любил и ненавидел то, что описывал. Но, к сожалению, будучи лишен первого, едва ли не главного, условия достоинства 
художественного произведения, правильного, нравственного отношения к тому, что он изображал, то есть знания различия между добром и злом, он любил и изображал то, чего не надо было 
любить и изображать, и 1000 не любил и не изображал того, что 
надо было любить и изображать. Так, в этом томике автор описывал с большой подробностью и любовью то, как женщины соблазняют мужчин и мужчины женщин, даже какие-то трудно понимаемые пакости, которые изображены в «La femme de Paul» 
(«Подруга Поля»), и не только с равнодушием, но с презрением, 
как животных, описывал рабочий деревенский народ. 
В особенности поразителен был этим незнанием различия между добром и злом рассказ «Une partie de campagne» («Загородная прогулка»), в котором представляется в виде самой милой и 
забавной шутки подробное описание того, как два катавшиеся в 
лодке с голыми руками господина одновременно соблазнили: 
один - старую мать, а другой - молодую девушку, ее дочь. 

3 

Сочувствие автора, очевидно, все время до такой степени на 
стороне этих двух негодяев, что он не то что игнорирует, но прямо не видит того, что должны были перечувствовать соблазненные мать, девушка-дочь, отец и молодой человек, очевидно, жених дочери, и потому получается не только возмутительное описание отвратительного преступления в виде забавной шутки, но и 
самое событие описано ложно, потому что описана только одна 
самая ничтожная сторона предмета: удовольствие, полученное 
негодяями. 
В этом же томике есть рассказ «Histoire d'une fille de ferme» 
(«История одной батрачки»), который Тургенев особенно рекомендовал мне и который особенно не понравился мне также по 
неправильному отношению автора к предмету. Автор, очевидно, 
видит во всех тех рабочих людях, которых он описывает, только 
животных, не поднимающихся выше половой и материнской 
любви, и потому от описания его получается неполное, искусственное впечатление. 
Непонимание жизни и интересов рабочего народа и представление людей из него в виде полуживотных, движимых только 
чувственностью, злобой и корыстью, составляет один из главных 
и очень важных недостатков большинства новейших французских авторов, в том числе и Мопассана, не только в этом, но и во 
всех других его рассказах, где он касается народа и всегда описывает его как грубых, тупых животных, над которыми можно 
только смеяться. Конечно, французским авторам лучше знать 
свойства своего народа, чем мне. Но несмотря на то, что я русский и не жил с французским народом, я все-таки утверждаю, 
что, описывая так свой народ, французские авторы неправы и что 
французский народ не может быть таким, каким они его описывают. Если существует Франция такая, какою мы ее знаем, с ее 
истинно великими людьми и теми великими вкладами, которые 
сделали эти великие люди в науку, искусство, гражданственность 
и нравственное совершенствование человечества, то и тот рабочий народ, который держал и держит на своих плечах эту Францию с ее великими людьми, состоит не из животных, а из людей с 
великими душевными качествами; и потому я не верю тому, что 
мне пишут в романах, как «La Terre» («Земля»), и в рассказах 
Мопассана, так же как не поверил бы тому, что бы мне рассказывали про существование прекрасного дома, стоящего без фундамента. Очень может быть, что эти высокие качества народа не та
4 

