Еще о суде присяжных


Игн. Закревскш





                ЕШЕ 0 ад ИЯМ)










С.-ПЕТЕРВУРГЪ
Типография П. П. Сойкипа, Стремянная ул., № 12 1896

   Дозволено цензурою. С.-Петербургъ, 21 марта 1896 г.

            ЕЩЕ О СУЙ ПРИСЯЖНЫХ!.


   Въ «Журнал!; Министерства Юстицш», въ декабр!; прошлая) года, была помещена статья моя подъ заглав!емъ «Судъ присяжныхъ и возможная реформа его». Статья эта вызвала критичесшя зам!;чан1я со стороны некоторыхъ бргановъ печати. Между прочимъ, и въ упомянутомъ журнал!;, въ мартовской книжке текущая) года, появилась статья, озаглавленная «Судъ присяжныхъ и противники его»,—статья младенческая, въ которой меня причисляютъ къ разряду «оже-сточеннейшихъ иротивниковъ» этого суда, проявляющихъ «враждебное отношеше» къ нему.
   Въ виду того, что подобная характеристика совершенно неверна, — что редакщя «Журнала Министерства Юстицш» не могла не знать, что она, въ данномъ случае, печатаетъ явную неправду и не только относительно меня лично, но и относительно прочихъ авторовъ, изъ числа судебныхъ деятелей, упомянутыхъ въ этой статье, которые ни въ чемъ не проявили ни враждебности къ суду присяжныхъ, ни ожесточен!я относительно его, а воспользовались правомъ свободнаго, совестливая) обсуждешя, на основанш давныхъ многолетняго опыта,— въ виду всего этого, а также по современности, такъ сказать, предмета, я считаю не лишнимъ еще разъ возвратиться къ нему.
   Въ вышеупомянутой декабрьской статье моей я, между прочимъ, заявилъ, что, по мнешю моему, учаспе не короннаго элемента въ деле отнравлешя уголовнаго нравосудгя, из-

вЬстное до сихъ поръ въ большихъ размЬрахъ только въ видЬ присяжныхъ заседателей, составляетъ такое прогрессивное явлеше, которое не допускаетъ понятнаго движешя, — что устность и непосредственность судебнаго разбирательства, эти два коренныя начала современна™ уголовнаго процесса, охраняются присутств!емъ присяжныхъ заседателей среди судя-щихъ, — что это присутств1е обезпечиваетъ особенную внимательность со стороны судящихъ ко всемъ отличительнымъ осо-бенностямъ каждаго даннаго дЬла, ко всей житейской обстановке его, и противодействуетъ косности и рутине,—что суды присяжныхъ пользуется довер!емъ общества, и въ лице людей образованныхъ и со сторопы большой публики, а такое довер!е — одно изъ важнейшихъ условш для благотворнаго вл!яшя суда,— что, паконецъ, къ вердиктамъ присяжныхъ заседателей, пока этотъ судъ существуетъ въ настоящей форме своей, какъ судът установленный государствомъ, кассац'юнныя власти должны относиться съ падлежащимъ уважешемъ, а не отменять вердикты подъ легковесными формальными предлогами, связанными съ убеждешямп кассащонпаго суда относительно факти-ческихъ обстоятельствъ дела.
    Сказавъ все это, я т4мъ не мепЬе обратилъ внимаше и па отрицательныя стороны института, не мною открытыя, но под-твердивппяся и моими паблюдешями,—я указалъ на одинъ, также не мною сочиненный, способъ улучшешя механизма института, носредствомъ т4снейшаго сл1ян1Я коронныхъ судей съ присяжными,—причемъ указывалъ это, не отрицая, разумеется, возможности и другихъ способовъ, менее решительныхъ, ме-. нее изменяющихъ существуюпця судопроизводственпыя отно-тешя.
    Тутъ-то оказалось, что я совершилъ чуть ли не crime de lese-majeste,—что я «ожесточеннейппй иротивникъ суда присяжныхъ», что я допу стиль «резшя нападки» и т. п. Значить, или не касайся предмета или повторяй все те же опротивЬв-inie пустяки!

