МАТЕРИАЛЫ МЕЖДУНАРОДНОЙ НАУЧНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ


            «ЛИТЕРАТУРА В ДИАЛОГЕ КУЛЬТУР -10»



Литература

В ДИАЛОГЕ КУЛЬТУР-10

МАТЕРИАЛЫ
МЕЖДУНАРОДНОЙ НАУЧНОЙ
КОНФЕРЕНЦИИ РОСТОВ-НА-ДОНУ
ДЕКАБРЬ-2012

  южный
    ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ФГАОУ ВПО «ЮЖНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ’ ФАКУЛЬТЕТ ФИЛОЛОГИИ И ЖУРНАЛИСТИКИ

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Южный федеральный университет»

ФАКУЛЬТЕТ ФИЛОЛОГИИ И ЖУРНАЛИСТИКИ


УДК 80
ББК 80
Л 64

Печатается по решению оргкомитета научной конференции «Литература в диалоге культур»

Редакционная коллегия:
доцент Е.В. Григорьева (ответственный редактор), профессор Н.В. Забабурова, доцент О.Е. Гайбарян


Л 64 Литература в диалоге культур-10. Материалы международной научной конференции; Южный федеральный университет. - Ростов-на-Дону: Издательство Южного федерального университета, 2013. - 260 с.
      ISBN 978-5-9275-1074-0



            ЛИТЕРАТУРА В ДИАЛОГЕ КУЛЬТУР-10


Материалы международной научной конференции

Ростов-на-Дону, декабрь 2012 г.


    Сборник включает материалы международной научной конференции, организованной факультетом филологии и журналистики Южного федерального университета, и посвящается теме диалога в широком теоретическом и культурно-историческом смысле. В докладах российских и зарубежных ученых на обширном литературном материале раскрывается непрерывный диалогический характер развития мировой культуры, освещаются ее наиболее яркие и дискуссионные моменты. Характерной стилевой приметой конференции является присутствие различных методологических и исследовательских подходов, реализация диалогического принципа на уровне научной коммуникации. Подобная идеологическая открытость мыслится организаторами как наиболее плодотворная для генерации и апробации новых гуманитарных концептов.

Тексты публикуются в авторской редакции.

ISBN 978-5-9275-1074-0                                      УДК 80
ББК 80


Ростов-на-Дону 2013

© Факультет филологии и журналистики ЮФУ, 2013

               СОДЕРЖАНИЕ



Ю.А. Акопова
«Эдемское» мирочувствование Андрея Белого и Павла Флоренского.........................................6
О. А Ананьина
Компьютерные технологии в литературоведческом анализе.12

А.Н. Безруков
Контекстуальные формы авторского сознания: рецепция дискурса...........................................22
А.О. Белоконь, А.М. Бердичевский
«Истинный разум» гуманистов и особенности мышления Гамлета............................................26
Е.В. Белопольская
Тема духовной брани у А. И. Солженицына в свете идей «Лествицы» Преподобного Иоанна.....................36
Л.В. Гармаш
Танатологический хронотоп магического ритуала в романе В.Я. Брюсова «Огненный ангел».............42
О.Е. Гайбарян
Время как организующий параметр дискурса Г. Газданова.49
О.А. Джумайло
«Историография» раны в романе Д.М. Томаса «Белый отель» (1981)...............................56
Н.В. Забабурова
Парадоксы Жана Шаплена: рыцарский роман в контексте классицистической поэтики........64
С'М. Калашникова
«Жизнь Клима Самгина» М. Горького и «Красное колесо»
А. Солженицына: к вопросу о способах воплощения историософской концепции автора....................71
А.В. Клименок
Интертекстуальность в драме Ж. Кокто «Рыцари круглого стола»............................75

В.В. Котелевская
Немецкий роман о художнике в философской рецепции: к концепции генезиса жанра Г. Маркузе..............79
С.К. Криворучко
Функции пейзажа в романе Симоны де Бовуар «Сила обстоятельств».....................87
В.В. Курилов
Заметки о назначении теории литературы................93
Е.О. Ленская
О литературных и эстетических позициях Ю. Терапиано...102
Л.Н. Любимцева
Функции библейского текста в пьесе И. Вырыпаева «Бытие № 2»..........................108
М.А. Мялкина
Интертекстуальность как средство объективации авторской картины мира в романе Ж.-К. Гюисманса «Наоборот»..113
Г.И. Мясищев
Комплексные причины модификации концепта «Образ ритор» в современном академическом красноречии...........119
Ю.В. Новоселова Музыкальные мотивы в творчестве К. Исигуро........123
Д.И. Остапенко
Переводческий метатекст: характеристика и особенности.131
К.А. Петров
«Физиологический портрет» в романе Н. А. Некрасова «Тонкий человек, его приключения и наблюдения»....137
А.Ю. Полторацкая
Некоторые этико-философские и художественные особенности повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом».144
Д.В. Пономарева
Юродство как составляющая образа Дон Кихота в одноименной пьесе М. Булгакова..................164
Е.С. Просандеева
Произведение искусства без «ауры» в романе У. Селфа «Дориан» (2002)...................................171

