Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Произведение искусства

Покупка
Основная коллекция
Артикул: 613612.01.99
Чехов, А. П. Произведение искусства [Электронный ресурс] / А. П. Чехов. - Москва : ИНФРА-М, 2013. - 6 с. - (Библиотека русской классики). - ISBN 978-5-16-007250-0. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/410541 (дата обращения: 19.04.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
А.П. Чехов

ПРОИЗВЕДЕНИЕ

ИСКУССТВА

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Произведение искусства. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 6 с. –

(Библиотека русской классики).

ISBN 978-5-16-007250-0
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА

Держа под мышкой что-то, завернутое в 223-й нумер «Бирже
вых ведомостей», Саша Смирнов, единственный сын у матери, 
сделал кислое лицо и вошел в кабинет доктора Кошелькова.

– А, милый юноша! – встретил его доктор. – Ну, как мы себя 

чувствуем? Что скажете хорошенького?

Саша заморгал глазами, приложил руку к сердцу и сказал 

взволнованным голосом:

– Кланялась вам, Иван Николаевич, мамаша и велела благода
рить вас… Я единственный сын у матери, и вы спасли мне 
жизнь… вылечили от опасной болезни, и… мы оба не знаем, как 
благодарить вас.

– Полно, юноша! – перебил доктор, раскисая от удовольствия. –

Я сделал только то, что всякий другой сделал бы на моем месте.

– Я единственный сын у своей матери… Мы люди бедные и, 

конечно, не можем заплатить вам за ваш труд, и… нам очень совестно, доктор, хотя, впрочем, мамаша и я… единственный сын у 
матери, убедительно просим вас принять в знак нашей благодарности… вот эту вещь, которая… Вещь очень дорогая, из старинной бронзы… редкое произведение искусства.

– Напрасно! – поморщился доктор. – Ну, к чему это?
– Нет, уж вы, пожалуйста, не отказывайтесь, – продолжал бор
мотать Саша, развертывая сверток. – Вы обидите отказом и меня и 
мамашу… Вещь очень хорошая… из старинной бронзы… Досталась она нам от покойного папаши, и мы хранили ее, как дорогую 
память… Мой папаша скупал старинную бронзу и продавал ее 
любителям… Теперь мамаша и я этим же занимаемся…

Саша развернул вещь и торжественно поставил ее на стол. Это 

был невысокий канделябр старой бронзы, художественной работы. 
Изображал он группу: на пьедестале стояли две женские фигуры в 
костюмах Евы и в позах, для описания которых у меня не хватает 
ни смелости, ни подобающего темперамента. Фигуры кокетливо 
улыбались и вообще имели такой вид, что, кажется, если бы не 
обязанность поддерживать подсвечник, то они спрыгнули бы с 
пьедестала и устроили бы в комнате такой дебош, о котором, читатель, даже и думать неприлично.

Поглядев на подарок, доктор медленно почесал за ухом, кряк
нул и нерешительно высморкался.

– Да, вещь, действительно, прекрасная, – пробормотал он, –

но… как бы выразиться, не того… нелитературна слишком… Это 
уж не декольте, а чёрт знает что…

– То есть почему же?

– Сам змий-искуситель не мог бы придумать ничего сквернее. 

Ведь поставить на столе такую фантасмагорию значит всю квартиру загадить!

– Как вы странно, доктор, смотрите на искусство! – обиделся 

Саша. – Ведь это художественная вещь, вы поглядите! Столько 
красоты и изящества, что душу наполняет благоговейное чувство и 
к горлу подступают слезы! Когда видишь такую красоту, то забываешь всё земное… Вы поглядите, сколько движения, какая масса 
воздуху, экспрессии!

– Всё это я отлично понимаю, милый мой, – перебил доктор, –

но ведь я человек семейный, у меня тут детишки бегают, дамы бывают.

– Конечно, если смотреть с точки зрения толпы, – сказал Са
ша, – то, конечно, эта высокохудожественная вещь представляется 
в ином свете… Но, доктор, будьте выше толпы, тем более, что 
своим отказом вы глубоко огорчите и меня и мамашу. Я единственный сын у матери… вы спасли мне жизнь… Мы отдаем вам 
самую дорогую для нас вещь, и… и я жалею только, что у вас нет 
пары для этого канделябра…

– Спасибо, голубчик, я очень благодарен… Кланяйтесь мамаше, 

но, ей-богу, сами посудите, у меня тут детишки бегают, дамы бывают… Ну, впрочем, пусть остается! Ведь вам не втолкуешь.

