Д.Н. Мамин-Сибиряк  
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

В ГОРАХ 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

I 

 
Это случилось лет тридцать назад, и из трех участников экс-
педиции остался в живых только один я. Да, их, моих товарищей, 
уже нет, родной край далеко-далеко, и я часто вызываю мыслен-
но дорогие тени моего детства и мысленно блуждаю в их общест-
ве по родным местам, освященным воспоминаниями первой 
дружбы. 
Наша экспедиция была задумана еще зимой и носила научный 
географический характер. Дело в том, что необходимо было оп-
ределить линию водораздела между Европой и Азией. Задача, без 
сомнения, очень серьезная, что мы отлично понимали, а поэтому 
и скрывали самым тщательным образом наше предприятие. В 
учебниках географии ничего не говорилось об этом пункте, на 
картах его совсем не было, а показания современников расходи-
лись: дьячок Матвеич, страстный охотник, руководивший нами 
при первых опытах охоты, говорил одно, а туляк Емелька, тоже 
знаменитый охотник, друг и приятель Матвеича, говорил другое. 
Вопрос шел о том, стоит ли гора Билимбаиха в Европе или она 
уже в Азии, что можно было определить только по течению гор-
ных речек. 
Не могу не вспомнить о старом деревянном доме, в котором 
протекло мое раннее детство и который замечателен был уже тем, 
что главным фасадом выходил в Европу, а противоположной сто-
роной – в Азию. Из наших окон можно было видеть обе части 
света, и это обстоятельство, кажется, послужило к тому, что гео-
графия была одной из самых любимых мной наук, и, в частности, 
привело к практическим занятиям этой наукой. Увы! Нет давно 
уже и старого деревянного дома, как нет знаменитых охотников – 
Матвеича и Емельки и многих других таких хороших стариков, 
среди которых мы росли, как мелкая молодая поросль в вековом 
лесу, защищенная от бурь и непогод их отеческой покровитель-
ственной тенью. Подчас мы крепко их огорчали неукротимой 
пытливостью нашего духа, еще больше надоедали своими шало-
стями; и все-таки все любили друг друга, любили настолько хо-
рошо и просто, что, заговорив об одном, как-то нельзя не сказать 
и об остальных, все равно как нельзя выкинуть кирпича из стены, 
не нарушив ее целости. 

2 

Но я не сказал ничего о главном, то есть о своем друге Косте, с 
которым неразрывно связаны лучшие воспоминания моего детст-
ва. 
Это был замечательный мальчик во всех отношениях, начиная 
с того, что Костя был неизменно весел, – я не могу припомнить 
ни одного случая, когда бы он рассердился и мы бы поссорились. 
Небольшого роста, кудрявый, с какими-то зеленоватыми глазами 
и вечной улыбкой на лице, Костя был общим любимцем. С две-
надцати лет он уже служил на фабрике (действие происходит на 
одном из уральских горных заводов), и в будни мы могли видеть-
ся только по вечерам, и только праздники принадлежали нам все-
цело да лето, с Петрова дня по успенье, когда фабрика не работа-
ла. 
Наше знакомство состоялось в заводской школе, где препода-
вал учитель Миныч, добродушный человек, страдавший запоем, – 
мы его называли Мандритом, потому что Миныч не признавал 
просто Мадрида. 
– Федор Миныч, какой главный город в Испании? 
– Мандрит. 
– А как же в географии Корнеля он называется Мадридом? 
– Ваш Корнель ничего не понимает. 
После школы нас с Костей сблизили общие игры, менявшиеся 
по сезонам: ранней весной – бабки, летом – шарик и рыбная лов-
ля, осенью – грибы, зимой – салазки; а завершилась эта дружба 
охотой, под строгим руководством таких профессоров, как дья-
чок Матвеич и Емелька. Сначала мы отправлялись в лес только с 
ними, постепенно расширяя нашу охотничью область, а затем по-
вели дело уже самостоятельно, усвоив все необходимые приемы 
охоты и, главное, освоившись с нелегкой наукой ходить целыми 
днями по горам и лесам и не заблудиться. Большим неудобством 
было то, что ни у меня, ни у Кости не было других часов, кроме 
летнего солнца. 
Итак, относительно горы Билимбаихи в географии Корнеля 
ничего не было сказано, а других пособий для разрешения этого 
вопроса у нас не было, кроме «генеральной» карты Российской 
империи. 
– А мы сами откроем, – предлагал Костя. – По речкам и добе-
ремся… Если влево речка бежит – значит, в Азии, если вправо – 
значит, в Европе. 
Мне оставалось только согласиться с этим планом. 