з

4

И.Г. Садовская
Особенности мотива «высокого безумия» в греческом мифе... 178
А.В. Спиглазова
Феномен «двойного текста» в поэзии Михаила Щербакова (на примере песни «Предположим»).................184
Т.Г. Струкова Размышления об уме и глупости....................194
Е.В. Суровцева
Цитаты в «Житии Сергия Радонежского» архиепископа Никона Рождественского..............207
А.В. Тарарак
К вопросу о наполеоновском мифе русской литературы: Д. Мережковский и Вяч. Иванов....................211
Л.В. Тимашова Русская поэзия в современном мире................217
О.В. Тихонова
Литература и музыка: «Фауст» Гёте в музыкальной культуре XIX века..................223
В.А. Филатова
Гендерные особенности поведения кавалерист-девицы Н. Дуровой.......................................230
Ю.П. Хорошевская
Развитие мифологемы героя в романе Нила Геймана «Anansi boys»....................................236
И.А. Черненко
Любовь и смерть поэта: вечный сюжет в трактовке Жана Кокто.........................  241
А.Г. Шевченко
Преображение литературного героя
в цикле стихотворений Э. Багрицкого о Тиле Уленшпигеле...250

Сведения об авторах..............................256

Ю.А, Акопова
Ростов-на-Дону


«ЭДЕМСКОЕ» МИРОЧУВСТВОВАНИЕ АНДРЕЯ БЕЛОГО И ПАВЛА ФЛОРЕНСКОГО

     Духовная близость Андрея Белого и Павла Флоренского обусловлена прежде всего их принадлежностью к философскому крылу русского символизма. «Я всегда был символистом», — писал П.Флоренский, подразумевая под словом «символизм» и способ философствования, и символистское направление в литературе [Флоренский 1992: 154].
     Представителей символизма, при всей их личностной и творческой уникальности, объединял особый способ жизни -жизнетворчество, в определении Андрея Белого - «жизне-строительство». Подлинный опыт «жизнестроительства» для символиста - воплощение в личной судьбе некой мифологемы (В. Соловьев, А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов, И. Анненский).
     По мнению С. Хоружего, известного исследователя философского наследия Павла Флоренского, «в качестве центральной персональной мифологемы в судьбе философа выступает мифологема Эдема — первозданного утраченного и вновь обретенного рая» [Хоружий 1994: 104]. «Воссозданию» Эдема посвящен главный труд мыслителя «Столп и утверждение Истины».
     О возвращении в Эдем грезит и уникальный персонаж Андрея Белого магистрант Хандриков (симфония «Возврат»).
     У философа и писателя общее мистическое «задание» -поиск пути излечения «здешнего» бытия от онтологической порчи, следствием которой стало разрушение символического строения реальности, должного отношения духовного и чувственного миров. Каков же этот путь?
     «Мои позднейшие религиозно-философские убеждения вышли не из философских книг... а из детских наблюдений... Все знание жизни было предобразовано в опыте самом раннем», — писал Флоренский в своих воспоминаниях [Хоружий 1999:5]. В понимании Флоренского, совершенный образ мира, «райское бытие» - это детский мир («небесная земля», «остров

5

6

ной рай», «первозданный Эдем»). Детское миросозерцание -особый «эдемский» способ видения, реализующийся в «углубленном вчувствовании»: только ребенок может созерцать чувственное в его одушевленности и одухотворенности: «Я видел, я ощущал, что море живет... что оно живое и таинственное существо»; «Я приникал к самому существу скромного цветка, ощущал его жизнь»; «Весь мир был в моем восприятии пронизан разлитою в нем жизнью, его организующею» [Хоружий 1999:11] Именно в детстве человек получает яркий и глубокий опыт чувственного восприятия, в котором совершается непосредственное соприкосновение человека с природой.
    Живую пластическую картину детского образа бытия рисует Андрей Белый в «эдемском» сне Хандрикова:
    «Ребенок играл на берегу, копая бархатный песочек перламутровой раковиной... Иногда он лукаво смеялся. Хлопал в ладоши.
    А в глазах его брызгали синие искорки...» [Белый 1991:194]
    Ребенок чутко реагирует на все «энергийные» движения, происходящие вокруг: взаимодействие движения и покоя, света и тьмы, добра и зла. Ему одновременно «грустно и весело», его охватывает восторг от «сияющей» красоты мира, и волосы встают над головой от «неведомого ужаса» [Белый 1991:197]:
    «Белокрылый орел потряс окрестность ликующим криком, и этот крик слушал ребенок, прижавшись к черной скале...
    В его глаза вставили по огромной бирюзе, и вот из глаз исходили лазурно-синие лучи, потому что ребенок слушал зов, по временам возникающий из Вечности» [там же].
    И у Флоренского, и у Белого детский рай утрачивается, трансформируется в мир «падший».
    Флоренский остро переживает состояние «падшести» мира: «Мой кроткий, мой ясный!.. Во мне — осень, всегдашняя осень... Кажется, душа находит себя, видя эту смерть... Видя смерть! Ведь она окружает меня. И сейчас я говорю уж не о думах своих, не о смерти вообще, а о смерти дорогих мне... Один за другим, как листья осени, кружатся над мглистою пропастью те, с которыми навеки сжилось сердце. Падают — и