Действительно, имеются учреждена, о которыхъ очень опасно произносить как!я бы то пи было суждешя. Если вы отважитесь па такой шагъ, то вамъ тотчасъ-же, съ той или другой стороны, Поставить дурную отметку за поведшие. Вы окажетесь или зловредцымъ либераломъ или возмутительнЪй-шимъ реакц1онеромт>- Я делаю следующее предположение. Вы, положили., не принадлежите къ числу людей, восторгающихся всеми проявлениями так* называема™ крестьянскаго самоуправ-лешя. Вы допускаете, что Па волоспшхъ, сельскихъ, селенныхъ и тому подобных* сходах* иногда творятся разныя безобраз!я,— что и водка, и Кулаки, и подкупы и пр. подчасъ тутъ действу ютъ. Вы цо проливаете слезъ умилешя надъ прелестями общиннаго землевладения, хотя признаете его, какъ бытовой факта., къ которому нужно относиться съ надлежащими вни-машемъ и осторожностью. Вы думаете, что известный контроль надъ явлешями сельской общественной жизни, известный над-зоръ за ними можешь принести существенную пользу. Но темъ не менее, вы высказываете мысль, довольно элементарную и нисколько не возводящую васъ на степень открывателя соц1о-логическихъ истицъ, что люди, которым* поручены контроль и надзор ъ, обязаны — несмотря на желательное служебное усерд1е —все таки придерживаться пределовъ закона и здраваго смысла, — что своевольничать им* не подобаетъ, а если они на это покушаются, то Ихъ Падлежитъ остановить и осадить,—что государство моЖец. благополучно существовать и безъ широ-кихъ размаховъ административной необузданности и т. д. Какъ только в# это произнесете, тотчасъ-же извЬстныя лица васъ запишутъ На черную доску- Объявятъ, что вы, очевидно, принадлежите къ категорщ лид*, зараженвыхъ зловредными представлениями о необходимости чуть-ли не «правоваго порядка»,—что между т1,м ь народ* нашъ прожилъ столЪИя безъ закорузлыхъ представлен^ о прав! и безъ стеснительна™ для его широкой натуры порядка,—что для него вполне достаточно возд^йст^я традищонной палки и отечественной зубо-

тычины,—что вы, наконецъ, будто-бы, посягаете на принципы одного изъ великолЬпнЪйшихъ произведен^ оф фищальнаго творчества..
    Положимъ, опять, что вы, не веря во всеспасающее дЪй-CTBie чиновничьяго хозяйничан!я среди безсловес на го и без-молвнаго общества, не думая, чтобы участ!е общественнаго •элемента въ собственныхн своихъ дЪлахъ явилось у насъ только какъ плодъ «законовъ подражательности» и не имело бы подъ собою почвы въ нашей действительности,—полагая, напротивъ того, что такое участие им'Ьеть глубокое и разумное основание,—несмотря на все это вы, теми не менее, позволите себ'!; отнестись критически къ некоторыми формами учаспя общественнаго элемента, хотя бы, напримЬръ, къ современной форме присяжнаго суда. Тотчасъ же, съ другой стороны, вами дадутъ понять, что вы коснулись святыни, предмета культа, такихъ установленныхъ догматовъ, которыхъ «неудобно» обсуждать, а такъ какъ всяк!й культъ имЬетъ обыкновенно своихъ первосвященниковъ, то вамъ иазовутъ даже имена мужей, авторитетъ которыхъ долженъ пресечь как1я бы то ни было поползновешя съ вашей стороны им'Ьть собственное сужден ie. Они-де вЬщаютъ, что догматы не поколеблены течешемъ жизни,— что все должно нродолжаться такъ же и въ будущемъ, какъ было прежде. Как1е после этого могутъ быть разговоры? Ска-жутъ еще, что вы хуже самыхъ отчаянныхъ сторонниковъ мрака. Те, по крайней мЬрЬ, ударяютъ такъ прямо лбомъ объ стену, желая безтолково разрушить целое здаше независимаго суда, и тЬмъ обнаруживаютъ свое скудомысл1е. Вы же осторожно вливаете ядъ въ организмъ, зная его нисколько больным стороны, благодаря вашей многолетней близости къ нему. И вы тЬмъ вреднее... Добавятъ еще, быть можетъ, что даже ваши заявлен!я, напримЬръ, о целесообразности оставлен;я общественнаго элемента въ судахъ, хотя бы въ искаженной форме, едва-ли плодъ совершенно самостоятельнаго сужденгя: по звуками камертона, звенящаго на верху, вы соображаете,