3 

Как известно, всякая географическая экспедиция требует для 
своего выполнения большой подготовки и средств, так что зима, 
когда мы уговорились, промелькнула незаметно. Нужно было 
сделать необходимые запасы пороха и дроби, а главное – приспо-
собить домашние костюмы, охотничьи сумы, дробовницы и раз-
ные лядунки.1 Мое ружье-туляк стоило ровно два рубля, а у Кос-
ти была отцовская двустволка, составлявшая предмет его вели-
чайшей гордости. Говоря откровенно, другого такого ружья я по-
том не встречал. Дело в том, что ложе у него было сделано в 
форме крокодила или какой-то фантастической ящерицы, и это 
ничтожное обстоятельство придавало ружью в наших детских 
глазах какой-то особенный, таинственный смысл. Да, нет больше 
таких ружей… Экспедиция была рассчитана на трое суток, а со-
образно с этим должны были быть предусмотрены неистовые 
горные ливни, запас провизии и т. д. К лету все было закончено, 
то есть далеко раньше, когда еще начал таять в апреле снег. Зима 
на Урале стоит довольно суровая, и снег тает поздно, но зато вес-
на бывает дружная, так что зима с замечательной быстротой пре-
вращается в лето. 
 

II  

 
Можно себе представить, с каким нетерпением мы ждали на-
ступления Петрова дня, когда закрывалась фабрика и открыва-
лась охота. Кстати, несколько слов об охоте. Как удовольствие – 
это вещь, без сомнения, жестокая, но для меня лично она всегда 
служила только предлогом для горных экскурсий. Что ни говори-
те, а без ружья вы далеко не пойдете, как бы ни любили природу; 
а затем, сами по себе охотники народ очень интересный: все 
охотники обладают развитым чувством природы, известной по-
этической складкой и наблюдательностью. 
За несколько дней до экспедиции Костя заявил мне: 
– А нам придется захватить с собой Сашку. 

                                                 
1 Лядунка – сумка на перевязи через плечо для пистолетных или ре-
вольверных патронов. (Примеч. автора.). 
 

4 

– Это для чего? 
– Да так. Мало ли что может случиться на охоте… Все-таки 
нас будет трое. 
Костя отличался разумной предусмотрительностью, и мне в 
большинстве случаев приходилось только соглашаться с ним. 
Сашка был наш товарищ, немного постарше нас. Это был добро-
душный малый, наивный и доверчивый, с припадками совершен-
но необъяснимого упрямства. 
В цели нашей экспедиции мы его не посвятили, потому что он 
мог все разболтать, а затем, географии для него не существовало. 
Наше предложение уйти в горы на целых три дня он принял с 
восторгом. 
Наступил и роковой день. По условию, все должны были со-
браться у меня ранним утром. Летом я обыкновенно спал в амба-
ре, на холодке, и подняться с нагретой постели на призывный 
стук в двери составляло уже целый подвиг. Солнце еще только 
поднималось над ближайшим лесом, когда мы выступили в по-
ход, и в воздухе стоял ночной холод, заставлявший вздрагивать. 
Всем хотелось спать, и все зевали. Бодрее всех был Костя – не-
утомимый ходок и вообще человек с развитой волей. Он добро-
совестнейшим образом выполнял всякий намеченный план и не 
отступал ни перед какими препятствиями. 
– Ты бы шел лучше домой спать, Сашка, – советовал он, чтобы 
подзадорить приятеля. – А утром чаю напьешься, закусишь… 
Ведь до Билимбаихи считают верст восемь, да от Шайтанов до 
Старика-Камня столько же. 
Сашка, привыкший к вышучиваньям Кости, угрюмо молчал. 
Он отличался сырой комплекцией и далекие походы выдерживал 
с трудом. 
На Билимбаиху мы ходили на охоту еще с Матвеичем и зара-
нее наметили там себе ночлег в глухом лесном балагане, а дальше 
должны были идти уже по собственным соображениям. До горы 
Билимбаихи было верст двенадцать, если идти прямо тропой, но 
мы удлинили этот путь чуть не вдвое охотничьими повертками. 
Стоило отойти верст пять, как уже начиналась охота по лесным 
опушкам. Солнце еще не обсушило росы, трава была выше пояса, 
и мы вымокли буквально по горло на первой повертке. Идти мок-
рому страшно холодно, и всякая охота теряет смысл; но Костя 
был неумолим, хотя и страдал, вероятно, больше нас, потому что 
не отличался особенным здоровьем. Вдобавок, охота нам не уда-