нет возврата... один за другим умирает близкий... Все кружится, все скользит в мертвенную бездну...» - пишет философ в Первом письме «Столпа» [Флоренский 2003]. «Здешняя» жизнь, по Флоренскому, есть «болото относительности и условности», где «все мятется, все зыблется в миражных очертаниях»; человеческое познание и человеческие истины суть «частные и дробящиеся... мятущиеся и развеваемые как прах, гонимый на горах дыханием ветра» [Флоренский 2003].
     Именно в таком мире оказывается проснувшийся магистрант Хандриков - «призрачный» «маленький» «лишний человек», обремененный семьей (дома у него жена - Софья Чижи-ковна — и «неприятный ребенок с капризным, дряблым личиком» [Белый 1991:214]); работает он химиком («уже восемь лет бегал в лабораторию и уже плевал кровью» [Белый 1991: 214]).
     Хандриков «болен» мыслью о своем ничтожестве, он испытывает отвращение к себе, «маленькому человеку», отвращение к таким же «презренным» людям, которые его окружают:
     «Работаю на Ивана. Иван на Петра. А Пётр на меня. Души свои отдаем друг за друга.
     Остаемся бездушными, получая лишь необходимое право на существование...
     Получая нуль, становимся нулями. Сумма нулей -нуль...
     Это - ужас...» [Белый 1991: 217].
     Хандрикову «страшно и одиноко» в «незнакомых» пространствах - средоточии суетности, мелкого бесовства и пошлости. «Падшее» состояние общества олицетворяют доцент Ценх с «мертвенным лицом»-«маской» и «волчьей бородкой» и «маститый» профессор с «говорящей» фамилией Трупов...
     Однако в отличие от «мертвых» персонажей, погрязших в мелких повседневных интрижках и заботах о своем имидже, Хандриков, «похожий на ребенка, обросшего бородой» [Белый 1991: 215], постоянно слышит и ощущает Зов Вечности:
     «Слушая сигнал, подаваемый Вечностью, вот и сейчас он пролетел сквозь призрачную видимость. Застыл с горелкой в руке, перегревая колбу с жидкостью.

7

8

     Дребезжа стеклами, лопалась колба. И товарищи хохотали, когда улетучившийся Хандриков пришел из пространств. Вернулся обратно. Обтирался от жидкости едкого запаха» [Белый 1991:215].
     Персонаж Белого «обитает» на границе между двумя мирами: «Хандриков прыгнул в конку... Казалось, в замкнутом пространстве был особый мир, случайно возникший у Ильинских ворот, со звездами и туманными пятнами, а приникший к бледному стеклу Хандриков из другого мира созерцал эту вселенную» [Белый 1991: 217].
     В Хандрикове живет трепетная душа младенца и детская вера в возможность «вечного возвращения», «возврата» к «эдемскому» идеалу «естественности». «Вещим предчувствием» «смущается» душа Хандрикова:
     «Уже не раз я сидел вот так, созерцая многочисленные отражения свои. И в скором времени опять их увижу.
     Может быть, где-то в иных вселенных отражаюсь я, и там живет Хандриков, подобный мне.
     Каждая вселенная заключает в себе Хандрикова... А во времени уже не раз повторялся этот Хандриков» [Белый 1991: 220].
     В философии Флоренского «ноуменальный мир» так же не обособлен в иных пространственных измерениях: он «явлен» в здешнем мире, повсюду в нем, и в то же время, это иной, «потусторонний», мир, «трансцендентный» здешнему, его «мнимая» сторона. Существуют ли «проходы», соединяющие «пограничные» миры? Вот как об этом пишет Флоренский: «...переход от поверхности действительной к поверхности мнимой возможен только через разлом пространства и вы-ворачивание тела через самого себя» [Флоренский 1991:51]. Мистическое Общение двух миров, связь между ними, по Флоренскому, осуществляется через сон, смерть, восхищение (мистический экстаз), тайновидение или же духовное зрение.
     В симфонии Белого границей и «проходом» между двумя мирами является водоем; ребенок попадает в земной мир, «опрокидывается» в реальность из сна через черную дыру морского грота. Как же «вывернуться» обратно из «реальности» в

