Овцебык

Б и б л и о т е к а Р у с с к о й К л а с с и к и

Н.С. Лесков 
 

Овцебык

Н.С. Лесков 
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

ОВЦЕБЫК 

 
 
 
 

ПОВЕСТИ, РАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ 
 

 
 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2015 

 1

УДК 822 
 
ББК 84(2 Рос=Рус) 
Л50 

    
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
  
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Лесков Н.С. 
Овцебык. — М.: ИНФРА-М, 2015. — 65 с. — (Библиотека русской классики) 
 
ISBN 978-5-16-104561-9 
 

ББК 84(2 Рос=Рус)

© Оформление. ИНФРА-М, 2015 
ISBN 978-5-16-104561-9 

Подписано в печать 28.08.2015. Формат 60x90/16.  
Гарнитура Times New Roman.  Бумага офсетная. 
Тираж 500 экз. Заказ № 
Цена свободная. 
 
ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М» 
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1 
Тел.: (495) 280-15-96, 280-33-86. Факс: (495) 280-36-29 
E-mail: books@infra-m.ru                 http://www.infra-m.ru 
 

 
2 

СОДЕРЖАНИЕ 

Овцебык ........................................................................................4 

Глава первая ..............................................................................4 
Глава вторая ............................................................................14 
Глава третья.............................................................................18 
Глава четвертая.......................................................................25 
Глава пятая ..............................................................................35 
Глава шестая............................................................................42 
Глава седьмая..........................................................................44 
Глава восьмая..........................................................................48 
Глава девятая...........................................................................50 
Глава десятая...........................................................................54 
Глава одиннадцатая................................................................59 
Глава двенадцатая...................................................................60 

 3

ОВЦЕБЫК 

 
Питается травою, а при недостатке ее и лишаями. 
Из зоологии. 
 

Глава первая 

 
Когда я познакомился с Василием Петровичем, его уже звали 
«Овцебыком». Кличку эту ему дали потому, что его наружность 
необыкновенно напоминала овцебыка, которого можно видеть в 
иллюстрированном руководстве к зоологии Юлиана Симашки. 
Ему было двадцать восемь лет, а на вид казалось гораздо более. 
Это был не атлет, не богатырь, но человек очень сильный и здоровый, небольшого роста, коренастый и широкоплечий. Лицо у 
Василия Петровича было серое и круглое, но кругло было только 
одно лицо, а череп представлял странную уродливость. С первого 
взгляда он как будто напоминал несколько кафрский череп, но, 
всматриваясь и изучая эту голову ближе, вы не могли бы подвести ее ни под одну френологическую систему. Прическу он носил 
такую, как будто нарочно хотел ввести всех в заблуждение о фигуре своего «верхнего этажа». Сзади он очень коротко выстригал 
весь затылок, а напереди от ушей его темно-каштановые волосы 
шли двумя длинными и густыми косицами. Василий Петрович 
обыкновенно крутил эти косицы, и они постоянно лежали свернутыми валиками на его висках, а на щеках загинались, напоминая собою рога того животного, в честь которого он получил 
свою кличку. Этим косицам Василий Петрович более всего был 
обязан своим сходством с овцебыком. В фигуре Василия Петровича, однако, не было ничего смешного. Человек, который встречался с ним в первый раз, видел только, что Василий Петрович, 
как говорится, «плохо скроен, да крепко сшит», а вглядевшись в 
его карие, широко расставленные глаза, нельзя было не видать в 
них здорового ума, воли и решительности. Характер Василия 
Петровича имел много оригинального. Отличительною его чер
 
4 

тою была евангельская беззаботливость о себе. Сын сельского 
дьячка, выросший в горькой нужде и вдобавок еще рано осиротевший, он никогда не заботился не только о прочном улучшении 
своего существования, но даже никогда, кажется, не подумал о 
завтрашнем дне. Ему отдавать было нечего, но он способен был 
снять с себя последнюю рубашку и предполагал такую же способность в каждом из людей, с которыми сходился, а всех остальных обыкновенно называл кратко и ясно «свиньями». Когда 
у Василия Петровича не было сапогов, то есть если сапоги его, 
как он выражался, «совсем разевали рот», то он шел ко мне или к 
вам, без всякой церемонии брал ваши запасные сапоги, если они 
ему кое-как всходили на ногу, а свои осметки оставлял вам на 
память. Дома ли вы или нет, Василию Петровичу это было все 
равно: он располагался у вас по-домашнему, брал, что ему нужно, 
всегда в возможно малом количестве, и иногда при встрече говорил, что он взял у вас табаку, или чаю, или сапоги, а чаще случалось, что и ничего не говорил о таких мелочах. Новой литературы 
он терпеть не мог и читал только евангелие да древних классиков; о женщинах не мог слышать никакого разговора, почитал их 
всех поголовно дурами  и очень серьезно жалел, что его старуха 
мать – женщина, а не какое-нибудь бесполое существо. Самоотвержение Василия Петровича не имело границ. Он никогда не 
показывал кому-нибудь из нас, что он кого-нибудь любит; но все 
очень хорошо знали, что нет жертвы, которой бы Овцебык не 
принес для каждого из своих присных и знаемых. В готовности 
же его жертвовать собою за избранную идею никому и в голову 
не приходило сомневаться, но идею эту нелегко было отыскать 
под черепом нашего Овцебыка. Он не смеялся над многими теориями, в которые мы тогда жарко верили, но глубоко и искренно 
презирал их. 
Разговоров Овцебык не любил, делал все молча, и делал именно то, чего вы в данную минуту менее всего могли от него ожидать. 
Как и почему он сошелся с маленьким кружком, к которому 
принадлежал и я во время моего непродолжительного житья в 
нашем губернском городе, – я не знаю. Овцебык года за три перед моим приездом окончил курс в курской семинарии. Мать, 
кормившая его крохами, сбираемыми ради христа, с нетерпением 
ждала, когда сын сделается попом и заживет на приходе с молодою женою. Но у сына и мысли не было о молодой жене. Же
 5