5 

валась. Видели и рябчиков, и тетеревиные выводки, но дичь пу-
гала взятая Сашкой пестрая собачонка Лыско, типичная сибир-
ская лайка. До Билимбаихи мы проколесили лесом до полудня, 
страшно устали, а главное, томились смертной жаждой. С нами 
был походный медный чайник, и мы вперед мечтали о том, как 
будем пить чай на берегу безымённой речонки, с которой, собст-
венно, начинался горный подъем на Билимбаиху в пять верст. 
Кстати, эта речонка должна была служить нам одним из доказа-
тельств того или другого положения Билимбаихи. 
На берегу этой речки нас постигло страшное разочарование: 
эта географическая граница высохла… Лето стояло сухое, а в это 
время горные речки высыхают иногда совершенно. Как мы ни 
искали воды, – ее не было. Только охотники знают, что такое 
жажда. Сашка изнемог окончательно, растянулся на траве и зая-
вил: 
– А я дальше не пойду… Ну ее, Билимбаиху. 
– Пойдешь, – уверенно говорил Костя. – Куда ты один-то пой-
дешь? Еще нападут бродяги и ружье отнимут. Без шапки при-
дешь домой. 
Мы отдохнули с час и двинулись дальше. Предстоял подъем в 
пять верст. Сашка как ни ворчал, а поплелся за нами. Поднимать-
ся в гору, когда томит смертельная жажда, ужасно тяжело. Во рту 
сухо, в висках стучит кровь, ноги точно налиты свинцом. Костя 
бодро шел впереди, подавая пример выносливости настоящего 
путешественника. Все наши мысли теперь были сосредоточены 
около студеного ключика, который был на самой вершине горы. 
Мы кое-как дотащились до него, усталые, измученные, и, к сво-
ему ужасу, нашли только пустую яму под каменным выступом, 
засоренную прошлогодним сухим листом. 
– Вот так штука!.. – ворчал Костя. – Этак и помереть можно… 
На беду, с этого пункта горы открывался далекий широкий 
горный вид, так что можно было рассмотреть и наш завод, узкую 
полоску заводского пруда и блестящие нити трех горных речек, 
вливавшихся в него. С этой картиной сейчас связывалась гнету-
щая мысль о холодном квасе или чае со сливками… Сашка уже 
не роптал и не ругался, а безмолвно лежал на траве. 
– Надо обойти шиханы – там должна быть вода, – решил Кос-
тя. 
Было часа три – самый развал зноя. Сашка остался у высохше-
го ключика, а мы с Костей отправились искать воду на шихан. 