Эдем - «сакральное» пространство, тем самым защитив самого себя от ужаса повседневной жизни? Белый находит для своего героя единственный выход - это безумие. С «земной» рациональной точки зрения на человека - это выход трагический, но, с точки зрения «космической», он свидетельствует, по Белому, скорее, о пластичности психики, позволяющей стать на иную, недоступную другим, точку зрения по отношению к миру, «опрокинуться» в мир иной.
     Хандриков убегает от мира «сквозь Вечность в Орловку, в санаторию для душевнобольных» [Белый 1991: 238].
     Первая и последняя главы симфонии (сон Хандрикова и его жизнь в санатории) по контрасту с мрачно-серой «реальной» частью окрашены в удивительно нежные красочные тона. Хандриков смотрит в озеро и видит «...успокоенную бесконечность. Ожидал видеть свое отражение, но увидел глядевшего на себя ребенка из-под опрокинутой лодки, то белевшего, то вспыхивающего» [Белый 1991:246]. «Вот я опрокинусь и буду там, за границей...», - думает герой [Белый 1991: 248].
     Хандриков бросается в озеро и возвращается ребенком в ликующую Вечность:
     «Много раз ты уходил и приходил, ведомый орлом. Приходил и опять уходил.
     Много раз венчал тебя страданием - его жгучими огнями. И вот впервые возлагаю на тебя эти звёзды серебра. Вот пришел, и не закатишься».
     Здравствуй, о мое беззакатное дитя...» [Белый 1991: 251].
     Слово «граница», многократно повторенное автором, имеет глубинный смысл. Находясь «на границе» между мирами, Хандриков не раз ее «переходит», «путешествуя» из бессознательного (состояние «сна» в первой главе» в состояние осознанного бытия), из мира реального «выворачивается» и «возвращается» в Вечность, космос. Человек, в представлении Белого, способен соприкасаться с тем, что не находится в пределах его реального опыта, соприкасаться с «Иным себе» - выходить за границу своей земной сущности: он открыт, разомкнут в бытие и сущее («Все чаще и чаще хотелось ему перекувыркнуться в воздухе, чтобы самому погрузиться в дальние страны,

9

ю

перейти за черту. Стать за границей. Вытеснить оттуда свое отражение» [Белый 1991: 249]). Именно для такого, «космического» человека возможно возвращение в Эдем.
     Подобный подход к феномену личности, в терминологии С. Хоружего, «энергийный», означает, что «человек - в своих обычных практиках ограниченный горизонтом своего существования, замкнутый в этом горизонте, — оказывается открыт, разомкнут навстречу Иному: неким образом осуществляет размыкание себя» [5].
     Для религиозного философа Флоренского спасительным, противостоящим смертности и греховности является то, что не погрязает в «болоте» относительности и условности, то, что является безусловно достоверным и устойчивым, незыблемым -«Истина все-целостная и веко-вечная, — Истина единая и Божественная»: «Да, в жизни все мятется, все зыблется в миражных очертаниях. А из глубин души подымается нестерпимая потребность опереть себя на «Столп и утверждение Истины» [Флоренский 2003] - это единственный, по мысли философа, путь к воссозданию Эдема.
     Таким образом, Павел Флоренский и Андрей Белый, намечая пути к исцеляющему «возврату» к неповрежденной «эдемской» реальности, утверждают возможность такого возврата. В этом и заключается суть антроподицеи.

             Источники и использованная литература

    1. Белый Андрей. Возврат И Белый Андрей. Симфонии. Л., 1991.
    2. Флоренский П.А. Детям моим. М., 1992.
    3. Флоренский П.А. «Мнимости в геометрии». М.: Лазурь, 1991.
    4.     Флоренский П.А. Столп и утверждение истины (2003). [Электронный ресурс]: ЬИр://ргес1ате.ги/11Ь/Ьоок/геа<1/75678/Флоренский
    5. Хоружий С.С. Миросозерцание Флоренского. Томск: Водолей, 1999.
    6.     Хоружий С.С. После перерыва. Пути русской философии. СПб., 1994.
    7. Хоружий С. С. Практика себя: разговор с Татьяной Йенсен (2000).
     [Электронный ресурс]: http://synergia-isa.rU/lib/download/prop/2.doc

О. А. Ананьина
Ростов-на-Дону


        КОМПЬЮТЕРНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ В ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКОМ АНАЛИЗЕ