ковы, какими мне их описывают в «Le petite Fadette» и в «La Mare 
aux diables» (Рассказы Жорж Занд. (Примеч. Л.Н. Толстого.) 
«Маленькая Фадетта» и «Чертова лужа»), но качества эти есть, 
это я твердо знаю, и писатель, описывающий народ только так, 
как описывает его Мопассан, описывая с сочувствием только 
hanches и gorges (ляжки и груди (фр.)) бретонских служанок и с 
отвращением и насмешкой жизнь рабочих людей, делает большую ошибку в художественном отношении, потому что описывает предмет только с одной, самой неинтересной, физической стороны и совершенно упускает из вида другую - самую важную, 
духовную сторону, составляющую сущность предмета. 
В общем чтение переданной мне Тургеневым книжечки оставило меня совершенно равнодушным к молодому сочинителю. 
Так мне тогда противны показались рассказы: «Une partie de 
campagne», и «La femme de Paul», и «L'histoire d'une fille de 
ferme», что я тогда и не заметил прекрасный рассказ «Le 1000 
papa de Simon» («Папа Симона») и превосходный, по описанию 
ночи, рассказ «Sur l'eau» («На воде»). 
«Мало ли в наше время, когда так много охотников писать, 
людей с талантом, не знающих, к чему приложить его, или смело 
прикладывающих его к тому, что вовсе не должно и не нужно 
описывать», - думал я. И так и сказал Тургеневу. И так и забыл 
про Мопассана. 
Первое, что после этого попалось мне из писаний Мопассана, 
было «Une vie» («Жизнь»), которую мне кто-то посоветовал прочесть. Эта книга сразу заставила меня переменить мнение о Мопассане, и с этих пор я уже с интересом читал все то, что было 
подписано этим именем. «Une vie» - превосходный роман, не 
только несравненно лучший роман Мопассана, но едва ли не 
лучший французский роман после «Miserables» («Отверженные») 
Гюго. В романе этом, кроме замечательной силы таланта, то есть 
того особенного, напряженного внимания, направленного на 
предмет, вследствие которого автор видит совершенно новые 
черты в той жизни, которую он описывает, в романе этом почти в 
равной степени соединяются все три условия истинного художественного произведения: 1) правильное, то есть нравственное, 
отношение автора к предмету, 2) красота формы и 3) искренность, то есть любовь к тому, что описывает автор. Тут уже 
смысл жизни не представляется автору в похождениях различных 
распутников и распутниц, тут содержание составляет, как и гово
5 

рит заглавие, описание жизни загубленной, невинной, готовой на 
все прекрасное, милой женщины, загубленной именно той самой 
грубой, животной чувственностью, которая в прежних рассказах 
представлялась автору как бы центральным, надо всем властвующим явлением жизни, и все сочувствие автора на стороне добра. 
Форма, прекрасная и в первых рассказах, здесь доведена до 
такой высокой степени совершенства, до которой не доходил, по 
моему мнению, ни один французский писатель-прозаик. И кроме 
того, и главное, здесь автор действительно любит и сильно любит 
ту добрую семью, которую он описывает, и действительно ненавидит того грубого самца, который разрушает счастие и спокойствие этой милой семьи и в особенности героини романа. 
От этого-то так живы и памятны все события и лица этого романа: и слабая, добрая, опустившаяся мать, и благородный, слабый, милый отец, и еще более милая в своей простоте и непреувеличенности и готовности на все хорошее дочь, их взаимные 
отношения, их первое путешествие; их слуги, соседи, расчетливый и грубо чувственный, скупой, мелочный, наглый жених, как 
всегда, обманывающий невинную девушку обычной пошлой 
идеализацией самого грубого чувства, женитьба, Корсика с прелестными описаниями природы, потом деревенская жизнь, грубая 
измена мужа, его захватывание власти над имением, его столкновение с тестем, уступчивость добрых и победа наглости, отношение к соседям. Все это - сама жизнь со всею ее сложностью и 
разнообразием. Но мало того, что все это живо и прекрасно описано, во всем этом сердечный, патетический тон, невольно заражающий читателя. Чувствуется, что автор любит эту женщину и 
любит ее не за ее внешние формы, а за ее душу, за то, что в ней 
есть хорошего, сострадает ей и мучится за нее, и чувство это невольно передается читателю. И вопросы: зачем, за что погублено 
это прекрасное существо? Неужели так и должно быть? сами собой возникают в душе читателя и заставляют вдумываться в значение и смысл человеческой жизни. 
Несмотря на фальшивые ноты, попадающиеся в романе, как, 
например, подробное описание кожи молодой девушки или невозможные и ненужные подробности о том, как, по совету аббата, 
оставленная жена стала вновь матерью, подробности, разрушающие все обаяние чистоты героини; несмотря также на мелодраматическую и неестественную историю мести оскорбленного мужа, 

