Протекция

А.П. Чехов 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

ПРОТЕКЦИЯ 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

ПРОТЕКЦИЯ 

По Невскому шел маленький, сморщенный старичок с орденом на шее. За ним вприпрыжку следовал маленький молодой 
человек с кокардой и лиловым носиком. Старичок был нахмурен 
и сосредоточен, молодой человек озабоченно мигал глазками и, 
казалось, собирался плакать. Оба шли к Евлампию Степановичу. 
– Я не виноват, дяденька! – говорил молодой человек, едва поспевая за старичком. – Меня понапрасну уволили. Дряньковский 
больше меня пьет, однако же его не уволили! Он каждый день 
являлся в присутствие пьяным, а я не каждый день. Это такая несправедливость от его превосходительства, дяденька, что и выразить вам не могу! 
– Молчи... Свинья! 
– Гм... Ну, пущай я буду свинья, хоть у меня и самолюбие 
есть. Меня не за пьянство уволили, а за портрет. Подносили ему 
наши альбом с карточками. Все снимались, и я снимался, но моя 
карточка не сгодилась, дяденька. Глаза выпученные вышли и руки растопырены. Носа у меня никогда такого длинного не было, 
как на карточке вышло. Я и постыдился свою карточку в альбом 
вставлять. Ведь у его превосходительства дамы бывают, портреты рассматривают, а я не желаю себя перед дамами компрометировать. Моя наружность не красивая, но привлекательная, а на 
карточке какой–то шут вышел. Евлампий Степаныч и обиделись, 
что моей карточки нет. Подумали, что я из гордости или вольномыслия... А какое у меня вольномыслие? Я и в церковь хожу, и 
постное ем, и носа не задираю, как Дряньковский. Заступитесь, 
дяденька! Век буду бога молить! Лучше в гробу лежать, чем без 
места шляться. 
Старичок и его спутник повернули за угол, прошли еще три 
переулка и наконец дернули за звонок у двери Евлампия Степановича. 
– Ты здесь посиди, – сказал старичок, войдя с молодым человеком в приемную, – а я к нему пойду. Из–за тебя беспокойства 
одни только. Болван... Стань и стой тут... Дрянь... 
Старичок высморкался, поправил на шее орден и пошел в кабинет. Молодой человек остался в приемной. Сердце его застучало. 

2 

«О чем они там говорят? – подумал он, холодея и переминаясь 
от тоски с ноги на ногу, когда из кабинета донеслось к нему бормотанье двух старческих голосов. – Слушает ли он дяденьку?» 
Не вынося неизвестности, он подошел к двери и приложил к 
ней свое большое ухо. 
– Не могу–с! – услышал он голос Евлампия Степановича. – 
Верьте богу, не могу–с! Я вас уважаю, друг я вам, Прохор Михайлыч, на всё для вас готов, но... не могу–с! И не просите! 
– Я согласен с вами, ваше превосходительство, это испорченный мальчишка. Не стану этого отрицать и скажу даже вам как 
другу и благодетелю, что мало того, что он пьяница. Это бы еще 
ничего–с. Он негодяй! И уворует, ежели что плохо лежит, и подчистить мастер, и наябедничать готов... Такой паршивец, что и 
выразить вам не могу! Вы ему сегодня одолжение делаете, а завтра он донос на вас пишет. Сволочь человек... Мне его нисколько 
не жалко. Коли бы моя воля, я бы его давно к чертям на кулички... Но мне, ваше –ство, мать его жалко! Для матери только и 
прошу. Обокрал, подлец, мать, пропил всё... 
Молодой человек отошел от двери и прошелся по приемной. 
Через пять минут он опять подошел к двери и приложил ухо. 
– Для старушечки сделайте, ваше –ство, – говорил дядя. – Она 
с тоски умирает, что ее подлец без дела ходит. 
– Ну, ладно, так и быть. Только с условием: чуть что малейшее, сейчас же вон! 
– Сейчас и выгоняйте, ежели что, подлеца этакого. 
Молодой человек отошел от двери и зашагал по приемной. 
– Молодец дядька! – прошептал он, в восторге потирая руки. – 
Трогательно расписывает! Необразованный человек, а как всё это 
умно у него выходит... 
Из кабинета показался дядя. 
– Тебя приняли, – сказал он угрюмо. – Дрянь... Пойдем. 
– Благодарю вас, дяденька! – вздохнул молодой человек, мигая глазами, полными благодарности, и целуя руку. – Без вашей 
протекции я давно бы пропал... 
Оба вышли на улицу и зашагали к себе домой. Старичок был 
нахмурен и сосредоточен, молодой человек сиял и был весел.