    В силу своего объекта изучения и сложившихся исследовательских практик литературоведение занимает особое место в рамках современных тенденций, получивших «зонтичное» название digital humanities («цифровые гуманитарные науки»). Методы количественного исследования текстов давно применяются в филологической критике, и для некоторых из них переход к использованию новейших разработок вычислительной техники произошел довольно органично. Так, например, корпусный анализ текстов существенно упростился благодаря компьютерным программам; конкордансы и словари в электронной форме предлагают гораздо более гибкие и быстрые решения исследовательских задач. К тому же растущий объем как печатной, так и электронной текстовой продукции не позволяет исследователю собрать репрезентативную выборку по избранной теме, не прибегая при этом к средствам автоматизации. Цифровые технологии позволяют уменьшить вероятность ошибки при обработке больших баз данных и оказываются незаменимым инструментом при сравнительном анализе крупных литературных корпусов.
    В то же время традиционная филология, применяющая цифровые инструменты, во многом следует привычкам, сформировавшимся при работе с печатными текстами. С одной стороны, словари и конкордансы в своем электронном воплощении все равно воспринимаются как гомогенные, неизменяемые тексты, равнозначные своим печатным аналогам (и чаще всего им и обязанные своим происхождением в результате переноса печатного материала в цифровой формат). С другой - компьютерные методы исследования в литературоведении до сих пор считаются полезным, но не главным инструментом, в первую очередь, для обработки статистики и поиска повторяющихся мест в тексте - последовательностей и структур. «Цифровое» литерату

12

роведение, таким образом, остается областью количественных, а не качественных исследований, которые по-прежнему зависят от аналитических способностей исследователя и предлагаемой им интерпретации.
     Показательно, что необходимость «прорыва» границы между количественными и качественными литературоведческими исследованиями отмечалась еще до появления собственно технологий, способных этот прорыв обеспечить. Например, «Методология точного литературоведения» Б. И. Ярхо [2] (первый вариант монографии датируется 1935 г.) рассматривает пути перехода в работе филолога от интуитивно-дедуктивных теорий к индуктивному подходу. Ярхо не только допускает возможность квантификации любого филологического материала, но и предлагает с помощью позитивного литературоведения (т. е. опирающегося на математически объективные данные) решать вопросы тематики, композиции, жанров, их типологии и эволюции и т. д. Среди критических высказываний на предложения ученого симптоматичен комментарий Б. А. Грифцова: «Б. И. Ярхо настаивает на необходимости исчерпывающего статистического учета всех особенностей, встречающихся у всех писателей данной эпохи - задача невыполнимая, требующая слишком большого числа исследователей и слишком большой затраты энергии» [1, л. 51-51 об.]. Действительно, на тот момент практическая реализация такой методологии была почти невозможна.
     В конце 1980-х гг. технический прогресс позволил вновь заговорить о применении методов точных наук в гуманитарной сфере, причем не только с практической точки зрения, но и с идеологической - как о способе преодолеть разделение наук естественных и наук о духе. Стоит отметить, что инициативу обратиться к цифровым инструментам в литературоведческих исследованиях выдвигают сами филологи, а не специалисты по компьютерным технологиям: «Мы нуждаемся в принципияль-ном взаимодействии технологии и критической теории, которое позволит создать новое литературоведение, свободно работающее с методами точных наук и при этом полностью ориентированное на ценности наук гуманитарных» [10, р. XXIX].

     Среди разнообразных проектов, за последние десятилетия созданных в рамках цифрового литературоведения, выделяется несколько магистральных направлений. Общим для них является определение художественного текста как эстетического конструкта, оказывающего многоуровневое воздействие на читателя благодаря особым коммуникативноэстетическим средствам. Компьютерному анализу поддаются элементы текста, соответствующие понятию «hard data» в информатике: это фактологические, объективно существующие закономерности языкового и композиционного планов (в англоязычной критике их также определяют как «surface details» -элементы «поверхности» текста). Решающим для перехода от количественного к качественному литературоведческому исследованию здесь будет наблюдение момента, когда «hard data» позволяют делать выводы о т. н. «soft data» текста - неизме-ряемых, неявно заданных параметрах, характеризующих образно-эмоциональную составляющую произведения, которую исследователь должен интерпретировать. В методиках, некоторые примеры которых приведены ниже, предполагается, что компьютерные технологии могут предложить альтернативу личностной субъективной интерпретации и при анализе глубинных уровней художественного текста.
     Так, например, несколько экспериментов, проведенных в 2011 году Стэнфордской лабораторией литературы под руководством Ф. Моретти и М. Джокерса, были посвящены проблеме «узнавания» литературных жанров. Инструментом исследования послужила программа DocuScope [3], в основе которой лежит словарь из нескольких миллионов слов и выражений английского языка, распределенных по грамматическим, семантическим и риторическим категориям. Анализу подверглись 36 британских романов 19 века. Исследование показало, что компьютерные алгоритмы не только способны распознавать жанровую принадлежность текста. Программа также определила из всего массива текстов наиболее «каноничные» для того или иного жанра. При этом выяснилось, что исследователь и алгоритм выбирают из корпуса одни и те же «типичные» жанровые образцы, хотя, естественно, при этом