– И толковать нечего, – обрадовался Саша. – Этот канделябр вы 

тут поставьте, вот около вазы. Эка жалость, что пары нет! Такая 
жалость! Ну, прощайте, доктор.

По уходе Саши доктор долго глядел на канделябр, чесал у себя 

за ухом и размышлял.

«Вещь превосходная, спора нет, – думал он, – и бросать ее жал
ко… Оставить же у себя невозможно… Гм!.. Вот задача! Кому бы 
ее подарить или пожертвовать?»

После долгого размышления он вспомнил про своего хорошего 

приятеля, адвоката Ухова, которому был должен за ведение дела.

– И отлично, – решил доктор. – Ему, как приятелю, неловко 

взять с меня деньги, и будет очень прилично, если я презентую ему 
вещь. Отвезу-ка я ему эту чертовщину! Кстати же он холост и легкомыслен…

Не откладывая дела в дальний ящик, доктор оделся, взял канде
лябр и поехал к Ухову.

– Здорово, приятель! – сказал он, застав адвоката дома. – Я к 

тебе… Пришел благодарить, братец, за твои труды… Денег не хочешь брать, так возьми хоть эту вот вещицу… вот, братец ты 
мой… Вещица – роскошь!

Увидев вещицу, адвокат пришел в неописанный восторг.

– Вот так штука! – захохотал он. – Ах, чёрт подери его совсем, 

придумают же, черти, такую штуку! Чудесно! Восхитительно! Где 
ты достал такую прелесть?

Излив свой восторг, адвокат пугливо поглядел на двери и ска
зал:

– Только ты, брат, убери свой подарок. Я не возьму…
– Почему? – испугался доктор.
– А потому… У меня бывают тут мать, клиенты… да и от при
слуги совестно.

– Ни-ни-ни… Не смеешь отказываться! – замахал руками док
тор. – Это свинство с твоей стороны! Вещь художественная… 
сколько движения… экспрессии… И говорить не хочу! Обидишь!

– Хоть бы замазано было, или фиговые листочки нацепить…
Но доктор еще пуще замахал руками, выскочил из квартиры 

Ухова и, довольный, что сумел сбыть с рук подарок, поехал домой…

По уходе его адвокат осмотрел канделябр, потрогал его со всех 

сторон пальцами и, подобно доктору, долго ломал голову над вопросом: что делать с подарком?

«Вещь прекрасная, – рассуждал он, – и бросить жалко, и дер
жать у себя неприлично. Самое лучшее – это подарить комунибудь… Вот что, поднесу-ка я этот канделябр сегодня вечером 
комику Шашкину. Каналья любит подобные штуки, да и кстати же 
у него сегодня бенефис…»

Сказано – сделано. Вечером тщательно завернутый канделябр 

был поднесен комику Шашкину. Весь вечер уборную комика брали приступом мужчины, приходившие полюбоваться на подарок; 
всё время в уборной стоял восторженный гул и смех, похожий на 
лошадиное ржанье. Если какая-нибудь из актрис подходила к двери и спрашивала: «Можно войти?», то тотчас же слышался хриплый голос комика:

– Нет, нет, матушка! Я не одет!
После спектакля комик пожимал плечами, разводил руками и 

говорил:

– Ну, куда я эту гадость дену? Ведь я на частной квартире живу! 

У меня артистки бывают! Это не фотография, в стол не спрячешь!

– А вы, сударь, продайте, – посоветовал парикмахер, разоблачая 

комика. – Тут в предместье живет старуха, которая покупает старинную бронзу… Поезжайте и спросите Смирнову… Ее всякий 
знает.

Комик послушался… Дня через два доктор Кошельков сидел у 

себя в кабинете и, приложив палец ко лбу, думал о желчных кислотах. Вдруг отворилась дверь и в кабинет влетел Саша Смирнов. 

Он улыбался, сиял и вся его фигура дышала счастьем… В руках он 
держал что-то завернутое в газету.

– Доктор! – начал он, задыхаясь. – Представьте мою радость! 

На ваше счастье, нам удалось приобрести пару для вашего канделябра!.. Мамаша так счастлива… Я единственный сын у матери… 
вы спасли мне жизнь…

И Саша, дрожа от чувства благодарности, поставил перед док
тором канделябр. Доктор разинул рот, хотел было что-то сказать, 
но не сказал ничего: у него отнялся язык.