6 

несмотря на эти пятна, роман не только показался мне прекрасным, но я увидал из-за него уже не талантливого болтуна и шутника, не знающего и не хотящего знать, что хорошо и что дурно, 
каким представлялся мне Мопассан по первой книжечке, а серьезного, глубоко вглядывающегося в жизнь человека и уже начин 
1000 ающего разбираться в ней. 
Следующий за этим роман Мопассана, прочтенный мною, был 
«Bel ami» («Милый друг»). 
«Bel ami» - очень грязная книга. Автор, очевидно, дает себе в 
ней волю в описании того, что привлекает его, и иногда как бы 
теряет основную, отрицательную точку зрения на своего героя и 
переходит на его сторону, но в общем «Bel ami», как и «Une vie», 
имеет в основе своей серьезную мысль и чувство. В «Une vie» основная мысль, это - недоумение перед жестокой бессмысленностью страдальческой жизни прекрасной женщины, загубленной 
грубой чувственностью мужчины; здесь это - не только недоумение, но негодование автора перед благоденствием и успехом грубого, чувственного животного, этой самой чувственностью делающего карьеру и достигающею высокого положения в свете, 
негодование и перед развращенностью всей той среды, в которой 
его герой достигает успеха. Там автор спрашивает как будто: за 
что, зачем загублено прекрасное существо? отчего это случилось? Здесь он как будто отвечает на это: погибло и погибает все 
чистое и доброе в нашем обществе, потому что общество это развратно, безумно и ужасно. 
Последняя сцена романа: свадьба в модной церкви торжествующего, украшенного орденом почетного легиона негодяя с молодой чистой девушкой, дочерью соблазненной им старой и прежде безупречной матери семейства, свадьба, благословляемая 
епископом и признаваемая чем-то хорошим и должным всеми 
окружающими, выражает эту мысль с необыкновенной силой. В 
романе этом, несмотря на загромождение его грязными подробностями, в которых, к сожалению, как будто se plait (находит 
удовольствие (фр.)) автор, видны те же серьезные запросы автора 
от жизни. 
Прочтите разговор старого поэта с Duroy (Дюруа), когда они 
после обеда выходят, кажется, от Вальтеров. Старый поэт обнажает жизнь перед своим молодым собеседником и показывает ее 
такою, какая она есть, с вечным неизбежным спутником и концом ее - смертью. 

7 

«Она уже держит меня, la gueuse (злодейка (фр.)), - говорит он 
про смерть, - она уж повышатала мне зубы, повыдергала волосы, 
поискалечила члены и уже вот-вот готова проглотить. Я уже в ее 
власти, она только играет мною, как кошка мышью, зная, что мне 
не уйти от нее. Слава, богатство, на что это нужно, когда нельзя 
купить на них женской любви. Ведь только одна женская любовь 
стоит того, чтобы жить. И ее-то отнимает она. Отнимает ее, а потом здоровье, силы и самую жизнь. И всем то же. И больше ничего». 
Таков смысл речей стареющего поэта. Но Duroy, счастливый 
любовник всех тех женщин, которые нравятся ему, так полон похотливой энергии и силы, что он и слышит и не слышит, и понимает и не понимает слов старого поэта. Он слышит и понимает, 
но источник похотливой жизни бьет из него с такою силою, что 
эта несомненная истина, обещающая ему тот же конец, не смущает его. 
Это-то внутреннее противоречие, кроме сатирического значения романа «Bel ami», составляет главный смысл его. Эта же 
мысль светится в прекрасных сценах смерти чахоточного журналиста. Автор ставит себе вопрос: что такое эта жизнь? как разрешается это противоречие между любовью к жизни и знанием неизбежной смерти? и не отвечает на него. Он как будто ищет, ждет 
и не решает ни в ту, ни в другую сторону. И потому нравственное 
отношение к жизни и в этом романе продолжает быть правильным. 
Но в следующих за этими романах это нравственное отношение к жизни начинает путаться, оценка явлений жизни начинает 
колебаться, затемняться и в последних романах уже совершенно 
извращается. 
В «Mont-Oriol» («Монт-Ориоль») Мопассан как будто соединяет мотивы двух предшествующих романов и повторяет себя по 
содержанию. Несмотря на прекрасные, исполненные тонкого 
юмора описания модного курорта и докторской в нем деятельности, здесь тот же самец Paul, такой же пошлый и безжалостный, 
как и муж в «Une vie», и та же обманутая, загубленная, кроткая, 
слабая, одинокая, всегда одинокая, милая женщина, и то же равнодушное торжество ничтожества и пошлости, как 1000 и в «Bel 
ami». 
Мысль та же, но нравственное отношение автора к описываемому уже значительно ниже, в особенности первого романа. 