13

14

оперируют разными единицами анализа: программа опирается на статистические показатели частотности словоупотребления, исследователь - на ассоциативные связи, но при этом они приходят к одинаковым выводам.
  • moment deserted him. An invincible curiosity, however, subdued Ms типов, end he determined to pursue, if possible, the w»y the figure had taken. He passed over loose stones through a sort of court, till ho came to the arch-way; here he stopped, roe «*« returned upon mm . Resuming his courage, however, wont on, still endeavouring to follow the way the figure had passed, and suootNir found himself in an enclosed part of the ruin, whose appearance wa$ more wild and desolate than any h^had yet seen. Seized with unconquerable awuhsnskjn, he wgs retiring, when the low voice of a distressed person struck his ear. His heart sunk at the sound, his limbs trembled, and he w<s. utterly unable to move. The sound which appeared to be 'the last groan of a dying person, ws* repeated. Hippolitus made a strong effort, and sprang forward, when a light burst upon him from a shattered casement of the building, and at me sam* wstaht he heard the voices of men I He advanced' softly to the window, and beheld in a small room, which was less decayed than the rest of the edifice, a group of men, who from the savageness of their looks, and from their dress, appeared to be banditti. They surrounded a man who lay on the ground wounded, and bathed in blood, and who it was very evident h$d uttered the groans heard .by the count. The obscurity of the place prevented HippcVtus from distinguishing the features of the dying man. From the blood which covered Mm

  bokfcNarrative Verbs, Time Shifts, Time Intervals itaiics « Reporting Events
                = Projecting Back
  solid undtrfine * Person Pronoun smmi ел» ■ Fear, -Sadness
Рис. 1. Пример анализа текста в программе DocuScope. Отмечены «токены» (последовательности символов), которые определяют жанровую принадлежность текста к готическому роману [6]

     Пример, приведенный на иллюстрации из этого эксперимента, показывает жанроопределяющие свойства текста А. Радклиф «А Sicilian Romance». Жирным шрифтом выделены нарративные конструкции, выражающие время повествования; курсив - действия/события; пунктирное подчеркивание - предшествование; сплошное подчеркивание - личные местоимения;

15

заглавные буквы - выражение страха и тоски, принятые за одну из эмоциональных доминант жанра.
    Эксперимент позволил лучше понять природу жанра и его многоуровневую структуру, которая обладает отличительными признаками на каждом уровне - словарном, лексикограмматическом и сюжетном. При этом в восприятии читателя-человека и «читателя-машины» актуализируются разные уровни: человеческое восприятие фиксирует темы и эмоциональное настроение текста, опираясь в первую очередь на характерную лексику (fear, banditti, his limbs trembled), программный же алгоритм, выделяя совершенно иные единицы анализа, считает выражением готической атмосферы токены at the same instant или heard the. Результаты обоих методов анализа, однако, одинаковы, что позволяет использовать DocuScope и другие аналогичные программы для обработки высокочастотных элементов текста, которые в читательском восприятии часто «отфильтровываются» как «фоновый шум». Дж. Хоуп и М. Уитмор, применившие этот метод для анализа текстов Шекспира, называют такой вид исследования prosthetic reading («простетическое чтение» [5]).
    Соединение микро- и макроуровней анализа как характерного направления в цифровом литературоведении представлено в программной среде MONK (название расшифровывается как «Metadata Offer New Knowledge» [9]), которая объединяет принципы пристального прочтения и то, что Моретти называет distant reading - «чтение издалека», помещающее конкретный текст в сопоставительную перспективу относительно массива других текстов, выделенного на основе определенного критерия (жанр, национальная принадлежность, исторический период и т. д.). В основе функций, которые выполняет MONK, лежат т. н. «научные примитивы» (scholarly primitives, термин Дж. Ансвор-та [13]): общие базовые действия, характерные для гуманитарного исследования, например, аннотирование, сравнение, составление выборки и пр. В отличие от обычных инструментов статистического анализа, эта среда использует N-граммы (последовательности знаков N длины, причем под знаком могут пониматься как буквы, так и слова, и фразы или любые другие

16

произвольно выбранные единицы), интерпретируя их не только в прямой последовательности, но и в виде нечетких множеств. В результате применения различных алгоритмов анализа исследователь получает метаданные разных уровней: библиографические, лексические, структурные и пр. Систематизация библиографических и орфографических дисперсий, полученных с помощью MONK, полезна для изучения истории литературы. Структурные данные могут быть использованы

еаоо

при изучении нарратива и дискурса.