6 

Шиханами на Урале называют те скалы, которыми увенчаны гор-
ные вершины. У каждой большой горы есть свой шихан. От та-
ких шиханов обыкновенно спускаются по бокам горы камени-
стые россыпи. Издали они кажутся полосками мостовой, а вблизи 
это какой-то порог из больших камней, так что приходится пры-
гать с камня на камень. Мы потратили целый час на розыски во-
ды, которая скопляется обыкновенно в углублениях под скалами, 
как в цистернах; но все было напрасно. Воды не было… 
Мы вернулись к ключику ни с чем и нашли Сашку в довольно 
странной позе: он всем туловищем забрался под камень, а навер-
ху оставались одни ноги. Дело объяснилось. Сашка выгреб со дна 
ключика весь сор, выкопал в, грязи яму и терпеливо ждал, как в 
ней накоплялась мутноватая жидкость. Потом он зачерпнул ее 
чайной ложкой и с жадностью выпил. Я последовал его примеру. 
Вода была ужасная, и грязь садилась прямо на язык; но геогра-
фические открытия не даются даром… Мы напились этой грязи и 
решили идти к балагану, до которого было с версту. Костя шел, 
по обыкновению, впереди. Балаган стоял в лесу из лиственниц, а 
около него был ключик; но мы, умудренные горьким опытом, ма-
ло рассчитывали на него. Можно себе представить наш восторг, 
когда Костя звонко крикнул: 
– Братцы, вода!.. вода!.. 
Ключик был полон воды, студеной, светлой, как слеза, горной 
воды… Только испытав отчаянную жажду, в полной мере пой-
мешь такую простую истину, что вода есть синоним жизни. 
 

III  

 
Нужно рассказать, что такое балаган. Представьте себе широ-
кую низкую избу, вросшую в землю, крытую дерном, без окон, о 
очагом из камней вместо печи, с земляным полом и в редких слу-
чаях с нарами. Строитель такого балагана остается неизвестным. 
Днем такой балаган освещается через открытую дверь, а ночью – 
при помощи огня на очаге. Зимой он, конечно, защищает от хо-
лода, а летом – от дождя, комаров и лесной мошкары. В таком 
балагане страшно сыро, и все стены обрастают мокрой белой 
губкой. Сырое дерево неустанно точат какие-то жуки, черви и 

7 

муравьи, так что можно видеть своими глазами, как идет самая 
разрушительная работа. Но самое главное неудобство такого ба-
лагана заключается в том, что у очага нет трубы и во время топки 
весь балаган наполнен дымом. Ни стоять, ни сидеть нет возмож-
ности, а можно только лежать. Задыхаясь от дыма в таком бала-
гане, понимаешь, какое величайшее изобретение – самая простая 
дымовая труба, не говоря уже об окнах. 
Напившись настоящей воды, мы сразу оживились. Перед ба-
лаганом скоро загорелся веселый огонек, а над ним закипел по-
ходный чайник. Настроение сразу изменилось. Костя все под-
дразнивал Сашку, хотевшего с полдороги вернуться домой. 
– А ежели я пошутил? – оправдывался он добродушно. 
– Сказывай… Просто ты – трус. Небось побоялся один домой 
идти. 
– Нисколько… Чего мне бояться? 
– Бродяги с тебя поснимали бы все да еще шею накостыляли 
бы… 
– Ну, это еще старуха надвое сказала. Как бы я еще не накос-
тылял… Мы на этот счет простоваты. 
– Не хвастай. Еще подавишься… 
Мы напились чаю, потом сварили в том же чайнике похлебку 
из убитого Костей рябчика и вообще блаженствовали. Жар сва-
лил, и начиналась лучшая часть горного дня. Отдохнув, мы от-
правились опять на шихан, с которого открывался чудный вид на 
десятки верст. Вообще время провели очень недурно и вернулись 
к балагану только в сумерки, когда начала падать роса. Горные 
ночи холодные, и мы решили спать в балагане. Постель была 
устроена из горного иван-чая, который достигает высоты челове-
ческого роста. 
Наступила чудная горная ночь; но спать никому не хотелось, и 
мы долго просидели около огонька перед балаганом. А кругом 
стояла торжественная тишина. 
– Сашка, а тебе не сходить за водой к ключику, – дразнил Кос-
тя. 
До ключика было всего сажен двенадцать, но в лесу было уже 
совершенно темно, и воображение населяло его призраками. 
Сашка клялся, что может уйти сейчас один домой, а не то что к 
ключику. Это было сигналом для самых страшных рассказов. 
– Вот так же одна девушка пошла за ягодами, – рассказывал 
Костя, – отбилась от партии, да и осталась в лесу ночью одна… 