что «предрешено» не изгонять общественниковъ, а потому вы сообразно этому действуете и говорите...
   Я ни какъ не могу согласиться, чтобы таюя речи, так!е пр1емы, такая постановка общественныхъ вопросовъ представляла собою что либо совершенно серьезное.
   Быть можетъ, что, действительно, такъ следуетъ говорить для большой публики, для толпы. Она нуждается и во фразахъ, и въ кумирахъ, и въ первосвященникахъ. Но не то для людей наблюдающихъ и размышляющихъ...
   Если кто, принадлежа къ разряду такихъ людей, заговари-ваетъ о суде присяжныхъ или о какомъ либо другомъ обще-ственномъ институте, взвешивая его положительный и отрица-тельныя стороны по даннымъ опыта, то тотъ долженъ бы, кажется, прежде всего отрешиться отъ всякихъ суеверныхъ, ту-манно-сентиментальныхъ представлений, взглянуть живой действительности прямо въ глаза и поднять беседу до известнаго уровня,—хотя бы до уровня современности.
   А тутъ, когда мы заговорили о присяжныхъ, тотчасъ-же встретились, независимо отъ всякихъ восклицашй, еще, на-примФръ, съ избитымъ доводомъ о томъ, что число обвини-тельныхъ вердиктовъ присяжныхъ не меньшее, чФмъ число обви-нительныхъ приговоров ь коронныхъ судей. На сцену появились опять ничего не доказывающая статистичесшя цифры, процентный отношения и т. п. Но разве неизвестно, что этотъ доводъ не имеетъ ровно никакого значешя, что важно не только число тФхъ или другихъ приговоровъ, но и внутреннее содержаше ихъ? Уголовная юстищя вл!яетъ благотворно на общество не однимъ числомъ наказанныхъ субъек-товъ—казненныхъ, сосланныхъ, заключенныхъ—а той уверенностью, которую она вселяетъ, что не одно деян!е, воспрещенное закономъ подъ страхомъ иаказашя, не уйдетъ отъ возмезд!я, хотя бы далеко не чрезмернаго, хотя бы съ примФ-нешемъ «условнаго осужден!я», въ видФ французскаго «закона Беранже», но тФмъ не менФе возмездия,—что, какъ я уже

имйлъ честь сказать, въ уголовномъ сед!, на пустякахъ не пройдешь.
    А тутъ то именно въ судй присяжныхъ по этой части не все обстоитъ благополучно, и не только въ смысл!, оправда-тельномъ, во и обвивительномъ. Производство съ присяжными слишкомъ часто напоминаетъ лотерею-аллегри, при которой ставкою является судьба человека: виновный можетъ выйдти сухимъ изъ воды, а не виновный чувствительно пострадать *). Вотъ эта-то случайность исхода дйлъ и притомъ дйлъ наиболее спорныхъ и въ общественномъ смысле любопытныхъ и составляетъ самую слабую сторону всего разбирательства съ учаспемъ присяжныхъ заседателей. Да къ тому, хроническ!я недоразумения между коронными судьями и присяжными, при полвомъ раздЬленш двухъ коллепй, путаница вопросовъ и т. н. Я вовсе не боюсь именно оправ дате льныхъ вердиктовъ. Я не думаю, чтобы лишнш воръ, истязатель, изнасилователь, возвращенный безъ наказанья въ общество, представлялъ-бы особенную опасность и, конечно, болйе страшусь легкомыслен-ныхъ обвинений. Я неупрекалъ присяжныхъ даже въ томъ, что они присваиваютъ'себе «право помилования», понимая, что законодатель не ввелъ бы присяжныхъ заседателей, еслибы желалъ, чтобы въ судахъ господствовалъ неуклонный, чуждый всякихъ жизненныхъ соображешй, формализмъ. Но что всегда наводило на меня тоску—это то, когда я виделъ, что судьи и при

    *) Принято какъ то отзываться неуважительно о деятельности судеб-ныхъ {палатъ по обвинительной камере. Все говорятъ о <штемпелеванш» обвинительныхъ актовъ. Между тФмъ говоряпце не вЪдаютъ, какое полезное вл1яи1е судебный палаты—по крайней м4рЪ тй изъ нихъ, практику ко-тсрытъ я внаю,— овааываютъ ври фильтровании делъ, направляемыхъ проку-рорсквмъ вадзоромъ въ судъ присяжвыхъ. Тутъ обращается особенное вни-MsBie ва д4лэ, где присяжные склсввы обвинять по предубежденно, по увлеченно, вапр., д!ла о поджогалъ. Да позволено мне будетъ вспомнить о почтенной и притомъ мало заметной для постсроннихъ деятельности Харьковской судебной палаты по этой части и о превосходныхъ докладахъ по такимъ дФламъ члена названной палаты Н. Н. Языкова.