Рис. 2. Программная среда MONK: сопоставительный анализ пьес

Шекспира, разделенных на два корпуса («комедии» и «исторические пьесы»), с графиком хронологического


распределения выбранного токена


    Отдельный сервис анализа N-грамм, предложенный лабораторией Google, в 2010 году стал основой для целого комплекса исследований, получивших название «культуромика» (culturomics, термин предложен в статье [8]). Инструмент Google N-gram Viewer опирается на мультиязычный корпус оцифрованных книг Google Books, в который входит более 5 млн книг, изданных с 1500 по 2008 гг. Это общее собрание разделено на несколько коллекций, что позволяет сравнивать меньшие корпусы между собой, например, британские и американские тексты. Культурономические исследования, проведенные с помощью этого сервиса, анализировали культурные тенденции и «срезы» культурной памяти, отраженные в печатных текстах разных жанров. Помимо лингвистических данных о динамике развития языков, N-gram Viewer позволя-


ет отслеживать и внешние факторы, определяющие культур-

Suppression index
Рис. 3. Распределение «индекса подавления» (s) для некоторых имен, подвергавшихся цензуре при нацистском режиме


    Для определения «индексов подавления» цензурой частота упоминаний каждого «неугодного» имени (из списков, составленных в ходе «Акции против негерманского духа») за период 1933-1945 гг. была разделена на среднюю частоту упоминаний в интервалах 1925-1933 и 1955-1965 гг. Для англоязычных текстов распределение было нормальным, для немецких - скошено влево, что указывает на системный характер цензуры. Крайняя левая часть графика показывает область сильного подавления, куда попали многие известные жертвы репрессий: П. Пикассо (s < 1/5), В. Гропиус (s = 0,16) и Г. Маас (s < 0,01). В крайней правой части оказались те, чья поддержка нацистского режима была вознаграждена государственной пропагандой.
    Перспективными представляются варианты использования N-gram Viewer для анализа тональности текста (sentiment mining) и анализа пространственных отношений в тексте (на

17

18

пример, в рамках методики полнотекстового геокодирования), что также является одним из векторов развития культуромики.
    Другим продуктивным методом литературоведческого исследования является тематическое моделирование, при котором в корпусе текстов на основе распределения частот слов алгоритмически выделяется доминирующая тематика. Этот метод незаменим при обработке больших собраний текстов и предлагает решение, пожалуй, главной проблемы литературоведа -физической невозможности прочитать или хотя бы просмотреть все необходимые источники по объекту своего исследования. Среди разных алгоритмов одним из наиболее продуктивных для решения литературоведческих задач оказался метод латентного размещения Дирихле (LDA). Вероятностная тематическая модель, создаваемая в итоге, позволяет прослеживать динамику смены тематических интересов как отдельного автора, так и целого жанра или даже всей национальной литературы. Из огромного многообразия проектов, реализуемых в настоящее время с помощью этой методики, можно упомянуть построение тематической модели творчества М. Пруста, проведенное в Университете Талсы (США) [4], и исследование источников по античной археологии из корпуса Google Books, проведенное Принстонским университетом (The Open Encyclopedia of Classical Sites). Именно в университетах на данный момент концентрируется разработка программной среды для тематического моделирования художественных текстов: например, это программа MALLET, созданная в Университете Массачусетса Амхерст [7], и Topic Modeling Toolbox, разработанный Стэнфордской группой обработки естественного языка [12]. Для использования эти программы требуют определенной подготовки, однако разрабатываются и более простые с точки зрения пользовательского интерфейса (и, к сожалению, функциональности) приложения.
    Например, частотный анализ первых 10 глав из романа «Франкенштейн» М. Шелли, представленный в виде облака тематически значимых слов с помощью одной из программ Voyant Tools, показывает результаты, не во всем совпядяютпие

со стереотипами, которые могли сформироваться у читателя в

рамках существующей критики этого романа.

о feelings

                nh^Ce? haⁿ,¹v




                sr s®.s «fliiejsaiiniindW!
                * ⁿs humSn ajustmemang ^i




S1 hor№ ™ mother S' g, .nope арреагей




summary                                                                          4» ri ? •
   tf/crds in the Entire Corpus                                                  4 d |j? -
Г Frcgi/incisa                        Count »     T'cid
Рис. 4. Анализ первых 10 глав романа «Франкенштейн» М. Шелли с помощью инструмента Cirrus в программной среде Voyant Tools [14]

    Так, ожидаемые тематические доминанты - death, mother, nature, discovery, science - на самом деле расположены на периферии текста. Вместо этого центральную позицию занимают концепты father и life, которые отражают столь значимую для самой М. Шелли фигуру отца. Заметна диспропорция и в области чувственного восприятия: ожидаемо большим весом обладает концепт mind; комплекс эмоций, особенно положительных (feelings, love, hope, joy), также ожидаемо отодвигается к краям, равно как и переживания страха - fear, horror. Однако значительный частотный акцент падает на зрительное восприятие - eyes, saw, что можно интерпретировать как отражение одного из главных мотивов романа - преследования — еще до того, как это преследование создателя своим созданием, собственно, началось.
    В заключение следует отметить, что новые методы цифровых исследований не только обогащают практику литературоведения, но и заставляют переоценить устоявшиеся опреде