ниться Василий Петрович не имел ни малейшего желания. Курс 
был окончен; мать все осведомлялась о невестах, а Василий Петрович молчал и в одно прекрасное утро исчез неизвестно куда. 
Только через полгода прислал он матери двадцать пять рублей и 
письмо, в котором уведомлял нищенствующую старуху, что он 
пришел в Казань и поступил в тамошнюю духовную академию. 
Как он дошел до Казани, отломав более тысячи верст, и каким 
образом достал двадцать пять рублей – это осталось неизвестным. Овцебык ни слова не написал об этом матери. Но не успела 
старуха порадоваться, что ее Вася будет когда-нибудь архиереем 
и она будет тогда жить у него в светлой комнатке с белой печкою 
и всякий день по два раза пить чай с изюмом, Вася как будто с 
неба упал – нежданно-негаданно снова явился в Курске. Много 
его расспрашивали: что такое? как? отчего он вернулся? но узнали немного. «Не поладил», – коротко отвечал Овцебык, и больше 
от него ничего не могли добиться. Только одному человеку он 
сказал немножко более: «Не хочу я быть монахом», а больше уж 
никто от него ничего не добился. 
Человек, которому Овцебык сказал более, чем всем прочим, 
был Яков Челновский, добрый, хороший малый, неспособный 
обидеть мухи и готовый на всякую службу ближнему. Челновский доводился мне родственником в каком-то далеком колене. У 
Челновского я и познакомился с коренастым героем моего рассказа. 
Это было летом 1854 года. Мне нужно было хлопотать по 
процессу, производившемуся в курских присутственных местах. 
В Курск я приехал в семь часов утра в мае месяце, прямо к 
Челновскому. Он в это время занимался приготовлением молодых людей в университет, давал уроки русского языка и истории 
в двух женских пансионах и жил не худо: имел порядочную квартиру в три комнаты с передней, изрядную библиотеку, мягкую 
мебель, несколько горшков экзотических растений и бульдога 
Бокса, с оскаленными зубами, весьма неприличной турнюрой и 
походкой, которая слегка смахивала на канкан. 
Челновский чрезвычайно обрадовался моему приезду и взял с 
меня слово непременно остаться у него на все время моего пребывания в Курске. Сам он обыкновенно бегал целый день по урокам, а я то навещал гражданскую палату, то бродил без цели около Тускари или Сейма. Первую из этих рек вы совсем не встретите на многих картах России, а вторая славится особенно вкусны
 
6 

ми раками, но еще большую известность она приобрела через 
устроенную на ней шлюзовую систему, которая поглотила огромные капиталы, не освободив Сейма от репутации реки, «неудобной к судоходству». 
Прошло недели две со дня приезда в Курск. Об Овцебыке никогда не заходило никакой речи, я и не подозревал вовсе существования такого странного зверя в пределах нашей черноземной 
полосы, изобилующей хлебом, нищими и ворами. 
Однажды, усталый и измученный, возвратился я домой часу 
во втором пополудни. В передней меня встретил Бокс, стороживший наше жилище гораздо рачительнее, чем восемнадцатилетний мальчик, состоявший в должности нашего камердинера. 
На столе в зале лежал суконный картуз, истасканный донельзя; 
одна грязнейшая подтяжка с надвязанным на нее ремешком, просаленный черный платок, свитый жгутом, и тоненькая палочка из 
лесной орешины. Во второй комнате, заставленной книжными 
шкафами и довольно щеголеватою кабинетною мебелью, сидел 
на диване запыленный донельзя человек. На нем были ситцевая 
розовая рубашка и светло-желтые панталоны с протертыми коленями. Сапоги незнакомца были покрыты густым слоем белой 
шоссейной пыли, а на коленях у него лежала толстая книга, которую он читал, не нагиная головы. При входе моем в кабинет запыленная фигура бросила на меня один беглый взгляд и опять 
устремила глаза в книгу. В спальне все было в порядке. Полосатая холстинковая блуза Челновского, в которую он облачался 
тотчас по возвращении домой, висела на своем месте и свидетельствовала, что хозяина нет дома. Никак я не мог отгадать, кто 
этот странный гость, расположившийся так бесцеремонно. Свирепый Бокс смотрел на него как на своего человека и не ласкался 
только потому, что нежничанье, свойственное собакам французской породы, не в характере псов англо-саксонской собачьей расы. Прошел я опять в переднюю, имея две цели: во-первых, расспросить мальчика о госте, а во-вторых – вызвать своим появлением на какое-нибудь слово самого гостя. Мне не удалось ни то, 
ни другое. Передняя по-прежнему была пуста, а гость даже не 
поднял на меня глаз и спокойно сидел в том же положении, в котором я его застал пять минут назад. Оставалось одно средство: 
непосредственно обратиться к самому гостю. 
– Вы, верно, Якова Иваныча дожидаете? – спросил я, остановясь перед незнакомцем. 