8 

Внутренняя оценка автора того, что хорошо и что дурно, начинает путаться. Несмотря на все рассудочное желание автора быть 
беспристрастно объективным, негодяй Paul, очевидно, пользуется 
всем сочувствием автора. И от этого история любви этого Paul'a, 
его старания соблазнить и успех в этом производят фальшивое 
впечатление. Читатель не знает, чего хочет автор: показать ли 
всю пустоту и подлость Paul'a, равнодушно отвертывающегося от 
женщины и оскорбляющего ее потому только, что талия ее испортилась от беременности его ребенком, или, напротив, показать, как приятно и легко жить так, как живет этот Paul. 
В следующих за этим романах: «Pierre et Jean» («Пьер и 
Жан»), «Fort comme la mort» («Сильна как смерть») и «Notre c?ur» 
(«Наше сердце») нравственное отношение автора к своим лицам 
еще более путается и в последнем уже совсем теряется. На всех 
этих романах уже лежит печать равнодушия, поспешности, выдуманности и, главное, опять того отсутствия правильного, нравственного отношения к жизни, которое было в первых его писаниях. Начинается это с того самого времени, с которого устанавливается и репутация Мопассана как модного автора, и он подвергается тому ужасному в наше время соблазну, которому подвергается всякий известный писатель, тем более такой привлекательный, как Мопассан. С одной стороны, успех первых романов, 
похвалы газетные, лесть общества, в особенности женщин, с другой, - все более и более увеличивающиеся размеры вознаграждений, никогда все-таки не поспевающие за постоянно увеличивающимися потребностями, с третьей, - назойливость редакторов, 
перебивающих друг друга, льстящих, упрашивающих и не судящих уж о достоинстве предлагаемых произведений автора, а с 
восторгом принимающих все, что подписано раз установившимся 
в публике именем. Все эти соблазны так велики, что, очевидно, 
одурманивают автора: он поддается им и хотя продолжает по 
форме так же, иногда еще лучше, отделывать свои романы и даже 
любит то, что он описывает, но любит то, что он описывает, уже 
не потому, что оно добро и нравственно, то есть любимо всеми, и 
ненавидит то, что описывает, не потому, что оно зло и ненавидимо всеми, а только потому, что одно нравится, а другое случайно 
не нравится ему. 
На всех романах Мопассана, начиная с «Bel ami», уже лежит 
эта печать поспешности и, главное, выдуманности. С этого времени Мопассан уже не делает того, что он делал в своих первых 

9 

двух романах: не берет в основу своих романов известные нравственные требования и на основании их описывает деятельность 
своих лиц, а пишет свои романы так, как пишут все романисты-ремесленники, то есть придумывает наиинтереснейшие и 
наипатетичнейшие или наисовременнейшие лица и положения и 
составляет из них роман, украшая его всеми теми наблюдениями, 
которые ему удалось сделать и которые подходят к канве романа, 
нисколько не заботясь о том, как относятся к требованиям нравственности описываемые события. Таковы и «Pierre et Jean», и 
«Fort comme la mort», и «Notre c?ur». 
Как мы ни привыкли читать во французских романах о том, 
как семьи живут втроем и всегда есть любовник, про которого все 
знают, кроме мужа, для нас остается все-таки совершенно непопятным, каким образом все мужья всегда дураки, cocus и ridicules 
(рогоносцы и смешные (фр.)), а все любовники, которые в конце 
концов женятся и делаются мужьями, не только не ridicules и не 
cocus, но героичны? И еще менее понятно то, каким образом все 
женщины распутные, а все матери святые? 
А на этих самых неестественных и невероятных и, главное, 
глубоко безнравственных положениях построены «Pierre et Jean» 
и «Fort comme la mort». И потому страдания лиц, находящихся в 
этих положениях, мало трогают нас. Мать Pierr'a и Jean'a, могшая 
провесть всю жизнь, обманывая мужа, возбуждает к себе мало 
сочувствия, когда она должна признаться сыну в своем грехе, и 
еще меньше, когда она сама себя оправдывает, утверждая, что 
она не могла н 1000 е воспользоваться представлявшимся ей случаем счастья. Еще менее можем мы сочувствовать господину, который в «Fort comme la mort» всю жизнь обманывал своего друга, 
развращал его жену и теперь сокрушается о том, что он, состаревшись, не может развратить и дочь своей любовницы. Последний же роман «Notre c?ur» - не имеет в себе даже и никакой внутренней задачи, кроме описания различных оттенков половой 
любви. Описывается пресыщенный, праздный развратник, который не знает, чего ему нужно, и который то сходится с такой же, 
еще более развратной, даже без оправдания чувственности, умственно развратной женщиной, то расходится с ней и сходится с 
служанкой, то опять сходится и, как кажется, живет с обеими. 
Если в «Pierre et Jean» и «Fort comme la mort» есть еще трогательные сцены, то этот последний роман возбуждает уже только отвращение. 

10