20

19

ления текста и метода. Так, в 2003 году канадский исследователь Дж. Роквелл заметил, что инструменты анализа текстов в процессе своей работы сами порождают новые тексты [11, рр. 209-219]. С дальнейшим развитием цифрового литературоведения они становятся частью нового метадискурса, который, безусловно, изменяет привычные рамки данной дисциплины и ее наполнение.

        Источники и использованная литература

     1. РГАЛИ, ф. 941, оп. 6, ед. хр. 64. л. 51-51 об.
     2.      Ярхо Б. И. Методология точного литературоведения: Избранные труды по теории литературы. М.: Языки славянских культур, 2006.
     3. DocuScope: Computer-aided Rhetorical Analysis.
URL: http://www.cmu.edu/hss/english/research/docuscope.html.
     4. Ecclesiastical Proust Archive. URL: http://www.proustarchive.org.
     5.      Hope J., Witmore M. The Very Large Textual Object: A Prosthetic Reading of Shakespeare. // Early Modern Literary Studies 9.3. Special Issue 12 (January, 2004): 6.1-36. URL: http://extra.shu.ac.uk/emls/09-3/hopewhit.htm
     6.      Literary Lab Pamphlet 1. Quantitative Formalism: an Experiment. January 15, 2011. URL: litlab.stanford.edu/LiteraryLabPamphletl.pdf
     7.      McCallum A. et. al. MAchine Learning for LanguagE Toolkit. URL: http://mallet.cs.umass.edu/index.php.
     8.      Michel, Jean-Baptiste; Liberman Aiden, Erez; Aiden, A. P. et. al. Quantitative Analysis of Culture Using Millions of Digitized Books. // Science 331 (6014), 16 December, 2010. URL:
http://www.sciencemag.org/content/331/6014/176.abstract
     9.      MONK: Metadata Offer New Knowledge. URL: http://monkproject.org/
     10.     Potter R. G. Literary Computing and Literary Criticism: Theoretical and Practical Essays on Theme and Rhetoric. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1989, p. xxix.
     11.     Rockwell G. What is Text Analysis, Really? // Literary and Linguistic Computing 18/2 (2003), pp. 209-219.
     12. Stanford Topic Modeling Toolbox.
URL: http://nlp.Stanford.edu/software/tmt/tmt-0.4/.
     13.     Unsworth J. Scholarly Primitives: What Methods do Humanities Researchers Have in Common, and How Might Our Tools Reflect This? // Humanities Computing: Formal Methods, Experimental Practice, London, May 13, 2000
     14. Voyant Tools, URL: http://docs.voyant-tools.org/

A.H. Безруков
Бирск


        КОНТЕКСТУАЛЬНЫЕ ФОРМЫ АВТОРСКОГО СОЗНАНИЯ: РЕЦЕПЦИЯ ДИСКУРСА

   Литературный (художественный) текст как формула многомерности мира в традиционном описании зачастую видится теоретиками (М.М. Бахтин, В.В. Виноградов, Б.О. Корман и др.) идеей выражения авторского сознания. Наличие в текстовой плоскости ряда уровней - форма, содержание, жанр, стиль, композиция - раскрывает ее объемность. Сферичность достигается тезированием того, что авторское сознание не монополярно относительно читателя и даже не диалогично, а контекстуально. Художник слова, находясь в условиях созидания, задает лишь вектор развития произведения, читательское же сознание (вариант - сфера слов, языка, дискурса, культуры) расширяет видимые границы и одновременно с этим предугадывает «новые». Установкой приоритетного раскрытия смысла текста, следовательно, становится взгляд на контекстуальную оформленность авторского сознания.
   Частный текст вправе обозначить область не индивидуального толка, а диалога голосов. Вступая в условный контакт с читателем, автор совмещается тем самым и с рядом факторов внетекстовой реальности. Становится очевидно, что позиция автора относительно текста принципиально не завершена. Автор как вариант реализации аспекта художественности, следовательно, должен рассматриваться как условие, либо принцип организации наличного текстового объема, вероятностного (имманентного) смысла.
   Автор в тексте, полагает М.М. Бахтин, как правило, находится на границе создаваемого им мира. Вторжение последнего в этот условный мир разрушает его, нарушает его целостную эстетику. Данная позиция подчеркивает внутреннюю устремленность автора к созданию суверенной реальности, реальности, способной к саморазвитию. Словесное творчество таково, что автор как фигура самодельная преодолевает им

22

21