У

сяжные, отделенные другъ отъ друга какъ-бы каленною стеною, просто не попимаютъ другъ друга,—что присяжные сами не в^дають отчетливо чтб творятъ, и поневол'Ь подчиняются голосу крикуна или нахала, попавшаго въ ихъ среду,—что они, теряясь въ лЬсу вопросовъ, не въ состояши разобрать, чего отъ нихъ такъ настойчиво требуетъ судъ, а судьи не могутъ уяснить себ4, по какимъ мотивами присяжные пришли къ тому или другому выводу *).
    Ровно двадцать летъ тому назадъ я писали, по поводу постановки вопросовъ присяжными заседателями, что составляетн центрн тяжести всей путаницы, следующее **): «Вместо того, чтобы написать вопроси въ несколькихъ словахъ, судьи, излагая его по «фактическими признаками», исписываютп поли-страницы и этими самыми уже затрудняютъ задачу присяжныхъ. Присяжные же, съ своей стороны, не ограничиваются иногда въ ответе однимъ утвержден!емъ или отрица-шемъ, а, прибавляя слова, поясняющая ихъ мысль, отверга-ютъ некоторые изъ фактическихъ признаковъ; оказывается, что признаки существенны и выходить сумбуръ, среди котораго присяжные и судьи перестаютъ окончательно понимать другъ

    *) Непонимание мотивовъ присяжныхъ не есть только фраза съ моей стороны. Приведу следующей примЬръ иаъ собственной практики. Одно время бывшая канцеляр!я министерства юстицш требовала особенно назойливо отъ провишральныхъ бргановъ свЪд-Ьшя о «вероятныхъ причинахъ» оправдательныхъ прпговоровъ присяжныхъ заседателей, о которыхъ она узнавала по донесешямъ нашимъ или по сообщешямъ статистическаго отде-лешя министерства. Я пробовалъ сперва отвечать на эти вопросы по мере сообразительности, но затЪлъ, за.чЬтивъ, что я впускаюсь въ область га-дашя,— чтб особенно, разумеется, неуместно въ оффпц, альной переписке,— я сталъ отговариваться певеден!емъ. Такой ответь мой не понравился. Мне было объяснено, что такъ какъ я занимаю известное, довольно значительное служебное положение, то и долженъ обладать соответствующею проницательностью. Я остался при своемъ отказе. Тогда па меня посыпались громы, и я былъ самъ надлежащимъ образомъ подтянуть, хотя въ конце концовъ вастоялъ на своихъ заявлешяхъ о неведеши.

    **) Судъ присяжныхъ по новейшему германскому вакопроекту. Журналъ гражданскаго и уголовнаго права. Январь—февраль 1876.

друга». (Обращаю особенное внимаше читателя на то, сколько лЪтъ тому назадъ эти строки писались).
    «Каждый присяжный» продолжалъ я «понялъ бы вопросы въ роде сл'Ьдующихъ: «виновенъ ли дворпикъ въ томъ, что укралъ метлу у домовладельца? виновенъ-ли поваръ въ томъ, что изнасиловалъ горничную? виновенъ-ли нотар!усь въ томъ, что составилъ подложное духовное завЬщаше отъ имени умер-шаго ростовщика? и т. п.
    «Однако, такъ нельзя писать вопросы. На Micro слова кража, всЬмъ понятнаго, но которое есть будто бы юридическ!й тер-минъ, нужно ставить тайное похищеше съ цплъю присвоения себ>ь, что гораздо менее понятно. Вместо употреблешя слова изнасиловаше, подлогъ нужно изложить, какъ дЪло совершилось въ действительности, вводить въ вопросъ целую массу подробностей и т. п. Все это наводить на следующую мысль: законъ постановляетъ общимъ, кореннымъ правиломъ, что не-ведешемъ его никто отговариваться не можетъ. А между тЬмъ выходить, что текстъ законовъ, въ томъ числе уголовныхъ, написанъ въ такихъ темныхъ, неудобопонятныхъ выражешяхъ, такими премудрыми, кабалистическими словами, что необходимо переводить ихъ на обыкновенный общеупотребительный языкъ для того, чтобы они стали доступными понимашю не однихъ жрецовъ-юристовъ, но и простыхъ смертныхъ, для назидания которыхъ однако уголовный законъ преимущественно и написанъ?.. Если это такъ, то требоваше закона, чтобы пикто не отзывался незнашемъ его, оказывается просто плохою шуткою...»
    Двадцать летъ тому назадъ я думалъ, что унрощешемъ редакщи вопросовъ можно помочь горю (а за это время кас-сацюнная практика и все возрастающее случаи оспариватя состояшя вменяемости подсудимыхъ еще более усложнили редакции, а новыя псих!атрическ1я и уголовно-соцюлогическгя теорш—и самое производство съ присяжными).
    Теперь я и въ этомъ сомневаюсь, и — никогда не увлекавшись мыслями о «всемогуществе присяжныхъ», о «прему