8 

Дома ее хватились, давай искать – целых два дня искали, а на 
третий – видят, что сидит она на сосне и не откликается. Уцепи-
лась за дерево и сидит… Целых два года была без ума, а уже по-
том рассказала, как ее леший пугал. Как заухает, как закличет по-
ребячьи, как захохочет… 
Эти разговоры взвинтили воображение, и мы невольно вздра-
гивали от каждого шороха в лесу. Меня всегда занимал вопрос об 
этих таинственных ночных звуках в лесу, которые на непривыч-
ного человека нагоняют панику. Откуда они, и почему они не по-
ходят ни на один дневной звук? Скрипит ли старое дерево, трес-
нет ли сухой сучок под осторожной лапой крадущегося зверя, 
шарахнется ли сонная птица, – ничего не разберешь, а всего охва-
тывает жуткое чувство страха, и мурашки бегут по спине. 
И вот как закончился для нас этот тревожный день. 
Мы еще раз напились перед сном чаю, запасли хвороста и су-
хих сучьев для топки очага и отправились в балаган. Лежа на 
своей зеленой постели и задыхаясь от дыма, мы продолжали вес-
ти страшные рассказы. Каждый припоминал что-нибудь подхо-
дящее: «А вот с моим дядей был случай…» Но догорел огонь на 
очаге, понемногу вытянулся в дыру, проделанную в крыше вме-
сто трубы, дым, и мы начали засыпать. Вдруг спавшая у наших 
ног собака глухо заворчала. Мы поднялись все разом. 
– Бродяги… – шептал Сашка, прячась за нас. 
Ворчанье повторилось. Мы все превратились в слух. Слышно 
было, как что-то хрустнуло недалеко от балагана. Очевидно, кто-
то подкрадывался. 
– Берите ружья! – тихо скомандовал Костя. 
В темноте ничего нельзя было разобрать, и мы не смели ше-
вельнуться. Но потом уж мы достали ружья, и было слышно, как 
щелкнули поднимаемые курки. Мы решились дорого продать 
свою жизнь и сидели молча, сдерживая дыхание. 
Собака принималась ворчать несколько раз, но Костя зажимал 
ей пасть. Бродяги встречаются в горах довольно часто и по глу-
хим местам пошаливают. Я сейчас же представил себе двух пой-
манных бродяг, которых видел в волости. Особенно один остался 
в памяти, – лицо такое зверское, смотрит исподлобья. Встретить-
ся ночью в лесу с таким бродягой не особенно приятно. Прибавь-
те к этому, что старшему из нас было всего пятнадцать лет. 
Странное это чувство – страх. Сердце так и захолонет, в коле-
нях неприятная дрожь, в горле пересыхает, руки трясутся, а глав-

9 

ное, нет никакой логики, и мысли разлетаются, как стая вспуган-
ных птиц. Едва ли есть человек, который не испытывал страха, 
хотя это не мешает существовать замечательным храбрецам. 
Секрет всякой храбрости именно в уменье владеть собой. 
Да, мы струсили, струсили самым отчаянным образом, до 
полной паники, и просидели с взведенными курками до белого 
света. Хорошо, что летом светает рано. 
В два часа в дымовом отверстии показалась первая полоска 
занимавшегося света. Вместе со светом прошел и наш страх. Мы 
решили выйти из балагана и расследовать дело. Предварительно 
была выпущена собака, которая сейчас же с оглушительным лаем 
пропала в траве. Она повела нас прямо к ключику. Дело сейчас 
же разъяснилось. У самого ключика вся трава была смята, – при-
ходили на водопой олени. 
– Ах, Сашка, Сашка! – хохотал Костя. – К тебе приходило 
прямо в рот жаркое, а ты труса спраздновал… 
Через два дня мы вернулись домой. Вопрос о Билимбаихе ос-
тался открытым до первого дождя, когда безыменная речка под 
горой наполнится водой. О своем детском страхе мы, конечно, не 
рассказывали никому, хотя и не уговаривались предварительно. 
Что же, дело прошлое – теперь можно и рассказать…