 7

Гость лениво взглянул на меня, потом встал с дивана, плюнул 
сквозь зубы, как умеют плевать только великорусские мещане да 
семинаристы, и проговорил густым басом: «Нет». 
– Кого же вам угодно видеть? – спросил я, удивленный странным ответом. 
– Я просто так зашел, – отвечал гость, шагая по комнате и закручивая свои косицы. 
– Позвольте же узнать, с кем я имею честь говорить? 
При этом я назвал свою фамилию и сказал, что я родственник 
Якова Ивановича. 
– А я так просто, – отвечал гость и опять взялся за свою книгу. 
Тем разговор и покончился. Оставив всякую попытку разрешить для себя появление этой личности, я закурил папироску и 
лег с книгою в руках на свою постель. Когда придешь из-под 
солнечного припека в чистую и прохладную комнату, где нет докучных мух, а есть опрятная постель, необыкновенно легко засыпается. В этот раз я дознал это на опыте и не заметил, как книга 
выскользнула у меня из рук. Сквозь сладкий сон, которым спят 
люди, полные надежд и упований, я слышал, как Челновский читал мальчику нотацию, к которым тот давно привык и не обращал 
на них никакого внимания. Полное же мое пробуждение совершилось только, когда мой родственник вошел в кабинет и крикнул: 
– А! Овцебык! Какими судьбами? 
– Пришел, – ответил гость на оригинальное приветствие. 
– Знаю, что пришел, да откуда же? где побывал? 
– Отсюда не видать. 
– Эко шут какой! А давно припожаловать изволил? – спросил 
снова своего гостя Яков Иванович, входя в спальню. – Э! да ты 
спишь, – сказал он, обращаясь ко мне. – Вставай, брат, я тебе зверя покажу. 
– Какого зверя? – спросил я, еще не совсем возвратясь к тому, 
что называют бдением, от того, что называется сном. 
Челновский ничего мне не ответил, но снял сюртук и накинул 
свою блузу, что было делом одной минуты, вышел в кабинет и, 
таща оттуда за руку моего незнакомца, комически поклонился и, 
показывая рукою на упиравшегося гостя, проговорил: 
– Честь имею рекомендовать – Овцебык. Питается травою, а 
при недостатке ее может есть лишаи. 

 
8 

Я встал и протянул руку Овцебыку, который в продолжение 
всей рекомендации спокойно смотрел на густую ветку сирени, 
закрывавшей отворенное окно нашей спальни. 
– Я вам уже рекомендовался, – сказал я Овцебыку. 
– Слышал я это, – отвечал Овцебык, – а я кутейник Василий 
Богословский. 
– Как, рекомендовался? – спросил Яков Иванович. – Разве вы 
уже виделись? 
– Да, я застал здесь Василья… я не имею чести знать, как по 
батюшке? 
– Петров был, – отвечал Богословский. 
– Это он был, а теперь зови его просто «Овцебык». 
– Мне все равно, как ни зовите. 
– Э, нет, брат! Ты Овцебык есть, так тебе Овцебыком и быть. 
Сели за стол. Василий Петрович налил себе рюмку водки, вылил ее в рот, подержав несколько секунд за скулою, и, проглотив 
ее, значительным образом взглянул на стоящую пред ним тарелку 
супу. 
– А студеню нет разве? – спросил он хозяина. 
– Нет, брат, нету. Не ждали сегодня гостя дорогого, – отвечал 
Челновский, – и не приготовили. 
– Сами могли есть. 
– Мы и суп можем есть. 
– Соусники! – прибавил Овцебык. – И гуся нет? – спросил он с 
еще большим удивлением, когда подали зразы. 
– И гуся нет, – отвечал ему хозяин, улыбаясь своей ласковой 
улыбкой. – Завтра будет тебе и студень, и гусь, и каша с гусиным 
салом. 
– Завтра – не сегодня. 
– Ну что ж делать? А ты, верно, давно не ел гуся? 
Овцебык посмотрел на него пристально и с выражением какого-то удовольствия проговорил: 
– А ты спроси лучше, давно ли я что-нибудь ел. 
– Ну-у! 
– Четвертого дня вечером калач в Севске съел. 
– В Севске? 
Овцебык утвердительно махнул рукой. 
– А ты чего был в Севске? 
– Проходом шел. 
– Да где же это тебя носило? 

 9